"История продолжается" 2(3)

...Все смешалось в каком-то сумасшедшем вихре – дым сигарет, аромат ее волос, тусклый свет казенной лампочки, теплое дыхание, мягкие приоткрытые девичьи губы. И это было единственное Настоящее – единственное, ради чего стоило пройти через ад, сделавший его таким, какой он есть, таким, каким она его – совершенно невероятно, неожиданно, всего за каких-то двадцать четыре с хвостиком часа, – полюбила. Она как будто сумела развести руками серую пелену облаков, окутавших жизнь, открыла какую-то потайную дверцу, впустившую разом тепло, свежий запах весны и солнечный свет – будто ласточка, которая приносит весну на крыльях... А несколько секунд вдруг показались целой вечностью – вечностью, уместившейся в одно самое нужное на свете мгновение, и оно очаровывало собой, пьянило сильнее самого крепкого вина. Она казалась хрупкой и призрачной, готовой раскинуть крылья и улететь в любой момент, и потому было страшно к ней прикасаться – будто держишь в руках не женщину из плоти и крови, а саму Мечту, близкую и одновременно недостижимую. И вся прошлая жизнь вдруг оказалась фальшью, прелюдией к этому одному, Настоящему...

Он осторожно отстранился, в какой-то момент, ощутив, что еще немного – и это сумасшедшее тепло в груди просто-напросто разорвет сердце. Таня часто дышала, все еще не поднимая полуопущенных ресниц, из-под которых сияли счастьем самые любимые в мире глаза. Какое-то время мир еще кружился бешеной каруселью, а сердце все никак не желало успокаиваться.

— Обними меня, – тихонько попросила она. Он прижал ее крепче. – Я слышу твое сердце... – прошептала Таня, устраиваясь в его руках. Возвращаться не хотелось. – Разве можно полюбить за один день?

— Нет, – рассмеялся он, – не за один. Это было с нами всю жизнь, просто раньше мы его не замечали.

— Как же можно было не заметить? Это же – вся жизнь... сама жизнь...

— Самое главное всегда прячется, хотя и лежит на поверхности.

Таня уткнулась ему в плечо.

— Знаешь... я боюсь тебя потерять.

— А я тебя никому не отдам. Ты меня ни за что не потеряешь. Если сама не захочешь.

Она вздрогнула, будто от удара, и ухватила его за обе руки.

— Что ты! Такого просто не может быть.

— Вот и хорошо. – От ее волос веяло чем-то щемяще-родным, и ему не хотелось поднимать голову. – Ласточка... – прошептал он первое, что подсказали ассоциации. Слово было самым верным, самым подходящим. – Моя ласточка...

Таня сжалась.

— Ты чего?

Она улыбнулась и подняла на него сияющие глаза.

— Нет, ничего. Просто холодно.

— Холодно? Тогда идем обратно.

— Не хочу, – уперлась Таня. – Я не хочу, чтобы этот момент так рано закончился.

— Остановись, мгновенье, ты прекрасно! – улыбнулся Владимир. – Ничего, времени у нас предостаточно. А вот простужаться тебе не следует. Идем.

— А ты меня согреешь.

— Это образное выражение. Давай не будем экспериментировать.

Таня вздохнула и с сожалением поднялась.

— Ты первый, кого беспокоит мое здоровье.

— Странно... Ну да ладно. Радуюсь почетному званию и тащу тебя в квартиру. Сопротивление бесполезно, – заявил Владимир, подхватив ее на руки. Так они и возвратились – как раз к чаю.

— А вы чего такие? – удивилась счастливая Таня.

Андрюха вытирал руки стареньким полотенцем, а Эндра передвигала по столу чашки как будто стараясь создать неповторимый натюрморт.

— А мы ничего, – отозвалась она. – Мы тут просто разговаривали. А вы что так долго? Или решили выкурить разом все сигареты?

— А мы тоже разговаривали, – невозмутимо отозвался Владимир, усаживаясь за стол.

Рыжая побежала в коридор за печеньем. Андрюха принялся мешать сахар у себя в чашке.

— Ура, овсяное! – обрадовалась Эндра, стараясь развязать тугой узелок. Он никак не поддавался. Когда рыжая уже собиралась примериться к нему зубами, Андрюха отобрал у нее пакет и развязал узел сам. Эндра смущенно хихикнула.

