Новые
МенюТРИНАДЦАТЫЙ... глава 16
2 декабря 2014 — Наталья Шатрова
16
Осень по-прежнему дарила тепло, обещая смениться вскоре на холодную и дождливую погоду. Не очень хотелось этой промозглой слякоти, хотелось продолжения затяжной листопадной поры. В один из таких дней, ранним выходным утром, полудрёму встревожил телефонный звонок. Звонил Пашка.
- Вань, я на даче. Давай, баню затоплю?
- Выходной же, я ещё сплю. Паша, дай поваляться.
- Я тебя гоню? Часам к двенадцати подтягивайтесь, ребят я обзвоню. Купи веники по дороге. Шашлык пусть Федя захватит, а Алька коньяк и вино девчонкам. И с ночёвкой рассчитывайте.
- Хорошо, - сонно зевнув, он рухнул на подушку досыпать.
Они часто собирались на даче у Пашкиной тёщи. Тёща у Пашки была мировая тётка. Полная, небольшого роста, она каталась между грядок, как колобок, частенько зазывая Пашку:
- Паша, иди мой хороший, подмогни мне тут.
Пашка срывался с места и летел на подмогу. Добрая она, эта тётка Маша, понимающая и принимающая их, как родных. Иногда они устраивали небольшую вылазку на дачу, чтобы побыть вместе семьями и попариться в баньке, или отпраздновать чей-то день рождения. Тётка Маша обнимала тогда всех по очереди, расцеловывала в щёки и кричала Пашкиному тестю, обычно упорно желающему остаться:
- Петро, поехали домой. Парьтесь, ребятишки.
Возле бани с весны до поздней осени стояла широкая деревянная бочка с водой из колодца, стоявшего неподалёку на участке. Согретая солнцем, вода из этой бочки использовалась тёткой Машей для поливки ухоженных огородных грядок. Позже, совсем уже глубокой осенью, бочка будет просушена и перевёрнута вверх дном на кирпичики, готовая пережить долгую сибирскую зиму. Почему она ещё не развалилась от их тренировок? Все относительно свободно влезали в эту бочку, ныряя в прохладную воду после парилки. И только Федя не пытался в неё попасть. После бани Федя прямиком шёл к колодцу, где было приготовлено два ведра холодной воды. Опрокинув их на себя, Федя с придыхом крякал, не спеша шёл к бане и падал на покрывала, расстеленные на траве. Всё. Федю пока не тронь.
Пашка выскакивал из парилки, как ужаленный, и сразу кидался в бочку, выплёскивая воду и обдавая тихим матом свой восторг после веника. Окунувшись, он выныривал из воды и падал Феде под бок, роняя холодные брызги на согретое солнцем Федино тело.
- Соловей, - сердился Федя, не открывая глаза. - Не брызгай. Я замёрз весь от тебя.
Вслед за Пашкой из бани выбегал Олег. Ухватившись на бегу за край бочки, он тут же подпрыгивал и вперёд ногами нырял в воду. Окунувшись с головой, Олег выскакивал и падал рядом с Пашкой.
- Фу, приучили вы меня, - ворчал Олег, устраиваясь поудобнее. - Я редко парился, всю жизнь в квартире в ванне просидел. Хорошо-о!
- Хорошо-о, - по инерции сонным голосом отзывался Федя.
Ну и он... Он выходил из парилки спокойно. Потягиваясь и разминая отхлёстанные веником мышцы, он по очереди поднимал ноги и степенно опускался в воду. Нырнув раза три с головой, он вылезал из бочки и падал по другую сторону рядом с Федей.
- Федь, не засыпай. Держись ещё на заход.
- Ясен пень, - плавая между сном и явью, Федя, спохватившись, утвердительно бурчал в ответ: - А этих больше не пустим, - Федя кивал на Пашку с Олегом. - Только пар переводят.
Наступал черёд идти девчонкам в парилку. Они шли вместе, и вскоре из бани доносился до них заливистый женский смех. И тогда, приткнувшись к приоткрытому оконцу баньки, Пашка громко гукал в него:
- Угу-у... Девчонки, пустите спинки потереть.
- Заходи, Паш. Мы тебя тоже всей компанией помоем. - летел из оконца ответ и полное согласие.
Отдохнув, они с Федей делали повторный заход в парилку, а Пашка и Олег разжигали мангал рядом с баней. По двору расстилался дым от углей и аромат жареного шашлыка, вызывая нестерпимое желание съесть всё и немедленно. В этот раз они взяли с собой на дачу и двух новеньких - Игоря и Хана. Он заметил, что парни стали сближаться, чаще быть вместе и вести личные разговоры. Они хорошо дополняли друг друга: спокойный и тихий Хан, и резкий решительный Игорь. Ему нравилось наблюдать за ними со стороны. В такие минуты в голове у него были только одни мысли: когда-то и мы с Лёхой так же. Он сидел и белой завистью завидовал ребятам, втайне тоскуя по тому времени, что прошло рядом с Лёхой.
