Ад кромешный (IV часть)

4.

Они шумны, грубы, экстравагантны –

 но так трогательно невинны.

Они хотят быть ничьими, но ничьих,

 к счастью, не существует...

 

Извиняться мне пришлось долго, изобретательно и красочно, и поэтому к ночи я благополучно вырубился на нижней полке, подсунув книгу под голову вместо подушки. Ласточка меня не будила – подозреваю, что она тоже спала после столь бурных извинений… хочется вставить «возлияний» – но черта с два, на работе я не пью. По большей части.

Поезд шел вкруг, с заездом в другие города, и потому времени чтобы выспаться у нас было хоть отбавляй.

Сырой замерзший город всем своим видом, казалось, демонстрировал, что вот только нас с Ласточкой ему тут еще и не хватало. Ветер швырялся колючей шрапнелью подмороженных дождевых капель, еще не успевших оформиться в снег, автомобили на ходу обдавали грязью, а на выходе нас строго облаяла стая привокзальных собак. Не то у меня было неважное настроение, и замечалось только плохое – не знаю. Обычно подобные неудобства как-то обходят стороной мое сознание, а тут вдруг возникло неприятное чувство, что я здесь чужой, и мне отнюдь не рады.

Привычка высказывать друг другу претензии и решать их затем «в постели» имеет как хорошие, так и плохие стороны, и влияет на нас совершенно по-разному. Хорошо то, что они, безусловно, сводят бытовые обиды на нет. Плюс?.. Плюс, ага. И еще какой. С другой же стороны – энергия выплескивается по двойному каналу. Я – «донор», и, следовательно, способен генерировать ее, но зато и «работаю» исключительно на отдачу. Если Ласточка, – которая, к слову, может как отдавать, так и забирать, – чувствует себя превосходно, и из нее так и плещутся новые силы, то я, напротив, еле ползаю и тихо мечтаю где-нибудь лечь и сдохнуть – вся моя энергия перетекает к ней.

Вот и сейчас любимая буквально тащила меня под руку, как раненого бойца. В свободной руке Ласточка держала карту, и вид у нее был сосредоточенный.

— Так. – Аретейни, наконец, остановилась у фонарного столба, и я с трудом подавил желание к нему привалиться. Капельки оседали на гладкую ламинированную бумагу, как маленькие линзы, брызгали в лицо, искрились в волосах Ласточки. Она замолчала и переступила по грязному асфальту, закусив губу, и было очень забавно за ней наблюдать. Она напоминала ребенка, которому впервые в жизни поручили повесить большой стеклянный шар на ёлку. Вроде как, и почет, и ответственность.

Знаю, с картами у нее всегда были проблемы. Хотелось помочь, но я знал, что она расстроится, не проложив маршрут самостоятельно, и молча отвернулся к зданию вокзала, чтобы не мешать. Сам не люблю, когда пялятся.

— Можно проехать через город насквозь… – нерешительно начала Ласточка, и тут же потерянно обернулась: – Дэннер!..

Вот теперь можно подсказывать.

— Ага. – Я провел пальцем по серой полосе проспекта, смазывая капли в ручейки, и вывел маршрут к северу области. – А затем – сюда. И дальше в направлении лесопилки. А это что такое?.. Институт?..

— Не знаю. – Ласточка снова задумалась. – Он не обозначен.

Спутник запечатлел группу почти идентичных корпусов среди зелени, обнесенных забором – словно ребенок играл здесь и разбросал кубики.

— Поглядим? – предложил я. – Может, там наш похититель дислоцируется, а на скважину зря погрешили?

— Поглядим! – Ласточка едва не подпрыгнула. Огонь, загоревшийся в серых глазах, ясно дал мне понять, что я перестраховался, заставляя ее сидеть в «Константе», и теперь ей ничего не стоит, сорвавшись с цепи, пуститься во все тяжкие. Мне, в который уже раз, сделалось стыдно.

— Ласточка… – неожиданно для самого себя, я вдруг понял, что разглядываю собственные ботинки. – Ты…

Аретейни мгновенно перестала радоваться и забеспокоилась.

