Ностальгия

  Всё начинается ещё с железнодорожных касс. Гулкие звуки в высоком, просторном зале. Очередь у кассового окошка. Кассирша смотрит, какие места, куда и «на когда» есть. И, наконец, выдаёт цветной продолговатый билет. А когда-то были ещё посадочные талоны – твёрдые картонные прямоугольнички, 3х5см, без указания места, если на проходящий. Но то было давно.

  Потом, неизъяснимо высокий зал вокзала. Посередине потолка огромная хрустальная люстра. Она так велика, что в ней могла бы гнездиться целая семья, с дедушкой, телевизором и котом. Напротив входа, волшебное табло, знающие всё о прибывающих, отправляющихся, и даже опаздывающих поездах. Путь на перрон лежит через второй этаж вокзала. В жёлтых пластмассовых креслах ожидают пересадки диковинные мужчины, женщины и дети. Они не похожи на тех, которые ходят по улицам, это какая-то особая порода – транзитные пассажиры. Перрон с фонарями и навесами, какие бывают только на железной дороге. Железнодорожные пути, параллельными линиями уходят в заманчивую даль. Запах угольной пыли и дёгтя, который несравненно романтичнее ландыша и сирени. Из репродукторов доносятся объявления, ставшие разборчивыми благодаря цифровым технологиям, но всё такие же милые.

  Услышав сообщение о том, что нумерация вагонов с хвоста поезда, люди на платформе отчаянно вертят головами, и волокут багаж из конца в конец перрона, потому что они не знают, с какой стороны будет этот хвост, ещё не прибывшего поезда.

  Но, и поезд подан и вагон найден. Проводница, с золотыми петлицами и кокардой, равнодушно убедилась в вашем праве войти в вагон. Непременно хлопающие отъезжающие в сторону двери купе, блестящиеникелированные детали и крючочки, умеренно, по-деловому мягкие диваны. Здесь всё функционально, нет ничего лишнего, декоративного, ненужного. Всё педантично рассчитано, без баловства. Большое окно, с занавесками. Столик с колючим алюминиевым ободком, об который открывали бутылки, многие поколения непосвящённых в железнодорожные тайны, незнающих о существовании специальной открывалки с нижней стороны столешницы. Забросив багаж наверх, пассажиры первым делом рассаживаются, на нижней полке и внимательно глядят в окно, на стоящие рядом вагоны другого состава.

  Перрон уплывает, а провожающие всё не унимаются и требовательно малюют пальцем в воздухе таинственные знаки, или прикладывают к щеке кулак с растопыренными пальцы.

  Отъезжающие вынуждены улыбаться кивать и лениво махать руками. Они ждут, когда, наконец провожающие устанут кривляться и уйдут. Провожающие же понимают бессмысленность всего этого ритуала, но уйти им не позволяет деликатность. Ведь уезжающий обидится, что его проводили как бы наспех.

  Мелькают и мелькают станционные постройки, столбы и семафоры, сходятся и расходятся колеи. Скоро место, за окном занимают деревья, и тоже проносятся мимо. Философы рассуждают над тем, что появилось раньше – курица или яйцо. Жизнь, в лице железной дороги, расставляет точки над i – на столике, вскоре после отправления поезда, появляются куры и яйца, и делают они это одновременно. Тихие разговоры, с попутчиками, чай, из стаканов в подстаканниках. К ночи всё затихает, всё реже каркают отодвигаемые двери. В заоконной мгле пробегают одинокие светляки-лампочки. Проснувшись среди ночи, от толчка, вы видите, в окне фонарь, и тускло освещённую, его светом часть сооружения, и уютнее этого места, как кажется и не может быть на свете. Какие-то люди вышли на ночном полустанке, и думаешь, как хорошо и спокойно здесь, наверное, живётся. А поезд, пошатываясь и поскрипывая, продолжает свой путь.  И тудух-тудух, тудух-тудух, тудух-тудух…

  Но, этот рассказ не о том.