- О чём думаешь, Вань? - Федя подсел к нему на бревно, лежавшее вместо лавочки у колодца.
- Завидую, Федь. Глянь, как в них жизнь молодая играет.
- А ты чё? Старый, что ли? Пошли, - Федя глянул в сторону ребят, гонявших футбольный мяч на полянке перед дачей.
- А пошли!
- Эй, - крикнул Федя Олегу с Пашкой. - Хватит пузо набивать, пошли играть.
Они гоняли мяч по поляне, разделившись по трое и забивая друг другу голы в отгороженные палками ворота. Сидевшие на скамейке возле ограды девчонки, с криками «гол», усиленно болели за всех подряд.
Вечерело. Солнце садилось на край неба, окрашивая горизонт необыкновенно красивым ярко-красным светом. Расположившись возле баньки у маленького костра, они засиделись во дворе до глубокой ночи. С шутками после выпитого, с тихими доверчивыми разговорами. Он сидел задумчивый, нехотя вскидывая глаза на ребят.
- Что-то ты думать много стал, - Пашка с интересом взглянул в его сторону. - В ступор уходишь? Давай, как-нибудь напьёмся?
- А мы что делаем? - улыбнулся он на Пашкины слова.
- Да разве это пьянка? Надо закатить, прямо по полной программе, - Пашка наклонился и наговорил это ему прямо в ухо.
- Потом, Паша. Всё потом.
- Ну наори на нас на работе. Не-а, не наорёшь ведь. Ладно, весёлое послезавтра я тебе лично устрою. Понял?
- За что мне на вас орать? Устрой Паша.
- Улыбаешься? В понедельник не будешь.
- Берегись, Вань, от него всё можно ожидать, - Федя помешал дрова в костре. - Чего привязался? Не всем же зубы скалить, как тебе.
- Федь, я вот зубы скалю... А что внутри, то одному богу известно.
- Вот и успокойся. Дай погрустить.
- Что-то подозрительно часто он стал грустить. А, командир?
- Всё, пошли спать, - он взял Наташу за руку. - Правда, устал я сегодня. Может, стареть стал?
- Придумал тоже, - хохотнул Пашка ему вдогон, вставая со скамейки. - Пошли.
Сибирь, родимая... Умеет она баловать тёплой осенней погодой сегодня, а в ночь может обрушить на землю свой гнев в виде стремительного ненастья. На следующее утро небо затянулось клочьями рваных облаков, предвещая скорый дождь, возможно и со снегом. Этот резкий переход погоды с тёплой на холодную, был внезапным и неожиданным. Осень терпеливо диктовала свои правила: ночи становились холоднее, с деревьев слетали последние листья, природа замерла в ожидании очередной перемены времени года.
Они с Наташей ехали с дачи молча, каждый думал о своём. Может, погода так действовала, может, настроение было такое, а может, так надо было. Просто молчать. Молчать иногда человеку бывает полезно. Он чувствовал, что в душе у него поселилась тихая грусть, что-то ныло и рвалось наружу. Может, осень на него так давила? А может... Эта мысль пришла изнутри и прошибла его насквозь.
«Почему нас двое? А может, надо уже, чтобы нас было трое? Почему я этого боюсь? Нельзя же всю жизнь думать, что тебя где-то завалят и всё на этом закончится. Каждый человек имеет право на продолжение себя», - ему сразу стало легче от этой мысли и, улыбнувшись, он посмотрел на Наташу.
- И что ты улыбаешься?
- Просто. Хорошо мне.
- От чего?
- Не скажу сейчас, потом скажу. Наташ, о чём ты думаешь?
- Вот сиди тогда и радуйся один. Ни о чём.
- И всё же?
- Я думаю, что даже не мечтала выйти замуж за Ваньку.
- А за кого мечтала?
- За кого угодно, только не за Ваньку. Даже в мыслях этого имени не было.
- Ну и как тебе замужем за Ванькой?
- Мой Ванька, самый лучший из всех Ванек.
- Вот спасибо, обрадовала.
- Знаешь... Я вот часто думаю, а если бы ты не зашёл тогда в наш салон? Мало ли их по городу, зашёл бы в другой и всё.
- Я зашёл туда, куда мне надо было зайти. Наверное, там, - он кивнул глазами на небо, - направляют тебя в нужный поток.
- Вань, а мне страшно бывает от мысли - вдруг бы ты не зашёл. Как бы я жила?
- Наверное, была бы с другим.
- Я набью тебя сейчас. Понял? - в её глазах мелькнули слёзы. - И так тошно, так ты ещё достаёшь.
- Почему тебе тошно?
- Потому что! Вдруг бы ты не зашёл ко мне тогда, - свернув с трассы, он резко остановил машину на обочине. - Вань. Ты одурел, что ли?
- Иди ко мне, - он обнял Наташу и притянул к себе, впиваясь в её губы всё откровенней и нежнее.
Мимо с шумом проносились машины. Резко притормозив, одна из них остановилась впереди. Он вскинул глаза: к ним шёл Федя и улыбался.
