РОДНЫЕ

5 апреля 2019 — Григорий Хохлов

РОДНЫЕ

Прийти, могилам поклониться. Проехав через весь Союз,

Чтоб снова в детство окунуться, - Моей души тяжелый груз.

Без отца я остался рано. Лишь первые впечатления начали появляться в моей памяти, как родители мои расстались. Так и остались эти детские воспоминания на всю жизнь.

Жили мы тогда в Брянской области. Возвращался отец с сенокоса, увидел меня, встречающего, посадил на телегу и погнал лошадь. Бежали за ней мать и бабушка, просили остановиться, но отец только смеялся: «Казак растет, пусть привыкает». Хороший был он плотник, с детства не расставался с топором, еще от деда и отца перенял он это искусство. И помню я: получил он деньги за дом, что построил, и угощал всех детей конфетами, мне полную шапку насыпал и сестре тоже. Угощал и мужиков водкой. Матери это не нравилось, больно щедрый был отец, мог и последнюю рубаху свою отдать. Прав он был или нет - я не знаю, но теща его, моя бабушка, ни слова за свою жизнь про него не сказала плохого.

И помню еще: взял он меня купаться на пруд, нес на плечах и вроде уговорил меня в воду залезть, но как подошли, я отбежал далеко от воды и издали смотрел, как он нырял со свай от моста. Светило яркое солнце, и он хорошо вырисовывался на фоне неба, весь в каплях воды, богатырского сложения, с добрым широким лицом, - так он и остался в моей памяти на всю жизнь. Я не знаю причин, но уехал он в Орловскую область, на свою родину; вскорости появилась у него новая семья, и больше я его никогда не видел.

Только в 1968 году мы всей семьей приехали на его родину и пришли на кладбище, проведать могилу отца.

Мать плакала на могилке, мы с сестрой Валей стояли рядом, было нам по 14-15 лет. Дул теплый ветерок на вершине высокого холма, что-то рассказывал нам, горестно качали головами васильки у могилы, а мы ничего тогда не поняли, видно, время не пришло. Недалеко от кладбища стрелами взметнулись в небо кедры, и это нас с сестрой удивило тогда. Посадил их еще до революции один помещик или просто ученый человек – естество- исследователь. От дома его остались одни развалины, но и тогда еще чувствовалась красота постройки.

А кедры никто не тронул, так и радуют они, удивляя глаза любопытных людей.

Родных братьев и сестру по отцу мы тогда увидели издалека, и то на какой-то миг: утащила бабка их с наших глаз подальше. Не радостно было дяде Володе, тете Зине, тете Оле, дяде Егору, а дяди Паши уже в живых не было тогда. Только нам, детям, было чем заняться, двоюродные братья и сестры, все мы быстро перезнакомились, и у нас уже были свои дела и разговоры. Сразу пошли купаться на озеро, чтобы закрепить дружбу.

Теплая вода ласкала наши тела, навстречу нам, расстилая коня по склону холма, летел Ленька Хохлов, атаман разбойничьей ватаги - сын дяди Володи, наш двоюродный брат.

С коня летела пена, чуть не загнал его Ленька. Красивый, смуглый, черные волосы развевались за плечами, зачинщик всех проделок в округе, опекал нас до самого отъезда. Жили мы у тети Зины. Дом ее находился далеко в стороне от села, кругом был простор, сколько глаз хватало. Ночевали в шалаше на сене все вместе двоюродные братья и сестры: Наташа, Коля, Витя, маленький Сережа, Толик Суворов - сын тети Оли и я с сестрой. Каждый вечер приходил к нам Ленька с ватагой деревенских ребят, те быстро перезнакомились с нами. И я помню, взяли нас «городить». Что за праздник, я не знаю, но помню, что как стемнело, мы все вытаскивали из дворов деревянное на улицу и строили там баррикады, пока спали хозяева, у некоторых подпирали дверь в домах. Кое-где встречали ватагу и выстрелами из ружья, отпугивали таких гостей. До утра продолжалась вся эта кутерьма, лишь восходящее солнце прекратило веселье.