Таня была раскрасневшаяся и немного смущенная. Владимир глядел как-то особенно тепло и спокойно. Эндра уткнулась в чашку, пряча улыбку. Дураку было ясно, что произошло на лестнице, пока они «курили». Зато Андрюха совсем как-то погрустнел. Тоже, видимо, догадался. Эндре было его жалко, но она так и не смогла придумать, как бы его утешить.

— А как мы будем спать? – перевела она разговор. – У меня один матрас и кресло. Оно, по-моему, раскладывается. Мы с Таней можем лечь в кресло, а мужчины – на матрас. Мы поместимся. – Она немного помялась и прибавила: – Вообще-то комнату тогда надо перегородить покрывалом. Но мне кажется, это лишнее…

— Да, мне тоже так кажется, – с чувством согласился Андрюха, оторвавшись от чашки. – А я думал, детдомовские над этим не заморачиваются. Ты ж детдомовская?

— Ну, да. Из приюта при церкви Непорочного Зачатия Девы Марии, вообще-то. – Эндра вспыхнула. – Вот, только не надо так на меня смотреть! Я не монашка. Я, вообще, оттуда сбежала, когда мне было тринадцать. Все сразу та–акие глаза делают… а чего такого, собственно?

Владимир так стукнул чашкой по столу, что все моментально примолкли и даже подскочили от неожиданности.

— Что? – спокойно осведомился байкер, в ответ на коллективный растерянный взгляд в его сторону. – Это я случайно уронил. – И, не дожидаясь, пока все опомнятся, перевел разговор в другое русло:

— Проще так – девки на матрас, а для нас и пола хватит.

Андрюха втихомолку перевел дыхание. Ему было стыдно за проявление эмоций перед Эндрой, но сдаваться он не собирался, и очень боялся, что места разделятся... в общем, по-другому.

— Мне на пол вам постелить нечего, – призналась рыжая. – Так спать жестко, а у меня даже еще одного одеяла вам нет. Только плед, но он тонкий – все равно на полу жестко.

— А спальник на что? – напомнил Владимир. – Не пропадем уж как-нибудь, не беспокойся. А чай и правда, хороший. Благодарю.

— Не за что, – Эндра обхватила бока чашки ладонями. – Чай настоящий, травяной. Его соседка дала, она цыганка. Ну, как хотите. Главное, чтобы все выспались. А я завтра достану еще один матрас. Или даже диван. Только не исчезайте, хорошо? – вдруг тихо попросила она.

— Ни за что, – авторитетно заявил Владимир. – Потому что теперь чай с меня.

По помещению пронесся едва уловимый вздох облегчения. На самом деле, каждый из них чувствовал себя одиноким – а одиночество сплотило их за короткое время настолько, что все они чувствовали, что обрели настоящих друзей. Одиночество, вообще, самый лучший крепежный материал. Таня вскочила, охнула от боли в ноге – но настроения ей это отнюдь не испортило.

 

 

* * *

 

 

Наутро компания, символически поспав два часа, кое-как все же коллективно заставила себя подняться. За исключением Владимира, который встал раньше всех и, похоже, вообще не уставал. Таня же, честно допив чашку растворимого кофе, который был у байкеров с собой, свалилась прямо на стол.

— Что-то мне как-то, это... – очень содержательно протянула она, поднимая помутневший взгляд. По лицу снова пошли алые пятна, дыхание сделалось частым, поверхностным и прерывистым. Таня виновато вздохнула. – Устала, наверное... простите. Можно, я немного посплю, а?.. Минуток двадцать...

Владимир тихонько зашипел, заставляя себя не читать лекции о вреде сигарет, кофеина и переутомления, а Андрюха неуютно завозился.

— Слышь, ты, это... – неуверенно попросил он. – Не помирай тут, а?

— Да что ты! – жизнерадостно возразила Таня, моментально вскакивая, рефлекторно хватаясь за сердце и героически изображая из этого жеста попытку неизвестно, зачем поправить вырез платья. – Я в полнейшем порядке. Это просто... ну, погода. И, в общем... ой... – Тут ее повело окончательно, и девушка едва не свалилась, но была оперативно перехвачена с обеих сторон – с одной Эндрой, с другой – Владимиром, которые оказались к ней ближе всех. Из-за  чего Таня смутилась окончательно и принялась по мере сил и возможностей, которых, откровенно говоря, у нее было не так уж и много, сопротивляться. – Ребята, ну вы чего, в самом деле... ну, напрасно вы так, честное слово...