— А?.. Что-то не так?

— Все так. – Я заставил себя поднять голову и улыбнуться ей. – Ты прости меня, родная.

— За что? – удивилась она, на всякий случай, ухватив меня за руку.

— За то, что из города не выпускал.

— А. – Она улыбнулась еще шире, затем шагнула вперед и прижалась. – Да ладно. Тебе не за что извиняться. Ты ж как лучше хотел. Я же понимаю, не маленькая. – Аретейни вскинула голову, заглядывая в глаза. – Угостишь меня кофе? Нам все равно вещи ждать.

Черт побери, у меня идеальная жена. И за какие такие заслуги она мне досталась?..

 

Маленький привокзальный ресторанчик. Я бы сказал точнее: маленькое привокзальное кафе. Удушливая дымовая завеса, мерный гул голосов, из которого время от времени выделяется чей-то громкий смех, запах подгоревшей еды и пьяная компания через ряд… меня охватила легкая ностальгия. Мы с Ласточкой сидели в углу, задвинув под стол защитно-зеленые походные константовские два рюкзака, я машинально постукивал пальцами по краю не очень чистого стакана с дешевеньким «Бэллсом», любимая жена с энтузиазмом и вселенским счастьем на лице тянула растворимый черный кофе, заявленный как зерновой (Ласточка терпеть не может растворимый кофе, и не могу сказать, что не понимаю ее в этом), и все бы ничего, если бы по ушам не бил настойчиво самый что ни на есть матерый, самый расшанcонистый в мире «шансон», или, выражаясь честнее, дворовый блатняк. Перехватив раздраженный взгляд Ласточки, я ободряюще улыбнулся, понимая, как тяжело вынести такую пытку человеку с музыкальным образованием.

 

За глаза твои карие

За ресницы шикарные

За осиную талию

И улыбку усталую

За твои руки нежные…

 

– хрипло надрывались старенькие динамики. Я мысленно махнул рукой, встал и подошел к автомату. Так, что у нас тут…

— Одна песня пятьдесят рублей, – дежурно проинформировала молоденькая официантка. У нее была длиннющая, по-узбекски роскошная, коса, короной уложенная вокруг головы. Аретейни тоже иногда так убирает волосы…

— Я умею читать, – невежливо огрызнулся я, открывая список композиций. Так, что у нас тут… рука нащупала в кармане пятьсот рублей. Автомат сдачи не выдает, ну да нам и не нужно. Что больше всего любит Ласточка?.. «Моторхэда» здесь нет, а жаль. Возьмем «AC/DC», «Iron Maiden»… еще пару композиций «Металлики», а дальше хватит с нас. Владимир Трошин, «За фабричной заставой», Вагнер, «Полет валькирий», Антонио Вивальди, «Метель», и, пожалуй, «Летняя гроза» – они достаточно динамичные. С ехидной ухмылкой составляю плэйлист и скармливаю автомату мятую купюру. Будем приобщать народ к искусству, хе-хе.

 

Если даже пришлось в бою

Мне собой рисковать

Знаю я за что жизнь свою

Мне не жа…

 

Не издевайся, дядя, я сам спецназовец, и мне эти самые бои – как тебе дворовые пьянки, то есть, повседневность обыкновенная. А жизнь отдавать – не моя задача. Моя задача отобрать ее, то есть, жизнь, у врага. И не надо мне тут заливать, что вцепившись в штурвал истребителя, солдат думает о «шикарных ресницах». У солдата в этот момент на уме совсем другие части тела. Например – задница. Своя или вражеская. А еще количество зарядов и расстояние до вражеского лагеря. Да,

пресловутая тысяча сто. И еще к груди прижимается хорошо, если пулеметная лента, а не танковая гусеница.

Ах, какая жалость, я бездушный циник и нифига не романтик.

Адаптироваться легко – даже к бессовестному насилию над слухом и чувством эстетики, но я, как-никак, задолжал Аретейни очень много вечеров…

Когда смолк метроном, заменявший Мише Шелегу аккомпанемент, и зазвучала сложная ритмсекция, Ласточка распахнула глаза. Я плюхнулся обратно на скамью.

