Куда бы тропы нас не привели... - глава седьмая

     Ульяна родилась третьим ребёнком в семье Егора Устюжанина в крошечной таёжной деревеньке, что изредка разбросаны по берегам реки Енисей. Семь дворов, семь семейств, живущих с незапамятных времён в этих местах. Старейшие строго следили за молодёжью. Браки заключались только с разрешения родителей, боялись люди кровосмешения и рождения уродов. Не неволили, давали время приглядеться молодым. Невест стремились издалека привезти. Старший брат Ульяны, Илья, был женат на некрасивой девице, живущей раньше за триста вёрст от их деревеньки, по имени Наталья.
 
     - И что с того, что уродлива лицом, с лица воды не пить, - изрёк отец семейства, увидев впервые Наталью и благословляя сына. - Лишь бы работящей была, матери по хозяйству помогала. Ульяна не засидится в нашем дому, а жена твоя дальше помощницей матери будет.

     Сказал  Егор такие слова сыну, но сам сноху невзлюбил. Страшна была, да к тому же, ленива. Нет, чтобы свекрови помочь, лежит лежебока, хворой притворившись, а по ночам кричит, как оглашенная, нет стыда у бабы. И построил он им с сыном отдельную избу с подворьем, мебелишку смастерив ладную. Три года прошло, а детей у снохи и близко нет. Что корова яловая, которая  не мычит и не телится. Страшна, ленива, да вдобавок бесплодна.
 
     Второй брат, Никита, не спешил обзавестись семьёй, родители и не торопили его. Мужик - всегда ходовой товар, а вот Ульяну надо бы выдать замуж, чтобы в перестарках не засиделась. Приданое для неё собрали, а жениха в деревне нет. Тут Наталья и предложила взять в зятья брата своего двоюродного, Тимофея.

     - Вы бы поехали, папаня, к нам в деревню, посмотрели на Тимоху, сына тётки моей родной. Крепкий парень и красив. Дети тёткины все в отца пошли, не чета нам.

     Поехали Егор и Никита в деревню поглядеть на парня. Красив и статен оказался, в самую пору по годам Ульяне в мужья. Тимоха захотел увидеть невесту, прежде чем слово о женитьбе сказать. Вернулись втроём. Жить Тимоху определили в доме у Ильи. Не ленив, красив и Ульяна ему приглянулась. Ещё бы не понравилась красавица синеглазая, работящая, да певунья, каких не сыскать. Поговорили, покумекали и стали дом для молодых строить, а пока пусть приглядятся, куда спешить. Зима, по снегу проще лес на дом рубить и по снегу волоком в деревеньку доставлять. Четыре мужика быстро заготовили на домину,  по первому снегу доставили чин-чинарём.

     Нежданно для семьи, в марте Наталья объявила о своей беременности. Всё стало налаживаться у Устюжаниных. Тимоха пришёл сосватать Ульяну и стали готовиться к свадьбе в начале июня. А пока стоял апрель. Черёмуха зацвела, ароматом дурманя. Ветреница с самого схода снега пошла цвесть, а следом хохлатка, и огоньки взгляд радуют.
 
     Мать Устюжаниных, Ефросинья, шила наряды дочке впрок, стегала одеяла, а главное - наряд на свадьбу. Рубаху вышитую, блузу белую из шёлка нежного, юбку из атласа, под цвет платка. На голову белый убрус — головной убор и припасённый к нему платок, под цвет глаз доченьки.

     Подходил к концу май. Сибирская акация, или, как её в народе называют, гороховая акация, брызнула жёлтым цветом. Пришла пора цветения калины.

     В один из майских дней мужики Устюжанины рано утром подались на промысел рыбный. Муксуна, сига и корюшки наловить, чтоб к свадебке подсолить и подкоптить. Тимоха накануне ногу зашиб и остался дома.

     С утра, переделав все дела по дому, нарядившись в новый сарафан и кофточку, туфли новые, решила Ульяна пойти подсобить Наталье. Маялась та от дурноты, тяжко дитя выхаживала. Войдя в дом брата, услыхала громкие стоны невестки из горницы, решила, что плохо той. Открыла дверь и замерла. Невестка с Тимохой в постели голяком. В позах, в которых собаки в гон весенний тешатся. Её приход и не услышали из-за стонов своих. Вышла во двор, взяла вилы, прошла в горницу и вогнала в спину жениху в левую сторону. Вилы прошли насквозь и вошли в спину невестки, та неистово закричала, что зверь раненный.

     Ульяна вышла из дома, шатаясь. Крик услышала соседка, подошла узнать, чего Наталья так кричит. Увидев, в каком состоянии Ульяна, поспешила в дом...

     Кинулась Ульяна прочь от дома брата к Енисею любимому. Решила утопиться от срама такого. На берегу лодка-моторка стояла, готовая к отплытию. Видно кто-то из соседей тоже на рыбалку собрался. Прыгнула Ульяна в лодку чем-то гружёную, дёрнула ремень, завёлся мотор и побежала лодка по просторам реки, оставляя позади места родные.