  Стюардесса, в небесно-голубом костюме и жёлтых перчатках, с мягкой настойчивостью в голосе, предложила пассажирам занять свои места, пристегнуть ремни безопасности и выключить электронные приборы. Самолёт начал снижаться. Под крылом подрагивало море огней. Россыпи несметных сокровищ из пещеры Аладдина. До самой предполагаемой линии горизонта земля была сплошь усыпана золотыми огоньками Большого Тэль-Авива.

  Смуглый пассажир с бритой, яйцевидной головой, отправился в туалет, в конец салона. Женщина, встав, принялась открывать багажную полку, у себя над головой. Стюардесса бросилась в погоню за яйцеголовым, попутно усадив беспокойную пассажирку.

  Алик схватил за руку своего друга и прогудел:

  – Смотри! Офигенно. Всё в огнях.

  Друзья впервые направлялись, по приглашению религиозного учебного заведения, на Историческую Родину, на предмет ознакомления. Событие не способное оставить их равнодушными, всё же вызывало разную реакцию. Дима, в силу своего характера не любил показаться новичком. Он никогда и ни чем не восторгался, принимая бывалый вид, снисходительно глядел на окружающих, как бы говоря: «это для вас новость, а я на это уже насмотрелся, собаку съел». И хотя в Израиль он летел впервые, матерый собакоед, с несколько скучающим видом, окидывал всё окружающее пресыщенным взором.

  В характере Алика гармонично соединились председатель гаражного кооператива, шеф-повар и руководитель широкого профиля. Он не разменивался на мнение окружающих. Он открыто восхищался, всем, что его восхищало, и властно сообщал о своих впечатлениях.

  – Вот как Родина светится – с гордостью изрёк Алик – ни Турция, ни Кипр так не сияли!

  Дима нарочито равнодушно покосился на иллюминатор и насторожено пробежал глазами по салону. Он злился на друга. 

  Из самолёта вышли прямо в пластиковую трубу, с ковровым полом, по которой попали в здание аэропорта. При входе, стояли два сотрудника службы безопасности. Как только Алик сошёл с небольшого эскалатора, оба одновременно, как по команде двинулись, к нему, каждый со своего места. Преградив Алику путь и проверив паспорт, охранники вежливо посторонились, пропуская пассажира.

  – И с чего бы это они? – спросил Алик, своего спутника.

  – Ты им наверно какую-нибудь Насралу напомнил – мстительно ответил Дима. 

  Темно-русые волосы, и короткий, немного курносый нос Алика, не давали повода подозревать в нём арабского террориста, но его громоздкая фигура, тяжёлый подбородок и набыченый, исподлобья взгляд, спровоцировали стражей проявить бдительность. Наметанный глаз охранников автоматически выделил его среди остальных пассажиров рейса.

  – Израильская служба безопасности самая крутая в мире – наставительно сообщил Алик, как бы подчёркивая свою невиновность в случившемся – сюда приезжают учиться изо всех стран.

  – Теперь понятно – согласился Дима – у них на террористов чутьё, вот они тебя и заподозрили. А, я наивный, тебя порядочным человеком считал.

  По невообразимо широкому, высокому, и главное бесконечно длинному коридору, шли по движущейся дорожке, с удвоенной скоростью. Алик вертел головой, как-то неодобрительно разглядывая израильские плакаты прошлых лет, развешанные по стене, и носившие теперь декоративный характер. Он то и дело толкал друга локтем, на что-нибудь указывая. Диму это раздражало. Он всеми силами старался придать себе будничный вид. На самом же деле, заграницей он побывал лишь однажды, съездив поездом на два дня в Краков.

  – Вот это размеры! – не переставал рокотать Алик. Его переполняла гордость причастности.   

  Пройдя паспортный контроль, друзья очутились в циклопическом зале выдачи багажа. Несколько движущихся лент крутились впустую, если не считать одинокого чемодана, ездившего круг за кругом. Вид у чемодана был унылый и растерянный, как у потерявшейся собаки. Пассажиры оставались, безучастны и все без исключения, игнорировали его. Чемодан, сиротливо выписывал круги в поисках хозяев, и положение его казалось безнадёжным. Получив багаж, пассажиры выходили в высокий зал, со стеклянной стеной. От встречающих их отделял магический фонтанный полукруг. За водяными струями роилась пёстрая группа возбуждённых людей. Увидав прибывших, встречающие загалдели по-русски. Габаритная женщина, одетая по-летнему, расставив руки, голосила, обращаясь к парочке, с чемоданами на тележке: «Ой! Какие вы красивые! Ну, дай тётя тебе поцелует!». Друзья миновали обнимающихся, , и растеряно остановились, посреди зала. Знакомого, обещавшего встретить, не было видно.

