Новые
Меню
6
Поприветствовав класс, Анна Сергеевна прошла к столу. Она понимала, что все её ночные кошмары никак не должны сказываться на работе. Здесь она - Анна Сергеевна. Ребятам скоро сдавать экзамены, и все силы должны быть отданы подготовке. Класс напряжённо молчал. Бросив взгляд в окно, Анна Сергеевна пробежала глазами по лицам учеников и спокойно спросила:
- На чём вы с Галиной Алексеевной остановились?
- Повторение. План сочинения по русскому языку. Тема: «Когда возникает выбор между честью и бесчестьем» - осторожно ответила Лена, сидевшая перед ней.
- Хорошо, - Анна Сергеевна собралась с мыслями. - Записываем. И так... Разбиваем сочинение на части. Объём на каждую часть - два-три предложения. Чётких и сильных, раскрывающих смысл темы.
Она по памяти диктовала план написания сочинения с подробным анализом каждой выделенной части, с приведением аргументов и выводов. Обсудив непонятные вопросы, ученики пошумели немного, переговорили тему между собой и успокоились.
- Анна Сергеевна, а примеры из классики брать? - подал голос Игорь с третьего ряда.
- Это ваш выбор. Из классики можно привести Анну Каренину, Евгения Онегина и Татьяну Ларину. Из более современных - герой из рассказа Шолохова «Судьба человека», или «Уроки французского» - повесть Валентина Распутина. Вспомните героиню Лидию Михайловну, которой пришлось потерять репутацию учителя ради помощи мальчику. Возможно, что вы приведёте другие примеры или вспомните что-то из жизни. Главное, чтобы это было полно и убедительно.
Класс вновь затих, уткнувшись в тетради. Присев на краешек стула, Анна Сергеевна просматривала классный журнал: успехи некоторых учеников не радовали. Отчего они немного съехали в учёбе? Нагрузка перед экзаменами сказывается? Или усталость? Она подняла глаза на класс и встретилась взглядом с Игорем Бесединым. Он задумчиво и в упор смотрел на неё. «Надо побеседовать с немного провалившимися учениками», - подумала она, опустив глаза в журнал.
Вскоре прозвучал звонок. Положив сочинения на край учительского стола, ребята шумно собирались на урок в другой кабинет. На последней парте не спеша перебирал тетради Игорь Беседин. Подождав, когда класс опустеет, он сел перед её столом. Она подняла глаза.
- Что-то по сочинению непонятно?
- Анна Сергеевна, если надо будет по дому помочь, то я всегда смогу. Я всё умею. Кран починить, розетки сделать, что-нибудь прибить. Да и вообще, любую работу.
- Мне пока ничего не надо. Спасибо, Игорь.
- Мало ли... Вот телефон, - Игорь положил перед ней бумажку с записанным номером. - Если что, то звоните.
- Иди. Не опаздывай на урок.
Уроки закончились. Аня шла по пустынной улице к дому. В квартиру идти не хотелось, в ней поселилась глухая пустота. Она поднесла к губам сорванную веточку распустившейся черёмухи: соцветия сладко пахли весной. Вскоре черёмуха отцветёт и укроет землю белой россыпью лепестков. Пробегающий мимо ветер подхватит их и разнесёт по округе. Ей показалось, что цветущая кисть на её ладони стала такой же одинокой. Сейчас она уронит эту веточку, и грубые ботинки втопчут её в землю. А она могла бы отцвести и налиться спелыми ягодами. От этой мысли Аня даже ощутила вину перед сорванной веткой черёмухи.
Сегодня она открыла в себе пугающее чувство раздвоенности: в школе она должна быть прежней Анной Сергеевной, и она не могла оставаться прежней Аней дома. Она чувствовала в себе эти перемены. Чувствовала и знала, что с каждым прошедшим без Даньки днём, эти перемены будут усиливаться. Дома она жила с ним, мысленно разговаривала, и это проявлялось в её рассеянности. А дети... Они всё настойчивее напоминали о себе, толкаясь внутри тёплыми комочками. Мама следила за ней, и Аня старалась быть осторожной, чтобы не заговорить вслух с самой собой. Вернувшаяся из больницы мама Вера, зачастую тоже была у них и даже оставалась с ночёвкой. Они подолгу сидели вдвоём на кухне и шептались. Аня не вникала в разговоры, она жила в своём замкнутом мире.
Только в этот мир, почему-то не приходил Данька. Она по-прежнему молча звала его в полудрёме и неспокойных снах. И каждый раз, выходя из квартиры к лифту, она вспоминала, что здесь стоял он и совсем недавно. Отсюда она проводила своего Даньку навсегда. Вот и сейчас, шагнув из лифта на их этаже, она вновь задержалась на площадке. Словно запнулась... Лифт предательски защёлкнул двери за спиной, оставляя её в полной растерянности.
