КОЕ-ЧТО К ВОПРОСУ ОБ ЭКСТРЕМАЛЬНЫХ СИТУАЦИЯХ [из цикла ПРОЗА ЖИЗНИ]

Сашка сидел на шпале, подложив верхонки, неподалеку от хоппера и пытался сосредоточиться на письме от Татьяны, в котором она просила ее извинить и сообщала, что выходит замуж. 

В этот прохладный апрельский день была его очередь контролиро-вать работу молодых. Работа была просто элементарной; зачистка хоппера после разгрузки. 

Хоппер засыпал балластом подготовленный участок решетки и был отогнан в тупик. На стенках остался примерзший балласт, и четверка молодых, став в открытых люках, старательно сбивала его кувалдами и костыльными молотками. 

Звон радовал слух значительно реже, и это стало ему надоедать. Он встал со шпалы, сунул письмо в карман, одел верхонки и направился к хопперу. Подойдя, он с удивлением заметил, что стоящий возле хоппера молодой Султанов держит руку на рукоятке, управляющей закрытием люков. 

- Ты, «гусь», - сказал Сашка, - убери руку; сорвется, ребят без ног оставишь. 

- Нэ сарвотса … - заявил тот, обнажая в улыбке «полный рот метал-лолома». 

- Ну, смотри, «гусь»… - и Сашка полез в хоппер. 

Спустившись по наклонной стенке на крестовину и утвердившись на ней, он отобрал у одного из молодых кувалдометр. 

- Всему вас, салаг, учить надо; - сказал он назидательно, - бить надо не балласту, а по стенке, и от вибрации он сам отойдет. Ясно? 

И он несколько раз бабахнул по стенке, отозвавшейся приятным звоном. Крупные комья балласта оторвались, прошуршали по ней и ухнули вниз, на шпалы. 

Неожиданно его слух уловил какой-то странный свист. Ум еще не осознал, что это такое, а глотка уже орала во всю ивановскую: «Все на-верх!!!» Трое взлетели на крестовину, как вспугнутые котом воробьи, четвертый же – узбек Уктам Муминов – замешкался. Бросив кувалду, Сашка вцепился правой рукой в его воротник и рванул вверх. В горячке ему показалось, что весит Уктам легче птичьего пера. И только тот повис на поднятой Сашкиной руке нашкодившим котенком, как люки с противным клацаньем поочередно захлопнулись. 

Как только захлопнулся последний люк, рука у Сашки так резко упала, что он, было, подумал, не оторвалась ли она, потому что он перестал ее чувствовать. Уктам, видно, только теперь понял, что могло бы с ним случиться, если бы не Сашка. Его смуглое лицо побелело до снежной белизны, и он стал что-то шептать посеревшими губами; молился что ли? На лбу его выступили крупные, как горошины, капли пота, которые он, не переставая шептать, вытирал рукавом бушлата. 

Сашка подошел к стенке хоппера. Рука висела тряпкой, и в ней бро-дила «газированная вода», как бывает, когда она затечет. Подтягиваясь на одной левой, он с трудом вылез наружу. Те, внутри, были так ошарашены случившимся, что не двигались с места. 

- Ну, что «нэ сарвотса»? – ехидно искривив в ядовитой усмешке губы, спросил Сашка Султанова, который, бледнее не меньше Муминова, все еще сжимал рукоять, на этот раз опущенную вниз, и тут же врезал ему промеж глаз. С левой руки бить было несподручно, удар получился слабым. Но Султанов скривился, казалось, вот-вот заревет. 

В это время остальные, успевшие прийти в себя, вылезли из хоппера. Уктам был уже не такой бледный, но еще и не смуглый. Сашка кинул на них быстрый взгляд и сказал: 

- Ну, вот что, голубчики, из-за этого разъебая вы чуть не остались без ног. Так что дайте ему пиздюлей сами, а то я не могу; руку не чувствую совсем. 

«Гуси» замялись. Уктам еле выдавил: 

- Саша, а можит нэ нада?.. Зэмлак… 

- «Зэмлак» говоришь? Ххэ! – подражая товарищу Сухову, сардонически ухмыльнулся Сашка. – А остался бы ты без ног, кто бы тебя кормил, «зэмлак», а?! 

Уктам дал Султанову что-то типа подзатыльника. 

- Кто так бьет? – возмутился Сашка – Покрепче! 

«Молодежь» обступила Султанова, и кулаки замелькали. Султанов завыл с подвизгиваниями. 

- Хорош! – минут через десять сказал Сашка. «Молодежь» раздвинулась, и он отметил, что били не очень, больше для вида, но все-таки урок Султанов получил. 

Он открыл люки и приказал: «Султанов! Самую тяжелую кувалду и мухой в хоппер!!!» 

Руку он почувствовал только среди ночи. Он пошевелил пальцами и уснул с довольной улыбкой на лице. 

1991 г.