Носители кода, или День Х

                   Лучше быть хорошим человеком, 

                                                                          ругающимся матом, чем

                                                                                тихой, воспитанной тварью.

                                                              Фаина Раневская

Достаточно много зафиксировано случаев, когда в последний момент человек отказывается лететь на самолёте, или плыть на пароходе, хотя билет на руках, и остаётся в живых, потому как в день Х именно этот транспорт попадает в катастрофу. Обычно про таких везунчиков говорят, что они родились в рубашке. Пословица не напрасно молвится – это понятно. Но подобным выражением отдаётся лишь дань уважения народной мудрости. На самом деле никто не может объяснить истинную причину, из-за которой эти личности становятся носителями определённого кода, сохраняющего жизнь.

Как странно не звучало бы, но под землёй происходит точно также. Бывает, шахтёр проспал, или банально опоздал на транспорт – сохранил свою жизнь. В живых остался, а об этом удивительном факте будет народ судачить, храня память, как о чуде. Известна печальная давняя история, когда горнорабочего отпустила бригада; но лава легла, все погибли, кроме этого единственного везунчика. Его потом в КГБ затаскали, хоть бери – вешайся, потому что в живых остался.На своём веку шахта «Северная» немало повидала случаев, не вписывающихся ни в одни стандартные рамки…

1988 г. (примерно). Из Горловки «вербованных» возили автобусом на нашу кормилицу (было такое время, когда любой шахте нужны были рабочие руки). Александр, забойщик с участка «Толстый», не уложился в график, и опоздал на остановку. Учитывая дальность и сложность дороги, на подобные проступки горловчан шахтное руководство закрывало глаза. Ну, шли навстречу людям! Днём раньше, днём позже – всё равно отработает вынужденный прогул; ведь никому не позволено раскидываться нормальными кадрами.

Как бы ни так! Для Александра не может быть прогула – ведь тогда день пропадёт! Он ловит такси, приезжает на шахту, а смена, получив наряд, уже покурила и переодевается в бане; уговаривает начальника переделать наряд (встать на свою очередь), опускается, в темпе приходит на участок, и выгоняет молодого забойщика из своего уступа. Потом случился выброс и горловчанин погиб. И кто его знает, быть может, не успев приехать на наряд, или не найдя начальника, Александр сам остался живой, и вообще не произошёл бы выброс? С другой стороны, если Её Величество уже на заметку взяло определённую личность, то не откажет себе в удовольствии: открыть незримую охоту на свою очередную жертву.

Почему человек, вопреки сложившимся обстоятельствам, устремился на встречу с собственной смертью? Или у каждого шахтёра наступает свой день Х, когда его жизнь находится в собственных руках?

В 1997 году проходился падающий разрез на уч. № 95, гор. 1160 м, по пласту «Каменка-восток». Мне довелось работать в паре с Владимиром Черемисиным. Работали в короткую четвёртую смену, с 04:00.

Хорошая пара подобралась, работящая (ничего в этой похвальбе нет зазорного, если так оно и было). За два часа с небольшим, успевали: откачать воду, выкопать свой метр и отдать забой под сотрясательное взрывание. Мы же не можем сидеть у коллектива на шее, из-за короткой смены, поэтому приходилось шевелиться.

 И так каждый день у нас… Остальным звеньям – полная смена и, безусловно, безопасный забой. Однажды, когда уже было пройдено более половины лавы (кажется, 67 м), на-гора выбило компрессор. Я тут же посмотрел на «Спутник шахтёра» – он в таких случаях отмечает, сколько его носителю осталось жить. На шкале сразу циферки начали непривычно быстро набирать сумасшедшие обороты.