- Аня, - мама вышла из кухни к открывшейся двери, - Ты знаешь, звякнул звонок, я открыла, а там никого. Вот только возле нашей двери в уголке пакет стоит. Глянула, а там фрукты. Думаю, вдруг соседи оставили случайно. К обеду посмотрела, пакет стоит. И соседи в дверях пошумели и вроде ушли, не взяли. Я его занесла, заглянула, а там записка - Ане. Тебе, кто-то принёс.
- Не знаю, - она с недоумением пожала плечами. - Саша может быть? Так он зашёл бы.
Переодевшись в спальне, Аня прошла на кухню и разобрала пакет. Яблоки, груши, большая кисть винограда, штук десять киви, бананы, две плитки шоколада. Заглянув в пустой пакет, она обнаружила там конвертик: в нём лежала крупная денежная купюра. Аня нашла в телефоне номер Саши.
- Саша, это ты фрукты к двери принёс? - послушав внятный ответ, что если бы он принёс, то обязательно зашёл бы, Аня растерянно спросила: - А кто тогда?
Странный пакет и конверт с деньгами не выходили у неё из головы весь вечер.
Балкон... Он стал манить её ночами. На цыпочках, чтобы не услышала мама, Аня уходила на балкон и открывала окно. Конец мая, ночная прохлада, и бесконечная дорога из звёзд. Закутавшись в плед, она смотрела на их загадочное мерцание, чувствуя необъяснимую бесконечность мира. Миллиарды звёзд летят миллиарды лет по заданным кем-то траекториям, посылая световые сигналы на маленькую, затерянную в просторах космоса Землю. Аня часами могла смотреть на загадочный круг луны в её ночном безмолвии. Данька тоже здесь стоял, и его тревога нашла этому оправдание. Видимо, он чувствовал.
«Наверное, счастлив тот, кто имеет возможность летать в бесконечной высоте над притихшей в белых облаках Землёй. Летать... Если бы она тоже могла летать. Говорят же, что души ушедших из этого мира уходят в небо. Может, это правда?.. Может, и Данькина душа парит сейчас среди мерцающих звёзд и ждёт её душу. И если его душа позовёт её душу, то неужели она не услышит?.. Данька... Ты только позови. Через ночь позови, через эти звёзды. И я услышу тебя».
- Мир засыпает в музыке света, ты не мешай, не надо. Пусть до рассвета слышится где-то, лунная серенада, - прошептала она, посылая слова приятной песенки небу.
Аня посмотрела вниз, в притихшую перед ней темноту. Слегка видимые при лунном свете очертания детской площадки, небольшие берёзки, не успевшие набрать силу после их посадки, одинокие грустные качели. Напротив, спящие окна соседнего дома с парой едва заметных ночных светильников. И чёрная тишина внизу: она показалась Ане мёртвой.
«У меня даже нет возможности сказать кому-то, как я жутко по тебе скучаю. Это не проходит, оно копится, и я не ищу выхода из этого тупика. Три недели... Целых три недели зову тебя, а ты не приходишь. Ты бережёшь меня?.. Не надо. Я не боюсь, я сама хочу этой встречи... Данька, мне кажется, что я становлюсь пластилиновой. Я стала приспосабливаться к одиночеству: жить днём обычной жизнью, и рождаться заново нашей ночью. Я же знаю, ты всё равно слышишь меня.
Делать вид, что я постепенно привыкаю к жизни без тебя? А зачем?.. Это фальшиво. Я так не могу. И стать прежней тоже не могу. Благодарить всех сочувствующих, и ощущать себя избранной несчастной?.. Я не хочу чувствовать на себе жалеющие взгляды.
Я часто думаю: что буду делать, когда родятся наши дети?.. И я знаю, Данька, что останусь с ними одна. Избитый вопрос - кому нужны чужие дети? Я никогда бы не подумала, что это будет относиться ко мне. Мы с тобой видели себя счастливыми... Но я знаю одно, что однажды два самых родных человечка, два мужчины скажут мне: «Мама, а мы тебя любим». И это будет нашим продолжением. Моё терпение в ожидании этого дня не пройдёт, оно будет только расти. Меня пугает только одно: постепенно, я становлюсь равнодушной к этому миру и всё чаще хочу в мой придуманный сон. И я обещаю, что найду тебя в нём. Как бы ты меня не жалел, я всё равно тебя найду».
На горизонте проступили первые полоски зари. Вернувшись в спальню, Аня легла и погладила беспокойных детей. Белый потолок давил на неё унылой бледностью. Она закрыла глаза. Скоро первый в её жизни выпускной в качестве учителя, и ей нужно держаться. И платье... Ей нужно подобрать хорошее, подходящее положению платье. И туфли... Надеть туфли на не очень высоком каблуке? У неё есть пара таких, просто нужно подобрать к ним платье. Или наоборот, к платью - туфли. Она уснула.