- Вань, сломался, что ли?
- Почти, Федя, - выдохнул он в окно.
- О!.. Пардоньте! Ломайтесь дальше, - улыбаясь, Федя поднял руки, ушёл к машине и умчался.
- Ванечка, всё. Поехали домой. Машины идут, все смотрят. Сзади Олег, Пашка. Поехали.
- Ну и пусть смотрят, - он с шумом выдохнул воздух из себя. - Хорошо, поедем домой.
Он помнит ту ночь... Помнит огромную луну, бесстыже заглядывающую полным диском к ним в спальню. Выныривая из-за тучных облаков, она не мешала и даже помогала, создавая таинственность полумрака.
- Я тебя так люблю, что у меня даже мурашки по коже. Ты знаешь, что я сейчас думаю? Вот спроси меня, Вань.
- Что ты сейчас думаешь?
- Я думаю: Господи, сделай так, чтобы ты не забывал обо мне, всегда и везде. Где бы ни был - всегда помнил.
- Ты решила поговорить красиво о красивом? - она кивнула ему. - Хорошо. Однажды, и только с тобой, я понял одну очень интересную штуку: если внутри есть любовь, то нужно отдать её, чтобы получить обратно. А если внутри пустота, то она никому не нужна. Бывая «там», я иногда разговариваю с тобой и мне кажется, что ты слышишь.
- Мне всё нужно: и твоя любовь, и твоё одиночество. И я слышу тебя. Ещё.
- Что ещё? - он поцеловал её в макушку.
- Говори ещё.
- Да-а? - он улыбнулся. - Я вижу, когда тебе хорошо, и когда ты довольная. Я делю с тобой такие моменты и переживаю их вместе с тобой. Впрочем, и плохие моменты тоже.
- Например.
- Ну-у, например: ты дома, я прихожу с работы и знаю, что сейчас выйду из ванны, пойду на кухню и сяду за стол. Ты подойдёшь, уберёшь мои руки, сядешь на колени и скажешь - как же я тебя люблю. Мне это нравится.
- Вань... Есть люди, которые всегда в сердце и ты их понимаешь. Есть люди с пустыми глазами, в них нет ничего, они не могут остановить и привлечь, в таких глазах темно. Есть люди, которых называют закрытыми: они никогда никому не откроются, они так и будут жить в себе. А есть такие, которые нараспашку, и они вообще без дверей. Вот ты такой. Ты впускаешь всех, кто хочет разделить с тобой горе и радость. Но, Ванечка, тогда ведь и тебе трудно, если ты всех выслушаешь и поймёшь. А кто выслушает и поймёт тебя? Тебе ведь это тоже нужно. В тебе есть тайная дверца, маленькая такая, за которую ты не пускаешь даже меня.
- Права, - он вздохнул, собираясь с мыслями. - Чтобы легче было жить с любым человеком, надо думать - чем ты с ним связан, и зачем он пришёл в твою жизнь. А кто меня поймёт? У меня был такой друг, Лёха, и мы понимали друг друга. А теперь его нет. Да, есть мои ребята, мои друзья. С ними всё разделишь поровну, а иногда и последнее отдашь. Но не всем и не всегда скажешь, что тебя тревожит. Они сами такие, с таким же грузом. Зачем их грузить ещё больше? И скажу тебе откровенно, что всё своё я ношу в себе. Все так живут.
- А как же я? Почему мне нельзя всё говорить?
- Потому что нельзя тебе всё говорить.
- Хорошо, нельзя. Только мне кажется, что я живу в каком-то оберегающем меня коконе, за грани которого ты не даёшь выйти. Я же вижу, как тебе порой бывает плохо. Открой мне эту маленькую дверцу. Я знаю, там живёт твой «тринадцатый». С кем он живёт? С войной? С памятью о погибших? - он молчал. - Вань... Я смотрю иногда на твои шрамы на боку и мне страшно. Я ведь ничего не знаю.
- Не надо о плохом. Надеюсь, что оно не будет нас тревожить. Ты спи, а мне сейчас не уснуть. Я в компьютер залезу на полчасика. Хорошо? - Наташа смотрела на него в упор. - Не пущу туда. Я сказал!
Он задвинул шторы на окне, чтобы свет луны не мешал ей уснуть, вышел в другую комнату и сел за компьютер.
- Добрый вечер, Вань. Где ты был? Я потерял тебя. Ты прости меня за ту перестрелку. Я сам не знаю, что со мной. У меня никогда ничего подобного не было. Тянет к тебе, и всё. Не думай обо мне плохо. И жаль, что мы живём далеко друг от друга. Прости, Вань.
- Тимоха, ну о чём ты? Всё хорошо, пошутили и забыли. Придёт время, и мы обязательно встретимся. Я обещаю. На даче мы были, в бане парились.
- Вань, у тебя там друзья, я понимаю. А я не хочу быть вторым, третьим, я хочу быть первым. Ты только не ори на меня.
- Тимоха, ты чего? Мои друзья - это для меня всё. От каждого из нас иногда зависит наша жизнь.
