Погружение в народ

 

                                                      Погружение в народ                                 

 

                                             Да здравствует то,

                                             благодаря чему, мы,

                                             несмотря ни на что!

                                                              (Зиновий Пещерный,1969)

 

Утром я проснулся заметно посвежевшим, лежал в постели и прислушивался к мыслям в голове, а также к другим проявлениям организма. Душа требовала встать и приступить к активным действиям на благо народа, тело же легонько ныло и постанывало, вымаливая достижения полного и безоговорочного выздоровления.

 

Пока эти вечные конкуренты внутри меня спорили, я лежал и вычитывал утреннее молитвенное правило. Во время обращения к Ангелу Хранителю: «…укрепи бедствующую и худую мою руку и настави мя на путь спасения» почти беззвучно открылась входная дверь, и на цыпочках в прихожую вошла Маша, она заглянула в палату «умирающего», помахала рукой и удалилась на кухню, откуда вскоре по квартире разлились ароматы кофе и блинчиков. На словах «достойно есть яко воистинну…» опять открылась входная дверь, о паркет прихожей грохнулись тяжелые ботинки, и в комнату вошел сияющий Юра. Он стоя дождался окончания молитвы, перекрестился и присел на стул у моего изголовья.

 

– Так как мы стали духовными однополчанами, – начал он жизнеутверждающе, – думаю, теперь можно взять тебя с собой в народ. Именно там я обычно восстанавливаю силы и черпаю энергию для дальнейших подвигов. Собирайся, поедем погружать тебя на глубину.

– А я? А мне можно? – В дверях появилась Маша. – Юрочка, ну, пожалуйста!

 

– Прежде чем ответить на твой непростой вопрос, Маша, ответь ты.

– Пожалуйста!

 

– Ты сможешь без обмороков и брезгливости слушать сквернословие, вдыхать аромат несвежих носков и перегара? А если нападут хулиганы, сможешь ли ты защитить нас и себя от ножа, кулака и залпа крупной дробью из двустволки?

– Не вопрос! – Кивнула Маша, порозовев. – Не забывай, с какими мужчинами мне посчастливилось общаться, они же меня всему-всему научили.

 

– Тогда ладно, – торжественно произнес Юра, – в таком случае и ты получаешь допуск к глубокому погружению в среду непростого народа.

 

Поднялся я с кровати, нетвердым шагом добрался до ванной, встал под бодрящую огненно-студёную струю воды. Затем, позавтракав, мы вышли из дома. Отклонив предложение Маши ехать на машине, Юра посадил нас на жесткие сидения электрички, и под мягкий перестук колес поехали мы в зеленые просторы. Юра пристроил рюкзак на багажную полку и сразу вступил в разговор с соседом, а я осторожно спросил Машу:

 

– Маша, так вы с Виктором выполнили своё обещание? Удалось войти в церковный ковчег?

– А как же, конечно, – прошептала она, положив легкую головку мне на плечо. – Мы с собой еще и Марину взяли. По дороге в храм нас, конечно, крутило… Знаешь, то паника, то страх накатывали. Но стоило войти внутрь, всё сразу прошло. Встали в очередь к аналою, исповедались. А потом батюшка нас допустил к причастию. Так что на следующий день мы причастились и стали счастливыми. Дня два, три всё пытались разобраться в своих ощущениях. – Она вскинула на меня сияющие глаза. – А потом вдруг как пошло-поехало! Марина уехала в Оптину Пустынь. Виктора вызвали к начальству и предложили командировку в Аргентину. Сейчас он готовит документы к отъезду. Ну, а я вот к тебе приехала, навестить, поблагодарить и попрощаться перед дальней дорогой.

 

– Как же так, Маша!.. – Я совсем растерялся. – Эта командировка, – спросил я со вздохом, – надолго?

 

– Да, года на три, а может и больше. Там у них ведь как? До полного завершения операции.

– А это опасно? Я слышал, у них нацисты после войны скрывались.

– Да, много там народу разного прижилось. Немало и наших эмигрантов. Зато есть храмы православные, и природа на русскую похожа. Мы как устроимся, вышлем тебе приглашение и билет на самолет – прилетишь и сам всё увидишь.

 

 – Маша, а ты сама сможешь приезжать? …Прилетать?

– Конечно,  – сказала она, погладив мою руку, – и прилечу, и звонить буду. Мы ведь с тобой друзья навеки, правда?

– Да, Маша, навеки…

– Ты, Арсюш, всегда со мной. Ты всегда у меня вот тут. – Она положила руку на грудь, там, где сердце. – Даже не представляешь, как ты близко. Я с тобой постоянно разговариваю.

 

– «И если Иван Иванович, который имел глаза чрезвычайно зоркие, первый замечал лужу или какую-нибудь нечистоту посреди улицы, – Юрий указал на препятствие на нашем пути, – что бывает иногда в Миргороде, то всегда говорил Ивану Никифоровичу: "Берегитесь, не ступите сюда ногою, ибо здесь нехорошо".

 

Мы шли по грунтовой дороге от платформы через поселок. Справа тянулись длинные деревянные и кирпичные бараки, слева утопали в садах частные дома. То и дело нам под ноги бросались играющие дети и собаки; мужчины, увидев Юру, приветственно махали руками, а женщины внимательно разглядывали одежду на Маше и криво усмехались. Юра беззаботно цитировал Гоголя и указывал на препятствия, встречающиеся на пути: лужи, свалки мусора и те самые «нечистоты посреди улицы», оставленные коровами, которых прогоняют по улице на выпас.