И вдруг она услышала дыхание... Нет-нет... Это точно было его дыхание. Она поднималась по ступеням, прорываясь сквозь длинные цепи, слепленные из полосок белой бумаги. И чем выше она поднималась, тем чаще висели цепи. Крупные и порой непроходимые. Она была окружена цепями вплотную, и они всё сильнее опутывали ноги. Данькино дыхание было рядом, она чувствовала его кожей. Собрав в охапку висевшие перед ней цепи, она с силой рванула их, чтобы хоть немного освободить пространство перед собой. Его сразу же заполнили новые... Горячее дыхание стало ближе, и она почувствовала прикоснувшиеся к щеке Данькины губы.
- Данька-а, - робко прошептала она и открыла глаза.
- Аня, что случилось? Ты плакала, - в дверях стояла встревоженная мама.
- Так... Что-то приснилось, я даже не помню. Спи, мам.
- Господи-и... Да не пугай же ты меня, - всхлипнув в коридоре, мама ушла в другую спальню.
Аня помнила этот сон. И главное, она знала теперь, что Данька её слышит. Он пришёл... И она понимала, что это её выстраданные видения, плоды измученных желаний. Ну и что!.. Теперь она ждала встречи во сне, зная, что только там, в том замкнутом для всех мире, она вновь увидит Даньку. Это её тайна, её воспалённая фантазия.
Мучаясь бессонными ночами, Аня мечтала о полном одиночестве, но ей не давали такой возможности. Через пару дней мама уезжала домой, а с ней в квартире оставалась мама Вера. И мама, конечно же, наказала, чтобы мама Вера следила за ней. И особенно, когда она выходила ночью на балкон.
«Балкон... Сегодня тёплый и обнимающий лицо ветерок. Тёмные облака плывут над городом, изредка открывая звёздное небо. В этом тоже есть своя загадочность. То появляясь, то вновь исчезая, звёзды словно подмигивают людям. И прежде всего им, одиноко скучающим в балконном окне.
И сердце ноет... Только подорожником его не залепишь. Ей кажется, что оно у неё стало стеклянным: повернись неловко и разобьётся вдребезги. И кровь остро ходит по венам, словно битое стекло под босыми ногами. Одно неосторожное движение - и захлебнёшься всплесками. Как горная река на порогах, ей тоже больно биться об острые камни. И кто знает, о какие внутренние камни бьётся наша душа. А она ведь тоже бьётся. Душа... И противоядия от тоски никто пока не придумал.
Это похоже на порожистые камни, застрявшие внутри. Именно по ним сейчас бежит кровь, проникая в каждую клеточку и учащая пульс, давно уставший от напряжения. Выплёскиваясь из сердца, торопливая волна несётся с новой силой, разбиваясь об острые трещины в размытом русле кровотока. И поэтому так невыносимо жарко в груди, когда она думает о Даньке. Там своя река, и своя вселенная. Там хранятся личные пробоины. Там сломаны крылья и нет возможности для взлёта. Ты как амазонка пробуешь не прогнуться под разрядами нервов, и пытаешься выжить в схватке с обрушившимся на тебя горем».
Аня разглядывала себя в зеркале. Ничего так... Ей нравилось её отражение. Слегка пополневшая, с высоким животиком и румянцем на щеках.
- Странно... Почему-то все утверждают, что ждущая ребёнка женщина должна обязательно подурнеть. Слово-то какое - подурнеть, - она приблизилась к зеркалу. - Вот только глаза нездоровые, и небольшие синяки под ними. Да уголки губ опущены. Господи-и... Какой в сердце провал. Просто бездонная пропасть.
Она взмахнула лёгким шифоновым шарфом, небрежно наброшенным на плечи, и пропела красивым тонким голосом:
- В гибельном фолианте, нету соблазна для
Женщины. - Ars Amandi, женщине - вся земля.
Сердце - любовных зелий, зелье - вернее всех.
Женщина с колыбели, чей-нибудь смертный грех.
Ах, далеко до неба! Губы близки во мгле.
Бог, не суди! Ты не был - женщиной на земле...
Аня вздохнула, и вновь водрузила на плечи объёмный молочного цвета шарфик.
- В гибельном фолианте... Красиво-то как. Вот только в последних строчках - громадная сила женского отчаянья.
- Сходи, подыши воздухом, - в спальню заглянула удивлённая мама Вера. - На дворе такая благодать.
- Вот видишь, мам Вера, я в зеркало на себя смотрю. Вроде бы не подурнела. И даже песенку себе маленькую спела.
Аня сидела на детской площадке во дворе и наблюдала за бегающей детворой. Пройдёт всего-то пара лет, и их с Данькой мальчишки вот так же будут играть на площадке. Неподалёку, шумная воробьиная стайка ругалась из-за брошенного им кусочка хлеба, с криком вырывая добытые крошки. Её мысли вновь возвращались в сон. Ей казалось, что она до сих пор чувствует горячее дыхание на своей щеке.
