Заклятые друзья Фламеля

 Отныне и во веки веков… Произнося эти слова, разве кто-нибудь предполагает, что они станут сутью жизни? Как хочется порой, что бы счастливое мгновенье длилось вечность. Но что если судьба вас услышит?..

«Со временем узнаешь!», - как часто София слышала это от дам постарше, или тех, кто считал себя таковыми. Что узнаешь… Что любовь бывает такая и такая, а ещё вот такая. И что жизнь течет то так, то этак, то прямо, то косо? София на это давно только улыбалась. Ведь что станет заглядывать в глаза существу с почти юношеским лицом? Мужчины, правда, Софию не учили. Ещё бы, зачем отпугивать женщину с белой кожей и черными волосами? «Белоснежка», называли её друзья, и многие в тайне мечтали стать её гномами. 

Но София вела свою странную жизнь. Она руководила крупным издательством, публикуя в основном художественную прозу. Редко показывалась в театре или кино, хотя знакомые толпами её туда звали, обещая лучшие места. Но они же часто приносили ей рукописи, подмигивая и улыбаясь, «Напечатай!». И София с радостью пускала израненную строками бумагу в аппарат для нарезки. «В твоём возрасте пора бы и замуж выходить!» - о, ещё один важный совет. «Да, да, я как раз над этим думала», - бегло отвечала хозяйка издательства. 

И только одна её подруга, Евгения, спрашивала «Ну когда же вы поженитесь!». Да, женщина не сейф, и некоторые тайны вдвоём хранить удобней. 

Евгения знала о Роберто. Этот испанец, с черной копной волос и большим состоянием, отлично прижился в их северном городе. Он писал исторические романы, нередко спорные. «Такого не было!» возмущались критики, будто читали не прозу, а учебник истории. И все же книги расходились с невероятной скоростью. Публика отчего-то его любила. Часто приглашали Роберто сниматься в кино. Да, в эпизодах, но звали же, учтиво, с улыбкой звали… И интервью он давал часто. Иногда, развернув журнал, Роберто видел своё имя в «Списке самых завидных холостяков». Затем журнал падал на пол под особое личное ругательство : «О! Санта Мария белле!». Но ни один человек, ни один черт не знал, как он живет на самом деле.

А Роберто жил с Софией, и не первый год. Вот сейчас он вышел из банкетного зала музея современных искусств, где была вечеринка по случаю открытия выставки. Он поднял голову и посмотрел вверх. Первые снежинки в этом году падали вниз. А ведь когда-то, точно так, он смотрел на дождь… И после этого залез на балкон Софии, в старом особняке в центре Рима… Одним словом, он взял такси и отправился домой.

Дома его уже ждала она. Отряхнув снег и расцеловав Софию, Роберто начал:
-Ты представляешь! Что мне сегодня заявили! Что Джозеппе Иллучини дружил с Караваджо! Не было такого.

-Вот как, - София устроилась в глубоком кресле и стала кушать крохотные пирожные, что лежали на столике перед ней, - пара бы привыкнуть. Каждое столетие ты слушаешь нечто подобное.

Но Роберто пылал, ходил по комнате, и будто пропустил её слова мимо ушей и даже кудрей.
-И кто сказал. Какая-то дочка ученого, - он принялся вертеть рукой, - это она прочла в одном итальянском журнале. Какой-то студентик написал статью и теперь кричит о сенсации. Ему де в руки попался дневник поэта.

Говоря это, Роберто поморщился. Он вспомнил девушку, рассказавшую ему об этой статье. Она была приглашена вместе с отцом на тот банкет в музее. И подробно рассказывала ему о статье, о себе, и чём-то ещё. А у Роберто в голове вертелась одна мысль «Почему, вот почему у многих ученых их ученость вкус отбивает? Ведь папа в молодости красивым был. Зачем он выбрал такую страхолюдину?». Некрасивое лицо девушки было будто спрыснуто черной краской и обрамлено курчавыми рыжими волосами-мочалкой. 

-А мне сегодня опять сказали, что когда-нибудь я узнаю тайны жизни, - сказала София.
-Вот как вырастешь, - засмеялся Роберто, - а знаешь, на том празднике был Фламель.
-Неужели он покинул свой дом в Альпах? Ведь мы видели его последний раз после Второй Мировой. 
Роберто сел рядом с ней, в соседнее кресло, глубокое и широкое. 
-Он вроде как проездом. Но мы не общались.