 

Наконец, мы подошли к оштукатуренному бараку, выкрашенному в оранжевый цвет, окруженному старыми липами и высокими кустами сирени и выслушали следующую цитату:

 

–  «Но самое замечательное в доме – были поющие двери. …  Я знаю, что многим очень не нравится этот звук; но я его очень люблю, и если мне случится иногда здесь услышать скрып дверей, … Боже, какая длинная навевается мне тогда вереница воспоминаний!»

Далее последовало медленное открывание входной двери, и, наконец, раздался тот самый вожделенный «скрып», плачущий и мелодичный. Внутри барака стояла тишина, пахло укропом, чесноком, табачным дымом и кошками. Мы прошли в самый конец коридора и оказались в просторной кухне-столовой, занимавшей четвертую часть дома. Здесь за столом сидели двое мужчин и насмешливо наблюдали за нами.

 

– Здравствуйте! – вежливо поприветствовала Маша.

– Постараюсь, – откликнулся бородач в тельняшке и в галифе.

– Я, в смысле, – будьте здоровы! – Она слегка опешила.

– Вы мне положительно льстите.

– Уверена, это делают все окружающие, – улыбнулась она, –  и совершенно бескорыстно.

– Что, думаете, с меня и взять-то нечего?

– Ну, в каком-то смысле…

 

– В таком случае, и вам не хворать. – Он встал, пригладил волосы, поправил черные очки, съехавшие на нос, и отвесил поклон: – Коля.

– Маша. Очень приятно. А это Арсений, мой брат, – представила она меня. – Здравствуйте и вы, – сказала Маша, подойдя ко второму мужчине, который молча улыбался.

– Василий, – сказал тот, уверенно схватил руку дамы, слегка повертел туда-сюда, прицелился и чмокнул в основание безымянного пальца.

 

– А мне ручку облобызать! – Протянул Юра свою лапищу, сохраняя свирепую серьезность на лице.

– С какой это стати? – возмутился дамский угодник, отталкивая мужскую руку. – Не-е-е, нам это без надобности.

– Если бы, не дай Бог, мы были бы американцами, я бы на тебя подал в суд за половую сегрегацию, и – поверь – выиграл бы не меньше миллиона.

 

– Как хорошо, что мы не они! – Облегченно вздохнул Василий, эффектно щелкнув широкой подтяжкой, на которой висели его широченные парусиновые брюки.

– Вот, от нашего стола – вашему! – Юра открыл рюкзак, достал пакет и водрузил на стол.

– Вася, возьми на баланс, – приказал бородач Коля. – Кто у нас сегодня на вершине пищевой цепочки? Чья очередь картошку жарить?

– Твоя, Коля! – печально выдохнул Василий.

– Ответ не засчитан!

 

– Тогда Юркина – он уже неделю как не жарил у нас ничего.

– Так меня и не было неделю! – возмутился Юра.

– Видите, он сам сознался, – обрадовался Коля. – Давай, Юрочка, занимай почетное место у плиты. – И сам взял картофелину и пустил на нее струю воды из-под крана.

– Когда закончишь мыть, – сказал Юра, сверкая столовым ножом, – дай мне знать.

Маша смотрела на них, иронично улыбаясь.

– Чем я тебе знак подам? – спросил Коля. – Видишь, у меня руки заняты, а на глазах очки.

 

– Кстати, почему?

– Во-первых, вчера опять смотрел фильм «Большой Лебовский» – я у него учусь позитивно относиться к неприятностям и всюду носить черные очки – это классно. А во-вторых, у меня воспаление очень радужной оболочки глаз.

– Тогда, – протянул задумчиво Юра, – моргни мне третьим глазом. Я попробую уловить тонкие вибрации твоего биополя и сделать соответствующие оргвыводы.

– Да бросьте вы спорить, господа мужчины! – воскликнула Маша. – Женщина вам поможет. – И без лишних слов отодвинула Колю от мойки и принялась за приготовление обеда.

 

– А вы чего такие кислые? – спросил Юра, пристально посмотрев на пару друзей.

– Как сказал великий Калашников или кто-то из нашего барака: «Страдающее сердце – орган внутреннего сгорания!» – изрёк Коля, подняв растопыренную ладонь на манер древнегреческого оратора.

– …А перегар по утрам – трагическое последствие, – добавил Василий.

 

– И кто же на этот раз заставил страдать ваши пламенные сердца?

– Знамо дело – Валька. Уж больно замуж ей хочется. Аж трясется вся! Как треска заливная. Юра, возьми её за себя замуж, а? А что, девка чистая, в баню по субботам ходит. А хозяйственная!.. Лучшая бражка и самые хрустящие огурцы – у неё! Правда, рука тяжелая, – вздохнул Вася, потирая несимметричную скулу. – Это в ней от переизбытка здоровья.

– Тогда начнем с лекарства, – сказал Юра, выставил пиво и разлил по граненым стаканам.

 

– За ушедшую молодость! Не чокаясь. – Вася привстал и вежливо, на полусогнутых, втянул пенистое содержимое стакана.

– Наше пролетарское гран-мерси, – ответствовал Коля, промокая вафельным полотенцем усы.