«Данька... Мне не страшно встретить тебя там, я просто отсчитываю эти ночи и жду. Не может быть так, чтобы я зря ждала. Ушедшие всем снятся. Правда же?.. Напилась я тоски и соскучилась. Я разучилась спать, и воздуха ночью без тебя не хватает. Дышу так, словно отмериваю себе вдохи. Каждую ночь я осторожно ступаю в свой сон. Ступаю, в надежде на встречу... Полусонный бред?.. Возможно... Я знаю, тебе тоже там одиноко. В воскресенье я обязательно поеду к тебе, посижу рядом на скамеечке и всё расскажу. Хотя я знаю, что ты меня и так слышишь. И я тоже услышу тебя. Ты там кричишь мне, а я глохну здесь от жуткой тишины. Наверное, каждому своё счастье отмерено. Нам досталось короткое, только разве я смогу не думать о тебе».
Окружённая бессонными ночами, в этот вечер Аня быстро уснула. Она уснула в надежде, что вновь попробует войти в тот сон с белыми цепями. Вот только сейчас ей снился ковыль. Бескрайняя светлая степь с огромным морем пушистого белого ковыля. И даже не белого, а удивительно серебристого. Порывистый ветер качал искрившийся на солнце луг, закручивая ковыль в бурлящие белой пеной волны. А вокруг, насколько хватало взгляда, разгулялось бездонное небо... Она стояла в качающемся море из ковыля, чувствуя себя легкокрылой и невесомой. В том самом шарфике на плечах, в котором крутилась утром возле зеркала. Трогая руками нежную траву, она вдруг подумала, что сегодня всё будет по-другому. Слишком хрупким казался сон, и ей хотелось, чтобы время в нём остановилось. Ей стало холодно.
Нет... Ей стало жарко внутри и холодно снаружи: в груди вновь разлился комок очередной жгучей боли, а её пальцы задрожали от холода. Опустив глаза, она посмотрела на зажатые в руках кусочки мелкого льда. Лёд таял, и вода быстрыми каплями стекала сквозь пальцы на землю. Кап... Кап... Разжав ладони, она стряхнула лёд и прижала озябшие руки к губам, пытаясь согреть их дыханием. Поднявшийся пронизывающий ветер сорвал с плеч шарфик, и она затряслась от охватившего её озноба. Степь вмиг потемнела, и по ковылю заходили тени. Наступающая мгла ощутимо студила тело. Чувство, словно с большой высоты кто-то ледяной, сжав губы в трубочку, посылал на неё потоки холодного воздуха.
Небо молчало. И только звёзды медленно падали с высоты в ковыль. Касаясь земли, они тут же гасли.
- Запнувшаяся на пороге... Ты такая же одинокая, как эти упавшие звёзды, - прошептала она. - Обречённые небом на гибель не засияют вновь. И ты тоже... Ступай в своё одиночество и думай о невозможном.
Звёздный дождь этот - для неё... Она проводила глазами одиноко летящую звёздочку. Чем темнее небо, тем ярче они падают. А она стоит сейчас на лугу по пояс в ковыле и наблюдает за их гибелью. Наверное, это метеорный поток Персеиды роняет свои следы на Землю, проплывающую через хвост летящей кометы Свифта-Туттля в бесконечном космосе.
- Обречённая на гибель... Твой пуд соли готов. Ешь его в одиночку.
И вдруг она почувствовала руки на своих плечах. И дыхание на щеке... И его тихий шёпот...
- Какая же ты одиночка? Я с тобой. И согрею... Смотри, какие неспокойные сегодня звёзды. Не бойся их, в них дышится легко. Пойдём.
Он взял её руки в свои. Забыв про осторожность, она прижалась к Даньке и шагнула в льющийся с неба свет. Она парила в опасной вышине и смеялась, не боясь улететь с ним за недоступную для неё черту. Сегодня она выпьет эту ночь до дна. За все разлуки... Вдвоём же теплее.
Она не видела Даньку. Она чувствовала стук его сердца и дыхание. Сердце... Оно беспокойно билось у неё за спиной. Понимая, что он ей просто снится, она боялась спугнуть этот недолгий сон. Сон, в котором она чувствовала себя счастливой. Вздрогнув, она услышала его торопливый шёпот: «Пора», - и он осторожно опустил её на твердь. Стоя в серебристом ковыле, она смотрела в уплывающие в небо Данькины глаза. Он улыбался ей с высоты.
- Данечка... Как долго я звала тебя. И ты пришёл.
- У тебя подушка, мокрая от слёз. Его подушка. Да убери же ты её, - услышала она мамин приглушённый голос, почти шёпот.