А Наташка какая красавица была: черноокая, зубы белые-белые, а хохотушка, каких мало. Сколько парней деревенских сохло по ней, но не замечала она никого. Помню я ее серьезной в дедовском саду, всего один раз, и на всю жизнь.

Самый большой сад в округе был, сам посадил и вырастил его дед наш. Дом уже опустел давно, а могилка хозяина в любимом саду.

Стояли мы все молча возле деда, и слов не было что-то сказать, только ежиха с ежатами спешила мимо могилки по своим делам да яблоки рассыпали старые деревья, угощали своего хозяина и внуков его.

Двоюродные сестры и братья, Мы стали все тогда роднее. Всю жизнь прожить бы так, Но судьбе всегда виднее.

Гнала тетя Зина лошадь во всю прыть вслед за автобусом, что увозил нас от нее. Мчалась она стоя, нахлестывала лошадей, растрепались ее волосы, а слезы застилали глаза, будто чувствовала, что это последняя ее встреча с нами. Приехали мы домой на Дальний Восток, а следом пришла телеграмма, что не стало красавицы Наташи, повесилась она в доме деда нашего. Слегла тетя Зина от такого горя. Еле оправилась от болезни, но долго не жила, весь мир для нее опустел, а тут новое горе - сын Витя умер.

И нету Виктора в живых,

И смерть его трагична.

Ее он встретил на ногах И так уснул навечно.

Ничего уже не могло вернуть ее к жизни. А как она жизнь любила! Помню, с нами даже футбол гоняла. Все плакала, когда видела меня: «Вылитый отец растет», - видела своего брата во мне, любила его сильно. Таких добрых людей мало на свете, но долго они не заживаются

почему-то, я уже заметил это.

Быстро пролетело время. 1990 год на календаре.

Мне тридцать семь уже,

А было лет пятнадцать,

И вот нам свидеться пришлось,

Не узнают двоюродные братья.

Не знаю, почему так получилось, но двоюродные братья оказались ближе, чем родные по отцу. Жили все они в Орле, но встречались редко. Я переписывался с братом по отцу - Серегиным Сергеем, к нему и приехал, как раз в день своего рождения. Познакомился с соседями и узнал, что брат в больнице с переломом ключицы лежит, жена его на работе. Не дали мне скучать Нина и Александр, накрыли стол, и зазвучали тосты в мою здравицу. Затем взял Саша такси, и полетели мы в больницу к брату. Никогда не виделись, но узнали друг друга, много было общего у нас, да и кровь сказывается. Встреча была радостной, но долго я у них не прожил в доме, не стал стеснять семью. Другая сестра, Валя, жила далеко от го-рода, Алексей и Татьяна Серегины в родном селе, и подался я к двоюродным братьям.

Скоро все собрались за одним столом со своими семьями, почти все Хохловы, только Леньки не было, работал он. Так я и не узнал никого: все богатыри, один к одному. Толик Суворов весь в белых кучеряшках, всем уже за тридцать, а брат родной так и не пришел, жена не захотела или что другое, я не узнавал, но есть свои причины. Коля и Сергей все свободное время были со мной - дети тети Зины, так и не дождалась этой встречи она.

Стояли мы с Сергеем у ее могилки, и не было слов что- то говорить, лишь осенний ветер бросал в лицо нам листья.

А рядом могилка Наташи, так и осталась она вечно молодой, улыбалась нам с фотографии. Дальше тети Оли могилка, дяди Паши, и уже пальцев не хватало, чтобы всех пересчитать Хохловых, лежат в один рядок, тут и камень заплачет - вечный немтырь.

Сергей-братишка, наливай.

Помянем родных немножко.

Здесь обрели они покой,

А нам он снится только.

