Новые
Меню
5
Уснуть в то утро не получилось. И как только баба Дуня зашевелилась на своей половинке, он тут же зашёл на кухню, сделал себе кофе и вышел на лавочку у ограды. И да, конечно же... Бегает. И даже не бегает, а порхает по ограде. К Ночке вон пошла, и сейчас её руки будут пахнуть парным молоком. Да и сама вся... А когда пироги печёт, то пахнет пирогами. Если хлеб у неё сегодня, то и хлебом запашистым. И как она говорит - на опаре подбитом. В прошедшую субботу она подбивала бабе Дуне такое тесто и помогала печь булки. Смешная такая, с испачканным в муке носом. Более вкусного хлеба он никогда ещё не пробовал.
По улице лениво тащилась вереница коров, изредка перекликаясь сонными голосами. Хозяйки, по мере приближения пастуха со стадом, выгоняли из ворот свою живность. Выпустив Ночку, Ульяна глянула в его сторону и улыбнулась. Забежав в дом, она тут же вернулась с банкой и пошла к нему.
- Вот... Молока вам с бабой Дуней. Бери, - она протянула руки.
Прижав её ладони к банке, он не отпускал их и удерживал, сколько мог. Она оглянулась по сторонам и осторожно вытащила руки из под его рук.
- Пейте молоко. Это не ваше городское, что в пакетах продают. Оно чистенькое, я Ночку хорошо мою, - он молчал, борясь с желанием ухватить её губы в свои. - А ты всё же поспи. Бледный, вон какой, - и она удержалась от желания погладить его лицо, он это заметил.
- Хочу к тебе. Хочу смотреть как ты Ночку провожаешь, как огород поливаешь. А когда грядки полешь, то совсем голова кругом. Так и хочется обнять.
- Да ладно. Полю и полю. И не оглядываюсь, и не замечаю, что чьи-то глаза подглядывают за моими пышными...
- Позови. Я приду и помогу полоть.
- Ох... Мужичьё... Пойду я. А то задержалась тут, в твоих руках - Ульяна как-то грустно улыбнулась. - Баньку вон надо подтопить. Стирку я сегодня затеяла.
Она повернулась и ушла. А он так и стоял с банкой в руках, пока она не скрылась в доме. И ему хотелось бежать за ней, вместе с этой банкой.
Он всё же поспал. Недолго, до обеда. Подобрав супчик до последней капли, он отодвинул чашку и выпил чай.
- Ты оставь посуду, я помою, - баба Дуня хлопотала у плиты с булочками. - К вечеру свеженьких поедим.
- Раскормите меня тут пирогами да булками, - он встал из-за стола. - Скоро семья моя из Доминиканы вернётся и надо будет уезжать. А я не хочу.
- Да поживи покуда, раз хочется. У нас тут своя миникана.
- Это уж точно, - рассмеялся он. - Пойду, пройдусь немного.
Выйдя на улицу, он увидел Витьку, топтавшегося у забора соседской ограды. Витька явно был чем-то недоволен. Присев на лавочку с желанием вмешаться если Витька предпримет новую атаку на Ульяну, он стал наблюдать.
- Улька, - Витька навалился руками на забор. - А чё это у тебя за рубахи мужские на верёвке? Неужель завела кого? Или постирушками подрабатываешь?
- А это моё дело. Хочу - вешаю, хочу - снимаю, - Ульяна полоскала бельё в ванне и вешала его на веревку.
- Смотри... А то запросто к вечеру заберут. Красивых таких.
- Ну и заберут. Вот делов-то. А мы даже пальцем не шевельнём спасаться.
- Давай дров наколю и баню затоплю? - Ульяна молчала. - До чего же люблю на огонь смотреть. Сидишь, дровишки потрескивают. И ты - весь в ожидании, когда натопится. А потом веничком свежим по телу твоему пройтись. Ну, про остальные дела молчу пока.
- От и молчи... Мысли от этого только крепче станут.