Поприветствовав класс, Анна Сергеевна прошла к столу. Она понимала, что все её ночные кошмары никак не должны сказываться на работе. Здесь она - Анна Сергеевна. Ребятам скоро сдавать экзамены, и все силы должны быть отданы подготовке. Класс напряжённо молчал. Бросив взгляд в окно, Анна Сергеевна пробежала глазами по лицам учеников и спокойно спросила:
- На чём вы с Галиной Алексеевной остановились?
- Повторение. План сочинения по русскому языку. Тема: «Когда возникает выбор между честью и бесчестьем» - осторожно ответила Лена, сидевшая перед ней.
- Хорошо, - Анна Сергеевна собралась с мыслями. - Записываем. И так... Разбиваем сочинение на части. Объём на каждую часть - два-три предложения. Чётких и сильных, раскрывающих смысл темы.
Она по памяти диктовала план написания сочинения с подробным анализом каждой выделенной части, с приведением аргументов и выводов. Обсудив непонятные вопросы, ученики пошумели немного, переговорили тему между собой и успокоились.
- Анна Сергеевна, а примеры из классики брать? - подал голос Игорь с третьего ряда.
- Это ваш выбор. Из классики можно привести Анну Каренину, Евгения Онегина и Татьяну Ларину. Из более современных - герой из рассказа Шолохова «Судьба человека», или «Уроки французского» - повесть Валентина Распутина. Вспомните героиню Лидию Михайловну, которой пришлось потерять репутацию учителя ради помощи мальчику. Возможно, что вы приведёте другие примеры или вспомните что-то из жизни. Главное, чтобы это было полно и убедительно.
Класс вновь затих, уткнувшись в тетради. Присев на краешек стула, Анна Сергеевна просматривала классный журнал: успехи некоторых учеников не радовали. Отчего они немного съехали в учёбе? Нагрузка перед экзаменами сказывается? Или усталость? Она подняла глаза на класс и встретилась взглядом с Игорем Бесединым. Он задумчиво и в упор смотрел на неё. «Надо побеседовать с немного провалившимися учениками», - подумала она, опустив глаза в журнал.
Вскоре прозвучал звонок. Положив сочинения на край учительского стола, ребята шумно собирались на урок в другой кабинет. На последней парте не спеша перебирал тетради Игорь Беседин. Подождав, когда класс опустеет, он сел перед её столом. Она подняла глаза.
- Что-то по сочинению непонятно?
- Анна Сергеевна, если надо будет по дому помочь, то я всегда смогу. Я всё умею. Кран починить, розетки сделать, что-нибудь прибить. Да и вообще, любую работу.
- Мне пока ничего не надо. Спасибо, Игорь.
- Мало ли... Вот телефон, - Игорь положил перед ней бумажку с записанным номером. - Если что, то звоните.
- Иди. Не опаздывай на урок.
Уроки закончились. Аня шла по пустынной улице к дому. В квартиру идти не хотелось, в ней поселилась глухая пустота. Она поднесла к губам сорванную веточку распустившейся черёмухи: соцветия сладко пахли весной. Вскоре черёмуха отцветёт и укроет землю белой россыпью лепестков. Пробегающий мимо ветер подхватит их и разнесёт по округе. Ей показалось, что цветущая кисть на её ладони стала такой же одинокой. Сейчас она уронит эту веточку, и грубые ботинки втопчут её в землю. А она могла бы отцвести и налиться спелыми ягодами. От этой мысли Аня даже ощутила вину перед сорванной веткой черёмухи.
Сегодня она открыла в себе пугающее чувство раздвоенности: в школе она должна быть прежней Анной Сергеевной, и она не могла оставаться прежней Аней дома. Она чувствовала в себе эти перемены. Чувствовала и знала, что с каждым прошедшим без Даньки днём, эти перемены будут усиливаться. Дома она жила с ним, мысленно разговаривала, и это проявлялось в её рассеянности. А дети... Они всё настойчивее напоминали о себе, толкаясь внутри тёплыми комочками. Мама следила за ней, и Аня старалась быть осторожной, чтобы не заговорить вслух с самой собой. Вернувшаяся из больницы мама Вера, зачастую тоже была у них и даже оставалась с ночёвкой. Они подолгу сидели вдвоём на кухне и шептались. Аня не вникала в разговоры, она жила в своём замкнутом мире.
Только в этот мир, почему-то не приходил Данька. Она по-прежнему молча звала его в полудрёме и неспокойных снах. И каждый раз, выходя из квартиры к лифту, она вспоминала, что здесь стоял он и совсем недавно. Отсюда она проводила своего Даньку навсегда. Вот и сейчас, шагнув из лифта на их этаже, она вновь задержалась на площадке. Словно запнулась... Лифт предательски защёлкнул двери за спиной, оставляя её в полной растерянности.
