- Как пропали? - встревожился Никита Эрнестович. - Их нету, Буланка один, - ответила Аксютка. - Нужно сообщить Красикову, - сказала Елизавета Ниловна и пояснила Никите Эрнестовичу: - Это наш участковый. - Где он? - Идёмте. Он, наверно, дома или в сельсовете, - сказала Елизавета Ниловна. - Тогда поспешим, - ответил Никита Эрнестович, сдирая с себя халат. Они шли по улице. Тревожно было на сердце у Никиты Эрнестовича. Где и как могли потеряться Жуков и Марья? Что с ними?
ВСТРЕЧА
А Фёдор Прохорович с Марьей в это время входили в село. - О том, что с нами было и про избушку не говори никому ни слова, - предупредил Марью Жуков. - Никто нам не поверит, а наплетут с три короба.
Марья и сама понимала: необычная избушка, её странное исчезновение и всё остальное походили на сказку или на бред. А может, они с Жуковым после падения с таратайки потеряли сознание и всё им привиделось, обоим одно и то же. Но бывает ли так?
Они вышли из проулка к площади и нос к носу столкнулись с Никитой Эрнестовичем и Елизаветой Нилоной.
Марья прижалась головой к груди Никиты Эрнестовича и почувствовала себя несказанно счастливой. Нужно ли говорить о том, как в эти секунды был счастлив Никита Эрнестович?
Первым в себя пришёл Жуков. Он освободился из объятий Елизаветы Ниловны и сказал: - Ну, довольно. Ничего страшного не случилось. Буланка, видимо, испугался грозы и взбесился. Жаль коня, пал он. Жаль таратайку, она разбилась вдребезги.
Никита Эрнестович нехотя отпустил Марью и сказал: - Буланка вернулся. - Как?! - поразился Жуков. - Я же сам... Он вовремя остановился и уже спокойным голосом договорил: - Впрочем, я мог и ошибиться, посчитав, что он пал... Было темно, ливень, гроза...
БЕСЫ ДУМАЮТ
Поняв, что ему не удаётся подвигнуть Жукова и Марью к грехопадению, Хромой поспешил назад, в Пестюрино, готовясь получить выговор от Рогача. Однако, и у Рогача с Рыжим пока успехов не было, не говоря о стажёре Гоге.
Расшатать моральные устои пестюринцев оказалось не так-то просто. - Тут одним сексом не обойдёшься, - сказал Рогач. - Нужно предпринять что-то более действенное.
Рыжий понял, что его попытки совратить секретаря парткома Рваного безуспешны, поскольку голова Юрия Давыдовича была занята заботами об идеологическом воспитании пестюринцев и ему некогда было думать о бабах. - Что ж, мне придётся воспользоваться его же оружием, - подумал Рыжий. И он стал думать.
Думал и Рогач, мечтавший совершить нечто более грандиозное, чем совращение мужиков и баб на прелюбодеяния. Ему хотелось сотворить нечто такое, что заставило бы господина Вельзевула обратить на него внимание и повысить в чине.
Гога ни о чём не думал. Его не пугали кары и наказания за безделье. Он был ещё юн. Что значат для беса 90 лет? Он расчитывал на своё везенье.
ВСЁ ХОРОШО, ЧТО ХОРОШО КОНЧАЕТСЯ
Марья и Жуков отправились по домам отдохнуть после выпавших на них приключений, а Никита Эрнестович, вернувшись в больницу, увидел подъехавшую телегу. В ней сидели два мужика. Один, в синей рубашке, вбежал в больницу, второй, пожилой, остался сидеть на месте. Он достал папиросу и закурил.
Никита Эрнестович подошёл к телеге. В ней, прикрытая лоскутным одеялом лежала женщина. - Что случилось? - спросил Никита Эрнестович мужика. - Глашку бык забодал, - ответил тот. - Вчерась мы звонили сюда,нам обещались прислать медицину. Да, видно, гроза помешала. - Вы из этой... из Цедиловки - догадался Никита Эрнестович. - Из её самой, из Цедилихи. Никита Эрнестович пощупал пульс у пострадавшей. Пульс был нормальный. - Носилки, - приказал Никита Эрнестович вышедшей на крыльцо медсестре.
Он осмотрел пострадавшую Глафиру Дронину. К счастью, женщина отделалась сотрясением головного мозга и, как показал рентген, переломом двух рёбер. Наложив тугую повязку на грудную клетку, Никита Эрестович оставил её в больнице.
СУББОТНИЙ ВЕЧЕР
Солнце клонилось к горизонту, но сумерки ещё даже не намечались.
