Последняя переправа

Матвей Сергеевич тихо, словно боясь разбудить супругу, вышел из спальни и, прихрамывая на правую ногу, прошёл на кухню. Привычно сев возле окна, он достал из пачки «Казбека» папиросу и, скрутив гильзу, закурил. Голубоватый дым папиросы немедленно завоевал и без того прокуренную маленькую кухоньку, а тишина стала осязаемой и едкой.
Старик окинул усталым взглядом синие крашеные стены и вздрогнул от шума холодильника.
- Чёрт бы тебя побрал! – выругался Матвей Сергеевич, стряхивая с брюк пепел папиросы.
Посмотрев в пасмурное окно, он отодвинул серую занавеску с выцветшим рисунком. Во дворе,  готовясь к погрузке мусора в «утренний» мусоровоз, суетилось несколько дворников узбеков с георгиевскими ленточками на оранжевых жилетах. Дворники выкатывали мусорные баки, стараясь не задеть автомобили. Один из них заметил сухого хмурого старика в окне первого этажа и приветственно махнул ему рукой. Старик, не меняясь в лице, отпустил занавеску и, потушив папиросу, обратил свой взор на похудевший отрывной календарь 2012 года. Тяжело поднявшись с табурета, он сорвал с календаря листок с 7-ым мая и, скомкав его в руке, вновь сел на табурет. Новый день календаря возвещал о приближавшемся празднике Победы. 67-годовщину Победы Матвей Сергеевич намеревался отметить вместе с однополчанином Дмитрием Николаевичем Исаевым, приезда которого из Нижнего Новгорода он ждал ещё два дня назад.
Вспомнив о письме Дмитрия Николаевича, Матвею Сергеевичу вновь захотелось перечитать его. Думая о письме, он направился в комнату и достал с полки книжного шкафа большую резную шкатулку, подаренную ему с Ниной на «жемчужную» свадьбу. В шкатулке хранились документы, награды, несколько скромных украшений Нины и всё то, что стало важным на протяжении долгой жизни Матвея Сергеевича.
Открыв шкатулку, он сразу достал алую коробочку в которой хранил золотую Звезду Героя Советского Союза, которой был награждён в 44-ом году за переправу через Днепр в октябре 1943 года. Это была единственная награда, которую он носил на пиджаке каждое девятое мая. Бережно отложив награду, он извлек хранившиеся в шкатулке документы. На самом верху стопки различных бумажек лежала срочная телеграмма, состоявшая всего из нескольких слов. Перечитывать телеграмму Матвей Сергеевич не стал, а сразу разложил перед собой письма от Дмитрия Николаевича и открыл конверт с последним письмом, к которому прилагался детский рисунок Сашки, внука однополчанина.
«…Матвей, я буду в Москве к празднику. Обязательно буду. Сын обещался меня на машине привезти. Видать это наш с тобой последний Парад. Я совсем плох стал: левая рука отнимается. Давление то туда, то сюда скачет, аж земля под ногами плывёт. Но ты дождись меня Матвей, обязательно дождись…»
Матвей Сергеевич аккуратно сложил письмо вместе с рисунком и запихнул конверт под резинку в стопку остальных писем от Дмитрия Николаевича.
Старик присмотрелся к фотографии сына, которая находилась под письмами. Перевернув снимок, Матвей Сергеевич прочитал вслух написанные простым карандашом даты 15.03.1950-22.02.1985. Он задумался о том, кто бы мог поставить даты и вспомнил, что эту фотографию Нина отдавала для нанесения портрета в гранитную мастерскую, где изготавливали надгробную плиту для могилы Андрея. Матвей Сергеевич поцеловал пересохшими губами портрет сына и аккуратно положил его рядом с письмами. Следом за фотографией он извлёк свидетельство о его смерти на казённом бланке и подсунул его под снимок Андрея.
Некоторое время он последовательно доставал из шкатулки свой паспорт и паспорт Нины Сергеевны, пенсионные удостоверения, удостоверения участников Великой отечественной войны и наградные документы с несколькими медалями. Потрёпанные аптечные рецепты и выписки из истории болезни супруги он оставил без внимания, отложив их в сторону. На самом дне шкатулки покоился маленький кусочек клеёнчатой ткани, на котором были записаны данные новорожденного Андрея Матвеевича Дубинина и обручальные кольца, завёрнутые в носовой платок.