- Аня, - мама вышла из кухни к открывшейся двери, - Ты знаешь, звякнул звонок, я открыла, а там никого. Вот только возле нашей двери в уголке пакет стоит. Глянула, а там фрукты. Думаю, вдруг соседи оставили случайно. К обеду посмотрела, пакет стоит. И соседи в дверях пошумели и вроде ушли, не взяли. Я его занесла, заглянула, а там записка - Ане. Тебе, кто-то принёс.
- Не знаю, - она с недоумением пожала плечами. - Саша может быть? Так он зашёл бы.
Переодевшись в спальне, Аня прошла на кухню и разобрала пакет. Яблоки, груши, большая кисть винограда, штук десять киви, бананы, две плитки шоколада. Заглянув в пустой пакет, она обнаружила там конвертик: в нём лежала крупная денежная купюра. Аня нашла в телефоне номер Саши.
- Саша, это ты фрукты к двери принёс? - послушав внятный ответ, что если бы он принёс, то обязательно зашёл бы, Аня растерянно спросила: - А кто тогда?
Странный пакет и конверт с деньгами не выходили у неё из головы весь вечер.
Балкон... Он стал манить её ночами. На цыпочках, чтобы не услышала мама, Аня уходила на балкон и открывала окно. Конец мая, ночная прохлада, и бесконечная дорога из звёзд. Закутавшись в плед, она смотрела на их загадочное мерцание, чувствуя необъяснимую бесконечность мира. Миллиарды звёзд летят миллиарды лет по заданным кем-то траекториям, посылая световые сигналы на маленькую, затерянную в просторах космоса Землю. Аня часами могла смотреть на загадочный круг луны в её ночном безмолвии. Данька тоже здесь стоял, и его тревога нашла этому оправдание. Видимо, он чувствовал.
«Наверное, счастлив тот, кто имеет возможность летать в бесконечной высоте над притихшей в белых облаках Землёй. Летать... Если бы она тоже могла летать. Говорят же, что души ушедших из этого мира уходят в небо. Может, это правда?.. Может, и Данькина душа парит сейчас среди мерцающих звёзд и ждёт её душу. И если его душа позовёт её душу, то неужели она не услышит?.. Данька... Ты только позови. Через ночь позови, через эти звёзды. И я услышу тебя».
- Мир засыпает в музыке света, ты не мешай, не надо. Пусть до рассвета слышится где-то, лунная серенада, - прошептала она, посылая слова приятной песенки небу.
Аня посмотрела вниз, в притихшую перед ней темноту. Слегка видимые при лунном свете очертания детской площадки, небольшие берёзки, не успевшие набрать силу после их посадки, одинокие грустные качели. Напротив, спящие окна соседнего дома с парой едва заметных ночных светильников. И чёрная тишина внизу: она показалась Ане мёртвой.
«У меня даже нет возможности сказать кому-то, как я жутко по тебе скучаю. Это не проходит, оно копится, и я не ищу выхода из этого тупика. Три недели... Целых три недели зову тебя, а ты не приходишь. Ты бережёшь меня?.. Не надо. Я не боюсь, я сама хочу этой встречи... Данька, мне кажется, что я становлюсь пластилиновой. Я стала приспосабливаться к одиночеству: жить днём обычной жизнью, и рождаться заново нашей ночью. Я же знаю, ты всё равно слышишь меня.
Делать вид, что я постепенно привыкаю к жизни без тебя? А зачем?.. Это фальшиво. Я так не могу. И стать прежней тоже не могу. Благодарить всех сочувствующих, и ощущать себя избранной несчастной?.. Я не хочу чувствовать на себе жалеющие взгляды.
Я часто думаю: что буду делать, когда родятся наши дети?.. И я знаю, Данька, что останусь с ними одна. Избитый вопрос - кому нужны чужие дети? Я никогда бы не подумала, что это будет относиться ко мне. Мы с тобой видели себя счастливыми... Но я знаю одно, что однажды два самых родных человечка, два мужчины скажут мне: «Мама, а мы тебя любим». И это будет нашим продолжением. Моё терпение в ожидании этого дня не пройдёт, оно будет только расти. Меня пугает только одно: постепенно, я становлюсь равнодушной к этому миру и всё чаще хочу в мой придуманный сон. И я обещаю, что найду тебя в нём. Как бы ты меня не жалел, я всё равно тебя найду».
На горизонте проступили первые полоски зари. Вернувшись в спальню, Аня легла и погладила беспокойных детей. Белый потолок давил на неё унылой бледностью. Она закрыла глаза. Скоро первый в её жизни выпускной в качестве учителя, и ей нужно держаться. И платье... Ей нужно подобрать хорошее, подходящее положению платье. И туфли... Надеть туфли на не очень высоком каблуке? У неё есть пара таких, просто нужно подобрать к ним платье. Или наоборот, к платью - туфли. Она уснула.