- Да-а... - почесал Витька макушку. - Теперь только мечтаю, и аж голова чешется. Такой вот побочный факт.
- Это судьба теперь твоя. Не спать и мучиться. Голову не жалко?
- Беспокоюсь вот. А вдруг ты с мужиком каким ночью, бесстыжая. Чья рубаха-то болтается?
- Может, и с мужиком, - Ульяна с силой тряхнула выжатым платьем. - Тебе-то откуда знать. Я же не докладывала.
- Ну да... Неужель есть? Кто вцепился-то? - Ульяна молчала. - Нашла своё? Только они видать прячутся пока.
- Ну так заходи, да поищи.
- Улька... Чё то не похоже уже на сказки.
- А в сказках, Витя, яблочко наливное порой помогает. Или пузырёк с волшебным отваром. Или зверство разное в помощь. В жизни всё проще и непригляднее.
- Как-то не так у тебя получается, - Витька оглянулся на лавочку, где сидел он. - Ты подумай. Вдруг я стану хорошим, а ты сразу в лопухи записала.
- К чему это ты всё? А?.. - откликнулась Ульяна. - Обладатель кручёных рогов. Ты вон уже, навеселе. Зачем мне с тобой мириться?
- Ищешь ветреную связь? - усмехнулся Витька. - Ты же до ужаса стала психованная.
- А ты зачем пришёл? - Ульяна поправила рассыпавшиеся на лицо волосы. - Не боишься, что опять продует? От ветреной-то... Неужели гордость исчезла?
- Так мне же это и надо. Продует и всё, дальше пойду, - потоптавшись, Витька вновь свесил руки на забор. - И семейка вдруг сохранится. Любовь, она же не проходит.
- Ага, есть такая. Гонишь, гонишь, а она не уходит.
- Не уходит, потому что изменить не с кем. Бабы же тоже изменяют. Кто посмелее, те реально. Другие - мысленно.
- Вот и изменяй. А если не с кем, то мысленно.
- Не, Улька. Ты ток представь - сплю с другой, а люблю тебя.
- Эх!.. Как жалко-то. Такого орла отпустила.
- Нормальные бабы вон с лейками бегают, орошение на грядках делают. А у тебя мужичьи рубахи сохнут.
- Значит, я ненормальная. Не успела пока в поливальной гонке.
- У жизни, Улька, есть тайный смысл. Вот и я тайную мысль затаил. Вы же русские бабы!.. Чистые все, красивые и умные. Так и хочется веником с крапивой отходить. В натяжку так.
- Я отхожу щас. Черенком от лопаты.
Раскидав бельё по верёвке, Ульяна опрокинула ванну с водой, помыла её и ушла в дом.
- Всё. Не видать мне сегодня бани, - Витька потоптался у забора и перешёл через дорогу к нему на лавочку. - В городах вон машинки стиральные, автоматы. А наши бабы всё по старинке. Нету у нас водопровода, колодцы одни. Загибается село. Закуривай, - Витька протянул ему пачку сигарет.
- Спасибо. Не курю.
- О чём вот с ней говорить? О чём мечтать?.. Есть, конечно, исключения. Но в основе своей - зря, - Витька глубоко затянулся. - Вот и за себя, и за неё тронул. А мы чё?.. Тихо бы лежал на диване и всё.
- А помнишь, как наш далёкий предок яблоко однажды взял? Тоже лежал и лежал на райской травке. И что-то же стукнуло ему руку протянуть. Протянул и перевернул всю историю человечества.
- Титьки там стукнули... - буркнул обречённо Витька. - Вот и протянул. Красивые были, наверное.
- Кто знает, как оно там было, - он улыбнулся.
- Да может, он вообще к ним руку тянул. А она ему - хоп туда яблочко. Вот и вляпались, - Витька снова затянулся и выпустил из ноздрей струю дыма. - А она живёт в том саду и мечтает, чтобы он поскорее издох. А он, сука, не подыхает.
- А он сдохнуть должен был, по-твоему?
- Ну да... Или смело смотреть в будущее.
