"Тёмный Человек"

Пролог. Гведское королевство. Сто пятьдесят лет назад. Середина лета

Смерть косила беспощадно уже второй месяц. Ещё вчера какой-нибудь городской ремесленник прилежно трудился в мастерской или селянин из окрестной деревни в поте лица обрабатывал свой клочок земли, а уже на следующий день человек вдруг покрывался отвратительными гнойниками, кожа темнела, трескалась, из ран тёк вонючий гной, невыносимая боль скручивала суставы и, промучившись несколько бесконечных часов, несчастный погибал. Вслед за хозяином умирала его жена, потом дети, потом смерть приходила за их родными. Целые семьи исчезали с лица земли в течение нескольких дней. Жадная смерть не щадила ни знатных месьеров, ни простолюдинов.

По узким, кривым улочкам Гвинбурга — главного города баронии — нескончаемой чередой тянулись скорбные процессии, сопровождаемые унылым пением молитв, надрывным плачем и стенаниями. Все в одну сторону — в сторону городского кладбища. За воротами кладбища грохочущие дроги с трупами встречал священник и наскоро отпевал покойников. После завершения ритуала, тела сваливали в яму, обкладывали дровами и подносили горящие факелы. Земли для этих братских могил уже не хватало.

Над непроходимыми лесными чащобами, в тех местах, где на расчищенных полянах стояли бревенчатые домики, редких в этой глухой стороне, деревенек, вились косматые клубы тёмного дыма. Отвратительный запах пугал даже закалённых ужасами войны наёмников из стражи замка Барбакан. Зловещие столбы дыма в голубом небе указывали, где, ещё оставшиеся в живых селяне, сжигали тела своих родственников, друзей, соседей.

В Гвинбурге на Рыночной площади плотники целую неделю с утра до вечера пилили, строгали, сверлили неподатливое дерево. Здоровенные бородачи с натужным уханьем вбивали в звонкие сосновые доски блестящие гвозди длиной в три пальца. Плотники спешили. Приказ барона Арнольди был предельно ясен: как можно скорее закончить работу, чтобы спасти тех, кого ещё можно спасти. Чтобы не останавливать стройку ни на час, еду и питьё плотникам привозили прямо на площадь. Мясо, хлеб, пиво. Одна артель строителей сменяла другую. Обессилевшие древотёсы, наскоро подкрепившись, ложились здесь же — на площади. В стороне для них были приготовлены охапки соломы, привезённые из замка. Плотники заворачивались в плащи и мгновенно проваливались в сон. Более надёжная крыша, чем небо, им не требовалась, так как погода с начала весны стояла сухая и жаркая. Стройку охраняли стражники с копьями, в железных кирасах, кольчугах, с прямоугольными щитами, на которых красовался баронский герб — золотой единорог, яростно вставший на дыбы. Через семь дней лихорадочной работы посреди площади появился высокий помост с шестью виселицами.

На восьмой день городские глашатаи собрали народ на Рыночной площади. Все, кто мог ещё передвигаться и оставить дома без присмотра больных родственников, явились к месту казни. Перед свежесрубленной постройкой были видны важные лица и золотые цепи городских вельмож. За ними негромко переговаривались пузатые торговцы, бородатые старшины ремесленных цехов, зажиточные владельцы пригородных хозяйств. А позади тонкой линии знати и богачей, колыхалось и бурлило море простонародья. Жители кварталов колбасников, кузнецов, точильщиков, медников, шорников, трубочистов, суконщиков, обойщиков, фонарщиков, извозчиков и других кварталов, населённых мастеровым людом, яростно толкались, пробираясь поближе к страшному месту, или угрюмо стояли, в ожидании начала. В плотной толпе горожан там и сям виднелись небольшие группы селян из ближних деревень: Вилемов Двор, Каменный Мост, Перепутье. Среди собравшихся сновали в поисках неправедной наживы лихие остроглазые карманные воришки. Все ждали барона Арнольди.