– Хорошие у нас гости! – констатировал Василий.

– Хорошие, – согласился Николай.

 

Тогда Юрий налил еще по стакану пенистой влаги и вопрошающе поднял глаза.

– Очень хорошие у нас сегодня гости! – сказал Василий.

– И верно, очень хорошие! – кивнул Николай, улыбаясь всем фасадом.

 

Мне досталось резать колбасу и наблюдать за подозрительным перемещением огромного рыжего кота в сторону тарелки с нарезкой. Он медленно по-пластунски «шел на запах», улавливая струю воздуха, исходящую от свежей московской колбасы, бдительно прижимаясь к стене, чтобы его не заметили. В это время пушистая черно-белая кошка возлегала на тумбочке в углу кухни и оттуда наблюдала за операцией, надеясь на свою законную долю добычи. В целях профилактики правонарушений, я отрезал два толстых куска колбасы и положил под нос кошке и коту – они сразу прекратили криминал и приступили к завтраку на законном основании.

 

Мое внимание переключилось на портрет Василия, висевший на стене, – небрежный набросок углем, нечто среднее между карикатурой и расплывчатой японской картиной суми-э, написанной тушью по мокрой рисовой бумаге.

 

– Это полотно гениального художника Анатолия Зверева, – сказал Василий, заметив направление моего пытливого взора. – Писал экспромтом – окурком папиросы марки «Север» на оберточной бумаге второго сорта из-под ливерной колбасы по цене 64 копейки за кило. Я с ним на ступенях Сорокового гастронома «жигулевским» поделился, а он в благодарность предложил: «Позволь тебя изувековечить!» А потом предупредил: ты его не выбрасывай, вот помру, эта картинка будет стоить как «роллс-ройс». А когда прочел на моем лице иронию, мэтр объяснил, что история живописи свидетельствует: чем более художника ругают и гонят при жизни, тем дороже после смерти становятся его картины. Так что теперь я богач! – Оглянулся по сторонам, смущенно кашлянул в кулак и исправился: – Мы теперь богачи!

Издалека, от входной двери в нашу сторону сначала по деревянному настилу пола, а позже по всем несущим конструкциям барака пронеслась дрожь. Все как один вскинули глаза на Василия.

 

– Претендент, – сухо отрезал тот.

– Претендент – на что? – полюбопытствовал я.

– Ох, на многое! Всюду найдется такой человек, которому много надо. Поэтому для сокращения времени на оглашение списка, просто – претендент!

В столовую вошла основательная женщина, лет от семнадцати и выше, улыбающаяся белыми крепкими зубами, полными бордовыми губами и округлым лицом. Она сияла всем сразу, при этом, мужчинам интимно, а Маше – вопрошающе.

 

– Вот я хотела спросить, – почти кричала она зычным голосом сильной молодой женщины. – Не, а чо такого! Меня послали, я бы сама ни за что!.. – Она подошла к Маше и, подбоченясь, обвела ее хрупкую фигурку атлетическим подбородком. – Вот это, что на вас – это где берут? Почем? И как называется?

– Господа, – воскликнул Василий, – позвольте представить: Бэла Альбертовна де Сад!

– Он шутит! – прыснула женщина. – Я Валентина Алексеевна Садовничева. – И снова обернулась к Маше. – Можно вас на минутку?

 

– А почему Бэла? – спросил я.

– Заметьте, фамилия «де Сад» сомнений не вызвала, – желчно отметил тот. – Бэла – в честь американки норвежского происхождения Бэлы Гиннес по прозвищу «черная вдова», убившей сорок два человека. Она выходила замуж, заводила любовников и убивала их ради страховки.

– А Альбертовна?..

– О, Альберт Фиш – знаменитый «бруклинский вампир». Его жертвами были мальчики, которых он насиловал, убивал и съедал. Считается, что именно он стал прототипом Лектера Каннибала, героя романа Томаса Харриса и многих последующих экранизации.

 

– Да, «Ганнибал» Ридли Скотта – это, конечно, шедевр! – сказал я со стыдом, будто признавался в позорной страсти. – После первого просмотра на ди-ви-ди, я смял диск с фильмом и выбросил в мусорное ведро. А потом, через месяц, купил лицензионный и смотрел еще раз десять, каждый раз открывая для себя что-то новое.

 

– Надо же, – сказал Василий с той же ехидной ухмылкой, – со мной было примерно то же. Только я, когда пошел по второму кругу, сделал эксперимент: записал фильм с телевизора на видеомагнитофон, вырезал сцены насилия – и получился глубокий психологический фильм. Открылись вдруг такие тонкие вещи, как абсолютное одиночество агента Клариссы Старлинг – там бедную девушку прессуют и копы и начальство, а страшный-престрашный Каннибал её… любит, да так романтично! А как там играет сэр Энтони Хопкинс! А прелестная Джулианна Мур!.. А красавчик Гэри Олдмен в своем ужасном гриме миллионера-извращенца! Помнишь, Лектер ему сказал: «Ты мне таким больше нравишься!» Спрашивается, мог бы позволить себе мультимиллионер сделать пластическую операцию и вернуть нормальную внешность? Так, нет – остался уродом по собственному желанию. Тоже своего рода психопатология…

 

– А чего стоит пятиминутный эпизод в опере?  – Вскочил я. – Для этих минут экранного времени пригласили гениального композитора, который написал замечательную музыку на сонет Данте, меццо-сопрано из Австралии, молодую и красивую. Декорации какие выстроили, со свечами под открытым небом!..