     Могуч Енисей... Течёт, как стрела, на протяжении нескольких сотен километров  строго на Север. Вдоль ровных берегов реки тянется тайга, мрачная, заболоченная, непроходимая.

     Зябко стало Ульяне. Увидела  в лодке брезентовую куртку и свитер, надела, стало теплее. Она не понимала, сколько времени была в пути. Неожиданно мотор заглох. Пригребла лодку к берегу, вытащила из неё всё, что там было: рюкзак с едой, сапоги, с тёплыми носками внутри, патронташ, набитый патронами, узел с мужской одеждой. Лодку оттолкнула от берега, её подхватило течение и она стала быстро удаляться. Сняла с ног туфли, переобулась в сапоги. Прошла немного по берегу, увидела тропу, уходящую в тайгу, не задумываясь, пошла, не оглядываясь, спешила, не понимая куда.

     Тропа была малохоженая, но шагалось ходко. Часа через три увидела заимку, каких много на земле сибирской, с ветхой избушкой. Садилось солнце. Присела на корягу, прислушалась. Тишина стояла оглушающая. Где-то рядом журчал ручей. Заходить в избу было страшно, но и оставаться на улице тоже. Тихо подошла к двери, постучала, потом приоткрыла дверь. Спёртый запах давно не мытого тела ударил в нос. Настежь распахнула дверь. В углу, у печи, на топчане,  кто-то лежал, заросший и седой. Окликнула ещё раз. Подойдя ближе, увидела немощного старца, казалось он спит. Слабый свет от небольшого оконца не позволял рассмотреть. Увидела на столе лампаду с жиром, в ней фитиль. Нашла в принесённом рюкзаке запас спичек. Поднесла зажжённую лампаду к лежащему. Показалось, что старец пошевелился, вздрогнули веки глаз. Печка была наполнена дровами, огонь разгорелся быстро. Схватила ведро и поспешила к ручью. С жадностью пила воду, вспомнив, как долго она испытывала жажду.

     Вода нагрелась быстро. Старец не приходил в сознание. Сняла с него всю грязную одежду, обтёрла горячей тряпкой, нашла исподнюю одежду в сундуке, надела, закутала в одеяло и стала ложкой чай в рот вливать. Жадно пил, через час пришёл в сознание, но не мог понять, кто с ним и не мог ответить, кто он. Сварила жиденькую кашу, мысленно поблагодарив хозяина лодки за крупы, попросив у него прощения за угон. Думать о прошлой жизни не могла. Закрывала глаза и видела окровавленную спину своего жениха, не успевшего вскрикнуть и слышался ей крик невестки, но не было в душе раскаяния, она словно окаменела.

     Потихоньку старец глотал ложку за ложкой кашку, как дитя народившееся, глаз не открывая. Чистое тело, тепло и еда делали своё дело. Оживал потихоньку. На пятые сутки заговорил:

     - Меня дед Трофим зовут. Стар я больно, дочка. Девяносто в прошлом году исполнилось. Пора бы и честь знать и уходить в мир иной, а оно, вон как вышло. Послал Небесный тебя незнамо откуда. Добрая у тебя душа, руки твои то показывают. Только не пойму, как ты на моей заимке оказалась, здесь не ступала нога другая, почитай, шестьдесят годков, с того времени, как я тут обосновался. Ты-то как сюда попала? Моя тропа, поди уж, заросла. Пять лет по ней не хаживал. Раньше спускался к Енисеюшке. Приплывал один добрый человек. Брал моих соболей, а взамен продуктами снабжал и какой-никакой одёжкой. Так и прожил я до семидесяти пяти лет, а уж после ни с кем не встречался. Видать, помёр мой благодетель. Первое, на что менял соболей, были соль и спички. И сейчас ещё запасы сохранились, а хлебушка давно не пробовал. Давеча твоя каша маманю напомнила. Из Омска я, мы всей семьёй были приверженцы храма купца-старообрядца Фёдорова. Беда у нас случилась, не то поджог, не то само загорелось, только погибла вся моя семья. Шесть душ. Дома меня не было. Вот тогда пришёл я сюда и поселился, чтобы не смотреть на мир более. Хорошо прожил в трудах и молитвах, не жалею. Расскажи теперь ты, дочка, о себе.

     Ничего не утаила Ульяна. Всё рассказала о жизни прошлой. Не осудил старец. Читал молитвы над её головушкой, понимая, что лучше ей оставаться навсегда среди лесов густющих, нежели по тюрьмам скитаться.

     Проживут они рядышком ещё восемь лет. Многому научит её старый Трофим, как жить без мира людского, какими тропами лесными ходить, а какие обходить стороной. И, главное, помнить - порой лучше зверя дикого встретить, чем людину подлую.