— С кофе нам не повезло – так пусть хоть музыка играет качественная.

Она перегнулась через стол и быстро обняла меня, с почти детской, искренней радостью.

И в этот момент запиликал передатчик. Ласточка отстранилась и вопросительно поглядела на мою пищащую планшетку.

— Я сейчас, ладно? – Пришлось пропустить «Aces High», что ж поделаешь.

Закрывшись в не очень чистой туалетной кабинке, я вытащил средство связи и быстро набрал код. Передатчик умолк, выдал окно «соединение установлено» и, следом, усатое лицо любимого начальства. Командир что-то сказал, и я, спохватившись, сунул в ухо кнопочку наушника.

— …дела, Дэннер? – спросил генерал-лейтенант.

— Отлично, – отозвался я. – Опять в сортире.

— Что?..

— Да это я так… – Собственно, пока никто не слышит разговора, уставные формулировки никому не нужны.

— Понял. – Рябчиков, наконец, разглядел мудрые мысли местных философов за моей спиной. – А что, «ЦСК» в четвертьфинал не вышли?..

— Причем тут… – не сообразил я, чертыхнулся и обернулся на стену. – Да этой надписи года два уже.

— Тогда ладно. Что это за заведение сомнительного плана?.. Хоть не бордель?..

— Товарищ генерал-лейтенант! – праведно возмутился я. – Я с женой.

— Извини. Мощный сдерживающий фактор.

— Да я ни…

— Как раз об этом и пойдет разговор, Владимир… Вы сейчас далеко от вокзала?

— Кафе «Минутка».

— Отлично, – оживился Рябчиков. – Идти не придется. Не отключайся и вернись в зал.

— Понял. – Я перехватил передатчик и открыл кабинку, встретив крайне возмущенный взгляд топтавшегося снаружи двухметрового амбала. Если придется драться – передатчик жалко.

— Чтобы потрепаться люди обычно на улицу идут!

— Исправлюсь, – с самым покаянным видом заверил я, заподозрив, что амбал, в общем, прав, и комнаты санитарного назначения следует использовать именно по этому самому назначению. Особенно, когда их всего одна на довольно-таки большой зал. Амбал проворчал что-то и скрылся в кабинке.

— Опять задираешься, Селиванов? – сердито вопросил передатчик. – Кулаки чешутся?

— Еще и вы, – философски вздохнул я.

Ласточка немедленно уселась рядом и реквизировала второй наушник. Завершив ритуал приветствия, генерал-лейтенант, наконец, перешел к делу.

— Кого видишь в зале?

— Компанию пьяных ребят в кривых татуировках. Официантов. И еще человек пятьдесят, навскидку. Перечислять?..

— Отбой, – понял Рябчиков и вывел на экран цветную фотографию. – Тебе нужна вот эта девочка.

— Мне отпуск нужен, а не девочка. Что с ней не так помимо волос? – Волосы у девочки были ярко-сиреневые с розовыми и синими прядями.

— Посмотри на нее внимательно.

Я посмотрел. Девчонка была именно из тех, кто жаждет наглых посторонних взглядов – сложная прическа, на которую потрачено не меньше двух часов, нестерпимо яркий макияж a laпьяная артистка кабаре, полосатые перчатки – без пальцев, но зато до локтя – высокие сапоги на шнуровке, ярко-сиреневые колготки, жатые-хлорированные-резаные-разрисованные остатки героически погибших джинсов и клетчатая мужская рубашка поверх спортивной куртки-«олимпийки». Картину довершало немыслимое количество сережек в ушах, парочка затесалась в бровь и нос.

— И что это за страшный сон Оззи Оcборна? – поинтересовался я. – Я должен с ним просто заговорить или превратить в нормального ребенка? Я его боюсь, товарищ генерал-лейтенант. Оно зажмет меня в угол и убьет татуировочной машинкой.

У Ласточки тоже есть татуировка. Одна. Просто красивая татуировка. То есть, против нательной росписи девиц я ничего не имею – но тут случай особый. Рябчиков засмеялся.