  – Ну, и что теперь? – запаниковал Дима – как ты с ним договорился? Может, он время перепутал, или день вообще?

  Они стояли, посреди зала, уже двадцать минут, казавшиеся на чужбине вечностью, и были в полной растерянности. Мобильный телефон не работает. Да и звонить было некуда, ничьего номера они не знали. Если даже они разберутся, как уехать из аэропорта, это всё равно ничего не поменяет, куда ехать было не известно. Делать было нечего, оставалось ждать. Дима нервничал. Его одолевали абстрактные страхи. Случай с бдительными охранниками на входе, упрямо не шёл из головы, тем более что несколько сотрудников службы безопасности кружили неподалёку и поглядывали в их сторону. Один, даже, медленно проходя мимо сказал им «шалом» и, не останавливаясь, побрёл дальше. Дима опасался, что их уже взяли под наблюдение и вот-вот, для выяснения отведут в участок, а встречающий, если он вообще явится, не найдёт их и вернётся домой. Что им потом делать непонятно.

  – Ну, что трудно было его телефон записать? – спросил Дима.

  – Да как-то, вылетело… – невнимательно пробурчал Алик, обозревая убранство помещения. Обвинения в свой адрес он всегда считал необоснованными – да и что бы это дало?

  Подождали ещё минут десять. Алик с задумчивым видом бродил по залу, Дима сторожил вещи. Наконец, в зале появился молодой человек в заношенном чёрном костюме и свежей, лохматой бороде. От стеклянной двери он направился прямо к Алику.

  – Здравствуй дорогой! – громко и зло заявил Алик.

  – Давно ждёте? – спросил пришедший.

  – А ты как думаешь? Если самолёт прилетел час назад, давно ли мы ждём?

  – А, да? – радостно удивился встречающий.

  Дима не понял, что означает последняя реплика. То ли Алик неправильно сообщил ему время прилёта, то ли сам он что-то перепутал. Во всяком случае, складывалось впечатление, что молодой человек просто, по собственному почину, решил съездить в аэропорт, полюбопытствовать, не приехали ли они, а о времени прибытия самолёта он слышит впервые.  

  Выйдя из зала, направились на стоянку. По-летнему, тёплый воздух объяснял летний, не февральский, вид встречающих. Вдоль стеклянной стены здания, уровнем ниже, проехал поезд. Сели в микроавтобус и поехали в Иерусалим. Территория аэропорта, вопреки ожиданиям, не заканчивалась ещё довольно долго. Обсаженная пальмами дорога, вилась среди зеленеющих травкой газонов и, наконец, вывела через пропускной пункт на простор. Широкое шоссе, освещённое густо усаженными яркими фонарями. Езда почти не ощущалась, как в компьютерной игре. В придорожной нарядности и аккуратности было и ещё, что-то неуловимо непривычное, не сразу понятое.

  – Смотри, что делается – обратился Алик в Диме – февраль на дворе, а кругом зелень!

  И обращаясь к встретившему их молодому человеку, добавил, со знанием дела:

  – Я смотрю, дорога не перегружена знаками. Я ещё ни одного не видел.

  – Так это ж шоссе. Какие тут знаки? – ответил водитель.

  – Шоссе! Нифига себе шоссе! Фонари через каждые пятнадцать метров! Светло как днём! У нас и в городе не так.

  – Я понял, чего не хватает! – вдруг сообщил Дима, он расслабился и почти перестал стесняться – Вдоль дороги нет никакой рекламы! Ни одного щита. А, я всё думаю, что не так.

  – Да, – согласился Алик – ни «шиномонтажа», ни бабушек с яблоками.

