ЗА МОЛОДЫМИ

                                ЗА МОЛОДЫМИ

Весело отстукивали колеса на стыках свою веселую, но для нас непонятную песню, поезд мчался на запад, ехали моряки за призывниками. Все осталось позади: и Владивосток, и смотр одежды, и другие мелкие неурядицы. Шесть моряков и три офицера - вот и все посланцы Тихоокеанского флота. Офицеры ехали в купейном вагоне, и моряки были предоставлены сами себе, лишь изредка навещали друг друга.

Быстро перезнакомились все в вагоне, да и моряков нельзя было не уважать: ехали с гитарой, вели себя достойно. А один товарищ Жора Радов, по специальности химик - есть такая специальность на лодке, каждое утро с пузатым чайником, где только урвал такое чудо, оставалось для нас загадкой, может, где купил у старушки на станции, может... короче, загадка - обходил все купе и сердобольно угощал всех чаем. Жорины толстые губы расплывались в милой улыбке, чайник ворожил всех своей красотой и чистотой, отказаться от угощения было невозможно. Часто ходил Жора с дружеским визитом по всему вагону, из купе в купе, и люди уже радовались его приходу, угощали, чем только могли, а как моряки сто-сковались по домашнему, кто не служил, тот не поймет.

Раскрасневшийся, часто навеселе, возвращался он из своего похода, угощал товарищей и чистил свой чайник, свое сокровище. Моряки только подшучивали: «До дыр не протри чайник, чем брешь заделывать будешь, все подручные средства на лодке остались». Но Жору это ничуть не смущало,

порядок есть порядок. Лыков стоял у окна вагона и думал: «Два года службы прошли, а еще ничего хорошего не видел, все в труде, все в поту, а тут солдаты домой едут, такие счастливые, поневоле позавидуешь».

А еще дал телеграмму домой, чтобы мать встретила, подошла к вагону. Встретила сестра. Мать уехала на курорт, по болезни дали ей путевку на работе, чтобы отдохнула. Дал телеграмму на курорт, что находился в Свердловске, но шансов на встречу почти не было.

Тихо дотронулась рука до плеча Лыкова: «Володя, что так тоскуешь? Будь веселей». Рядом стояла девушка, две подруги ехали с Шикотана, где работали по вербовке. На край земли русской забрались из далекого чувашского села, что на берегу Волги, и вот возвращались домой. Быстро они сошлись с моряками, весело было Альбине и Нине, так звали подруг, с моряками ехать, да и солдаты замучили своими приставаниями, стройбат, пьяные и, порой, обкуренные, просто наглели, и некуда было деться, вот и нашли себе защитников среди моряков. Не нравилось это солдатам, ходили рядом и поскрипывали зубами, только мелькали их пьяные рожи. Чем понравился Лыков Альбине, он не знал, но тянуло его к девушке, не мог он слушать без улыбки ее милый с акцентом разговор. «Чему улыбаешься?» - спрашивала Альбина у Володи, глядя в его голубые глаза. - «Разговариваешь красиво», - обнял и поцеловал в щеку Альбину Володя. Та доверчиво к нему прижалась: «Какой ты хороший, Володя, я не поверю, что у тебя нет девушки, такой сильный и красивый, наверное, меня обманываешь?..»

Крепко поцеловал Альбину Володя прямо в горячие доверчивые губы, и совсем потерял парень голову. Да и Альбина не отходила от Лыкова ни на шаг, все вместе, где-нибудь в стороне от всех воркуют, что два голубка.

Все в вагоне заметили эту дружбу и рады были за них, и друзья не подшучивали, поняли, что сейчас не до шуток, ни к чему они. «Приезжай к нам в село, - просила Альбина, - знаешь, какое у нас пиво хорошее, сами варим. Буду для тебя пиво варить, сама буду тебя угощать, только приезжай».

Счастливо смеялся Лыков: «Буду, как чайник у Радова: толстый и ленивый, зачем тебе такой муж нужен». - «Ты хороший, Володя, ты не можешь быть плохим и ленивым», - чуть не плакала Альбина.

Не мог быть безразличным к ее доброте и детской наивности Лыков, и он не скрывал своих чувств от Альбины.

Собрались девушки в ресторан идти обедать. «Я не надолго, Володя», - будто оправдывалась Альбина. «Я скоро приду, подожди немного», - и поцеловала изумленного Лыкова прямо в глаза, тоже не скрывала своих чувств девушка, да и зачем скрывать их?

Ребята ушли покурить в тамбур или в другой вагон, а Лыков так и сидел задумчивый возле окна, думал о чем-то своем. Мимо прошли двое здоровых солдат и с ними Молотов, самый низкорослый и слабее других моряк. Странным показалось все это Володе, что за дружба такая у него с солдатами? Но что-то долго не было Молотова, а из тамбура слышался непонятный разговор. Понял Лыков, что здесь что-то не так, и двинулся в тамбур.

Двое солдат нависли над Молотовым, один держал его за глотку и что-то говорил ему ехидно, глядя в лицо.