Досужие старики уже вызнали, что бочку с пивом в баню привезли и разнесли эту весть по селу. Наступила пора мужикам собирать бельё и, прихватив веник и "прицеп" к пиву, то бишь, чекушку самогонки, трогаться в баню.
Заведующий колхозной РММ (ремонтно-механической мастерской) Егор Тимофеевич Чинков, муж медсестры Татьяны Ильиничны, как и все пестюринские мужики, тоже приступил к сборам. Перекусив после работы, он слазил на чердак, где под раскалённой железной крышей вялились окуньки и плотва, им же собственноручно выловленные в Добрице, и отобрал несколько готовых к употреблению воблин "под пиво" себе, Пыжикову и Рваному. Они "уважали" его воболку. Там же Егор Тимофеевич выбрал берёзовый веник похлёстче. Татьяна Ильинична в то же время приготовила ему сменку белья и положила в свою сумку. В неё же сунула четвертинку "беленькой", заблаговременно купленную в лавке. Завернув воблу в "Затраханскую правду", Чинков пихнул свёрток под бельё.
Без четверти шесть он вышел из дома и через пять минут уже был у бани, к которой подходили Пыжиков и Рваный.
Баня! Баня! Баня - это вам не театр и не консерватория, не музей и даже не цирк с Олегом Поповым и Юрием Никулиным. Там не попаришься, не поговоришь и пивка с "прицепом" в удовольствие не попьёшь. Правда, в Пестюрине есть ещё и клуб, где каждое воскресение крутят старое кино и приезжие лекторы читают лекции на тему "Есть ли бог?" и "Алкоголизм - враг строителя коммунизма". Но баня... баня и есть баня...
Отправился в баню и Никита Эрнестович просто помыться. Он не относил себя к поклонникам пива.
Пришёл и дед Елизаветы Ниловны. Он получил свой законный банный рубль от своей старухи и успел с нею поцапаться из-за полтинника, не хватавшего ему на "прицеп".
ВОТ ТАК ВОБЛА!
Мужики парились до упора. Упарившись, выскакивали на улицу и мчались к речке, а окунувшись в её воды, спешили снова в жаркие банные объятия.
А потом в предбаннике открывалось маленькое оконце, через которое Клавдия Еркина подавала литровые кружки с пенным напитком жаждущим.
Взяв свои кружки, Пыжиков, Рваный и Чинков уселись на скамейке и отпили из ни столько, чтобы вместилась чекушка водки или самогонки. - Доставай, Тимофеич, свою воболку, - распорядился Пыжиков.
Чинков сунул руку в сумку, нащупал свёрток. Развернул его и обомлел. То, что увидел он и окружившие его мужики, вызвало громоподобный смех. Это было розовое полотнище лифчика на бюст необъятных размеров. Чинков обескураженно вертел его в руках. - Ты что это Танькин лифчик притащил? - спросил его Рваный. - Это не Танькин, - ответил Чинков. - А чей же? - послышался вопрос и тут же кто-то ответил: - Это его полюбовницы... Кто она, Темофеич? Отвечай, не темни. - Не знаю, - ответил Чинков. - Я завернул в газету воблу... - А развернул во-****ь, - пошутил кто-то. Хохот возобновился. Не смеялся только Пыжиков. Он узнал этот лифчик по зелёным пуговичкам. Но каким образом он попал к Чинкову.
И ВСЁ ЖЕ, ЧЕЙ ЭТО ЛИФЧИК?
Понятно, что никто из мужиков не настаивал на том, чтобы Егор Тимофеевич назвал имя владелицы лифчика. Он имел право молчать. А его словам, что он не знает, кому принадлежал сей деликатный предмет, конечно, никто не поверил. Мужики стали гадать, кому бы "это" могло принадлежать. Однако грудастых баб в Пестюрине было немало. Вот их мужья и призадумались: не видели ли они его на свих благоверных, и жалели, что давненько не обращали на них должного внимания.
Никита Эрнестович один узнал сегодняшнюю свою находку, но благоразумно промолчал.
Участковый милиционер Василий Красиков тоже напряг своё детективное мышление, подозревая, что "это" вполне могло подойти прелестям его пышногрудой Дуськи. И едва мужики переключились с Чинкова на пиво, незаметно спрятал лифчик в бездонный карман милицейских бриджей и притянул к себе кружку с нетронутым "ершом" внезапно заспешившего "по колхозным делам" Пыжикова, а вместе с нею и кружку незаметно исчезнувшего Чинкова. Ох, и захорошело у него на душе с трёх кружек доброго "ерша".