Подслеповатыми глазами он рассматривал потрепавшиеся и пожелтевшие вехи своей жизни и почувствовал, как слёзы наполнили его глаза. Рукавом белой рубашки он вытер слёзы и взял в руки телеграмму.
«Д.Н.Исаев умер. Инсульт»
Слёзы вновь наполнили его глаза. Матвей Сергеевич не выдержал и заговорил с супругой.
- Нина, слышь, Дмитрий Николаевич то мой, умер. Неделю назад письмо прислал, что приедет, а теперь вот… - тяжело говорил старик, чувствуя как чудовищная боль сковывает ему грудь. – Писал, что на Парад хочет в последний раз попасть, а вчера телеграмму от сына его принесли - умер. С нашей роты никого теперь кроме меня не осталось. Вот такие дела…
Матвей Сергеевич прошёл в коридор и, покопавшись в шкафу, вернулся в комнату и занялся приготовлениями.
- Знаешь, Нин, а я как чувствовал, что ничего уже не получится… - старик глубоко вздохнул и потёр правую ногу, в которую был ранен в военные годы. – Что? Да не молчу я, не молчу. День, говорю, сегодня пасмурный и нога ноет страшно… сил уж моих нету.
Матвей Сергеевич встал из-за стола и совершил несколько мучительных шагов по комнате, надеясь «размять» ногу, но боль стала невыносимой и он снова сел на стул, продолжая возиться с узлом.
- Ты смотри, не получается, а! Я такие узлы в Польше в сорок четвёртом с закрытыми глазами вязал, а теперь вот не получается, - злился на свою неловкость Матвей Сергеевич, пытаясь «укротить» грубую пеньковую верёвку. – Нин, слышь, а я в шкатулку залез, не удержался. Вот на столе всю нашу жизнь разложил. Жаль, что ты не встаёшь уже и посмотреть не сможешь. Андрюшкина фотография, бирка из роддома, кольца наши... Помнишь, как мы с тобой после войны поженились? А? Не помнишь!?
Матвей Сергеевич повернулся на стуле, пытаясь прислушаться к ответу жены, которая последние дни говорила едва слышно.
- Молчишь? Ну и правильно. Чего теперь вспоминать-то, - старик встал со стула, перекинув верёвку через спинку. Он открыл платяной шкаф и снял «парадный» пиджак с вешалки, который одевал только по случаям крупных праздников. Болезненной поступью Матвей Сергеевич вернулся обратно на стул и взял в руки Звезду Героя Советского Союза.
- Я тебе Нин не рассказывал, как мне тут один следопыт звонил? Нет? - надев очки, Матвей Сергеевич аккуратно расправил пиджак на коленях. «На глаз» отмерив сантиметр, он приколол награду так, чтобы нижний её край находился на уровне лацкана, - я говорит, вас по базе нашёл. Звезду просил продать. Я ему говорю, ты рехнулся, что ли совсем? А он ржёт, гадина, и талдычит: «Батя, я тебе лучшую цену предложу, а то у тебя её в крематории все равно сопрут». Двадцать пять тысяч предлагал… Сволочь!
 Руки Матвея Сергеевича задрожали и он выпил воды из графина, желая немного успокоиться. Совершив несколько глотков, он пришёл в себя и прислушался к едва различимому голосу Нины.
- Что? Андрюшка? Звонил? Да ты что, мать, он же умер… забыла что ли? Он в аварии погиб, - Матвей Сергеевич вспомнил похороны сына и закрытый гроб с изуродованным телом. – Мы уж его давно похоронили. Ты что, Нин? Совсем у тебя всё перепуталось.
Почти все приготовления были закончены. Матвей Сергеевич ещё раз аккуратно разложил документы на столе и надел пиджак. Осматривая мрачную комнату, в которой он предусмотрительно закрыл шторы ещё накануне, его взгляд остановился на небольшой иконе Богоматери, висевшей в углу над телевизором.
- От, опять двадцать пять! Ты уже спрашивала… сказал не пойду. Почему? Опять почему… Я говорю не с кем… Димка не приехал, умер он. Почему, почему, - в сердцах повторил Матвей Сергеевич. – Инсульт у него… умер он, вот почему! Телеграмму его сын прислал… я уж лучше с тобой останусь.