- Ну да-а... - протянул он. - Хотя, согласись, если бы не было таких историй, то было бы совсем скучно.
- Ага... Скушно людям. Надо же чем-то себя занять. И жертва в виде того мужика не оправдалась, - Витька посмотрел на окна Ульяниного дома. - Там думка бабья сработала, а у мужика мозг слабоват был, не подумал.
- А Ева, по-твоему, не человек получается? - он с улыбкой глянул на Витьку. - Ну вот не смог он с ней, как со столбом. По-твоему, обошёл и дальше пошёл?
- Так он же не разобрался, не поинтересовался, чё она ему там подсунула. Жил бы и жил. Какого овоща не хватало?
- Нет... Так не бывает, чтобы всё хорошо. И ошибаться порой надо, чтобы понять некоторые вещи.
Они посидели молча, вглядываясь в окна Ульяны. Во дворе было тихо. Скорее всего, уставшая от стирки и не выспавшаяся, она прилегла отдохнуть. Так, почему-то подумалось. А может, она нашла в доме спешные дела. Кто знает... Баба Дуня выползла из ограды и присела к ним на лавочку.
- Витька... А чё это в Митькином дому крик сегодня? Ругаются опять, что ли? Через три дома слышно.
- Дядька Митька-то... Да попросил у своей Надьки ухи и на работу ушёл, к фермеру на поля. Та купила в сельпе селёдки копчёной, и с голов и хвостов наварила. Вонища на всю улицу, соседки хохочут и плюются. Он пришёл к обеду и в матерки. Окна пооткрывали, избу проветривают. Дядька Митька вроде сгоряча толкнул её, да походу зря. Она со зла вилы хвать и на него. Загнала в кусты и кричит - я кажу, как тебе ту уху варить, кажу, с чего не знаю. Хохлушка же. Вроде служил там по тем временам и привёз.
- Так не тока он привёз. Федя свою Ксану тоже. Оне же вместе там служили, вместе и привезли, - бабка Дуня от души чихнула. - Ох, язви тя.... Тока Федя хорошо со своей живёт. Она как-то бабам смехом рассказывала. Хведя, говорит, любэ меня. Бывае лыже и лыже, усю облыже. Вот и налюбили себе рябетёнков. Скока их у них?
- Да вроде шесть.
- Ну и вот. Взрослые уже, поразъехались кто куды, - баба Дуня вздохнула.
- Ладно, пойду я до дому. Маманя поди к обеду заждалась.
Витька кинул на голову кепку, лежавшую на лавке, и ушёл. Баба Дуня сочувственным взглядом проводила его до ближайшего переулка.
- Вроде ничего парнишка был, и лицом добрый, и ростом вышел. А изувечился там нутром. Вернулся оттуда, как кипятком ошпаренный.
- Откуда?
- Так с армии. Года четыре поди как пришёл. Попал в ту кутерьму, и никак не устоится. Шипко вроде не напивается, на ногах стоит, но видать глушит себя. Мать вона плачет и говорит - иной раз нахлещется и сидит, рычит под нос. Я, говорит, к нему - сынка да сынка. А он - не трожь, мать!.. И опять стопку в себя. Другой раз скажет, что в этот день их побили. Или сгорела машина их военная с ребятами, и достали оттуль чуть ли не головешками. А кому всё на сердце? Матери... Вот и ревёт рядом с ним. Кто, говорит, мне сына прежнего вернёт? Беда... - баба Дуня вздохнула. - Улька вон молодая и то не стерпела. Им бы дитё родить, вдруг бы и забылся со временем. Да видать и впрямь тяжело с ним, раз не хочет.
- Я далёк от этого. Только понимаю, что пришёл он оттуда и не хватило сил немного. Ему бы удержаться, да видно так тошно было. Вернувшись, он даже не понял, что уже спасённый. А другие нет. Это и точит.
- А кто там был? - снова вздохнула баба Дуня. - Такие ребята и были. Сельские, да городские с окраины. Умные учились все.