ЗАКОНЫ ФИЗИКИ НЕУМОЛИМЫ
В небе висела ясная луна, обливая Пестюрино и его окрестности прозрачным серебряным светом. Шалун Гога развлекался с кошками, связывая их хвостами. Кошки пытались разбежаться и отчаянно мяукали, пугая пестюринцев и собак.
Василий Красиков не обращал на них внимания. Все его усилия были направлены на то, чтобы не потерять равновесие и устоять на непослушных ногах. Земля притягивала к себе его милицейское тело.
Гога заприметил покачивающуюся фигуру. Ему было всё равно кто это - обычный сельчанин или представитель власти. Отбросив в сторону царапучих кошек, он подскочил к Красикову. Он ещё ничего не придумал, как навстречу Василию вышла учительница младших классов Нина Аполлоновна. У неё во втором классе учился сын Василия Толик.
Красиков остановился, принялся хватать девушку за разные места и тянуть к себе, бормоча слова любви и обдавая её густым, пьянящим "ершовым" выхлопом. - Нина, я давно тебя люблю... Я бросаю Дуську... Будь моей женой... - Что вы... Что вы, Василий Егорович... - отвечала перепуганная Нина Аполлоновна, пытаясь вырваться из горячих объятий Красикова. - Не спешите... Давайте отложим разговор до завтра... Но Красиков не желал ждать до завтра, он хотел жениться сегодня, сию минуту. - Всё! Баста! Пускай Дуська развлекается с Чинковым!.. Я освобождаюсь от её гнёта!.. - орал Чинков. - Нина, иди за меня!..
Нина Аполлоновна всеми силами пыталась защитить свою честь, уклонялась от мокрых губ Василия, а тот клонил её на траву. Подчиняясь законам физики, они упали и покатились в канаву. Только тут Нине Аполлоновне удалось вырваться из рук Красикова.
Обиженный Василий возмущённо закричал: - Хулиганка!..
Кое-как выкарабкавшись из канавы, он направился к дому. А за его спиной кривлялся и пританцовывал на кривых ножках Гога.
ОБЪЯСНЕНИЕ КАТЕРИНЫ
Войдя в дом, Пыжиков с порога спросил Катерину: - Скажи мне, где твой розовый лифчик с зелёными пуговками?
Катерина опешила от неожиданного вопроса Ивана Ивановича, никогда не интересовавшегося её бельём.
- Лифчик? - переспросила она. - С чего это ты вдруг стал задавать мне такие... глупые вопросы?
- Ты его подарила на память Чинкову? - продолжал допытываться Пыжиков. - Он сегодня притащил его в баню, чтобы сунуть мне под нос, негодяй.
- Чинков? - ещё больше поразилась Катерина. - Ты с ума сошёл или перебрал своего "ерша"?
Она сказала так, хотя видела, что сегодня муж пришёл трезв, как стёклышко в телескопе. Но от той оторопи, что её охватила, она не могла придумать нечто правдоподобное в своё оправдание.
- Я трезв, как никогда, - грозно проговорил Пыжиков. - Отвечай!
Катерина ничего не придумала, её язык проговорил независимо от её мозга: - Я сегодня утречком простирнула и повеслила сушиться во дворе... Как он мог с нашей верёвки попасть к Чинкову, ума не приложу... Или ты думаешь, что я с этим шибздиком закрутила роман?! Да как ты смеешь так думать?! Я, как прОклятая, хожу за тобой, обстирываю, готовлю еду, огород на мне, скотина... Мне некогда книжку почитать или посмотреть телевизор, перед которым ты просиживаешь все вечера... А когда ты спал со мной?..
Последнее обвинение обескуражило Пыжикова. Он, и впрямь,закрутившись за делами, не помнил, когда в последний раз влезал на неё.
- То-то же, не помнишь! - съязвила Катерина. - Три недели назад... Вот когда!.. Да, господа, лучший вид защиты - нападение. Катерина, как и любая умная женщина этим видом защиты владела в совершенстве.
Она говорила, а Пыжиков всё больше и больше чувствовал себя виноватым перед женой.
ПОТЕРЯЛСЯ
В безуспешных поисках собственного дома блуждал Красиков. Он заплутался в трёх пестюринских улицах и четырёх проулках. Впереди него скакал хохочущий Гога, спрятавший от него родное гнездо вместе с женой Дусей и сыном Толиком. - Во, бля, влип, - бормотал Василий с трудом балансируя на неустойчивой дороге. - Где же мой дом?