- Я хочу быть таким другом, которому ты доверил бы свои мысли. Всё, что нельзя сказать другим. Понимаешь? Я дурак, я прошу больше, чем просто дружбу. Я прошу искренность и доверие. Со мной ты можешь быть таким, я это чувствую. С ними - нет, со мной - да. С ними ты такой, каким должен быть. А со мной будь настоящим. Это не слабость твоя, это сила твоя - быть настоящим.
Он молчал. Мысли бушевали в нём от самых низких догадок, до самого отрицания этого факта. Довольно странная просьба. Друзья для него - это самое дорогое. И без обсуждений. А вот это - «тянет к тебе, и всё», напрягало его конкретно.
«Кому ты так пишешь? Мне? Да я же тебя...»
- Вань, пиши мне, не молчи. Ну приезжай и убей меня на...
- Тимоха. Сиди и молчи. Я сказал! А то полезут щас солнышки с одуванчиками.
- Не молчи. И не выгоняй из друзей, а то я сдохну. Тяжело мне.
- Я в тихом шоке. Ты понимаешь, что для меня значат друзья? Друзья - это крепко сжатый кулак, и разжать его никому не под силу. Это - моя жизнь. Это - мои друзья, без которых я - вообще никак. Ты понял?
- Я же, сука, всё понимаю!.. Вы там с друзьями пьёте на праздники, обнимаетесь на кухне, лбами бодаетесь. Я тоже так хочу. Понял?.. Ни на один вопрос, который я задаю, ты не ответил точно и понятно.
- А ты не думал о том, что я не могу, что не имею права о себе рассказывать? Всё. Пошли спать, завтра на работу. Утром я тебе напишу.
- Я не доживу до утра. Теперь ты будешь презирать меня, что я так о твоих друзьях. Да и вообще, обо всём. Ткнул же щас мне про солнышки с одуванчиками. Ваня, это - интернет! Как мне ещё передать то тепло, которое я хочу послать тебе? Только написанными словами. Я прошу у тебя звонок, а ты мне его не даёшь. У меня пропадает всякая вера. Не выгоняй, дай срок, я привыкну. Я не уйду от тебя.
- Доживёшь. Пошли спать.
Позже, он лежал с закрытыми глазами и думал:
«Какое право имеет он, виртуально-нереальный, задвигать его друзей на второй план и что-то требовать? Но, чёрт возьми!..»
Он ломал себя, чувствуя, что ему не хочется расставаться с Тимохой. Жёлтый диск луны скатился к краю окна и подглядывал за его мыслями. Тяжёлый сон свалился внезапно: он отключился и провалился в ночь.
Утро разбудило его бодро, с твёрдым намерением написать Тимохе и закончить всё это дёрганье вместе с перепиской.
- Матвей. Я останусь честным перед тобой. В контракте мной подписаны специальные документы, и я обязан нести ответственность за соблюдение и выполнение приказов и правил. По этой причине, и в силу своих убеждений, я не могу говорить многое о себе и своих делах. Веры нет у тебя? Вера должна быть у каждого человека, и если она уходит, то это плохо. В жизни есть чёрные и белые полоски, есть в ней промежутки горя и радости. Жизнь щедро дарит нам это, чтобы мы видели доброе и красивое вместе со злым и ужасным. Я постоянно это вижу. Не надо сроков и вопросов - как нам быть дальше. Хватит! Не можешь принять меня таким? Тогда закрываем наше общение. Вечером жду ответ. Всё.
- Почему ты не разрешаешь общаться по телефону?
- Тимоха, не лезь в эту кухню.
- Ваня, а человек должен быть счастливым?
- Наверное, должен. Ну что мне с тобой делать?
- Приезжай и убей меня. Удали из друзей, и я исчезну.
- Я не киллер. Что ты сейчас говоришь? Дурак.
- Я не могу так. Я выхожу на сайт и посылаю тебе сигнал - sos. И помни всегда, ты лучший, Ванька.
- Успокойся. Ты хочешь, чтобы мне было плохо?
- Нет. Я хочу, чтобы было хорошо. Вань, а Вань?
- Чего?
- Я хочу к тебе. С тобой. Вместе.
- Может, тебя на выезд с собой ещё брать?
- Только не надо мне тыкать. Да, я не служил, но я не мамкин сынок. Иди на работу. И удачного дня.
- Не рычи.
- Да понял я тебя! Мне ничего не надо. Я делаю выводы.
- Делай. В случае чего, я буду помнить тебя. Всегда. Тимоха, ты ещё дома?
- Завтрак у меня. Я пью кофе со сливками и ем французскую булку.
- Французскую булку тебе прямо из Парижа доставили?
- Я не уйду. Понял, Неволин? Я дорожу дружбой и верю в неё. А ты улыбнись, Вань. А то под фото обещают, что сегодня будет не до смеха. Паша вон тебе написал, посмотри. Ушёл я.