— Скорее, флакончиком перекиси… – Фотография исчезла, и я с облегчением уставился на своего командира. – Не убьет, не бойся.

— Как же… кто их, инопланетян, знает, – фыркнул я, прекращая паясничать. Пошутили и будет.

Пока что кошмар стилиста мирно прихлебывал чай, уткнувшись в книгу, и на нас внимания не обращал, да и зачем бы.

— Девочку зовут Лира…

— Я бы назвал ее Волынкой, – не удержался ваш рассказчик, и Рябчиков с Ласточкой синхронно зажали рты ладонями, сдерживая смех.

— Тем не менее, вот такое музыкальное имя. Эта юная особа направляется туда же, куда и вы. Перехватите ее и, по возможности, не упускайте из виду.

— Зачем это?.. Товарищ командир, это уже нерентабельно. Мало того, что вы навязали мне Ласточку… – я умолк, получив с кулака в печень, но все же продолжил, – так теперь еще предлагаете тащить с собой в шахту психически неустойчивого ребенка. А если я их не смогу защитить?

— Ласточка твоя сама за себя постоит…

— Ага, и полежит, когда ей двинут хорошенько…

— …А с чего это ты записал Лиру в психи? Ты с ней даже не разговаривал.

— А с ней и не нужно. На нее посмотреть достаточно.

— Это сказал тридцатипятилетний капитан спецназа, который ездит на раздолбанном «Урале» и таскает длинные волосы и косуху, – немного обиженно ввернула Ласточка.

— Длинные – а не розовые.

— А тебе бы пошло.

— Дэннер, уговори девочку пойти с вами, – прервал дискуссию Рябчиков. – Она нужна вам. К  тому же, она все равно туда сунется, а без вас она погибнет.

Я заинтересованно покосился на фиолетово-розовое чудо за угловым столиком.

— Что же в ней такого особенного?

Рябчиков протянул руку и зачем-то поправил объектив камеры.

— Ты помнишь Селесту?

— Кого?

— Конечно, ты не помнишь Селесту. – Командир мой нахмурился и, подавшись вперед, сцепил руки в замочек. – А Код Альтаира ты помнишь?.. Вирус Morena?..

Операция «Код Альтаира». Морена выкосила целые континенты. Предотвратить ее было невозможно, остановить… Что ж, мы попытались. Что осталось от развитой цивилизации – я не стану здесь упоминать. Достаточно и того, что и сейчас, спустя столько лет, в груди отяжелел холодный камень.

Я тряхнул головой, избавляясь от жуткого видения бесконечных миль мертвых городов, пустых обезумевших глаз, скрюченных пальцев, стынущей на морозе крови, трупов, трупов, трупов… дымящихся искореженных развалин, некогда бывших домами. Кровожадных тварей, некогда бывших людьми.

— Почему вы вспомнили? Вирус уничтожен.

— Селеста умерла несколько лет назад.

Я мог уже не копаться в памяти: она вынырнула откуда-то из глубин подсознания как живая – стояла себе у обшарпанной стойки, смеялась пьяным, развязным смехом и курила папиросу. Рыжая Селеста – отрада миротворческих войск «Константы». Треснула по руке особо наглого солдата, закричала дурным голосом, кто тут ее трахает, и чтобы он не лез, получила ответную затрещину и полетела на пол. И не помню даже, зачем пожалел, зачем поднял с пола, приструнил подчиненного, зачем отвел в уборную смывать кровь из разбитой губы. Зачем целовал – тем более, не помню.

И вообще, если я буду помнить все свои давние интрижки – мне нейронов не хватит.

— А причем тут Селеста?

— Я бы не советовал тебе отзываться о ней с такой неприязнью, – неожиданно серьезно сказал Рябчиков.

— А вот мое отношение – не изменить, – сочувственно проинформировал я.

— Что она сделала? – Серые глаза Ласточки смотрели спокойно и серьезно, и я не знал, что ответить.

— Ничего.

— Тогда почему ты скривился как от паленой водки? – полюбопытствовала Аретейни.