— А давай ты ляжешь спать, а? – предложила Эндра. – Вот, смотри, ты ляжешь спать, вы, – она мотнула головой в сторону Владимира, – запретите ей столько курить и пить кофе.

— Легко, – согласился Владимир, подхватывая Таню на руки.

— Ты чего! – слабо засопротивлялась она, утыкаясь ему в плечо и под шумок стараясь как-нибудь устроиться, чтобы не так резало сердце.

— Можешь ничего не говорить, – уведомил Владимир. – Я все равно не стану слушать.

Это он договаривал уже из комнаты.

— А вы, – бодро продолжала рыжая, обращаясь уже к Андрюхе, – ну… э–э–э… ой, а сколько времени?

Андрюха встряхнул запястьем, и поглядел на часы:

— Половина девятого.

— Сколько?! – аж подскочила Эндра и вылетела в коридор. Правда, через минуту она снова появилась на кухне, на ходу натягивая джинсовку, перекидывая через плечо ремень сумки, допивая чай и шнуруя ботинки. И все это одновременно.

— А во сколько тебе было вставать? – полюбопытствовал Андрюха.

— В половине восьмого, – тяжко вздохнула Эндра.

Потом похлопала по карманам и выругалась.

— У меня денег на метро нет, – расстроилась она. – А вы это… ну… – рыжая смутилась и поглядела на Андрюху, – не можете мне одолжить? Я отдам.

— Из чего, интересно? – цинично хмыкнул байкер, шаря по карманам в поисках денег.

— Ну, заработаю, – заверила Эндра.

— На. Тут хватит, – Андрюха взял ее за запястье и всыпал в ладонь горстку мелочи. – Вернешь потом как-нибудь, – великодушно прибавил он. – Ну, как сможешь.

— Спасибо.

Эндра ссыпала монетки в карман. Поправила на плече ремень сумки.

— Ну… я пойду?

— Счастливо, – кивнул Андрюха, берясь за чашку – ему-то кофе не был противопоказан.

— Ага, – потопталась рыжая. – Пока… Я вернусь… часа в четыре.

— Ладно, – байкер поглядел на замявшуюся рыжую и сообразил: – Ты чего это, боишься нас в квартире оставлять, что ли?

Эндра от такого заявления хватанула ртом воздух и уставилась на Андрюху с таким выражением, что он поспешно замахал руками:

— Шучу я, шучу! Ты просто так топчешься…

— А вы так не шутите… – голос у Эндры подозрительно дрогнул.

— Ну и не буду, – примирительно согласился Андрюха. – Ладно тебе. Пошли – я покурю.

Они вдвоем вышли на лестницу. Байкер достал сигареты и щелкнул зажигалкой.

— Будешь? – протянул он пачку Эндре.

— Не, – отозвалась она. – Я пошла, пока. А то опоздаю.

Рыжая бодро съехала по перилам небольшой лесенки, ведущей к входной двери, обернулась и весело помахала рукой.

— А ты и так опоздала уже, – в своем стиле попрощался Андрюха. – Ну, пока.

Эндра исчезла за дверью. На улице она остановилась около мотоциклов и осторожно потрогала руль Андрюхиного байка. А потом побежала к метро.

Владимир устроил Таню на матрасе и бережно укрыл одеялом, из-под которого немедленно выпросталась тонкая бледная рука и слабо обхватила его пальцы. Рука была хрупкая, почти прозрачная, и очень, очень холодная.

— Не уходи, – тихонько попросила Таня.

Владимир устроился подле нее на полу.

— Не уйду, – пообещал он. Таня слабо благодарно улыбнулась и прикрыла глаза.

— Я сейчас посплю немного... – прошептала она, – а ты меня разбуди, пожалуйста, минут через двадцать... хорошо?

— Хорошо, – внезапно охрипшим отчего-то голосом пообещал Владимир, сжимая ее руку, непроизвольно стараясь согреть. Таня свернулась калачиком, прижав к губам его пальцы.

— Спасибо... А знаешь... я всегда мечтала пожить немного на море. Не на войне – а просто так. Там так красиво... а рассветы какие... Ты был на море?

— Был, – отозвался он. Рука вздрогнула. Он свободной рукой погладил ее по волосам. И вдруг вспомнилось, как на фронте вот точно так же держал за руку умирающего друга и обещал ему, что все пройдет, что война закончится, рассказывал, как они вернутся домой, как обрадуется жена, как бросится на шею отцу восьмилетний сын. Он все говорил и говорил, чтобы только не молчать, чтобы только умирающему не было больно и страшно. Воспоминания и ассоциации упорно лезли в голову, и хотелось заорать во всю силу легких, что это – другое, что те события больше никогда не повторятся.

