Иван Бляха, протёр кулаком глаз, растёр его, что-то мешало там моргать
ему, глаз покраснел и округлился, выступила слеза, протекла. Он
огляделся кругом. С речки потянуло сыростью, облако тумана в шапке
ушанке волочилось к ихнему биваку. Вся западная сторона озарилась огнями
костров, как глаза притаившихся кошек, собравшихся сюда вечером, чтобы
рвануть куда-нибудь прыжком сильным и неожиданным, с
криком:"Мяа-а-уу-у!..” Донеслась речь развожатого французского дозора.
Силуэты пушек чёрным профилем указующих перстов вопрошали на голубоватый
край ещё не опрокинутого небосвода. Выступила звёздочка. Речка Кусиха
текла недалёко в своём стеклянном обмороке. "Ну, давай, давай...” -
весело и громко пронзил уставший и утонувший воздух Андрейка. Его
озорные глаза отблеском костра взирали на кашу, варившуюся в котелке, и
деревянной ложкой он размешивал её, - "Ух, дух какой!..” Иван отбросив
рядом сапог, принялся за другой, размотал портянки, ступил на траву и
прошёлся, стало хорошо. Он обтёр травой ноги, и снова натянул сапоги.
"Синюшний Дед” сидел вплотную с костром. Его острый нос почти гладили
языки пламени. Он заснул согревшись в тепле и неподвижности. "У дедюшки
да нос замёзь!..” "Гы-гы-гы, чай деревянный.” "Дед го-о-оришь!
Горишь!..” - уже кричал Сенька Тимохин, и толкая его в бок. Дед как-то
повалился и кашлянув, буд-то крякнув селезнем, стал зачем-то
оправдываться, дескать сморила темнота ночная. Нос у него и впрям был
деревянный, висел на верёвочке протянутой за уши. В Смоленском сражении
отсёк ему нос француз по самый лоб. Вырезал себе из липы такой носик,
остренький, крючёчком, уже обтёрся он, буд-то загорел... ”Дед, давай
котелок...” Ячневая каша крутилась в беззубом его рту, как рыба омуль
борющаяся c течением и грохотом камней далёкой сибирской реки Лены.
Алёша Бисеров, держа котелок в руках вглядывался в темноту, и что-то
почудилось ему в неровной и закруглённой ночи. Появился офицер
артиллерийского взвода Сюртуков. Подсев к огню он долго грел руки,
потом, оглядев всех долгим и вопросительным взглядом спросил: ”Ну, что
братцы, скучаете? Скучайте, скучайте, завтрешне не досуг будет”. Он
разжёг трубку и попыхивая ею продолжал: ”Супостата видел, Буонопарте, в
подзорную трубу. Ну как бы до него аршина три будет. Из шатра вышел,
такой маленький, круглый, рукой махнул и на генералов ка-а-к цыкнет . На
барабан сел. Да вот-с."
Вся равнина медленно покачивалась, зарница приоткрыла вуаль небес, и
золотым кантом так и осталась парить в недосягаемой дали. Рядом
вспыхнув, медленно догорал костёр, выбросив свой последний сноп искр в
звёздное небо. Взошла Луна, и было спокойно. Время растянутым маятником
раскачивалось с амплитудой ночного скольжения над затихшими полями,
перелесками, оврагами, ржаными полями и стогами сена, над головами
солдат всматривающихся кто на запад, а кто на восток, север или юг,
закутавшихся в шинели и озябших в уже предутренний расвет, над всеми
этими людьми, офицерами, генералами и полководцами, стянувшимся дымом,
уже проснувшимися птицами, над всеми ихними снами, разговорами, над всем
тем, что дано Богом человеку и по своему неразумению отвергнувшего этот
дар Его в начале осени 1812 года, в полутора верстах западнее
деревеньки Бородино.
Другие произведения автора:
Над Средней Азией...
АРНОЛЬД
...из детского
Новые
Меню