  В разные стороны разбегались цепочки фонарей. Вдали, по правую руку, мерцали огни Тэль-Авива. Переливаясь гирляндами, проплыли две башни ни-то элеватора, ни-то электростанции, похожие в ночи на, горящие гирляндами огней, новогодние ёлки. Спустя минут двадцать, начали подниматься в горы. Уши заложило от перепада высоты. Дорога бежала тренажёрной лентой. Фонари, пальмы, скальные стены, цветущие кусты. С шоссе видны осыпанные золотым песком Иудейские горы. В оврагах, между холмами, собралось серебро.

  – А, почему, по холмам жёлтый свет, а в ущельях белый? – поинтересовался Дима.

  – Жёлтым светятся еврейские поселения, а белым арабские деревни – пояснил водитель.

  – А, что так?

  – Не знаю. Может, что бы при ночном обстреле не перепутать.

  Кто должен не перепутать, и главное, при ночном обстреле, кого, он не объяснил. Из-за горы в рассветной дымке показался Иерусалим. Как-то сразу, без пригородов, заводов, сараев, гаражей, и всего что предвещает приближение большого города, вдруг навалился. Среди невысоких зданий, косой стрелой, возвышался шпиль держащий на тросах выгнутый в сторону белый, светящийся мост. Дальше, мимо серых пятиэтажек, напоминавших, скорее Кременчуг, нежели заграницу, мимо парков, вдоль пустующих, перетянутых полосатой лентой, трамвайных путей, свернули в улочку и въехали в алею обрамлённую пышно цветущим кустарником, художественно подсвеченным низенькими, ещё не потушенными, фонарями. По склону холма, террасами карабкались дома. Среди них выделялось высотное здание гостиницы.  

  Друзья глазели по сторонам. Впечатления захватили их целиком. Они с головой окунулись в мир новых ощущений. Гостиница совсем не походила на те общежития и дома отдыха, в которых обычно расселяют участников семинаров. Всё здесь было первоклассным. Просторный холл. Чистые лифты, с зеркалами, светящимися кнопками и мелодичным сигналом. Номер, небольшой, но уютный. Ресторан, где всё безупречно. И самое главное – всё оплачено.

  – Да. Это тебе не Пуща Водица – одобрил Алик.

  – Ну, так, заграница же – поддержал его приятель.

  Днем, выполняя обязательную программу, наши герои, в новом, удобном автобусе, ездили, с группой, собранной из разных городов и стран бывшего Советского Союза. Посещали музеи, раскопки и достопримечательности. Поднимались в развалины горных крепостей, двухтысячелетней давности и в укреплённые оборонительные сооружения времён недавних войн. Спускались в подземные ходы, сплавлялись по реке и ездили в джипе по заповеднику. Сидели на лекциях и, вообще участвовали во всех мероприятиях. Присоединившись к молодёжной группе, друзья должны были отдать дань программе. Вечерами же, когда молодёжь предавалась веселью, они бродили по Иерусалиму, заглядывая в лавочки и кафе.

  В пустыне, после ночёвки в бедуинских шатрах, всех усадили на верблюдов и корабли пустыни, цугом, поплелись за поводырём. На полпути погонщик, поговорив с кем-то по телефону, остановил последнего верблюда, на котором ехал Алик, усадил верблюда и велел наезднику слезть. Алик недовольно сполз со спины скакуна, и тот продолжил путь налегке. Ничего не понявший экскурсант, возмущённо последовал за караваном.

  – Э! Мистер! – кричал Алик, обращаясь к безответной спине бедуина – Э! Уважаемый!!!

  Как он не старался привлечь внимание погонщика, всё попытки ни к чему не привели. Добравшись до цели недолгого путешествия, Алик заявил протест руководительнице группы.

  – Я не понял, почему он заставил меня слезть с верблюда!?

  – Может быть, верблюду было тяжело – ответила женщина, весело окидывая Алика взглядом.

  – И как этот Бабай, об этом узнал!? Верблюд ему позвонил? – не унимался пострадавший.

  – Не расстраивайтесь – утешала его руководительница – в Египте погонщики предлагают кататься на верблюде бесплатно, а чтобы слезть требуют десять долларов. Вы ещё дёшево отделались.