Уснуть в то утро не получилось. И как только баба Дуня зашевелилась на своей половинке, он тут же зашёл на кухню, сделал себе кофе и вышел на лавочку у ограды. И да, конечно же... Бегает. И даже не бегает, а порхает по ограде. К Ночке вон пошла, и сейчас её руки будут пахнуть парным молоком. Да и сама вся... А когда пироги печёт, то пахнет пирогами. Если хлеб у неё сегодня, то и хлебом запашистым. И как она говорит - на опаре подбитом. В прошедшую субботу она подбивала бабе Дуне такое тесто и помогала печь булки. Смешная такая, с испачканным в муке носом. Более вкусного хлеба он никогда ещё не пробовал.
По улице лениво тащилась вереница коров, изредка перекликаясь сонными голосами. Хозяйки, по мере приближения пастуха со стадом, выгоняли из ворот свою живность. Выпустив Ночку, Ульяна глянула в его сторону и улыбнулась. Забежав в дом, она тут же вернулась с банкой и пошла к нему.
- Вот... Молока вам с бабой Дуней. Бери, - она протянула руки.
Прижав её ладони к банке, он не отпускал их и удерживал, сколько мог. Она оглянулась по сторонам и осторожно вытащила руки из под его рук.
- Пейте молоко. Это не ваше городское, что в пакетах продают. Оно чистенькое, я Ночку хорошо мою, - он молчал, борясь с желанием ухватить её губы в свои. - А ты всё же поспи. Бледный, вон какой, - и она удержалась от желания погладить его лицо, он это заметил.
- Хочу к тебе. Хочу смотреть как ты Ночку провожаешь, как огород поливаешь. А когда грядки полешь, то совсем голова кругом. Так и хочется обнять.
- Да ладно. Полю и полю. И не оглядываюсь, и не замечаю, что чьи-то глаза подглядывают за моими пышными...
- Позови. Я приду и помогу полоть.
- Ох... Мужичьё... Пойду я. А то задержалась тут, в твоих руках - Ульяна как-то грустно улыбнулась. - Баньку вон надо подтопить. Стирку я сегодня затеяла.
Она повернулась и ушла. А он так и стоял с банкой в руках, пока она не скрылась в доме. И ему хотелось бежать за ней, вместе с этой банкой.
Он всё же поспал. Недолго, до обеда. Подобрав супчик до последней капли, он отодвинул чашку и выпил чай.
- Ты оставь посуду, я помою, - баба Дуня хлопотала у плиты с булочками. - К вечеру свеженьких поедим.
- Раскормите меня тут пирогами да булками, - он встал из-за стола. - Скоро семья моя из Доминиканы вернётся и надо будет уезжать. А я не хочу.
- Да поживи покуда, раз хочется. У нас тут своя миникана.
- Это уж точно, - рассмеялся он. - Пойду, пройдусь немного.
Выйдя на улицу, он увидел Витьку, топтавшегося у забора соседской ограды. Витька явно был чем-то недоволен. Присев на лавочку с желанием вмешаться если Витька предпримет новую атаку на Ульяну, он стал наблюдать.
- Улька, - Витька навалился руками на забор. - А чё это у тебя за рубахи мужские на верёвке? Неужель завела кого? Или постирушками подрабатываешь?
- А это моё дело. Хочу - вешаю, хочу - снимаю, - Ульяна полоскала бельё в ванне и вешала его на веревку.
- Смотри... А то запросто к вечеру заберут. Красивых таких.
- Ну и заберут. Вот делов-то. А мы даже пальцем не шевельнём спасаться.
- Давай дров наколю и баню затоплю? - Ульяна молчала. - До чего же люблю на огонь смотреть. Сидишь, дровишки потрескивают. И ты - весь в ожидании, когда натопится. А потом веничком свежим по телу твоему пройтись. Ну, про остальные дела молчу пока.
- От и молчи... Мысли от этого только крепче станут.
