Председатель комиссии

      Говорят, что Советский Союз развалился внезапно. Нет, много симптомов явилось задолго. Например, за пару лет до этого распада перестали гонять горожан по колхозам. Здесь райкомы и парткомы уже явную слабину проявили. Правда, потом люди сами дружно подались на другие сельхозработы на своих сотках, а тогда загоняли только более-менее здоровых. Мужиков же городских коммунисты вообще норовили произвести в сельские механизаторы. Но этот номер, прямо скажем, редко проходил. Как могли мужики защищались. Поддавались лишь те, кто совсем уж неважно приспосабливался. Другими словами, попадали в эти механизаторы только хорошие люди, к которым и себя я скромно причисляю. Хоть жена и шикает на меня теперь и под столом на ногу наступает, когда прилюдно заикнусь, что был таким трактористом, я не стыжусь этого. А один мой коллега решил принципиальность проявить. Безо всяких связей, просто так, с бухты-барахты. Стал он являться не на тракторные курсы, куда его определили, а на своё законное рабочее место. И нормально работал. А ему бараночки писали в табель – знай, дескать, что твоё место на курсах. Попринципиальничал он так с недельку, и по статье его уволили, чтоб было другим неповадно. Крутые были те времена!

На этих курсах нас неплохо обучили, но выдали не настоящие права механизаторов, а несерьёзные какие-то бумажки, которые признавались лишь в колхозах, куда нас направляли. Когда же я опробовал почти все марки тракторов, стало просыпаться во мне механизаторское самосознание. А ну как захочу всё к чёрту бросить и навсегда постричься в трактористы? Мой товарищ по тракторной доле, Сергей, узнал, что в областном сельхозуправлении наши бумажки, вроде бы, меняют на полноценные удостоверения. Захватили все почётные грамоты, в колхозах заработанные, и пошли. Начальник техотдела отнёсся к нам чудесно, грамоты почитал, но разъяснил, что всё-таки надо ещё сдать экзамен вместе с настоящими профессионалами. Назвал и председателя комиссии – Чертков, обещал его предупредить. «Главное, – говорит, – не забудьте грамоты ему показать».

В нужный день в сторону назначенного места почему-то трамваи вдруг встали, и я припоздал. С Сергеем  договорились встретиться у входа, но его не было. Не дождался, думаю. У одной аудитории топчутся двое мужчин, по виду – преподаватели, и явно кого-то высматривают, а за открытой дверью галдёж, как на перемене в школе. Похоже, что здесь в механизаторы и посвящают. Сходу заявил, что прислан начальником техотдела и нужен мне Чертков. Едва фамилию заслышав, они преобразились сразу, как от волшебного пароля – в глазах радушная приветливость зажглась. Давно меня ждут, говорят. Что я за персона? Очень это странно! Так сильно чтут чиновника из сельхозуправления? Любого, присланного им, готовы чуть ли не обнять? Заходим вместе в класс, где молодых людей десятка два, и сразу – тишина, вполне академическая. «Билеты мы уже раздали. Вы не возражаете?» – опять удивляют меня. Я обалдело что-то пробурчал и, чтобы как-то для себя всё объяснить, решил, что так они на опоздание тактично намекают. «Трамваи, – говорю, – не ходят, как назло». «А мы же выслали машину! Вас что, не встретили?» Вот это уже чересчур! По лицам не видать, что издеваются, и ничего не оставалось, как всё принять за шутку остроумную и улыбнуться. Они заулыбались тоже и, вроде бы, дурацкая двусмысленность слегка рассеялась. Я уж хотел было пристроиться среди курсантов, но мои шефы, недоумённо переглянувшись, направляют в другую сторону, к столу со скатертью, с торжественным букетом, где восседать должны, конечно же, экзаменаторы. Я скромно с краешка присел, решив, что спросят меня первым и, судя по всему, весьма формально. Обнажил свои грамоты сразу.

Они, однако ж, всё стоят учтиво, показывая всем своим почтительнейшим видом, что  надлежит расположиться мне не где-нибудь, а в самом центре, у огромного букета. Вот здесь совсем я перестал всё понимать, но пересел послушно. И только лишь когда они устроились по флангам и очень церемониально вопросили, можно ли экзамен начинать, когда я, вконец обалдевший, машинально промямлил, что никаких препятствий для этого не вижу, дошла-таки суть дела – меня каким-то образом приняли за самого Черткова!