Рука немного согрелась.

— Там красиво, правда? – тихонько говорила Таня. – Поехали как-нибудь... скажем, куда-нибудь на север... Там красиво... Вот, все говорят – север, скучно, а мне нравится... поехали, а?..

— Поедем. Обязательно поедем.

— Как время будет... – Таня так и не завершила фразу. Она уже спала. А ему было страшно пошевелиться, чтобы только не разбудить ее. Он слушал частое прерывистое дыхание, и каждый новый вдох казался чудом, бесценным даром Судьбы. Она не может умереть. Никогда. Просто не может – и все тут.

 

 

Андрюха докурил и вернулся в квартиру. Заглянул в комнату.

— Рыжий, – негромко поинтересовался он. – Ты кофе будешь? Или ты слишком занят?

— Если ты соизволишь принести мне кружку – тогда нет, не слишком, – невозмутимо отозвался Владимир, игнорируя сарказм. – Тише, разбудишь...

— Да я и так уже не дышу, – буркнул Андрюха, удаляясь на кухню.

Чайник был еще теплый, и он, ссыпав в две чашки кофейные пакетики, получил две порции завтрака.

— На. – Андрюха протянул Владимиру кружку, сам устроился рядом на полу и положил тут же пакет с печеньем. – Приятного аппетита.

— Благодарю, – отозвался Владимир, потянувшись за кружкой и стараясь при этом не разбудить Таню. – Ну, и чего ты такой злющий, позволь поинтересоваться?

— Я? – переспросил Андрюха, ломая печеньку. – Я не злющий, я обычный. Это тебе так кажется по контрасту с твоей дамой сердца. А рыжая умотала учиться, – перевел он тему. Снова ссориться с другом не хотелось. – Сказала, к четырем вернется.

— Я слышал, – отозвался Владимир. – Слушай, прекрати. Ревновать меня к женщине – это, как минимум, глупо.

Андрюха обхватил колени руками и поглядел на лицо спящей Тани.

— Рыжий, она долго не протянет, – уведомил он.

— Протянет. – В голосе Владимира было столько спокойной, нерушимой уверенности, что Андрюха невольно примолк. Знал бы он, что уверенность эта от самого начала и до самого конца ненастоящая.

— Не понимаю, с чего ты так решил, – пробормотал он минуту спустя. – А вообще, твое дело. И ни фига я не ревную, не выдумывай…

Ответить Владимир не успел, поскольку входная дверь отворилась, и в коридоре послышались шаги.

— О, рыжая чего-то забыла, – констатировал Андрюха. – Оно и неудивительно.

— Эндра, золотко, – позвал незнакомый женский голос. – У тебя масла нет?

В коридоре топталась средних лет невысокая черноволосая женщина в платке и широкой цветастой юбке. Она уставилась на очень колоритного в своей черной футболке с волками высокого Андрюху, который вышел из комнаты, и шагнула назад. А потом воинственно уперла руки в бедра.

— Та-ак. А ты еще кто такой? Я сейчас милицию вызову.

— Тут я, – появился Владимир. – Никого вызывать не нужно. Он сунул женщине под нос «корочку» и доброжелательно осведомился:

— Чем могу помочь?

— Рыжий, меня оскорбляют! – заявил Андрюха.

— Спокойно, граждане, сейчас разберемся, – хрестоматийно «ментовским» тоном заверил Владимир. – Только особенно не шумите, у нас тут больная спит.

Женщина удивленно уставилась на удостоверение, потом на самого Владимира, и поправила шаль на талии.

— Так вы чего это, Эндру арестовывать? А за что? Нет, брильянтовый, погоди! Где же тут справедливость? За что ее арестовывать? Ты погоди!

Женщина решительно встряхнула головой, и монетки, пришитые по краю головного платка, зазвенели.

— Хозяйка на учебе. А вы, гражданочка, что, интересно, вы делаете в чужой квартире? – перешел в наступление Владимир. – Заходите, как к себе домой, да еще и устраиваете скандал сотрудникам правоохранительных органов. Рад сообщить вам, что это, как минимум, административное правонарушение. Так что, будьте любезны, ведите себя прилично. А не то мы арестуем вас, и я, кстати, еще уточню у гражданки Анны Александровны, знает она вас или нет.