  Исчерпав ознакомительную программу, участники разъехались по домам. Наша же парочка продолжала свой визит в Стране Отцов, в автономном режиме. Из гостиницы пришлось съехать и перебраться в ешиву, духовное учебное заведение, предоставившее им питание в своей столовой, и комнату, далеко не такую шикарную, как гостиничный номер, но вполне пригодную для ночёвок двух молодых, непритязательных путешественников. Здесь не было штор на окнах и ковра на полу. Обстановку составляли две, вполне удобные, железные кровати, трёхстворчатый одёжный шкаф и, многоопытный письменный стол. Два окна, те самые, на которых, как мы уже знаем, не было штор, выходили в две стороны, на живописные улицы старого иерусалимского района Геула. По тротуару, то и дело проходили седобородые раввины, в длинных сюртуках и твёрдых шляпах, того фасона, что сохраняется в моде у хасидов, всего двести-триста последних сезонов. Дети, с белокурыми локонами пейсов, в клетчатых рубашках и коротеньких, переходящих от старшего брата младшему, штанах. Всё это приправляло и расцвечивало пребывание в Израиле до восторженно перехваченного дыхания.

  – Я бы в Эйлат съездил – сказал как-то Алик.

  – Туда часа четыре пилить – возразил Дима.

  – Ну и что? Это ж тебе не до Умани трястись, в Икарусе по нашим дорогам. Тут комфорт. Не почувствуешь, как доедешь.

  Развернули карту городов Израиля.

  – Да тут три улицы всего – констатировал Дима, рассмотрев план Эйлата – смотреть нечего, а на платные развлечения денег нет.

  – Да – согласился Алик, складывая карту – четыре часа туда, четыре обратно…

  Почтив вниманием, все мыслимые и немыслимые, святые для иудеев места, посетив всех возможных родственников, друзей и даже знакомых, приятели неутомимо восхищались и нахваливали еврейское государство, и все неправдоподобные достижения, сделанные их братьями всего за шестьдесят лет, ударного труда, то и дело прерываемого войнами.

  Рандеву с Прародиной подходило к концу. Алик и Дима решили съездить, напоследок в Хайфу, просто погулять. Их возили на экскурсию в Акко и в Бахайский сад, в Хайфе, но автобусная экскурсия вояжёров не удовлетворила. Им хотелось побродить по улицам.

  Прежде чем сесть, на центральной автостанции в автобус, они не могли не посетить утренний урок в ешиве. После урока нашлось ещё несколько неотложных мелочей, и время подобралось к обеду. Уезжать за тридевять земель перед самым обедом довольно глупо. Так рассудили компаньоны и пообедали.

  Словом – сев в автобус, через три часа приятели вышли в Хайфе. На скамеечке, в просторном, пустом зале автостанции, Алик развернул карту города, надысь приобретенную нарочно для этой поездки. Быстро отыскав на карте центральную автостанцию, путешественники определили маршрут следования. Всё было проще пареной репы – судя по плану, автовокзал находится близко от берега моря, примерно в центре нижней части города. Осмотр решили начать с посещения пещеры пророка Ильи, добраться до которой, судя по карте, можно, идя вдоль берега. Тут уж и ребёнок не заблудится. Час был уже далеко не ранний и друзья, не теряя времени, бодро двинулись в путь. Море было найдено незамедлительно. Выйдя на берег, Алик и Дима повернули налево и зашагали по влажному плотному зимнему песку, параллельно кромке прибоя. На песке, иногда довольно далеко от воды, как после летнего дождя, виднелись, полупрозрачными грибами, медузы, размером с большую семейную сковородку. Дима потрогал медузу носком ботинка, но вопреки ожиданиям она вовсе не заколыхалась, как пудинг. Дима ткнул ботинком смелее, но упругости не почувствовал. В конце концов, любознательный естествоиспытатель наступил на медузу всем весом, и немного попрыгав, ощутил каучуковую пружинистость.

  – Вот, животное! – сообщил он восторженно – резиновая она, что ли?     