София перевела тему обратно:
-Неужели великий Джозеппе Иллучини не дружил с Караваджо? – немного игриво спросила она.
-Да, в кабаках мы дрались отлично. А стражники почему-то гонялись только за ним! Раз на Пасху я решил дотащить это пьяное тело до его коморки. Сделать доброе дело. Вдруг зачтется! Положил его на коврик у двери, а потом какая-то женщина соскребла Караваджо и втащила в комнату. Видно кто-то увидел это и записал в дневник. 
-И так все время. Ложь, повторенная сто раз становиться правдой, - отчего-то грустно заметила София, - значит Фламель там был…

-И все такой же старик. Вот только хвалился больше обычного.
Летописи отсчитывали пятнадцатый век, в великих умах вертелись идеи Ренессанса, когда в Рим переехала богатая семья. Единственным сыном и наследником был Джозеппе Иллучини знаменитый в будущем поэт. Жизнь его не была скучна, перед ним было открыто много дорог, но кто же знал, что они сольются и продляться в бесконечность на этой смертной земле.
В то же самое время незаметно жил аптекарь и алхимик Фламель. Не автор трактата «Алхимия», а его теска, прославленный только среди жителей города как искусный составитель лекарств и мазей. Но на самом деле его интересовали не человеческие хвори, а тайны более тонкие, отчего в его подвале не прекращались алхимические опыты. Однажды, получив непонятную багровую жидкость во время поиска философского камня, ученый поставил чан с ней на пол, перед входной дверью. «Вылить ли её на мостовую или применить куда-нибудь?», - стал думать он. И пока возился у стола и размышлял, через открытую дверь вошла бродячий лохматый пёс. Его, голодного, притянул вкусный запах. Собаке было безразлично присутствие человека, и она стала лакать содержимое чана. Фламель в первую секунду оторопел, ведь не ожидал он увидеть здесь уличного пса. Но не стал топать и гнать животное, а принялся наблюдать, раздумывая, сдохнет он или превратиться во что-нибудь. Сколько всего было намешано в том вареве!

Напившись, собака села, и доверчиво глядя на человека, стала поскуливать, переминая грязные лапы. Аптекарь оставил её у себя, наблюдая, но делая записи лишь в своей памяти, сильно боясь чьего-то доноса в инквизицию. В тот момент, может раз за всю жизнь, в уголке его сознание закралось откровение: он случайно получил нечто неожиданное для своего разума, и ему остается только ждать и наблюдать. Правда, над той багровой жидкостью он продолжал ставить эксперименты, черпая её понемногу, но никаких ощутимых результатов опыты не давали. И раз на свой страх и риск, он продал маленький флакончик покупателю. Им оказался поэт Джозеппе Иллучини. Прошло семь лет. Чума, прокатившаяся волнами смерти и огня, другие болезни, не тронули ни старого пса, ни поэта. 
Они не изменялись, застывшие во времени. Тогда алхимик осознал, что изобрел напиток бессмертия. Он продал его точно так, как Джозеппе, ещё нескольким людям, желая избавиться от всех сомнений. С ними было все тоже, что с псом и поэтом. Тогда он выпил его сам, самый большой флакончик, жадно, коря себя за то, что не сделал этого раньше. В итоге напитка вечной жизни осталась ещё одна склянка. Алхимик нашел её значительно позже, под рабочим столом в его подвале. Фламель перепрятал её, подумывая как бы теперь сделать зелье омоложения.
В тот вечер, когда Фламель жадно глотал своё содержимое флакона, Джозеппе Иллучини смотрел на себя в зеркало, разглядывая внимательно лоб, нос, губы, глаза. Смутные образы и догадки вставали между ним и отражением, не давая ответа, пока не мелькнул уже позабытый аптекарь. Поэт припомнил ту пузатую склянку размером с ладонь багровой жидкости и незнакомым вкусом… 
За окном лежала ноябрьская ночь, моросил скупой, но холодный дождь. Джозеппе выскочил на улицу, мимо своих удивленных слуг, нервно схватив свой плащ, и не замечая дождя, закоулками прокрался к дому аптекаря. Света в доме не было, поэт подтянулся на цыпочках, и заглянул в грязное оконце. Дряхлый пёс, случайно увиденный им семь лет назад, переминался с лапы на лапу посреди комнаты, поскуливал, выжидая хозяина, смотря на дверь. Джозеппе понадобилась минута, что бы понять, чем его опоил алхимик. Его рука легко скользнула в карман накидки и достала из потайного кармана нож, всегда лежащий там. Мелкими каплями упали секунды на мощеную камнями дорогу, как стали неспешно нарастать шаркающие шаги. Вот аптекарь с одышкой поднялся на крыльцо, вот открыл дверь… 

Собака было бросилась к ним, но тут же повалилась на пол от удара ногой. Фламель взвизгнул от боли заломанных рук. Его опрокинули на пол и сели сверху, а горло почувствовало холодную сталь. 
-Я знаю, что ты бессмертный. И я тоже, - аптекарь узнал голос поэта, - думал, я не догадаюсь о том лекарстве?! Ты мне отдашь все оставшиеся склянки. Иначе я отрежу тебе голову. Если ты после этого вдруг не умрешь, то твоя вечная башка будет стоять у меня в подвале…
Алхимик промямлил, что сделает так, Джозеппе постепенно разжал свои руки и медленно встал, опасаясь, что тот вдруг решит орать от страха или звать на помощь. Но Фламель кивнул, что б тот шел за ним, и чуть прихрамывая, повернулся к двери в подвал. Ключом, который он хранил на груди, открыл скрипящую дверь и стал спускаться вниз. Джозеппе последовал за ним. 
В просторном подвале пылился беспорядок из толстостенных кубов и реторт, книг и мешочков с ингредиентами для опытов. Фламель не копался в столе, а сразу открыл нужный ящик, достав черную коробочку, вынул из него маленький флакончик, и отдал поэту. Джозеппе повертел его, открыл и понюхал, одним глазом посматривая на алхимика. Тот, сложив руки крестом на груди, показывал этим, что всё, больше у него ничего нет. 