— Как же не знает, дорогой! – оскорбилась женщина. – Это ж соседка моя! Ты охраняй, да меру знай, – она поправила тыльной стороной руки платок и строго погрозила Владимиру. – Я тебе в матери гожусь.

— Не годитесь, гражданочка, – невозмутимо отпарировал «милиционер» Владимир. – Моя мать была не в пример разумнее вас. Зачем скандалы устраиваете? Нехорошо.

И вот тут в дверном проеме показалась проснувшаяся от разговоров Таня. Она была бледнее прежнего и держалась за стену.

— А что у вас случилось? – тревожно осведомилась девушка, хлопая длиннющими, тяжелыми со сна ресницами. – Что-то не так? – Подошла и коснулась руки Владимира, растерянно разглядывая сцену.

— Ты мне не хами, – осадила «гражданочка». – Я троих детей вырастила и еще двоих ращу.

— Похвально, однако вашего поведения сей факт отнюдь не оправдывает.

Андрюха незаметно подтолкнул Владимира плечом.

— Помнишь, – шепнул он, – рыжая про цыганку говорила? Ну, которая чай собирала? Небось, она и есть.

— Уважения у тебя нет, – гнула свое всерьез обиженная гостья. – Никто из моих сыновей так себе не позволит разговаривать с женщиной, да еще и со старшей.

— Должно быть, дело в том, что вы ведете себя с ними более вежливо.

— Да в чем дело-то? – не выдержала Таня. – Чего вы скандалите?

— Да разве я скандалю? – всплеснула руками цыганка. – Зашла всего-то масла попросить. Совестно тебе должно быть, дорогой! Мог вежливо объяснить? Я откуда знаю? Я захожу – хозяйки нет, а вас я не знаю! Я чего должна думать, а?

— Ну ладно, хватит, – неожиданно произнес Владимир. Таня ухватилась за его руку. – Никакой я не милиционер. Мы друзья Ани. А масло есть, вчера купили. В качестве примирения пойдемте лучше чай пить.

— Я сделаю! – немедленно вызвалась Таня, закашлялась и сползла по стене на пол, откуда и подняла виноватые глаза. – Простите! Я сейчас...

— Ты какого черта удостоверение не сдал? – зашипел Андрюха на ухо Владимиру. – Если тебя с ним повяжут...

— Кто повяжет? – улыбнулся байкер. – К тому же, оно у меня неофициально продлено до две тысячи двенадцатого года. – Он снова раскрыл корочку, в которой дата была незаметно подкорректирована. Андрюха покачал головой.

— Ну, ты художник... А почему именно две тысячи двенадцатый?

— Потому что дальше индейцы обещали конец света. Ласточка, вставай и спи дальше. Нечего тебе...

— Это как это так – вставай и спи? – хихикнула Таня. – Я стоя спать не умею.

— А придется, – заявил Владимир, бесцеремонно оттаскивая ее обратно в комнату. – Мы тебя позовем. И ничего интересного ты не пропустишь.

— Уже пропустила, – уперлась Таня. – Ты зачем милиционером обозвался?

— Надо же было как-то человека успокоить. Спать, кому сказал.

— Мне! А я все равно не буду! – Таня предприняла безуспешную попытку выкарабкаться из рук Владимира.

— Лежать, – деланно рассердился тот, натягивая на нее одеяло.

Тем временем цыганка с Андрюхой прошли на кухню.

— Все вы такие, никого не уважаете, – скорее, уже просто для порядка продолжала цыганка журить Владимира. – А уважать надо. Если человек больше тебя прожил – его уважать надо. Он старше. Он мудрее.

Она поставила на плиту чайник, достала еще одну чашку. Действовала цыганка уверенно, и явно хозяйничала здесь не в первый раз.

— ...А сейчас старших не уважают. Потому и мир рушится. Порядки есть. Традиции. Их соблюдать надо. Вот ты старших уважаешь? – обличающе ткнула она чашкой в Андрюху.

— Кто? Я? – распахнул глаза байкер.

— Ты.

— А у меня старших нет, – выдал Андрюха. – Я один.

— Ай! – отмахнулась цыганка. – Старших уважай. Женщин уважай. Жену и сестер защищай. Друзей не предавай. И все у тебя хорошо будет, черноглазый! Меня тетей Раддой зовут, – закончила она неожиданно.

— А вы могли бы и спросить вначале, прежде, чем всякие гадости обо мне думать! – вспыхнул обидчивый Андрюха.