 

– А тот эпизод, где доктор Каннибал предупреждает полицейского Пацци: не предавай меня! Нечто вроде этого уже было с твоим предком – его повесили и распороли живот за участие в заговоре против Медичи. Но даже страх перед убийцей не переборол жадность, не остановил инспектора, за что он и поплатился жизнью в традиции своего рода, как Иуда. Нет, это шедевр! Жаль только, кроме Клариссы там все до одного психи. А впрочем, в наше время это вовсе неудивительно!.. Знаешь, Арсений, тут недавно по телевизору выступал бывший самый главный психиатр, так он сказал, что у нас 80% населения или «ку-ку» или уже на подходе, поэтому самая прекрасная мечта моей жизни – это элементарно не свихнуться умом!

 

– Во-во, – встрял Юра, – расскажи брату о своём, девичьем… прости, мальчишечьем…

– Но, пацаны, это тема не для легкой закуски под пиво – это вам глобальная проблема вселенского масштаба!

– А у нас и для вселенского всё готово: жареная картошка, селедочка, колбаса, огурчики, скоро курица с яблоками дойдёт, а там и борщ на закуску подоспеет. – Маша, не прерывая приготовления обеда, успевала говорить с Валей и наблюдать за течением нашей беседы. – Так что, начинайте!

– Ну, зачем так много закуски, дорогой и замысловатой! – проворчал Николай. – Лучше бы денежным довольствием…

– Как говорится: любовь приходит и уходит, а копейка рубль бережет! – поддержал друга Василий.

 

– Да! Я же совсем забыла! – всплеснула руками Валентина. – Вас ищет по всей деревне какой-то мужчина в белом костюме. Пока он заходил в дома и пытался узнать, где вы сидите, его машину разобрали на запчасти…

– Вот! – сказал невозмутимо Юра, подняв палец. – Вот к чему приводит самоволие! Я Борьку сюда не звал.

– Так что делать-то? – возмутилась Валя. – Такой мужчина пропадает! И такая машина!

– Ты, Валентина, Толика разыщи, пожалуйста, и скажи, чтобы машину восстановил, а Бориса проводи домой. Нам он тут ни к чему.

– Что, прямо до дома? Ух ты! Всё, я побежала! Маша, так ты привези нам платьёв, ладно!

 

– Ю-у-у-ра, – протянул я зачарованно,  – да ты здесь вроде как пахан!

 

– Авторитет, если точно, – строго пояснил Коля, внезапно перестав ёрничать. – Юра спас этот поселок от уничтожения. Заплатил все наши долги. Отстоял землю от построения на ней торгового центра.

– Это как же? – удивился я, помня традиционную нищету старшего брата.

 

– Сначала продал квартиру, оставленную отцом, купил себе однокомнатную: мне хватит, – смущенно пробурчал Юра. – А остальные средства направил на спасение родного барака. Ведь я тут родился и вырос. Ну, еще и завод подключил, стали селить сюда семейных рабочих. И жилищную проблему частично решили и отремонтировали ветхое жилье. А вообще-то здесь хорошо! Вы еще не представляете себе, как хорошо. Вот закончим торжественную часть, пройдёмся… Можете оценить. А хочешь, Арсений, переезжай сюда и живи. У меня в этом бараке две комнаты. Одна свободна – можешь хоть сейчас занять. Эти орлы, – он кивнул в сторону Василия с Николаем, – скучать тебе не дадут, и церковные службы не позволят пропускать. У них с этим строго, в любом состоянии в храм ходят, если не могут на своих двоих, приползут на четвереньках.

 

– Да, нам без Церкви жизни нет, – подтвердил Василий.

– Ну, ты расскажи, расскажи вашу историю.

– Сейчас, только давай, за стол сядем. Очень кушать хочется.

– Тогда мойте руки и обедать! – сказала Маша.

– Сразу «мойте», – проворчал Василий. – Вон поросята вообще не моются, а двести рубликов за кило стоят! У нас тут вполне лояльные отношения к микробам: мы не трогаем их, а они нас. И потом, если вдуматься, что есть вода? – Поднял он грязный палец. – Вода – есть прах водорода!

 

– Юр, а может мы этого грязнулю из огнемётика, слегка? – предложил Николай. – Я слышал, огонь – лучше средство от инфекции.

– Что это ты сегодня такой свирепенький у нас?

– Во-первых, а чего он тут манкирует! Ну и во-вторых, потому, что я голоден. Мужика – оно ведь как, ежели по-человечески – сперва накорми, а уж потом подвигов требуй!

– Ладно, читай!

 

После «Отче наш» и «Богородице, Дево» Юра перекрестил яства и питие, прозвучало «аминь» и едоки расселись по местам.

 

Попробовав всего понемножку, застольщики подняли глаза на Василия.

– Ладно, слушайте, – сказал тот и поднял лицо к красному углу с горящей лампадкой. – Господи, благослови! – Погладил морщинистое лицо аскета, выдержал подобающую паузу и начал рассказ: – После окончания политеха нас с Николаем распределили в НИИ. С полгода работали мы над составными частями какой-то секретной установки. Все это время за нами следили весьма серьезные дяди из «органов» – проверяли. Потом вызвали на самый верх НИИ и открыли нам страшную тайну: мы участвуем в работе над созданием психотропного оружия – компактным СВЧ генератором.