И вдруг она услышала дыхание... Нет-нет... Это точно было его дыхание. Она поднималась по ступеням, прорываясь сквозь длинные цепи, слепленные из полосок белой бумаги. И чем выше она поднималась, тем чаще висели цепи. Крупные и порой непроходимые. Она была окружена цепями вплотную, и они всё сильнее опутывали ноги. Данькино дыхание было рядом, она чувствовала его кожей. Собрав в охапку висевшие перед ней цепи, она с силой рванула их, чтобы хоть немного освободить пространство перед собой. Его сразу же заполнили новые... Горячее дыхание стало ближе, и она почувствовала прикоснувшиеся к щеке Данькины губы.
- Данька-а, - робко прошептала она и открыла глаза.
- Аня, что случилось? Ты плакала, - в дверях стояла встревоженная мама.
- Так... Что-то приснилось, я даже не помню. Спи, мам.
- Господи-и... Да не пугай же ты меня, - всхлипнув в коридоре, мама ушла в другую спальню.
Аня помнила этот сон. И главное, она знала теперь, что Данька её слышит. Он пришёл... И она понимала, что это её выстраданные видения, плоды измученных желаний. Ну и что!.. Теперь она ждала встречи во сне, зная, что только там, в том замкнутом для всех мире, она вновь увидит Даньку. Это её тайна, её воспалённая фантазия.
Мучаясь бессонными ночами, Аня мечтала о полном одиночестве, но ей не давали такой возможности. Через пару дней мама уезжала домой, а с ней в квартире оставалась мама Вера. И мама, конечно же, наказала, чтобы мама Вера следила за ней. И особенно, когда она выходила ночью на балкон.
«Балкон... Сегодня тёплый и обнимающий лицо ветерок. Тёмные облака плывут над городом, изредка открывая звёздное небо. В этом тоже есть своя загадочность. То появляясь, то вновь исчезая, звёзды словно подмигивают людям. И прежде всего им, одиноко скучающим в балконном окне.
И сердце ноет... Только подорожником его не залепишь. Ей кажется, что оно у неё стало стеклянным: повернись неловко и разобьётся вдребезги. И кровь остро ходит по венам, словно битое стекло под босыми ногами. Одно неосторожное движение - и захлебнёшься всплесками. Как горная река на порогах, ей тоже больно биться об острые камни. И кто знает, о какие внутренние камни бьётся наша душа. А она ведь тоже бьётся. Душа... И противоядия от тоски никто пока не придумал.
Это похоже на порожистые камни, застрявшие внутри. Именно по ним сейчас бежит кровь, проникая в каждую клеточку и учащая пульс, давно уставший от напряжения. Выплёскиваясь из сердца, торопливая волна несётся с новой силой, разбиваясь об острые трещины в размытом русле кровотока. И поэтому так невыносимо жарко в груди, когда она думает о Даньке. Там своя река, и своя вселенная. Там хранятся личные пробоины. Там сломаны крылья и нет возможности для взлёта. Ты как амазонка пробуешь не прогнуться под разрядами нервов, и пытаешься выжить в схватке с обрушившимся на тебя горем».
Аня разглядывала себя в зеркале. Ничего так... Ей нравилось её отражение. Слегка пополневшая, с высоким животиком и румянцем на щеках.
- Странно... Почему-то все утверждают, что ждущая ребёнка женщина должна обязательно подурнеть. Слово-то какое - подурнеть, - она приблизилась к зеркалу. - Вот только глаза нездоровые, и небольшие синяки под ними. Да уголки губ опущены. Господи-и... Какой в сердце провал. Просто бездонная пропасть.
Она взмахнула лёгким шифоновым шарфом, небрежно наброшенным на плечи, и пропела красивым тонким голосом:
- В гибельном фолианте, нету соблазна для
Женщины. - Ars Amandi, женщине - вся земля.
Сердце - любовных зелий, зелье - вернее всех.
Женщина с колыбели, чей-нибудь смертный грех.
Ах, далеко до неба! Губы близки во мгле.
Бог, не суди! Ты не был - женщиной на земле...
Аня вздохнула, и вновь водрузила на плечи объёмный молочного цвета шарфик.
- В гибельном фолианте... Красиво-то как. Вот только в последних строчках - громадная сила женского отчаянья.
- Сходи, подыши воздухом, - в спальню заглянула удивлённая мама Вера. - На дворе такая благодать.
- Вот видишь, мам Вера, я в зеркало на себя смотрю. Вроде бы не подурнела. И даже песенку себе маленькую спела.
Аня сидела на детской площадке во дворе и наблюдала за бегающей детворой. Пройдёт всего-то пара лет, и их с Данькой мальчишки вот так же будут играть на площадке. Неподалёку, шумная воробьиная стайка ругалась из-за брошенного им кусочка хлеба, с криком вырывая добытые крошки. Её мысли вновь возвращались в сон. Ей казалось, что она до сих пор чувствует горячее дыхание на своей щеке.