— А по-моему, люди просто разучились видеть хорошее, – заметил Владимир, помогая Радде накрывать на стол. Таня все же вернулась.

— Я тоже чаю хочу! – заявила она, стратегически забиваясь в самый угол, откуда ее было довольно тяжело достать.

— Все равно! – уперся Андрюха. – Я ей ничего плохого не сделал – а она с порога меня уголовником обозвала!

— Ай, черноглазый, – погрозила ему Радда. – А что мне еще думать, когда вижу в чужой квартире незнакомых людей?

— А с самого начала вы не могли предположить, что мы – друзья рыжей? – не сдавался Андрюха.

— Так она никогда никого не приводит. Всегда одна живет. Садись, черноголовый. – Радда подвинула ему чашку. – Чай пей.

Все расселись вокруг стола. Владимир расположился рядом с Таней. Андрюха, видимо, смилостивился и принялся прихлебывать горячий чай.

— Один раз только приводила, – рассказывала Радда со вздохом. – Пустила кого-то переночевать. А с тех пор – ни-ни. Вот, вы первые.

— А что случилось? – поинтересовалась Таня.

— Ну, а чего случается, когда незнакомых парней к себе пускаешь? А дальше у нее сама спроси, а я сплетничать не стану, – пожала плечами Радда, подливая Тане чаю. – Ты кушай, милая, вон какая бледненькая. Заходи ко мне, я тебе травок дам полезных.

— Спасибо, – сказала Таня.

— А рыжая давно тут живет? – спросил Андрюха, который начал потихоньку оттаивать.

— Да нет, не очень, – Радда подперла голову рукой и поглядела на него. – Года полтора. Она стены в подъезде расписывала. Внизу, видали?

Андрюха припомнил роспись против входной двери во всю стену. Роспись изображала пылающий закат и на фоне него, на холме, двоих всадников. А солнце плескало жаром и теплом и медленно стекало за горизонт. И оно, и фигуры верховых, замершие в напряженном ожидании, казались даже более реальными, чем грязные стены и плиточный пол.

— И ей за это разрешили тут пожить. Только вы никому. А то ее вернут обратно.

— Куда – обратно? – Андрюха пожал плечами. – В детдом, что ли? А как же она тогда учится?

— Да я и не знаю толком. У нее, вроде где-то есть опекун. А она с ним не живет. Она толком не рассказывала. Но что ему вернут – это и так ясно. А она не хочет.

— Вот, бестолочь, – сказал Андрюха. Таня поджала ноги, устраиваясь поудобнее.

— Зачем? – удивилась она. – Она ведь совершеннолетняя, зачем ей опекун?

— Она-то? У нее в документах сказано, что будто бы с головой не все в порядке, а значит, опекун полагается. Только это вранье, – отозвалась Радда и удивленно посмотрела на Андрюху: – Почему это – бестолочь?

— А она по жизни бестолочь, – исчерпывающе ответил байкер.

— Вы тут общайтесь, – Владимир поднялся, – а мне нужно кое-что уточнить. Увидимся вечером. Ласточка, спать за столом невежливо. Рекомендую переместиться в комнату.

— Я не сплю! – встрепенулась Таня, которая успела улечься прямо на стол. – Я просто устала немного... А ты куда? Я тоже хочу на улицу.

— Это необязательно. Тебе лучше отдохнуть. В чем дело? Я же ненадолго.

Таня расстроилась окончательно и опустила голову.

— Секреты? Ну ладно...

— Да нет у меня никаких секретов! Просто не хочу тебя таскать в таком... в такую погоду, – оперативно исправил Владимир.

Таня оговорку, конечно, заметила, но предпочла не спорить при посторонних. Владимир накинул косуху, зашнуровал свои армейские ботинки и ушел.

Андрюха, Таня и Радда общались еще некоторое время. Вернее, общались преимущественно Таня с Раддой, а байкер пил чай и слушал. Потом, когда разговор перешел на типично женские темы – ушел курить.

Наконец, цыганка ушла, пообещав дать Тане нужных травок. Она жила в соседней квартире.

Таня порывалась вымыть посуду, но Андрюха, который боялся, что она свалится, отбил у нее это почетное право. Так что девушке пришлось снова устроиться на матрасе. Повертевшись немного, она принялась за Эндрины книжки; выбрала почти наугад «Легенды и баллады о Робин Гуде». Правда, дальше третей баллады не дошла – уснула.

Другие произведения автора:

Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах): 41

Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах): 38

Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах): 24