 

– Так он вроде существовал еще в тридцатые годы, – вставил я свое «веское» слово.

– Верно, но это были очень громоздкие установки, требующие огромных энергетических затрат. Если помните, во время Великой Отечественной войны под Винницей фашисты пытались использовать подобную установку, чтобы остановить наше наступление – да не вышло! …Попросту не хватило электрической энергии. Ну, и наступление наших войск не позволило подтянуть свои энергетические ресурсы. Зато во время тбилисских событий в 1989-м году довольно компактная установка на автомобильном ходу уже успешно участвовала в разгоне «выступлений трудящихся». Потом американцы с крыши своего посольства в Москве воздействовали СВЧ-излучениями на толпу во время путча 1991-го и довольно успешно. Были даже попытки облучать президента Ельцина, да его телохранитель Коржаков вовремя заметил болезненные симптомы подзащитного, приказал разобрать стены кабинета и нашел установку, генерирующую пси-лучи.

 

За окнами нашего барака собралась группа нетрезвых мужчин с двумя женщинами. Они громко смеялись, сквернословили и, судя по их словам, собирались зайти к нам в гости и устроить «разборку». Вокруг шумной компании прыгали две собаки и заливисто лаяли. Юра поморщился и встал было, чтобы выйти к дебоширам и угомонить, но Василий его остановил:

– Присядь, я сейчас попробую технически.

 

Он, не вставая со стула, дотянулся до выключателя на стене у окна и надавил на кнопку. Наступила тишина. Сначала взвизгнули собаки и, пригнув лохматые головы с прижатыми ушами, унеслись прочь. Потом притихшая компания стала крутить головами в поиске опасности, но ничего необычного не найдя, пожав плечами, с подавленным видом спешно удалилась со двора.

– Не волнуйтесь, – сказал Василий, щелкнув кнопкой выключателя. Показал пальцем на черную коробочку размером чуть больше мыльницы, укрепленную на подоконнике. – Это всего лишь бытовая установка для отпугивания собак и мелких грызунов. Продается в магазинах за восемьсот рублей. Те машинки, которые мы с Колей разрабатывали, могли не только пугать и разгонять, но и внушать определенные действия, мысли и команды. То есть, с их помощью можно управлять людьми. И не только! Например, читать мысли на расстоянии и внушать те, которые нужны… руководству. Словом, нас использовали для создания установок, с помощью которых можно подавлять личность и превращать человека в послушного киборга. – Он замолчал и вернулся к поглощению жареной картошки.

 

В столовой повисла гнетущая тишина. Может поэтому появление рыжего кота на пороге сразу заметили все, кроме Маши и Юры, сидевших спинами ко входу. Между тем, кот под одобрительные аплодисменты хвостом подруги на тумбочке подошел ко мне и положил к моим ногам неподвижную мышь.

 

– Только не вздумай его ругать и отталкивать подарок, – чуть слышно сказал мой сосед Коля. – Обидишь парня. Он тебе таким образом выражает благодарность.

 

Я нагнулся и погладил пушистую рыжую спинку хищника. Что делать с дохлой мышкой я еще не решил. …И тут раздался истошный визг! Я резко разогнулся, ударившись головой о столешницу, и, потирая набухающую шишку, уставился на источник резкого звука. Это была Маша!.. Она запрыгнула на свою табуретку и держала ноту «си» третьей октавы. Люди с котами смотрели на неё, удивляясь длительности и высоте звука.

 

– Маша! – крикнул Юра, обхватил лапищами хрупкую фигурку и бережно поставил на пол. – Сестричка, ты нарушаешь достигнутые ранее договоренности. Обещала же вести себя прилично в любой ситуации.

– Прости! Простите меня, пожалуйста, – запричитала Маша, – я ничего и никого не боюсь… кроме мышей… Простите еще раз!

 

– Мария, – строго сказал Юра. – А теперь возьми мышку и отнеси вон той красавице кошке. Исключительно из педагогических соображений. Исполнять!

– А может лучше мне это сделать? – предложил я свои услуги.

– Нет! Маша! – сурово отрезал Юра.

– Ну, чистый пахан! – прошептал я под нос.

– Я слышу! – предупредил Юра.

– Деспот…

 

Маша несколько раз вдохнула и выдохнула, побледнела, как бумага, встала и подошла к мышке. Присела и осторожно взяла грызуна за хвостик. Медленно, на вытянутой руке поднесла добычу к тумбочке и положила трупик перед мордочкой пушистой красавицы. Та обвела присутствующих томным внимательным взглядом: «Что, никто больше не желает деликатеса?», пристально посмотрела на меня и рыжего кота, сидевшего в центре столовой в позе сфинкса: «Что и правда, можно?», и только после этого приступила к пиршеству. Она так грациозно и аккуратно расправилась с лакомством, будто ела ростбиф с йоркширским пудингом ножом и вилкой в Виндзорском замке. Закончив трапезу, кошка еще раз обозрела общество: «Благодарю, было очень вкусно!» и только после этого приступила к туалету: тщательно вытерла мордочку, вылизывая лапку розовым язычком. Маша глубоко вздохнула: «Ну, что за умница!»