Матвей Сергеевич знал трепетное отношение Нины Петровны к этой иконе и, подойдя к образу Богоматери перекрестился и снял икону с гвоздя. Несколько минут он отсутствовал в опустевшей комнате молчаливой квартиры, удалившись в спальню к жене с иконой в руках. Вернувшись, он прошёлся по квартире и отключил все бытовые приборы, перекрыл газ и остановился напротив электрического щитка, желая отключить «пробки». Стоило Матвею Сергеевичу протянуть руку к щитку, как пасмурную тишину жилища пронзил телефонный звонок.
- Матвей Сергеевич это Надя Осипова, - в трубке раздался энергичный женский голос работницы социальной службы.
- Здравствуй Наденька, - тихо ответил Матвей Сергеевич.
- Матвей Сергеевич я сегодня к вам зайду пораньше, часиков в двенадцать. Мне на дачу хотелось с Мишкой хоть на денёк съездить. Вы наверняка завтра гулять пойдёте? Друг-то ваш фронтовой приехал? – не дожидаясь ответа Матвея Сергеевича, Надя продолжила говорить. – Я бы сегодня прибралась у вас, приготовила бы покушать на завтра и с Ниной Петровной посидела, а вы бы меня на праздники отпустили. Как думаете, Матвей Сергеевич? А то Мишка из Москвы совсем не выбирается. А!? Матвей Сергеевич, договорились?
- Конечно, Надя, приходи. Не звони только, дверь будет открыта. Ждём тебя, - Матвей Сергеевич положил трубку и посмотрел на часы. До прихода Надежды было ещё три часа.
Обесточив квартиру, старик подошёл к самодельному турнику сына, конструкция которого состояла из двух кронштейнов и приваренной к ним трубе. Подняв правую руку вверх он «попробовал» его на прочность и перекинул через перекладину верёвку, крепко привязав её.
Матвей Сергеевич принёс табурет и, закурив папиросу, сел прямо под петлёй. Краем глаза он заметил в зеркале отражение немощного старика с папиросой, сквозь дым которой золотым пятном блестела Звезда Героя.
- Да это Надя звонила! – Матвей Сергеевич крикнул сторону спальни. – Я, говорю, Надя звонила, комы мы ещё нужны то… Не слышишь уже ничего. Говорит, что хочет сынишку на праздники из Москвы вывезти. Сегодня пораньше придёт… Да не буду я дверь закрывать, не буду…не волнуйся…
В последние мгновения жизнь чёрно-белой кинолентой молниеносно пронеслась в его сознании, остановившись на последнем бесцветном кадре – отражении сгорбленного старика, застывшего с петлёй на шее…
 В начале первого, неистовый крик Нади Осиповой взбудоражил соседей. Узбеки, убиравшие двор, с удивлением смотрели на Надю, которая металась возле подъезда в ожидании приезда бригады скорой помощи и наряда милиции. Она не знала, с какой стороны дома подъедут автомобили и поэтому истерично смотрела по сторонам, вздрагивая каждый раз, как только до неё доносился шум автомобиля. Ей было страшно…
Совсем скоро прибыли сотрудники дежурных служб и направились в квартиру Дубинина. Надя порывалась вновь попасть к старикам, но сотрудник милиции остановил её и обессилившая Надя уселась на лавку во дворе, закрыв лицо руками и тихо всхлипывая.
- Крутой видать дед был, как-никак Герой Советского Союза, - крупный санитар среднего возраста сказал «молодому», вынося тело Матвея Сергеевича.
- Наверное, - спокойно ответил молодой санитар. - Стопудово, свихнулся. Сейчас таких полно.
- Ага, похоже. Бабка уже сутки как померла, а он никому не сказал.
- Странный народ эти старики…
- Ты, давай-ка, знаешь, помолчи! Доживёшь до таких лет, вот посмотрим тогда на тебя… умник нашёлся! - нарочито сурово сказал «старший» санитар и задумчиво добавил. – Звезду надо было бы снять… в крематории точно сопрут.
  

Другие произведения автора:

Пять дней из смерти Лерки. Глава 3

Кредитор. Глава 3. Герман и Полина

Кредитор. Глава 1. Назначение