Осень по-прежнему дарила тепло, обещая смениться вскоре на холодную и дождливую погоду. Не очень хотелось этой промозглой слякоти, хотелось продолжения затяжной листопадной поры. В один из таких дней, ранним выходным утром, полудрёму встревожил телефонный звонок. Звонил Пашка.
- Вань, я на даче. Давай, баню затоплю?
- Выходной же, я ещё сплю. Паша, дай поваляться.
- Я тебя гоню? Часам к двенадцати подтягивайтесь, ребят я обзвоню. Купи веники по дороге. Шашлык пусть Федя захватит, а Алька коньяк и вино девчонкам. И с ночёвкой рассчитывайте.
- Хорошо, - сонно зевнув, он рухнул на подушку досыпать.
Они часто собирались на даче у Пашкиной тёщи. Тёща у Пашки была мировая тётка. Полная, небольшого роста, она каталась между грядок, как колобок, частенько зазывая Пашку:
- Паша, иди мой хороший, подмогни мне тут.
Пашка срывался с места и летел на подмогу. Добрая она, эта тётка Маша, понимающая и принимающая их, как родных. Иногда они устраивали небольшую вылазку на дачу, чтобы побыть вместе семьями и попариться в баньке, или отпраздновать чей-то день рождения. Тётка Маша обнимала тогда всех по очереди, расцеловывала в щёки и кричала Пашкиному тестю, обычно упорно желающему остаться:
- Петро, поехали домой. Парьтесь, ребятишки.
Возле бани с весны до поздней осени стояла широкая деревянная бочка с водой из колодца, стоявшего неподалёку на участке. Согретая солнцем, вода из этой бочки использовалась тёткой Машей для поливки ухоженных огородных грядок. Позже, совсем уже глубокой осенью, бочка будет просушена и перевёрнута вверх дном на кирпичики, готовая пережить долгую сибирскую зиму. Почему она ещё не развалилась от их тренировок? Все относительно свободно влезали в эту бочку, ныряя в прохладную воду после парилки. И только Федя не пытался в неё попасть. После бани Федя прямиком шёл к колодцу, где было приготовлено два ведра холодной воды. Опрокинув их на себя, Федя с придыхом крякал, не спеша шёл к бане и падал на покрывала, расстеленные на траве. Всё. Федю пока не тронь.
Пашка выскакивал из парилки, как ужаленный, и сразу кидался в бочку, выплёскивая воду и обдавая тихим матом свой восторг после веника. Окунувшись, он выныривал из воды и падал Феде под бок, роняя холодные брызги на согретое солнцем Федино тело.
- Соловей, - сердился Федя, не открывая глаза. - Не брызгай. Я замёрз весь от тебя.
Вслед за Пашкой из бани выбегал Олег. Ухватившись на бегу за край бочки, он тут же подпрыгивал и вперёд ногами нырял в воду. Окунувшись с головой, Олег выскакивал и падал рядом с Пашкой.
- Фу, приучили вы меня, - ворчал Олег, устраиваясь поудобнее. - Я редко парился, всю жизнь в квартире в ванне просидел. Хорошо-о!
- Хорошо-о, - по инерции сонным голосом отзывался Федя.
Ну и он... Он выходил из парилки спокойно. Потягиваясь и разминая отхлёстанные веником мышцы, он по очереди поднимал ноги и степенно опускался в воду. Нырнув раза три с головой, он вылезал из бочки и падал по другую сторону рядом с Федей.
- Федь, не засыпай. Держись ещё на заход.
- Ясен пень, - плавая между сном и явью, Федя, спохватившись, утвердительно бурчал в ответ: - А этих больше не пустим, - Федя кивал на Пашку с Олегом. - Только пар переводят.
Наступал черёд идти девчонкам в парилку. Они шли вместе, и вскоре из бани доносился до них заливистый женский смех. И тогда, приткнувшись к приоткрытому оконцу баньки, Пашка громко гукал в него:
- Угу-у... Девчонки, пустите спинки потереть.
- Заходи, Паш. Мы тебя тоже всей компанией помоем. - летел из оконца ответ и полное согласие.
Отдохнув, они с Федей делали повторный заход в парилку, а Пашка и Олег разжигали мангал рядом с баней. По двору расстилался дым от углей и аромат жареного шашлыка, вызывая нестерпимое желание съесть всё и немедленно. В этот раз они взяли с собой на дачу и двух новеньких - Игоря и Хана. Он заметил, что парни стали сближаться, чаще быть вместе и вести личные разговоры. Они хорошо дополняли друг друга: спокойный и тихий Хан, и резкий решительный Игорь. Ему нравилось наблюдать за ними со стороны. В такие минуты в голове у него были только одни мысли: когда-то и мы с Лёхой так же. Он сидел и белой завистью завидовал ребятам, втайне тоскуя по тому времени, что прошло рядом с Лёхой.
- О чём думаешь, Вань? - Федя подсел к нему на бревно, лежавшее вместо лавочки у колодца.
- Завидую, Федь. Глянь, как в них жизнь молодая играет.