 

– Итак, вы разработали установку по зомбированию честных граждан! – вернул разговор в нужное русло Юра.

– Ага, да не одну! – кивнул Василий. – Но Господь нас остановил.

– С этого момента, пожалуйста, поподробнее.

 

– Сначала на испытаниях самой сильной установки умер начальник отдела. Потом стали один за одним сходить с ума и умирать испытуемые – солдатики. Потом в связи с нехваткой денег в стране прекратили финансирование нашей лаборатории. Мы с Колей стали безработными. Пытались устроиться на работу по специальности, но никто нас не брал. То есть сначала брали, а потом через неделю выгоняли, будто кто-то «сверху» давал приказ на увольнение.

Кое-как устроились в строительную бригаду – тут пригодились навыки, полученные в студенческих строительных отрядах. Встречались с бывшими коллегами и каждый раз узнавали о том, что один за другим сходили с ума и умирали наши друзья-товарищи. Нас с Николаем каждый раз после таких сообщений страх пробирал: а вдруг мы следующие! Но Господь свёл нас с Юрой, и он посоветовал обратиться к священнику в православный храм. После первой же исповеди страх пропал, а после Причастия и вовсе будто тучи разошлись и солнце вышло, да так и светит нам непрестанно.

 

– Про Дивеево расскажи, – напомнил Юра.

– Да, да, в Дивеево мы отправились в паломничество в первый же праздник преподобного Серафима Саровского. Народу тогда приехало со всех краёв – не меньше миллиона! Это был по-настоящему великий праздник, когда все тебе улыбаются, и не важно кто ты и откуда – главное, свой, православный. Мы обнимались с украинцами, сербами, немцами, американцами, поляками и даже австралийцами – все братья и сестры, все нас любят, и мы их. Мы там остались и пожили еще неделю, уже в тишине – народ после воскресной литургии разъехался и стало безлюдно и спокойно. Признаться, появилось у нас желание остаться там навсегда. Мы уже познакомились с местными жителями, такими же как мы парнями, которых привлек батюшка Серафим, и даже приглядели себе жильё и работу. И остались бы, если бы не слово, данное Юре: помогать ему здесь, на заводе и в поселке.

 

– Не отклоняйся от темы, – сказал Юра. – А ты, Маша, прекрати чистоту этим грязнулям наводить и тоже слушай.

– Да я уже все убрала, только чай поставлю. – Маша успела за разговорами убрать со стола, перемыть посуду и заварила чай. – А ты, Васенька, рассказывай, я очень внимательно слушаю. Правда!

 

– Там, в Дивееве, у Троицкого собора похоронен иеромонах Владимир Шикин. Очень любили его, многим он помог, даже экзерсисом занимался, нечистых изгонял. Нас местные парни приучили каждый день прикладываться к кресту, что на его могилке. А однажды увидели мы там мужчину, примерно наших лет. Он долго стоял на коленях, обняв крест. Люди подойдут, он отодвинется, чтобы им не мешать, обхватит голову руками, стонет, зубами скрипит. Приложатся паломники к кресту, отойдут, он обратно обхватывает крест, затихает, успокаивается – видимо, получал ослабление мучений. Так он там двое суток и просидел в обнимку с крестом.

 

Василий съел кусок торта, запил чаем, протяжным мычанием похвалил хозяйку и продолжил:

– А на третий день видим: идёт навстречу бедолага. Спокойный такой, улыбается… Мы подошли к нему, познакомились, разговорились. Оказалось – наш коллега, научный работник, только специалист не по психотронике, а по отравляющим веществам. У него такая же история: коллеги сошли с ума, умерли, а он сам «заболел на голову». Сказал, что души отравленных им людей окружают его и мучают. Только в церкви он и получает послабление. Эти «голоса» на него приступами находят. Особенно терзали во время праздника батюшки Серафима. Но после того, как все разъехались, он сподобился причаститься и «голоса» отступили. Во всяком случае, когда он с нами говорил, производил впечатление совершенно здорового человека.

 

– Как страшно-то! – прошептала Маша. – Какой хрупкий все-таки человек!

– Вот, вот! Именно такой реакции от нас и добиваются супостаты, – сказал Василий. – Мы тут с батюшкой на эту тему говорили. Тоже, знаешь ли, в приступе страхования пришли к нему в келью и давай панику нагнетать с помощью научных терминов. А он, надо сказать, прошел войну разведчиком, потом восемь лет в лагерях за то, что в роту бой поднимал не с криком «за Родину, за Сталина», а со словами: «Ну, братья, с Богом!»

 

– Нашелся в роте боец, которого командир своим телом от пули заслонил, – вклинился Николай. – Дело в том, что от ротного пули отлетали. Он был защищен благодатью Божией. За всю войну лишь одно легкое ранение! Вот он и прикрывал солдатиков собственным телом. А тот Иудушка в благодарность «заявил» на своего спасителя.