- Да-а... - почесал Витька макушку. - Теперь только мечтаю, и аж голова чешется. Такой вот побочный факт.
- Это судьба теперь твоя. Не спать и мучиться. Голову не жалко?
- Беспокоюсь вот. А вдруг ты с мужиком каким ночью, бесстыжая. Чья рубаха-то болтается?
- Может, и с мужиком, - Ульяна с силой тряхнула выжатым платьем. - Тебе-то откуда знать. Я же не докладывала.
- Ну да... Неужель есть? Кто вцепился-то? - Ульяна молчала. - Нашла своё? Только они видать прячутся пока.
- Ну так заходи, да поищи.
- Улька... Чё то не похоже уже на сказки.
- А в сказках, Витя, яблочко наливное порой помогает. Или пузырёк с волшебным отваром. Или зверство разное в помощь. В жизни всё проще и непригляднее.
- Как-то не так у тебя получается, - Витька оглянулся на лавочку, где сидел он. - Ты подумай. Вдруг я стану хорошим, а ты сразу в лопухи записала.
- К чему это ты всё? А?.. - откликнулась Ульяна. - Обладатель кручёных рогов. Ты вон уже, навеселе. Зачем мне с тобой мириться?
- Ищешь ветреную связь? - усмехнулся Витька. - Ты же до ужаса стала психованная.
- А ты зачем пришёл? - Ульяна поправила рассыпавшиеся на лицо волосы. - Не боишься, что опять продует? От ветреной-то... Неужели гордость исчезла?
- Так мне же это и надо. Продует и всё, дальше пойду, - потоптавшись, Витька вновь свесил руки на забор. - И семейка вдруг сохранится. Любовь, она же не проходит.
- Ага, есть такая. Гонишь, гонишь, а она не уходит.
- Не уходит, потому что изменить не с кем. Бабы же тоже изменяют. Кто посмелее, те реально. Другие - мысленно.
- Вот и изменяй. А если не с кем, то мысленно.
- Не, Улька. Ты ток представь - сплю с другой, а люблю тебя.
- Эх!.. Как жалко-то. Такого орла отпустила.
- Нормальные бабы вон с лейками бегают, орошение на грядках делают. А у тебя мужичьи рубахи сохнут.
- Значит, я ненормальная. Не успела пока в поливальной гонке.
- У жизни, Улька, есть тайный смысл. Вот и я тайную мысль затаил. Вы же русские бабы!.. Чистые все, красивые и умные. Так и хочется веником с крапивой отходить. В натяжку так.
- Я отхожу щас. Черенком от лопаты.
Раскидав бельё по верёвке, Ульяна опрокинула ванну с водой, помыла её и ушла в дом.
- Всё. Не видать мне сегодня бани, - Витька потоптался у забора и перешёл через дорогу к нему на лавочку. - В городах вон машинки стиральные, автоматы. А наши бабы всё по старинке. Нету у нас водопровода, колодцы одни. Загибается село. Закуривай, - Витька протянул ему пачку сигарет.
- Спасибо. Не курю.
- О чём вот с ней говорить? О чём мечтать?.. Есть, конечно, исключения. Но в основе своей - зря, - Витька глубоко затянулся. - Вот и за себя, и за неё тронул. А мы чё?.. Тихо бы лежал на диване и всё.
- А помнишь, как наш далёкий предок яблоко однажды взял? Тоже лежал и лежал на райской травке. И что-то же стукнуло ему руку протянуть. Протянул и перевернул всю историю человечества.
- Титьки там стукнули... - буркнул обречённо Витька. - Вот и протянул. Красивые были, наверное.
- Кто знает, как оно там было, - он улыбнулся.
- Да может, он вообще к ним руку тянул. А она ему - хоп туда яблочко. Вот и вляпались, - Витька снова затянулся и выпустил из ноздрей струю дыма. - А она живёт в том саду и мечтает, чтобы он поскорее издох. А он, сука, не подыхает.
- А он сдохнуть должен был, по-твоему?
- Ну да... Или смело смотреть в будущее.