Подобная ситуация даже не обсуждается, а жизнь зависит от скорости, с какой мы сможем ретироваться. Инструмент оставили на рабочем месте, а сами – ноги в руки…

Вова старше меня, он, несомненно, хоть и старается, но с моей точки зрения всё равно медленно передвигается. Чудовищно медленно! Я сзади ползу – нервничаю. Напарника подгоняю коротким словом: и в душу, и в Бога... Чего же там только мой товарищ не наслушался! И «пень старый», и «колода, того же возраста», и где только я взял разные незнакомые слова – потом сам удивлялся. Бурчу, что твоё счастье – я внизу зубок оставил, а то сейчас им слегка подогнал бы тебя в известное место, тогда ты точно пулей выскочил бы на штрек.

Напарник оправдывается: - Дышать нечем...

- Я это уже две недели слышу! И мы в одинаковом положении, - отвечаю, не переставая его чихвостить в мать-перемать. Жить-то в любом возрасте хочется!

До верха осталось 15-20 метров. Неимоверно жарко. Пот течёт ручьём. Воздуха не хватает. Респираторы сняты ещё в начале забега. Грудь вздымается, словно тебя подключили под компрессор, а сердце вот-вот готово вырваться – настолько сильно ощущается сердцебиение. Мокрые брюки тянут вниз. Ставишь ноги на стойки и слышно, как вода предательски хлюпает в сапогах. А в голове яркой картинкой засело название фильма «Гонки по вертикали». Более 20 лет прошло с того момента, а до сих пор не могу в толк взять, почему именно те «гонки»?

Финишные метры преодолевались из последних сил. На штрек не вылезли, а выползли, извиваясь чёрными мокрыми змеями. Встал на четвереньки – пытаюсь отдышаться, и сразу ноги приподнял, чтобы вода выливалась из сапог. Прибор положил перед собой – смотрю на показания – 2% газа метана, вдобавок включился звуковой сигнал. Выходит, тютелька в тютельку успел я с дедушкой Вовой покинуть рабочее место. Так 2% – это на подошве штрека, а на уровне головы, если встать в полный рост, а сколько сейчас показал бы в разрезе? Лишняя минута промедления, и мы остались бы в той жуткой яме дожидаться спасателей. Газок, он-то коварен.

- Вова, не вставай. Ползи к телефону, - предупредил напарника, хлопнув сзади. Предупреждать о наличии газа не нужно было – писк такой стоит, что, как говорится, мёртвого поднимет.

Благо, наш «штаб» находится недалеко от разреза. Там поджидает горнорабочий (наши глаза и руки на штреке), без которого, естественно, мы не смогли бы работать. В охапку схватили вещи и опрометью побежали из загазованной зоны.

На условно свежей струе переоделись в сухую (запасную) одежду, а потом, посмеиваясь, вспоминали, как я старшего товарища материл – нервная система начала успокаиваться...

Сложившаяся ситуация лишний раз послужила напоминанием: «Коля, ты стоишь у красной черты».

Именно так я оценил произошедшее ЧП. Как проще объяснить бы?

Считаю себя заговоренным. Било, ушибало, конечно, ломало косточки, но за счёт реакции, или Бог его знает чего, всё-таки выскальзывал из объятий Её Величества (пусть сегодня она простит меня за подобную дерзость). С другой стороны, наш род уже отдал в жертву одного человека. Может быть, поэтому я и выживал в сложнейших ситуациях? Но дело в том, что Володя тоже заговоренный! Что это означает? Из его рода вроде бы никто не погиб. Он долгое время работал с напарниками: то в резках, то в разрезах.

Иногда на Вову находила блажь, и он срочно отпрашивался с работы, беря выходной, или отгул. И ни разу не было, чтобы в этот день начальник не поддался на его уговоры, мотивируя отказ нехваткой забойщиков. Володя уходил, а на участке  происходила авария, и люди гибли в том месте, где он должен был работать. Ни он сам, и никто другой толком не может объяснить, почему так происходило. Не буду называть цифру погибших людей, но в своё время на моё любопытство он ответил честно… Не ведьмак, не колдун, но и не святой, а как у него так ловко получалось: ускользнуть от смерти – нет разумных пояснений. Тут как-то всё действительно странно получается.