 

– Да, батя у нас великий подвижник, – подтвердил Василий. – Смиренный, тихий, радостный, будто уже душой в раю проживает. А здесь, на земле лишь телом, как апостол Павел, «потому что это лучше для нас». Так вот, что он нам сказал. Во-первых, по слову Исаака Сирина, «знания противодействуют вере». Именно суетные знания, которые уводят человека от веры в слова Спасителя, что «ни один волос с головы человека не упадет без воли Божией». Во-вторых, как говорил мудрец Соломон, «нет ничего нового под луной» – и эти попытки поработить человека с помощью новейших технических или химических средств – всё то же, старое как мир, соблазнение человека в раю змием: «преступи Божию заповедь и будешь как бог». Ничего нового! Что нам сказано в Библии?

 

– Ведь это книга, с помощью которой Бог-Слово истинным Своим словом говорит с человеком! – снова вклинился Николай.

– Верно, брат! – Кивнул Василий. – Нам сказано: «Если что и смертоносное выпьют, не повредит им» (Мк. 16, 18). Это касается и еды, и воды, и химических, и электронных воздействий. Мы обязаны ограждаться верой: «Не боящеся, – сказано, – ни единого страха» (1 Петр. 3, 6). Потому что эти страхи нагнетает враг. Это его тактика, это было всегда... А у нас один должен быть страх – Бога не оскорбить гордостью! Но этот страх Божий –«радостотворный», то есть, радость творит. Тебе враг предлагает пойти на грех, ты отклоняешь зло, сотворишь благую молитву – и вот тебе сразу и радость и, мир в душе!

 

– Как же нам повезло! – сказала Маша. – У нас есть Церковь – и это наша крепость.

– И больница, – вставил Николай и глянул на часы. – Однако, время, господа! Половина пятого!

 

– Да, – пробасил Юра, – встаем, благодарим и направляемся на всенощную в нашу поселковую крепость во имя Архистратига Михаила.

– Арсюш, – сказала Маша, взяв меня под руку, – еще раз: огромное тебе спасибо!

– За что, Машенька? – Я вспомнил, что она скоро улетит на край света, и меня как по сердцу резануло.

 

– За всё, – сказала она, поглаживая мою руку. – За эту поездку, за этих прекрасных людей, за то, что помог мне в Церковь войти, за твою верность… За всё.

Войдя в притвор храма, Василий с Николаем рухнули на колени, да так и остались «отрабатывать» епитимию до той минуты, когда священник смилуется и сам выйдет, пригласив зайти внутрь. Мы же с Машей и Юрием встали рядком и погрузились в невидимые волны благодатного света.

 

Вышли мы из храма уже на рассвете. От густой травы поднимался ароматный туман. Из густого облака появились сначала белый автомобиль, потом и его хозяин – Борис Станиславович. Он стоял, опершись на капот, руки сложил на груди, смотрел на нас исподлобья.

 

– Не, а что ты хочешь! – сказал Юрий. – Мы тебя не ждали. А что ж в храм не зашел?

– Куда мне, грешнику в рай ко святым! – пробурчал Борис. – Бабушка вас пригласила в гости. Слабеет она, хочет попрощаться.

– Ну уж только не сегодня, – протянул Юрий. – Как видишь, мы устали после бессонной ночи. Давай завтра, вечерком.

– Хорошо.

– Машину восстановили? – спросил Юра.

– Как видишь, – кивнул Борис. – Да еще масло поменяли.

– В качестве извинения и моральной компенсации… Какие люди, Боря!..

 

Маша включила крошечный спутниковый телефон и обнаружила несколько пропущенных звонков – все от мужа. Позвонила, ответила: «да, поняла» – и повернулась к Борису:

– Боричка, ты не мог бы довезти нас с Арсением до дома? Пожалуйста!

– Конечно, Маша, садитесь, – кивнул тот и распахнул перед нами заднюю дверцу. – А всё остальное пусть едет на электричке, – добавил он, исподлобья глянув на Юру.

 

– Что случилось? – спросил я, когда мы тронулись.

– Оказывается, мы сегодня вечером улетаем, – сказала она, виновато улыбаясь. –  Всё так быстро… А Виктор просил тебя поскорей привезти, чтобы попрощаться и дать кое-какие советы.

– Что, Маша, трудно жить с офицером кэй-джи-би? – съязвил Борис.

– Да нет, наоборот, многие проблемы решаются на счет раз. А в общем, ко всему привыкаешь. Надо, значит надо – и всё.

 

С полчаса я не мог справиться с острой тоской, которая вонзилась мне в сердце.

 

 О вы, идущие любви путями,

 Молю, взгляните сами,

 На свете есть ли муки тяжелей?

 Задумайтесь над этими словами –

 Узнаю вместе с вами,

 Где ключ во мне к обители скорбей.

           («Новая жизнь» Данте Алигьери)

 

Маша, почувствовала моё смятение, взяла меня под руку и прошептала:

– Ты помнишь, сегодняшнюю проповедь? Батюшка говорил о Ное, который построил ковчег и позвал людей, но они отказались. Те, кто вошли в ковчег был спасены от всемирного потопа, а остальные погибли. Он еще сказал, что христианские храмы строят в виде корабля, наподобие Ноева ковчега. Когда я слушала проповедь, все время думала, что для меня и моей семьи ты, Арсений, стал Ноем. Ты позвал нас в храм-ковчег, а мы вошли и теперь по твоей милости спасаемся. Ты понимаешь, Арсюш, ты – мой Ной! А я сестра Ноя. Спасибо тебе, братик любимый.

 

Белая машина быстро домчала нас по пустым утренним дорогам до города, лихо развернулась на асфальтовом пятачке рядом с нашим домом. Борис высадил нас, буркнул что-то на прощанье и тут же уехал.