Идиотская ситуация заехала так далеко, что объясниться уже было трудновато. От меня все явно ожидают вводного обращения к курсантам, но вместо этого выдавливаю тихо: «Произошло недоразумение. Я пришёл не принимать экзамен, а сдавать, Я никакой не Чертков!» Немая сцена длилась долго – ни резких слов и ни улыбки даже. Почтительность во взорах очень постепенно гасла, и вот, придя в себя, они молчком одновременно бросаются к посту в дверях, где я их поначалу и застал.

Курсанты ничего не поняли совсем и продолжали соблюдать торжественную тишину. Когда я к ним направился, немного посидев ещё на столь почётном месте, они пугливо стали прятать шпаргалки и учебники. Но тут я вспомнил про Сергея, и у дозорных, так круто оконфузившихся, попросился выйти. Они вовсю сосредоточились на бдении и на меня внимания почти не обратили, но ясно по их виду – могу идти куда угодно, желательно подальше и насовсем, обидел, вроде, их. Почти что сразу в длинном коридоре навстречу мне мужчина в пиджаке, точь-в-точь как у меня. Он торопился, но я успел заметить, что, вроде, он откуда-то знаком.

Сергей, как и условились, у входа терпеливо ждёт, не подозревая вовсе, что запросто всего лишь минут пять назад мог сдать экзамен прямо мне. Когда вернулись с ним, экзамен уже шёл, а тот мужчина в похожем пиджаке сидел на моём месте у букета. Представить очень даже интересно, что было бы, явись он чуть пораньше, когда я восседал здесь!

Откуда же я знаю этого Черткова? Преподаватели не смотрят на меня – обиделись серьёзно. Мы по всей форме председателю представились и протянули грамоты, надеясь, что на этом экзамен и закончится. Чертков, однако же, на грамоты почти не глянул, сказал, что про нас знает, и предложил тянуть билеты. Курсанты от меня на всякий случай отодвинулись подальше. Не столько готовлюсь, сколько ломаю голову, откуда же его я, в самом деле, знаю. Стопа почётных грамот, которые, увы, не возымели магического действия, лежит перед глазами. И тут на самой верхней вдруг я замечаю такую актуальную сейчас фамилию – Чертков! Мерещится? Волнуюсь? Нет! Это ведь он семь лет назад и выдал грамоту! Был он тогда колхозным парторгом, а теперь дослужился вот до главы райуправления сельского хозяйства. Быстро растут партийные кадры! Мужик он, в самом деле, неплохой – такой живописный текст сочинил, что прямо тронул моё начальство на работе. Там рядом с величавым профилем вождя всех пролетариев и за печатью ихнего колхоза сообщалось, что очень правильно понял я решения очередного съезда и, «умело маневрируя техникой в сложных погодных условиях», смог достичь высоких результатов. Здесь, на этом механизаторском экзамене, особенно уместным было именно указание на умелое маневрирование техникой, да ещё и за подписью самого председателя комиссии.

Возбуждённый таким чудесным совпадением, я сразу пошёл к председателю и прямо указал на его подпись семилетней выдержки. Он тоже расчувствовался. «Помню, помню! – говорит. – Вы же вместе с этим парнем, – на Сергея показал, – здорово на комбайне работали!» Я, правда, там на тракторе трудился да и совсем с другим напарником, но счёл неуместными все мелкие уточнения. Действительно, хороший мужик этот Чертков: сам нас спрашивал, правда, больше про комбайн, но сам же и отвечал, если мы затруднялись, – прямо отец родной. Так полноценные права мы заработали.

Только вскоре в колхоз посылать перестали – отлаженная, вроде бы, машина на глазах у всех забуксовала отчего-то  и никто не кинулся подталкивать. Поэтому Союзу не оставалось ничего, как развалиться. А мне осталось применять свои агротехнические знания на огороде, полученном как раз тогда же, умело маневрируя лопатой с тяпкой в любых погодных условиях.

Другие произведения автора:

Сбежавший луг

Летопись, висевшая в шкафу

Два кусочка хлеба