Была тишина. Синяя и фиолетовая, спокойная и спящая, пушистая и мягкая,
буд-то манная каша, рыхлая в своей лёгкости и белоснежности, чуть
разглаженная мельхиоровой ложкой по ободу фаянсовой тарелки. Ветви
длинными стремлениями тянущегося времени, раздвигали хлопья воздуха,
рассматривали себя со стороны, и скручивались в искрящуюся ткань
визуальной недосягаемости. А лик солнца кружился в своей запредельной
выси, и оранжевыми, блестящими, озорными кругами сопрягая в себе
беспредельную ленту происходящих метаморфоз...