 

Во дворе Маша, выйдя из машины, выслушала короткую команду мужа: «на сборы полтора часа, брать только самое необходимое» и удалилась в свой подъезд. А мы с Виктором присели на нашей лавочке в углу дома. Мне здесь было как нигде спокойно, а ему открывался «отличный обзор для контроля над ситуацией».

 

– Ты прости, Арсений, у нас как всегда аврал. Даже времени на прощание с друзьями нет. Так что давай поговорим здесь и сейчас. Во-первых, я оставляю своего заместителя по вопросам безопасности. Он будет охранять тебя и твое окружение. У него имеется генеральная доверенность на тебя. Теперь ты будешь моим представителем на заводе, то есть, считай, его хозяином. Тебе необходимо разобраться с одной проблемой. На заводе появился… как у нас говорят, крот. Большие деньги уходят на сторону. Тебе нужно его вычислить и тихо уволить. А сейчас я познакомлю тебя с моим замом.

 

Виктор едва заметно взмахнул рукой, из густого кустарника бесшумно выехала черная «волга», остановилась в двух шагах от нас. Дверца водителя распахнулась, и на асфальт опустилась нога в черном ботинке. Я поднял взгляд и увидел ничем неприметного мужчину средних лет, продолжавшего сидеть в машине, держа руку на руле, он только слегка повернулся в нашу сторону.

 

– Это Алексей Макарович, – представил Виктор зама. – Все называют его «Макарыч» и на ты. Он простой пост-советский человек. Правда, если нужно, свернет шею любому, одним движением руки и тихо. – Я невольно глянул на него. Нет, руки были обыкновенные. Руки как руки. – Так же товарищ имеет доступ к информации самого высокого уровня секретности. Если хочешь, это наш родной агент ноль-ноль-семь. По любому вопросу обращайся к нему, в любое время дня и ночи. Он будет ежедневно докладывать мне обо всём, так что я буду в курсе ваших дел.

 

Макарыч молча кивнул.

– Думаю, спрашивать о сроке командировки бесполезно? – поинтересовался я на всякий случай.

– Бесполезно, – кивнул Виктор. – Есть еще одна проблемка. Впрочем, вот и она, собственной персоной.

 

…Из-за угла выехал черный внедорожник и остановился в метре от капота «волги». Макарыч и ухом не повел, чтобы развернуться и освободить проезд. Из внедорожника выскочил возмущенный господин в вечернем костюме, готовый устроить скандал, но, увидев, наше общество, осёкся и даже изобразил легкий поклон.

 

– А это известный бандит по кличке Фрезер, – громко сказал Виктор. Ни за что бы не узнал в разъевшемся мордастом пузане прежнего поджарого хулигана.

– Простите, гражданин начальник, – криво усмехнулся тот, сверкнув белоснежными зубами, – отныне, законопослушный гражданин и аккуратный налогоплательщик.

 

– Ты это теще своей рассказывай, – тихо сказал Макарыч. – А с доходов от сбыта наркоты и торговли оружием ты тоже налоги аккуратно платишь?

– А вот это еще нужно доказать, а не пойман – не вор.

– Не волнуйся, доказательства есть и в любой момент они могут лечь на стол прокурора, – сказал Виктор. – Ты не зарывайся, дорогой, пока вы друг друга уничтожаете, ты еще побегаешь по земле, но стоит тебе хоть пальцем тронуть мирного гражданина, тебя сотрут, как ошибку в диктанте. Запомнил?

 

– А кто стирать будет? – ухмыльнулся Фрезер. – Насколько мне известно, вы изволите покинуть милую родину?

– Насчет этого не волнуйся. Я тебя откуда угодно и где угодно достану.

 

– Это что, на этом драндулете? – показал он пальцем на «волгу». – Да мой «мерседес» от него, как гончая от хромого пса, в два прыжка ускачет. Что-то после развала Союза вас не очень-то хорошо обеспечивают.

 

– Ошибаешься. Во-первых, «мерседес» не он, а она – эта марка названа в честь дочери одного из основателей фирмы. Во-вторых, наша «волжанка» для того и предназначена, чтобы за иномарками гоняться. А в-третьих, догонит тебя не автомашина, а скорей всего пуля снайпера или крошечный заряд пластида. Ты, кстати, давно проверял днище своей «немецкой девчушки»? Может, там уже установлен заряд размером со спичечный коробок? – Фрезер присел и пытался заглянуть под капот своего внедорожника. – Ладно, после проверишь, а сейчас пошел вон отсюда. Надеюсь, ты меня услышал.

 

Фрезер встал с колен, сел в автомобиль и спешно покинул территорию.

– Макарыч, ты меня понял? Насчет Фрезера и его шайки… Чуть что, малейший шаг в сторону криминала – даю тебе полный карт-бланш. Сотри его в порошок.

– Это без проблем. Сделаю, – кивнул ничем не примечательный человек в сером костюме.

– Ну вот и всё, – сказал Виктор. – Прости, Арсений, и прощай. И ни о чем не волнуйся. Все будет хорошо. Как надо.

– Прощай, – отозвался я и поднялся со скамьи. Я очень устал.

 

 

Другие произведения автора:

Таня, сумерки, свет

На Голгофе

Звериная боль