И вот немного наш разрез «подзаблудился», то ли там начала кровля плохо вести себя, то ли ещё какая-то беда приключилась, в результате чего работа притормозилась. Но мы свой метр, как копали, так и продолжали копать. А каждый лишний метр разреза, пройденный сегодня, в будущем – это десятки сверхплановых тонн северянского уголька.

Директор вызвал нас двоих для беседы, после того, как в приватной беседе я предложил, что мы могли бы попробовать снизу на подъем пробиваться, навстречу разрезу. Ведь мы уже не метр будем отвоёвывать у лавы, а два, и разрезу дадим лишнюю смену отдохнуть. Виктор Николаевич (Мир праху твоему!) просил только об одном, чтобы мы были предельно осторожны, и никакого несчастного случая не произошло. Иначе всем придёт кирдык! И в первую очередь ему, а нам тогда уже будет всё равно. Но ведь два асса на трёх крепях – это не две медведицы в одной берлоге…

Указано нам направление. Подготовились мы, как положено: вентиляция, воздушная линия, лесок, магазина предостаточно. Чужие здесь не ходят, и это радует: никто не будет мешать. Работа спорится. Подняли несколько сажней. И вот наступил день Х – напарник не появился на наряде. В ожидании сидим в нарядной: мастер чешет затылок, насыпщик потирает руки в ожидании выходного дня – одному забойщику не положено идти в резки. А я сижу как на иголках. Мне только 43 года, и я уже четыре раза пенсию успел получить, которой, правда, хватало ровно на оплату квартиры.

Известно не на словах, чем чревато отсутствие Вовы в шахте. Мне без него ехать (в одиночку)… равносильно, что пытаться переплыть Ла-Манш – один конец. Мать его перемать! Не Вовы – Ла-Манша.

Что мне ещё остаётся делать, как не думать о счастливом роке Володи?

Мысли, мысли, окаянные… Между ними проскользнул банальный оттенок зависти: «Везёт же людям!». Но я не могу так думать, потому как знаю: завидовать нельзя – после зависти наступает неуверенность в себе, за ней – безнадёжность; следующая остановка – тупик, за которым виднеется край, ничем не наполненной жизни.

Странно шахтёрское время течёт у нас, на глубинах Донбасса – не так как в остальном мире. Быть может, иногда нарушается некое равновесие подземных стихий и подлунного мира, вследствие чего у крутовиков меняется восприятие времени, и в их адрес приходится произносить траурные слова?

За откровенный вздор – не знаешь, кого куда гнать, а если быть откровенным до конца, то следовало бы послать…

Никаких толковых картинок, или хотя бы успокаивающих, не появляется в… голове, кроме одной настойчивой: образы знакомых погибших шахтёров, и в первую очередь бывших напарников Володи; тем более от последней аварии прошло только три года.

Всего три года – и Вова опять вытянул счастливый билет? Или уже три года?

- И кто же из вас двоих больше заговоренный? - где-то внутри сознания зашевелился подлый червячок сомнения.

Тут взять бы, и остановиться, а не строить догадки: кого Шубин больше любит? Всегда надеялся, вернее, риску находил оправдательную форму в виде того факта, что наш род, как я ранее озвучивал, уже отдал свою дань подземелью – брата из завала доставали 17,5 дней. Именно тогда он поставил свой последний рекорд…

Времени ждать напарника не оставалось.

- Не боги горшки обжигают, - юлой завертелось на языке. - Причём тут горшки? - Здравая мысль быстро прогнала неожиданную глупость. Перед глазами промчались неприятные кадры из, казалось, спокойной размеренной шахтёрской жизни: тело брата, высохшее в завале, но с отросшей бородой. Неожиданно возникла обонятельная галлюцинация трупного запаха – навсегда запомнилось участие в извлечении погибшего забойщика Володи Абрамчука, хорошего весёлого мужика.