-Почему так зол на меня?- спросил он, - я подарил тебе вечную жизнь.
-А ты спросил меня об этом? Нет…
-Да знаешь ли ты, что такое вечность?! – вдруг выкрикнул алхимик.
-Уже начал узнавать, - низким голосом отвечал Джозеппе Иллучини, - а ты нет. 
Он спрятал драгоценную склянку в плащ, поднялся обратно в комнаты по шаткой лестнице, открыл дверь, бросив взгляд на пса, забившегося в угол комнаты, и вышел из дома прочь. Ночь уже перешла свой зенит. Луна и сальные фонари лили свой желто-серебристый свет на каменные улицы и дома. Моросил мелкий дождь.
Дзозеппе побежал по задворкам, минуя свой дом, навстречу черному побережью, наконец, очутившись под балконом невесты. Да, через день он должен был вести её к алтарю, и никто из его друзей не верил, что сорви голова - поэт вдруг женится. Его невесте, своей единственной дочери отец, позволил выбрать мужа по сердцу, а потому она до сих пор жила с ним. Не торопился и Джозеппе. Он и она считались уже стариками для женитьбы, когда встретились...

Дикий виноград вился длинными лозами по всей женской половине дома. Джозеппе легко взобрался по нему на балкон, как матрос по канатам на мачту. Пожалуй, этим вдохновился бы Шекспир. Но следующая сцена легла бы в начало романа. Невеста поверила в рассказ об аптекаре и алхимии, выпив странную багровую жидкость из рук жениха. И не умерла, как могли б представить себе любители драм, а только почувствовала, как волна, вибрируя и покалывая, прошла по её позвоночнику. И всё. Других физических ощущений не было.

Время Возрождения породило бессчётные кварталы ведьм, где колдуны и знахарки всех мастей предлагали снадобья от всего того, что волновало всех людей во все эпохи. Но зелье бессмертия! Да, как-то раз о таком объявили, и народ кинулся сметать его с полок. После чего сожгли гору трупов, отравившихся ртутью, из которого состояло волшебное лекарство. Вот и удивился бы наблюдатель действиям девушки. Ведь это мог быть и экстравагантный способ избавиться от вдруг надоевшей возлюбленной… Но день свадьбы не омрачила поступь смерти. «Здоровья молодым!», «Долгих лет жизни!» - кричали гости, поднимая кубки с игристым вином. «Теперь вы вместе, отныне и во веки веков», произнес священник. Отныне и во веки веков…
Спустя многие годы, они искали следы жизни тех людей, которых напоил снадобьем алхимик. Кто-то уже через сто лет покончил с собой, став изменником родины и умер на гуманнейшем изобретении - гильотине. Несколько человек участвовали в войнах Наполеона, Руско-Японской, или сражении последнего дня Византии, получив посмертно памятники и таблички с датами, за закрывание собой генералов, солдат, простых местный жителей от стрел, пулей и бомб. 

Роберто и София, время от времени менявшие место жительства, видели всё это, никогда и не помышляли кидаться на пики, но защищали друг друга как могли. Но остался и сам Фламель со своим дряхлым псом. Последний раз они случайно встретились на размокшей весенней дороге в Альпах весной сорок пятого. Там старик купил ферму, оборудовал в подвале лабораторию, и по-прежнему искал философский камень. Он и супруги общались, когда случайно сталкивались, но друг друга не любили. Фламель их за то, что эти двое умудрялись таскать за собой и своё золото ещё со времен Рима, а после положить его в банках по всему миру. Они Фламеля - за сам факт вмешательство в их жизнь…

-Через несколько лет опять менять паспорта, - подумал вслух Роберто.
-Семнадцатый раз, - уточнила его жена, - и не только их.
-Хм, я думал пятнадцатый. Может стать банкиром? Или начать избегать общества? Как думаешь?
-Последний раз, когда ты захотел стать купцом и избегать двора, ты почему то стал тайным советником императора, - припомнила София.
-Да, было дело. Из тебя тогда вышла отличная фрейлина,- Джозеппе, теперь зовущийся Роберто, широко улыбнулся, - менять паспорта... Эх, хорошо, что мошенники и проходимцы не переводятся никогда!

-А помнишь, те шесть лет в Париже? – задорным голосом произнесла София, - Прикидываться жителями Монмартра и тихо шпионить против французского правительства, - она облокотилась на спинку кресла локтем, поджав под себя хрупкие ножки.
В их глазах светились искры, и неважно, что свет от люстры падал на их спины.
Отныне, и вовеки веков…
26 Июля 2012

Другие произведения автора:

Под окнами утром...

Рыбак и кошка (хокку)

Октябрьская ночь