Резкий удар Лыкова отбросил солдата на решетку окна, второй удар оглушил второго солдата, и принялся Володя обрабатывать, точно грушу, первого солдата, хорошо, что с детства занимался боксом, да и на службе не раз

брал перчатки во время отдыха. Резкий рывок за голландку сзади чуть не сбил Лыкова с ног. Голландка расползлась по швам и держалась на одном рукаве. Исчез Молотов, оставил спину без прикрытия, и ударил головой солдат изумленного Володю прямо в лицо, подло так ударил. Тут же резкий прямой удар опрокинул солдата навзничь, и снова принялся Володя обрабатывать первого солдата. Оглушенный от страха и боли, схватил солдат Лыкова за ноги и рванул его вверх, хорошо, что тот успел зацепиться за решетку окна. Упади он, то его уже ничего не спасло бы. Резким ударом ноги отбросил Володя солдата к своему другу, который уже пришёл в себя. Так и бился с ними Лыков в тесноте тамбура, благо, что они мешали друг другу, и Лыков спокойно доставил обоих. Но тут пришла подмога к солдатам, еще двое ворвались в тамбур вагона и всей своей массой прижали Лыкова к матрасовке с бутылками, что лежала поперек тамбура. Удары обжигали лицо Володи, не помогала никакая защита. Подобрал под себя ноги Лыков и залез на мешок, благо, двух моряков на себе таскал по кубрику ради шутки, и принялся пинками отбрасывать солдат, которые не ожидали такой дерзости. Но еще один солдат рвался в тамбур, в белой водолазке, явно обкуренный, он раздвигал всех солдат руками и орал: «Ну что же вы? Мочите его». Всех, раздвигая, он точно наплывал на Володю, упустить такого момента Лыков не мог, вложил в удар всю силу и прямым ударом в лицо отбросил солдата в конец тамбура, еле того друзья удержали. И снова закрутилась мясорубка, бились, уже не разбирая ничего, ослепленные яростью и злостью друг на друга служивые. Силы уже заметно оставляли Лыкова, руки, точно свинцовые, ползли вниз, сильно их настучали, столько ударов приняли на себя, не счесть.

Возвращалась Нина с ресторана, увидела такую бойню и ринулась в самую гущу и стала между Лыковым и солдатами. «Что вы делаете, звери, вы же убьете человека!» - чуть не рыдая, кричала она, а удары неслись через её голову и только придали солдатам ярости, хорошо, что Альбина задержалась в ресторане

Но тут ворвались моряки, вытолкнули обессиленного Лыкова в свой вагон и в один момент расправились с солдатами. Но бойня не закончилась, поезд остановился на станции, и все вылились на перрон, кучка озверевших людей, готовых вцепиться друг в друга. Но стали между ними офицеры грудью, и флотские, и армейские, и не допустили драки.

Отмывался Лыков, когда подошел милиционер. «Пойдем парень, надо отвечать за драку», - а тот стоял перед ним весь изодранный и тяжело дышал, и не было никакого желания возражать. Услышали люди, что ехали в вагоне, такие слова и ринулись на милиционера: «Ты что, ослеп, не знаешь, кого брать надо, или боишься, что тебя эти наркоманы прикончат. Если не оставишь парня в покое, то быстро на тебя управу найдем, не отдадим моряка, так и знай - не отдадим».

Расталкивая всех, летела Альбина, страх за Володю исказил ее лицо, слезы заливали ее глаза, растрепанная, она повисла у Лыкова на шее и целовала его. «Мой хороший, мой родной, нельзя тебя и на минуточку оставить одного, это я виновата, я больше тебя не оставлю одного, никогда», - и целовала, и гладила Володино лицо.

Все молча разошлись по своим местам, милиционер тоже убрался восвояси. Озлобленные моряки с нескрываемой ненавистью смотрели на блюстителя порядка, хорошо, что тот исчез. Тихо переговариваясь, сидели за столиком у окна Альбина и Володя, им никто не мешал. И тут в вагон ввалились двое солдат, пьяные и с гитарой. Солдат в белой водолазке был с огромным фингалом у глаза, они двигались в сторону Лыкова. Володя встал и перегородил им путь. «Ну что скажешь, опять?» - «Мочи его», - и резкий удар отбросил голову солдата, что грушу. «Извини друг, что сразу симметрии не получилось, это не одного толпой бить, а сейчас, очки в красивой оправе». И позорно бежали солдаты из вагона под одобрительный смех людей: «Так вам и надо, разбойничье пламя, покоя от вас никому нет». - «Ох, какой ты у меня злющий, - прижималась к Лыкову Альбина. - Теперь я буду тебя лечить», - достала какие-то мази и давай их осторожно наносить на царапины и ссадины своего друга. А тот ничего не замечал и не чувствовал боли, надел свою бескозырку на голову Альбине и только улыбался: «Какая ты у меня красивая, наверное, никогда тебя не забуду. Жалко, что еще год служить надо, а то бы рванул к тебе на Волгу-матушку, вырос у Амура-батюшки, а матушку так видеть и не довелось, выходит, сирота я.

Гуляли Лыков и Альбина по перрону, бегали по киоскам, покупали подарки для родных, что в селе остались, не с пустыми же руками домой ехать, чуть не через весь Союз.