Я покосился глазами на присутствующих – о запахе лучше не спрашивать, иначе точно сегодня будет общий выходной, а завтра, глядя мне в спину, будут молча крутить пальцем у виска.

Знал, что, вопреки всем правилам, писаным и неписаным, поступаю не только неправильно, но и откровенно безрассудно, но… Иногда в характере просыпается это чудное «но», уводящее от спокойной жизни. Что греха таить, у самого сердечко нет-нет да снова ёкнет, мол, Вова – заговоренный, ему положено просыпать на работу, а сегодня твой черёд наступил – готовься. Но, чёрт побери! Не для этого рожали и растили последыша, чтоб он глупо умер в безвестном забое! Я тоже заговоренный!

Несмотря на упрямое сопротивление ребят в смене, всё-таки «загнал» их в шахту. Друзья по несчастию, движимые всё той же знакомой матерью, согнали мне лесок, а я поднял сажня, которого мы сегодня должны «отдать» Родине. Всё как обычно: без лишних слов и движений. Правда, пришлось работать с обострённым чувством осторожности. Шалить нельзя, спешить нельзя, одна ошибка – сразу в морг, а горному мастеру – срок, пусть условный, но на несколько лет появится пятнышко в биографии.

Любой треск, любой вздох пласта – бросаю работать и слушаю, и проветриваю, и проветриваю, да Шубину напоминаю, что всегда уважительно относился к его имени, и к остальным подземным жителям тоже; правда, Вову не вспоминаю, не до него...

Даже сегодня, спустя столько времени, мне кажется, что помню каждое своё движение в ту непростую напряжённую смену.

На следующий день (фактически: середина ночи) прихожу на шахту, а Володя уже сидит в нарядной.

- Что случилось? Я весь извёлся в тревогах о старшем товарище.

- Да, вот, понимаешь… - на меня бросил короткий виноватый взгляд.

- Эх, Вова-Вова. Ну, ты же знаешь, что без тебя нельзя напарнику ездить в шахту?

- Да. Ну, обошлось же? - горько улыбнувшись, Володя успокоил меня.

- Ну, спасибо. Утешил, - вздохнул я, и прищурился, давая ему понять, что он заочно осуждён.

Начали мы рубать уголёк. Послушал работу молотка в его руках – сегодня строптивая Каменка никак не хочет Вове подчиняться. Через пять минут я мягко попросил напарника, чтобы он отправился вниз, под разрез, и не мешал работать тому, кто не привык бить баклуши, и через день не ходит на работу. На его настойчивую просьбу, что он закрепит за мной, я вынужден согласиться: - Как раз за это время, отдохнув, наберёшься сил.

Володя посмотрел на меня, как на Ангела-спасителя, и освободил рабочее место… Пришло его время работать. Посмотрел я на первую стойку забитую (установленную) им, и ещё мягче молвил доброе слово: «Вова, иди… на штрек! Не позорь, ни себя, ни меня. Сам всё сделаю». Напарник, на радостях чуть было не полез целоваться. А сколько потом за пять минут он наговорил слов благодарности – за четверть века я столько (в совокупности) от местного комитета профсоюзане слышал в свой адрес.

Правда, в одном каюсь. Так и не сказал Володе, что благодаря его «прогулу», я настолько сильно уверовал в свою силу и заговоренность, что он даже себе представить не может, как мне помог окрепнуть духом. И я не просто прошёл очередное испытание, а удостоверился, что моё время исхода из нашего мира ещё не пришло, а Её Величество действительно придерживается своего данного ранее обещания – продержать меня на этом свете 148 лет. Если бы ещё знать, для какой цели, и не в наказание ли?..

26.03.2018

Другие произведения автора:

Случай в летнюю ночь

Прикосновение к мастеру

Олежкина мечта