  Друзья шли вдоль моря уже больше получаса. Окружающий пейзаж не слишком напоминал городской. Миновав стеклянные здания компьютерных фирм, и что-то отдалённо напоминающее заброшенный завод, или склад, путники удостоверились в том, что ассортимент сооружений иссяк. По всем признакам было ясно, что город на этом и закончился. Это тем более обескураживало экскурсантов, ведь карта утверждала, что город здесь в самом разгаре. Пройдя ещё с полчасика, Алик выразил неукоснительную уверенность в неверности избранного пути. Дальше идти смысла не было. Решили повернуть обратно.

  – Сейчас. Погоди – сказал Алик – не могу же я не искупаться в Средиземном море.

  – Замёрзнешь.

  – Ну, не насмерть же, я надеюсь.

  Раздевшись, он сложил вещи на камень и полез в воду. Дима сидел на камне, созерцая море. Метрах в пятидесяти от него появился парень лет двадцати, немного встревоженный, на вид. Он продрался сквозь кустарник, вместо того, чтобы просто его обойти. Остановившись на берегу, подальше от кромки воды, парень, не обращая ни малейшего внимания на Диму, разделся, завопил как-то протяжно и тоскливо, и… начал одеваться. Довершив облачение, он повернулся и, не удостоив сидящего взглядом, продравшись сквозь кусты, удалился восвояси.

  Из воды вышел Алик.

  – Что это было? – спросил он.

  – А я знаю? – ответил Дима и пошёл в сторону кутов.

  В кустах никого не оказалось, и за ними не было признаков жилья.

  – Непонятно куда он делся – сообщил Дима.

  – Ну и хрен с ним. Тут сплошная аномалия. Пошли обратно – проворчал, успевший одеться, Алик.

  Обратный путь не был короче. За час, по пустынному пляжу, добрели до автостанции и, пройдя мимо нее, двинулись дальше. Тут-то город и нашёлся. Автобусом добрались до центра уже после захода солнца. Пофотографировались на фоне ночного бахайского парка и немецких домиков, построенных тут ещё колонистами-темплерами. Культурную программу пришлось признать несостоявшейся, ввиду наступившей темноты и как следствие невозможности ориентироваться.

  – Надо поесть – вспомнил Алик.

  – Надо – согласился Дима.

  Бюджет приятелей не предусматривал посещения ресторанов, особенно в вечернюю пору, «когда – как писал сэр Чарльз Баскервиль –силы зла безраздельно властвуют над миром», в смысле повышения тарифов. Пришлось искать продовольственный магазин. Сильно ограниченный словарный запас не позволял направо и налево расспросить прохожих. Главную трудность представлялось понимание ответа. Но, отойдя на квартал от ресторанно-туристского центра, друзья убедились в безосновательности опасений. Подавляющее большинство прохожих, здесь не только превосходно понимали русский язык, но и свободно им изъяснялись. Путникам без труда рассказали, как найти продуктовый магазин.

  – Вот за что я люблю Хайфу! – весело заявил Алик.

  – Говоришь так, будто бываешь здесь регулярно.

  В магазине Алик развеселился пуще прежнего. Это был средних размеров супермаркет, торгующий в значительной мере товарами российского и украинского производства. Весь персонал магазина был русскоязычным.

  – Такое чувство, будто в Киев попал! – кричал, на весь магазин, Алик – только что были в Израиле, и тут, раз и в Киеве!

  Всё его умиляло. Он требовал, чтобы Дима сфотографировал его на фоне товаров, но так, чтобы были видны карточки с ценами в шекелях. Алик внёс такой сумбур, что работники магазина, растеряно и подозрительно следили за ним неотрывно.

  Взяв большую бутылку водки, несколько банок солений, шпрот и всякого, по мелочи, что не нуждается в приготовлении и готово к немедленному употреблению путешественники решили устроить пикник на пляже. Ждали автобуса, чтобы добраться до моря, очень долго. Было восемь часов вечера. Спрошенный прохожий сообщил, что автобусы в это время, скорее всего уже не ходят. Такого поворота событий не ожидал никто. К остановке подошла пожилая женщина и своим появлением вселила, было в друзей надежду.