Попалась группа солдат навстречу, но сошла в сторону. Узнал Володя своего крестника, первого его крестил в тамбуре, ему и больше всех досталась: нет лица, маска какая-то, все перекошенное от боли и опухоли. Смеялась Альбина: «Ну и рожа, днем испугаешься, не то, что ночью».

А вечером пришли солдаты мириться с моряками, набрали водки, весело домой ехали, уже хорошо выпившие. А что морякам зло держать? Дрался один Лыков, не опозорил флот и только. Выпили по первой, по второй, и начались у солдат разборки между собой. Один схватился за нож, явно в зоне изготовленный, и счастье, что успели моряки перехватить руку с ножом, а то, не дождалась бы мать своего сына из армии. Растащили солдат по их вагонам и уложили спать - вот такие дела, и такие бывают знакомства в поезде.

Видит Альбина, что расстроились моряки, пошла к себе в купе и достала из чемодана бутылку спирта, что берегла для дома. «Ну что, морячки, или в море не бывали, вам ли печалиться», - и поставила бутылку на стол. Улыбнулся Лыков: «Ты у меня умница, если дождешься, то женюсь непременно на тебе - лучше жены и искать не надо».

Счастливые, сидели Нина и Альбина в кругу моряков, слушали песни под гитару, некоторые и сами подпевали, закончились ихние мытарства, скоро встреча с родными, оттого так и радостно на душе. Но как подумает Альбина, что надо прощаться с Володей, так мрачнеет ее лицо: «Пойдем, Володя, в тамбур, поговорим». Стояли в тамбуре, крепко обнявшись, горели губы от поцелуев, а слов не находилось, да и зачем они были нужны, каждое движение было понятней слов. Ушел Володя спать к Альбине, спрятались под одеялом, и накрыла их ночь кое-как, а колеса стучали - ну и пусть, ну и пусть.

Завтра встреча с матерью, и расставание с Альбиной, и радость, и печаль, все вместе. Альбина улыбалась жалкой улыбкой, хотела подбодрить друга, но ничего не получалось у нее, того и гляди, расплачется сама.

Видит такое дело Радов, летит к ним, с пузатым чайником: «Чайку не желаете? И пирожное есть, и конфетки, чего пожелаете?» Поглядел на него Лыков, и осекся Радов, поплелся со своим чайником в другое купе: «Разбирайтесь сами, я вам не помощник». Достал Володя из чемодана тельняшку: «Возьми Альбина на память от меня, на море была, а грудь прикрыть нечем», - и грустно улыбнулся.

Расплакалась Альбина, уткнулась в плечо Лыкова и плакала, не стесняясь моряков и остальных пассажиров. «Я буду писать тебе, Володя. Я буду любить тебя всегда, мой хороший, мой самый лучший на свете». Лыков и сам стоял, чуть-чуть - и расплачется моряк, где еще он видел столько нежности и доброты, зато горя видел много-много.

Поезд подходил к Свердловску, друзья переживали, наверное, больше Лыкова, получила его мать телеграмму или нет. А Лыков просил ребят помочь Альбине и Нине донести до вокзала вещи, не бросать их, если его встретит мать.

А мать уже металась по перрону, ждала поезда. И никак на могла понять она, как сын мог оказаться так далеко от Владивостока. Что случилось с ним: он ведь не трус, не мог бросить службу, вот и разрывалось материнское сердце. Вышли морячки на перрон, все начищенные, наглаженные, при всем параде, и кинулась мать Володе на шею, целует его, плачет. Отодвинул Лыков немного мать: «Познакомься, это Альбина, моя невеста, после службы встретимся все вместе».

Не стали Альбина и Нина смущать их, двинулись в сопровождении двух моряков к виадуку. А Володя не знал, куда себя деть сейчас, не мог он раздвоиться. И не мог оставить мать одну, что бы быть с Альбиной.

«Что за царапины, что за ссадины?» - спросила мама у Володи, гладя его лицо. - «Да поезд рвануло резко, об поручень ударился Володя», - нашлись ребята. Подошли офицеры, поздоровались с матерью Лыкова. Похвалили Володю: «Служит он отлично, возможно, что скоро и в отпуск приедет», - и не было радостней слов для матери. - «Сыночек, как я рада, что у тебя все хорошо на службе».

А Альбина с Ниной стояли на виадуке, все видели и ждали отправления поезда, ветер трепал волосы у Альбины, и видел Лыков, что она плачет. Как хотелось ему приласкать Альбину, поцеловать - успокоить ее, а поезд уже тронулся. За поездом шла мать и тоже плакала. Снял бескозырку Володя и долго махал ею, пока поезд не набрал скорость. Все исчезло: и мать, и Альбина с Ниной, точно кусочек сердца оставил здесь Володя.

«Ничего, браток, перемелется - мука будет», - успокаивали его друзья. Служба есть служба.

14 января 1993 г.

Другие произведения автора:

Мои забытые сказания. Ягода малина

Доля казачья 6. Проклятие дракона

Мои забытые сказания. Кукушонок