- А ты чё? Старый, что ли? Пошли, - Федя глянул в сторону ребят, гонявших футбольный мяч на полянке перед дачей.
- А пошли!
- Эй, - крикнул Федя Олегу с Пашкой. - Хватит пузо набивать, пошли играть.
Они гоняли мяч по поляне, разделившись по трое и забивая друг другу голы в отгороженные палками ворота. Сидевшие на скамейке возле ограды девчонки, с криками «гол», усиленно болели за всех подряд.
Вечерело. Солнце садилось на край неба, окрашивая горизонт необыкновенно красивым ярко-красным светом. Расположившись возле баньки у маленького костра, они засиделись во дворе до глубокой ночи. С шутками после выпитого, с тихими доверчивыми разговорами. Он сидел задумчивый, нехотя вскидывая глаза на ребят.
- Что-то ты думать много стал, - Пашка с интересом взглянул в его сторону. - В ступор уходишь? Давай, как-нибудь напьёмся?
- А мы что делаем? - улыбнулся он на Пашкины слова.
- Да разве это пьянка? Надо закатить, прямо по полной программе, - Пашка наклонился и наговорил это ему прямо в ухо.
- Потом, Паша. Всё потом.
- Ну наори на нас на работе. Не-а, не наорёшь ведь. Ладно, весёлое послезавтра я тебе лично устрою. Понял?
- За что мне на вас орать? Устрой Паша.
- Улыбаешься? В понедельник не будешь.
- Берегись, Вань, от него всё можно ожидать, - Федя помешал дрова в костре. - Чего привязался? Не всем же зубы скалить, как тебе.
- Федь, я вот зубы скалю... А что внутри, то одному богу известно.
- Вот и успокойся. Дай погрустить.
- Что-то подозрительно часто он стал грустить. А, командир?
- Всё, пошли спать, - он взял Наташу за руку. - Правда, устал я сегодня. Может, стареть стал?
- Придумал тоже, - хохотнул Пашка ему вдогон, вставая со скамейки. - Пошли.
Сибирь, родимая... Умеет она баловать тёплой осенней погодой сегодня, а в ночь может обрушить на землю свой гнев в виде стремительного ненастья. На следующее утро небо затянулось клочьями рваных облаков, предвещая скорый дождь, возможно и со снегом. Этот резкий переход погоды с тёплой на холодную, был внезапным и неожиданным. Осень терпеливо диктовала свои правила: ночи становились холоднее, с деревьев слетали последние листья, природа замерла в ожидании очередной перемены времени года.
Они с Наташей ехали с дачи молча, каждый думал о своём. Может, погода так действовала, может, настроение было такое, а может, так надо было. Просто молчать. Молчать иногда человеку бывает полезно. Он чувствовал, что в душе у него поселилась тихая грусть, что-то ныло и рвалось наружу. Может, осень на него так давила? А может... Эта мысль пришла изнутри и прошибла его насквозь.
«Почему нас двое? А может, надо уже, чтобы нас было трое? Почему я этого боюсь? Нельзя же всю жизнь думать, что тебя где-то завалят и всё на этом закончится. Каждый человек имеет право на продолжение себя», - ему сразу стало легче от этой мысли и, улыбнувшись, он посмотрел на Наташу.
- И что ты улыбаешься?
- Просто. Хорошо мне.
- От чего?
- Не скажу сейчас, потом скажу. Наташ, о чём ты думаешь?
- Вот сиди тогда и радуйся один. Ни о чём.
- И всё же?
- Я думаю, что даже не мечтала выйти замуж за Ваньку.
- А за кого мечтала?
- За кого угодно, только не за Ваньку. Даже в мыслях этого имени не было.
- Ну и как тебе замужем за Ванькой?
- Мой Ванька, самый лучший из всех Ванек.
- Вот спасибо, обрадовала.
- Знаешь... Я вот часто думаю, а если бы ты не зашёл тогда в наш салон? Мало ли их по городу, зашёл бы в другой и всё.
- Я зашёл туда, куда мне надо было зайти. Наверное, там, - он кивнул глазами на небо, - направляют тебя в нужный поток.
- Вань, а мне страшно бывает от мысли - вдруг бы ты не зашёл. Как бы я жила?
- Наверное, была бы с другим.
- Я набью тебя сейчас. Понял? - в её глазах мелькнули слёзы. - И так тошно, так ты ещё достаёшь.
- Почему тебе тошно?
- Потому что! Вдруг бы ты не зашёл ко мне тогда, - свернув с трассы, он резко остановил машину на обочине. - Вань. Ты одурел, что ли?
- Иди ко мне, - он обнял Наташу и притянул к себе, впиваясь в её губы всё откровенней и нежнее.
Мимо с шумом проносились машины. Резко притормозив, одна из них остановилась впереди. Он вскинул глаза: к ним шёл Федя и улыбался.
- Вань, сломался, что ли?
- Почти, Федя, - выдохнул он в окно.
- О!.. Пардоньте! Ломайтесь дальше, - улыбаясь, Федя поднял руки, ушёл к машине и умчался.