- Ну да-а... - протянул он. - Хотя, согласись, если бы не было таких историй, то было бы совсем скучно.
- Ага... Скушно людям. Надо же чем-то себя занять. И жертва в виде того мужика не оправдалась, - Витька посмотрел на окна Ульяниного дома. - Там думка бабья сработала, а у мужика мозг слабоват был, не подумал.
- А Ева, по-твоему, не человек получается? - он с улыбкой глянул на Витьку. - Ну вот не смог он с ней, как со столбом. По-твоему, обошёл и дальше пошёл?
- Так он же не разобрался, не поинтересовался, чё она ему там подсунула. Жил бы и жил. Какого овоща не хватало?
- Нет... Так не бывает, чтобы всё хорошо. И ошибаться порой надо, чтобы понять некоторые вещи.
Они посидели молча, вглядываясь в окна Ульяны. Во дворе было тихо. Скорее всего, уставшая от стирки и не выспавшаяся, она прилегла отдохнуть. Так, почему-то подумалось. А может, она нашла в доме спешные дела. Кто знает... Баба Дуня выползла из ограды и присела к ним на лавочку.
- Витька... А чё это в Митькином дому крик сегодня? Ругаются опять, что ли? Через три дома слышно.
- Дядька Митька-то... Да попросил у своей Надьки ухи и на работу ушёл, к фермеру на поля. Та купила в сельпе селёдки копчёной, и с голов и хвостов наварила. Вонища на всю улицу, соседки хохочут и плюются. Он пришёл к обеду и в матерки. Окна пооткрывали, избу проветривают. Дядька Митька вроде сгоряча толкнул её, да походу зря. Она со зла вилы хвать и на него. Загнала в кусты и кричит - я кажу, как тебе ту уху варить, кажу, с чего не знаю. Хохлушка же. Вроде служил там по тем временам и привёз.
- Так не тока он привёз. Федя свою Ксану тоже. Оне же вместе там служили, вместе и привезли, - бабка Дуня от души чихнула. - Ох, язви тя.... Тока Федя хорошо со своей живёт. Она как-то бабам смехом рассказывала. Хведя, говорит, любэ меня. Бывае лыже и лыже, усю облыже. Вот и налюбили себе рябетёнков. Скока их у них?
- Да вроде шесть.
- Ну и вот. Взрослые уже, поразъехались кто куды, - баба Дуня вздохнула.
- Ладно, пойду я до дому. Маманя поди к обеду заждалась.
Витька кинул на голову кепку, лежавшую на лавке, и ушёл. Баба Дуня сочувственным взглядом проводила его до ближайшего переулка.
- Вроде ничего парнишка был, и лицом добрый, и ростом вышел. А изувечился там нутром. Вернулся оттуда, как кипятком ошпаренный.
- Откуда?
- Так с армии. Года четыре поди как пришёл. Попал в ту кутерьму, и никак не устоится. Шипко вроде не напивается, на ногах стоит, но видать глушит себя. Мать вона плачет и говорит - иной раз нахлещется и сидит, рычит под нос. Я, говорит, к нему - сынка да сынка. А он - не трожь, мать!.. И опять стопку в себя. Другой раз скажет, что в этот день их побили. Или сгорела машина их военная с ребятами, и достали оттуль чуть ли не головешками. А кому всё на сердце? Матери... Вот и ревёт рядом с ним. Кто, говорит, мне сына прежнего вернёт? Беда... - баба Дуня вздохнула. - Улька вон молодая и то не стерпела. Им бы дитё родить, вдруг бы и забылся со временем. Да видать и впрямь тяжело с ним, раз не хочет.
- Я далёк от этого. Только понимаю, что пришёл он оттуда и не хватило сил немного. Ему бы удержаться, да видно так тошно было. Вернувшись, он даже не понял, что уже спасённый. А другие нет. Это и точит.
- А кто там был? - снова вздохнула баба Дуня. - Такие ребята и были. Сельские, да городские с окраины. Умные учились все.