— Неприятные воспоминания, – отрезал я. М-м, как объяснить женщине, что мужчинам не нравится, когда у них виснут на шее, шипят дурным голосом «трахни меня» и дышат при этом двухнедельным перегаром?.. Ага, вот и я не смог.

— Только не вздумай обсуждать их с Лирой, – продолжал интриговать Рябчиков.

— Почему? – уточнила Ласточка. – Она ее мать?

— Бинго, – отозвался генерал-лейтенант. Я вздохнул.

— Причем тут я? Причем тут шахта? Причем тут, в конце концов, сама девочка?

— Я же сказал, она будет вам полезна, – проворчал Рябчиков и – резко отключил связь. Лира, меж тем, подхватила рюкзак и, на ходу запихивая в него книгу, вышла из кафе. Я отдал Ласточке свой кошелек. Приказы командования не обсуждают. А уж советы – тем более.

Привокзальная площадь оглушила свежим воздухом, небо плескануло дождем. Девчонка стояла у киоска и уже о чем-то спорила с продавщицей. Я подошел к ней со спины.

— Я не для себя! – жалко, по-детски доказывала Лира. – Меня отец попросил!..

— Иди отсюда! – прикрикнула женщина в окошке. – А то щас милицию позову.

Девчонка обиженно поджала ярко накрашенные губы и затопталась на месте. Я вздохнул, мысленно выругался и отстранил ее.

— Это правда. Это я ее попросил, чтобы время не тратить. Мы на поезд боимся опоздать.

— «Кисс» с ментолом? – насмешливо уточнила продавщица, окинув взглядом здорового мужика в уставном камуфляже.

— Нет, «Мальборо», – невинно улыбнулся я, извлекая из кармана полтинник.

— А маме?! – ловко выкрутилась девчонка. Я мысленно накинул ей балл за сообразительность и кивнул.

— Конечно. Чем бы наша мама без тебя травилась, солнышко.

— Спасибо. – Лира опасливо покосилась на меня, когда мы отошли от киоска, и я отдал ей пачку. – Даже нотации читать не будете?

Я прикурил.

— А что, есть смысл?

Подошла Ласточка.

— Привет, – сказала она и тут же – совсем легко – спросила: – Куда едешь? Можем подбросить.

Лира презрительно фыркнула и выдала вердикт:

— Ну, все с вами ясно. Я-то думала, помочь решил человек, а вы… – Ярко-зеленые прекрасные глаза уставились на меня с холодным презрением. – Про боженьку бабулькам заливайте. Чао.

— Ты ошиблась. Мы не сектанты, – спокойно возразила Ласточка.

— Ну-ну… Еще скажите…

Аретейни молча продемонстрировала обереги на груди. Лира замерла, но рюкзак на плечо, все же, закинула. Тяжелый туристический рюкзак на хрупкое девичье плечо.

— Ну, извините. А то, знаете, цепляются всякие…

— Знаем, – согласился я. – Не извиняйся, проехали.

— Это ведь ты Айрон Мэйдан включил?

— Я.

Лира еще немного подумала и, видимо, решила, что нам можно доверять. За хэви-металл из автомата и пачку сигарет, гениально…

— Я на шахту. Если подбросите – буду рада.

— Добросим. – Мне померещилось, будто Ласточка с облегчением вздохнула. Все оказалось даже слишком легко. – Как только нам дадут служебную машину.

Лира вздрогнула и заметно напряглась.

— Так вы…

— Геологи. – Я жестом Акопяна извлек из кармана удостоверение.

— Вот как… Леонид Васильевич. – Удостоверение легло обратно в ладонь. – Что ж, приятно познакомиться. – Лира.

Я пожал узкую девичью ладошку.

— Томилина. Надежда Сергеевна, – не очень уверенно представилась Ласточка, еще не успевшая привыкнуть к фальшивым именам и поддельным документам. Лира фыркнула.

— Не возражаешь если без фамилии?

— И без отчества, – весело улыбнулась Аретейни.

— Заметано!

Знакомство состоялось. Что ж, уже неплохо.

Другие произведения автора:

Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах): 27

История продолжается: 9 (3)

Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах): 19