- Ванечка, всё. Поехали домой. Машины идут, все смотрят. Сзади Олег, Пашка. Поехали.
- Ну и пусть смотрят, - он с шумом выдохнул воздух из себя. - Хорошо, поедем домой.
Он помнит ту ночь... Помнит огромную луну, бесстыже заглядывающую полным диском к ним в спальню. Выныривая из-за тучных облаков, она не мешала и даже помогала, создавая таинственность полумрака.
- Я тебя так люблю, что у меня даже мурашки по коже. Ты знаешь, что я сейчас думаю? Вот спроси меня, Вань.
- Что ты сейчас думаешь?
- Я думаю: Господи, сделай так, чтобы ты не забывал обо мне, всегда и везде. Где бы ни был - всегда помнил.
- Ты решила поговорить красиво о красивом? - она кивнула ему. - Хорошо. Однажды, и только с тобой, я понял одну очень интересную штуку: если внутри есть любовь, то нужно отдать её, чтобы получить обратно. А если внутри пустота, то она никому не нужна. Бывая «там», я иногда разговариваю с тобой и мне кажется, что ты слышишь.
- Мне всё нужно: и твоя любовь, и твоё одиночество. И я слышу тебя. Ещё.
- Что ещё? - он поцеловал её в макушку.
- Говори ещё.
- Да-а? - он улыбнулся. - Я вижу, когда тебе хорошо, и когда ты довольная. Я делю с тобой такие моменты и переживаю их вместе с тобой. Впрочем, и плохие моменты тоже.
- Например.
- Ну-у, например: ты дома, я прихожу с работы и знаю, что сейчас выйду из ванны, пойду на кухню и сяду за стол. Ты подойдёшь, уберёшь мои руки, сядешь на колени и скажешь - как же я тебя люблю. Мне это нравится.
- Вань... Есть люди, которые всегда в сердце и ты их понимаешь. Есть люди с пустыми глазами, в них нет ничего, они не могут остановить и привлечь, в таких глазах темно. Есть люди, которых называют закрытыми: они никогда никому не откроются, они так и будут жить в себе. А есть такие, которые нараспашку, и они вообще без дверей. Вот ты такой. Ты впускаешь всех, кто хочет разделить с тобой горе и радость. Но, Ванечка, тогда ведь и тебе трудно, если ты всех выслушаешь и поймёшь. А кто выслушает и поймёт тебя? Тебе ведь это тоже нужно. В тебе есть тайная дверца, маленькая такая, за которую ты не пускаешь даже меня.
- Права, - он вздохнул, собираясь с мыслями. - Чтобы легче было жить с любым человеком, надо думать - чем ты с ним связан, и зачем он пришёл в твою жизнь. А кто меня поймёт? У меня был такой друг, Лёха, и мы понимали друг друга. А теперь его нет. Да, есть мои ребята, мои друзья. С ними всё разделишь поровну, а иногда и последнее отдашь. Но не всем и не всегда скажешь, что тебя тревожит. Они сами такие, с таким же грузом. Зачем их грузить ещё больше? И скажу тебе откровенно, что всё своё я ношу в себе. Все так живут.
- А как же я? Почему мне нельзя всё говорить?
- Потому что нельзя тебе всё говорить.
- Хорошо, нельзя. Только мне кажется, что я живу в каком-то оберегающем меня коконе, за грани которого ты не даёшь выйти. Я же вижу, как тебе порой бывает плохо. Открой мне эту маленькую дверцу. Я знаю, там живёт твой «тринадцатый». С кем он живёт? С войной? С памятью о погибших? - он молчал. - Вань... Я смотрю иногда на твои шрамы на боку и мне страшно. Я ведь ничего не знаю.
- Не надо о плохом. Надеюсь, что оно не будет нас тревожить. Ты спи, а мне сейчас не уснуть. Я в компьютер залезу на полчасика. Хорошо? - Наташа смотрела на него в упор. - Не пущу туда. Я сказал!
Он задвинул шторы на окне, чтобы свет луны не мешал ей уснуть, вышел в другую комнату и сел за компьютер.
- Добрый вечер, Вань. Где ты был? Я потерял тебя. Ты прости меня за ту перестрелку. Я сам не знаю, что со мной. У меня никогда ничего подобного не было. Тянет к тебе, и всё. Не думай обо мне плохо. И жаль, что мы живём далеко друг от друга. Прости, Вань.
- Тимоха, ну о чём ты? Всё хорошо, пошутили и забыли. Придёт время, и мы обязательно встретимся. Я обещаю. На даче мы были, в бане парились.
- Вань, у тебя там друзья, я понимаю. А я не хочу быть вторым, третьим, я хочу быть первым. Ты только не ори на меня.
- Тимоха, ты чего? Мои друзья - это для меня всё. От каждого из нас иногда зависит наша жизнь.