«Данька... Мне не страшно встретить тебя там, я просто отсчитываю эти ночи и жду. Не может быть так, чтобы я зря ждала. Ушедшие всем снятся. Правда же?.. Напилась я тоски и соскучилась. Я разучилась спать, и воздуха ночью без тебя не хватает. Дышу так, словно отмериваю себе вдохи. Каждую ночь я осторожно ступаю в свой сон. Ступаю, в надежде на встречу... Полусонный бред?.. Возможно... Я знаю, тебе тоже там одиноко. В воскресенье я обязательно поеду к тебе, посижу рядом на скамеечке и всё расскажу. Хотя я знаю, что ты меня и так слышишь. И я тоже услышу тебя. Ты там кричишь мне, а я глохну здесь от жуткой тишины. Наверное, каждому своё счастье отмерено. Нам досталось короткое, только разве я смогу не думать о тебе».
Окружённая бессонными ночами, в этот вечер Аня быстро уснула. Она уснула в надежде, что вновь попробует войти в тот сон с белыми цепями. Вот только сейчас ей снился ковыль. Бескрайняя светлая степь с огромным морем пушистого белого ковыля. И даже не белого, а удивительно серебристого. Порывистый ветер качал искрившийся на солнце луг, закручивая ковыль в бурлящие белой пеной волны. А вокруг, насколько хватало взгляда, разгулялось бездонное небо... Она стояла в качающемся море из ковыля, чувствуя себя легкокрылой и невесомой. В том самом шарфике на плечах, в котором крутилась утром возле зеркала. Трогая руками нежную траву, она вдруг подумала, что сегодня всё будет по-другому. Слишком хрупким казался сон, и ей хотелось, чтобы время в нём остановилось. Ей стало холодно.
Нет... Ей стало жарко внутри и холодно снаружи: в груди вновь разлился комок очередной жгучей боли, а её пальцы задрожали от холода. Опустив глаза, она посмотрела на зажатые в руках кусочки мелкого льда. Лёд таял, и вода быстрыми каплями стекала сквозь пальцы на землю. Кап... Кап... Разжав ладони, она стряхнула лёд и прижала озябшие руки к губам, пытаясь согреть их дыханием. Поднявшийся пронизывающий ветер сорвал с плеч шарфик, и она затряслась от охватившего её озноба. Степь вмиг потемнела, и по ковылю заходили тени. Наступающая мгла ощутимо студила тело. Чувство, словно с большой высоты кто-то ледяной, сжав губы в трубочку, посылал на неё потоки холодного воздуха.
Небо молчало. И только звёзды медленно падали с высоты в ковыль. Касаясь земли, они тут же гасли.
- Запнувшаяся на пороге... Ты такая же одинокая, как эти упавшие звёзды, - прошептала она. - Обречённые небом на гибель не засияют вновь. И ты тоже... Ступай в своё одиночество и думай о невозможном.
Звёздный дождь этот - для неё... Она проводила глазами одиноко летящую звёздочку. Чем темнее небо, тем ярче они падают. А она стоит сейчас на лугу по пояс в ковыле и наблюдает за их гибелью. Наверное, это метеорный поток Персеиды роняет свои следы на Землю, проплывающую через хвост летящей кометы Свифта-Туттля в бесконечном космосе.
- Обречённая на гибель... Твой пуд соли готов. Ешь его в одиночку.
И вдруг она почувствовала руки на своих плечах. И дыхание на щеке... И его тихий шёпот...
- Какая же ты одиночка? Я с тобой. И согрею... Смотри, какие неспокойные сегодня звёзды. Не бойся их, в них дышится легко. Пойдём.
Он взял её руки в свои. Забыв про осторожность, она прижалась к Даньке и шагнула в льющийся с неба свет. Она парила в опасной вышине и смеялась, не боясь улететь с ним за недоступную для неё черту. Сегодня она выпьет эту ночь до дна. За все разлуки... Вдвоём же теплее.
Она не видела Даньку. Она чувствовала стук его сердца и дыхание. Сердце... Оно беспокойно билось у неё за спиной. Понимая, что он ей просто снится, она боялась спугнуть этот недолгий сон. Сон, в котором она чувствовала себя счастливой. Вздрогнув, она услышала его торопливый шёпот: «Пора», - и он осторожно опустил её на твердь. Стоя в серебристом ковыле, она смотрела в уплывающие в небо Данькины глаза. Он улыбался ей с высоты.
- Данечка... Как долго я звала тебя. И ты пришёл.
- У тебя подушка, мокрая от слёз. Его подушка. Да убери же ты её, - услышала она мамин приглушённый голос, почти шёпот.