А до могилки отца далеко, где-то километров пять идти, аж в другое село. Кто придумал села укрупнять? Сколько земли загубили и домов развалили, души тогда не считали, да и людей тогда тоже. Дошли мы до того места, где стоял дом тети Зины, а там ни дома, ни строений - дикое место, заросшее травой выше человеческого роста.

И нет колодца у ручья,

Остался родничок лишь малый,

Я из него напьюсь воды,

Приехав из далекой дали.

Попили мы водички, умыли лицо, и горько стало Сергею. «Пойдем, Григорий, дальше, не могу я долго у развалин быть, все дом перед глазами стоит». И сколько мы не шли дальше, везде пустые дома, брошенные усадьбы, и как мне сказал потом Алексей Хохлов: «Фашисты не сделали такого во время войны, за молоко и мед с дедом деньгами рассчитывались, что удивительно многим». О культуре это говорило. И вот сад, где похоронен дед. Место настолько одичало, что еле узнали его, а домов в округе вообще нет, страшно все это описывать. Постояли немного у деда, надо и отца еще успеть проведать.

Прости нас, дед, прости,

Земля тебе пусть будет пухом.

Твой будет сад еще цвести,

Не перевелась пчела над лугом.

К могиле отца нас проводила его вторая жена, меня она не знала, и разговора у нас не получалось. Молча подошли к оградке, а там уже три могилки: отца, тещи его и десятилетнего Коли, брата моего. Утонул в пруде братишка, на ключ попал, и сердце не выдержало. А вдалеке шумели кедры, еще больше вымахали за 22 года. Вот тогда я и решил, что приеду и посажу наши дальневосточные кедры на могилки родных и отца своего, хоть память останется от меня.

Сидели мы в доме Серегиных, что отец мой строил и отец Сергея, разговаривали с сестрой Татьяной, игрался я с племянником Мишей, тот маленький был еще, ничего не понимал, все мне что-то рассказывал. Должен был подъехать Алексей, но его не было, и двинулись мы в дорогу, не дождавшись его.

На трассе остановил Сергей трактор, что-то объяснял водителю, и вылетел мне навстречу Алексей, младший брат по отцу. Слезы текли по его щекам: «Братишка, не ожидал встретиться с тобой, а вот и свидеться пришлось». Только с армии пришел парень недавно, еще десантная подготовка сказывалась, и тельняшка грудь прикрывала. Обнялись крепко, да так и стояли долго, не находя слов. Говорил он, что отец сильно мучался от болей в боку, весь бок был пробит осколками от зенитки. А я так и не знал, что отец воевал, первый раз услышал, все думал: где отец был в войну? Все безотцовщины такие.

Уже в сумерках мы с Сергеем добрались до Алексея Хохлова. Солидный стал атаман, куда делась его разбойничья гибкость. Пошли мы все вместе к дяде Володе, его отцу. За семьдесят было ему, но держался крепко фронтовик. Тоже весь израненный войной, один из всей семьи живой...

Один дед на кучу внуков,

И того крепко поцарапала война,

За всех живи ты, дядь Володя,

Живи так лет до ста и более,

И за сестер своих, и за отца,

За прадеда, за дядек наших,

За всех своих родных,

Что век свой не дожили до конца.

Я благодарен всем своим родным за то, что встретили меня, поводили по родным местам, где я ощутил всю трагичность жизни и быстроту времени, летящего неумолимо вперед.

Смогу ли когда-либо посадить кедры у могилок близких мне людей? Ведь уже пятый год пошел, как я снова уехал с родины отца и деда своего. А времена все хуже и хуже, до того ли мне будет и что ждет нас всех в ближайшем будущем - большой вопрос.

Ведь в сердце нет умерших,

Пока хоть кто-то жив из нас,

Как нет безвременно усопших,

Мы доживаем жизнь за Вас.

Работаем и праздники встречаем,

Детей растим и говорим о Вас,

И трудности порой преодолеваем,

Но часто в жизни не хватает Вас.

12 января 1995 г.