  – Скажите, пожалуйста – спросил её Алик – автобусы ещё ходят?

  – Не знаю – ответила женщина, и в отношении надежды восстановился статус кво.

  Подъехал автобус.

  – Он идёт к набережной? – спросил Алик женщину.

  – Не знаю – сказала та и полезла в открывшуюся дверь.

  За отсутствием выбора вошли и наши герои. Дима рассудил, что куда-нибудь они обязательно доедут, найдут море, а там видно будет. Но Алика, наученного опытом этого дня, такое положение не устраивало. Он попытался объясниться с водителем на английском языке. Показывая на карте место, куда друзьям желательно бы попасть, Алик имел ввиду что-нибудь неподалеку от набережной. Получалось посредственно, но водитель понял и даже сумел втолковать Алику, что волноваться не надо, и он скажет, где выйти.

  Карта, как нам уже известно, бессовестно врала. Она сообщала, что автобусная станция и ж/д вокзал находятся в центре нижней части города, тогда как на самом деле оба эти транспортных узла расположились на окраине. Именно на это обстоятельство и пытался указать водитель. Высадив на конечной остановке остаток пассажиров, он съехал с маршрута и весело разговаривая всю дорогу по телефону доставил экскурсантов прямо к автовокзалу. Такой удачи они не ждали. Не переставая удивляться, парочка вышла на уже знакомый пляж. Сейчас здесь прохаживались редкие гуляющие и бегали трусцой спортсмены. С моря дул ветерок, шелестел прибой. Приятели расставили закуски на дощатом столике и приступили к трапезе стараясь игнорировать любопытные взгляды гуляющих. День получился утомительным, поэтому водка в сопровождении солёных огурцов и шпрот оказала благотворнейшее влияние. Не жалующиеся обычно на аппетит, проголодавшиеся, как следует эпикурейцы, съели всё до последней крошки, оставив треть бутылки незаприходованной. Вспомнив о том, что пора возвращаться друзья заторопились. Явившись на автостанцию, они ринулись к кассовому окошку.

  – На Иерусалим автобусов сегодня уже не будет – сообщила кассирша, сразу перейдя на русский язык.

  – А как же уехать? – удивился Дима.

  – Тэль-авивский будет минут через сорок, а оттуда ходят допоздна. Но можно доехать до Тэль-Авива и поездом, который отправляется через три минуты.

  Решение было принято мгновенно, молниеносно приобретены билеты и, проскочив замысловатый турникет, Алик и Дима, очутились на перроне и через минуту сидели в вагоне, направляющемся на юг. В комфортабельном салоне со столиками и мягкими креслами, если не брать во внимание наших вояжёров, ехали ещё мама с малолетней дочкой. Независимая женщина востока неодобрительно поглядывала на Алика, допивавшего водку прямо из бутылки. Дима отказался. В горлышко был вделан пластиковый дозатор, не позволявший жидкости свободно выливаться, по этому Алику приходилось сильно запрокидывать бутылку, что придавало композиции особую пикантность. Уставший и опьяневший он окидывал тяжелым взглядом салон и подолгу всматривался в мелькание фонарей за окном.

  – Ты знаешь, Димон – признался Алик, когда водка в бутылке закончилась – я очень люблю железную дорогу. Я бы с удовольствием пошёл работать кем-нибудь на железную дорогу.

  – Да, я тоже люблю – поддержал Дима.

  – Этот запах, эти звуки… ты понимаешь? – мечтательно продолжал Алик.

  Помолчав немного, он продолжил, сделав настолько серьёзное лицо, насколько позволяло его состояние:

  – В Израиле, всё офигенно… Ну… Всё… понимаешь? Но разве это железная дорога? Всё современно, чисто, но… не то! Понимаешь?

  Вид у него был, будто его обокрали.

  – Нету, понимаешь, запаха железной дороги. Нет, что ли, духа железной дороги… Нет чего-то, без чего нет ничего, чего-то неуловимого, но главного… Нету вот этого тудух-тудух, тудух-тудух, тудух-тудух…

Другие произведения автора:

Фотография

Ожидая троллейбуса

Мастерство