- Я хочу быть таким другом, которому ты доверил бы свои мысли. Всё, что нельзя сказать другим. Понимаешь? Я дурак, я прошу больше, чем просто дружбу. Я прошу искренность и доверие. Со мной ты можешь быть таким, я это чувствую. С ними - нет, со мной - да. С ними ты такой, каким должен быть. А со мной будь настоящим. Это не слабость твоя, это сила твоя - быть настоящим.
Он молчал. Мысли бушевали в нём от самых низких догадок, до самого отрицания этого факта. Довольно странная просьба. Друзья для него - это самое дорогое. И без обсуждений. А вот это - «тянет к тебе, и всё», напрягало его конкретно.
«Кому ты так пишешь? Мне? Да я же тебя...»
- Вань, пиши мне, не молчи. Ну приезжай и убей меня на...
- Тимоха. Сиди и молчи. Я сказал! А то полезут щас солнышки с одуванчиками.
- Не молчи. И не выгоняй из друзей, а то я сдохну. Тяжело мне.
- Я в тихом шоке. Ты понимаешь, что для меня значат друзья? Друзья - это крепко сжатый кулак, и разжать его никому не под силу. Это - моя жизнь. Это - мои друзья, без которых я - вообще никак. Ты понял?
- Я же, сука, всё понимаю!.. Вы там с друзьями пьёте на праздники, обнимаетесь на кухне, лбами бодаетесь. Я тоже так хочу. Понял?.. Ни на один вопрос, который я задаю, ты не ответил точно и понятно.
- А ты не думал о том, что я не могу, что не имею права о себе рассказывать? Всё. Пошли спать, завтра на работу. Утром я тебе напишу.
- Я не доживу до утра. Теперь ты будешь презирать меня, что я так о твоих друзьях. Да и вообще, обо всём. Ткнул же щас мне про солнышки с одуванчиками. Ваня, это - интернет! Как мне ещё передать то тепло, которое я хочу послать тебе? Только написанными словами. Я прошу у тебя звонок, а ты мне его не даёшь. У меня пропадает всякая вера. Не выгоняй, дай срок, я привыкну. Я не уйду от тебя.
- Доживёшь. Пошли спать.
Позже, он лежал с закрытыми глазами и думал:
«Какое право имеет он, виртуально-нереальный, задвигать его друзей на второй план и что-то требовать? Но, чёрт возьми!..»
Он ломал себя, чувствуя, что ему не хочется расставаться с Тимохой. Жёлтый диск луны скатился к краю окна и подглядывал за его мыслями. Тяжёлый сон свалился внезапно: он отключился и провалился в ночь.
Утро разбудило его бодро, с твёрдым намерением написать Тимохе и закончить всё это дёрганье вместе с перепиской.
- Матвей. Я останусь честным перед тобой. В контракте мной подписаны специальные документы, и я обязан нести ответственность за соблюдение и выполнение приказов и правил. По этой причине, и в силу своих убеждений, я не могу говорить многое о себе и своих делах. Веры нет у тебя? Вера должна быть у каждого человека, и если она уходит, то это плохо. В жизни есть чёрные и белые полоски, есть в ней промежутки горя и радости. Жизнь щедро дарит нам это, чтобы мы видели доброе и красивое вместе со злым и ужасным. Я постоянно это вижу. Не надо сроков и вопросов - как нам быть дальше. Хватит! Не можешь принять меня таким? Тогда закрываем наше общение. Вечером жду ответ. Всё.
- Почему ты не разрешаешь общаться по телефону?
- Тимоха, не лезь в эту кухню.
- Ваня, а человек должен быть счастливым?
- Наверное, должен. Ну что мне с тобой делать?
- Приезжай и убей меня. Удали из друзей, и я исчезну.
- Я не киллер. Что ты сейчас говоришь? Дурак.
- Я не могу так. Я выхожу на сайт и посылаю тебе сигнал - sos. И помни всегда, ты лучший, Ванька.
- Успокойся. Ты хочешь, чтобы мне было плохо?
- Нет. Я хочу, чтобы было хорошо. Вань, а Вань?
- Чего?
- Я хочу к тебе. С тобой. Вместе.
- Может, тебя на выезд с собой ещё брать?
- Только не надо мне тыкать. Да, я не служил, но я не мамкин сынок. Иди на работу. И удачного дня.
- Не рычи.
- Да понял я тебя! Мне ничего не надо. Я делаю выводы.
- Делай. В случае чего, я буду помнить тебя. Всегда. Тимоха, ты ещё дома?
- Завтрак у меня. Я пью кофе со сливками и ем французскую булку.
- Французскую булку тебе прямо из Парижа доставили?
- Я не уйду. Понял, Неволин? Я дорожу дружбой и верю в неё. А ты улыбнись, Вань. А то под фото обещают, что сегодня будет не до смеха. Паша вон тебе написал, посмотри. Ушёл я.
© «Стихи и Проза России»
Рег.№ 0183845 от 2 декабря 2014 в 20:02
Рег.№ 0183845 от 2 декабря 2014 в 20:02
Другие произведения автора:
Рейтинг: 0Голосов: 0596 просмотров
Нет комментариев. Ваш будет первым!