Тревожно провыли сигнальные рожки стражи, все замерли, наступила тишина, только резко хлопали на ветру флаги над магистратом и каркали вороны с крыш. На помосте, перед собравшимися, появилось несколько человек. Впереди, лязгая железом, шёл сам владетель Гвинбургской баронии достославный барон и кавалер Гвимар Арнольди. Барон был в шлеме с открытым забралом, в посеребрённой кольчуге, весь с головы до ног обвешанный оружием, как будто собрался на войну. За ним, опираясь на резной посох, украшенный фигуркой святого Гведикуса, с трудом ковылял епископ отец Фелициан. Он тяжело дышал — годы у него были преклонные. Но длинная седая борода епископа воинственно развевалась, как отрядное знамя. Следом за ними по широкой лестнице вскарабкались бургомистр Крен, помощник епископа Гуг, секретари вельмож, писцы и несколько стражников со своим начальником.

Колокол городского собора начал отбивать полдень. Люди согласно повернулись к собору, обнажили головы и стали молиться, крестясь. Барон Арнольди терпеливо ждал, когда утихнет звон. Его губы беззвучно шевелились. Он молился о том, чтобы у него достало силы совершить сегодня то, что он был должен совершить. Когда последний печальный звук поющей меди растаял в воздухе, барон зычно обратился к собравшимся:

— Жители Гвинбургской баронии! Вы все знаете, какая громадная беда пришла в наши края. Смерть уносит всё больше наших родных в Тёмную Долину, в которой они теперь останутся на веки вечные. Почтенные старцы, люди в самом цвете лет, ребятишки, даже невинные младенцы из колыбелей!

Барон сделал паузу, чтобы перевести дух. В толпе многие женщины уже начинали вытирать платками мокрые глаза и всхлипывать. Мужчины стискивали кулаки в бессильном гневе. Барон хмуро оглядел народ. Потом продолжил своим раскатистым басом:

— Почему же нас постигло это несчастье? Чем провинились мы перед Создателем? За что он послал нам такое страшное испытание?

Ответа не было. Все молчали. Люди ждали, что скажет барон Арнольди. Народ его уважал. Несмотря на молодость, а барону недавно исполнилось только тридцать лет, он проявил себя как мудрый правитель, предусмотрительный и отважный воин. Несколько лет назад гвинбургское ополчение под командой барона Арнольди успешно отразило набег беспокойных южных соседей — кочевников-имолов, чьи лица напоминают маски, а кожа жёлтого цвета, как песок в Великой Жёлтой пустыне. Барон разбил воинственных дикарей на берегу Вилемины, но благоразумно не стал их преследовать. Кто знает, чем бы закончился для гвинов безрассудный поход в неизвестные степи за Красными горами.

— Я знаю, жители Гвинбургской баронии, кто виноват в нашем горе! Из-за кого вы хороните каждый день своих близких!

Барон опять сделал тягучую паузу, несколько подождал и, когда все без исключения взгляды сошлись на нём, с яростью крикнул:

— Ведьмы! Проклятые прислужницы Хозяина Тьмы! Вот кто повинен в тысячах смертей!

Площадь разом ахнула. Люди начали переглядываться, перешёптываться. Толпа загудела, как огромный улей, задвигалась. Барон резко поднял вверх руку в блестящей латной рукавице. Гул мгновенно стих.

— Но час возмездия пробил! Сегодня, на этом месте, мы разделаемся с нечистью. Ведьмы будут сначала повешены, а потом их мерзкие трупы мы сожжём вместе с помостом. Чтобы эти дьявольские отродья унесли своё проклятое колдовство с собой в ад!

Барон замолчал и посмотрел на лестницу. По ней стражники уже вели на помост шесть женщин. Шесть странных сгорбленных фигур в чёрных саванах, со связанными за спиной руками, с лицами скрытыми под капюшонами. Стражники в напряжённой тишине подтолкнули остриями копий каждую фигуру под предназначенную для неё петлю. Толпа застыла. Казалось, что умолкли даже бесцеремонные вороны.

Помощник епископа Гуг вытащил из складок своей сутаны свиток. Повинуясь знаку барона, он вышел вперёд и принялся рвать тишину ушераздирающим фальцетом:

— Ты Астрелия Гильом, ты Аквелина Градус, ты Гведелупа Кароли, ты Ивельда Линг, ты Каролина Левант и ты Матильда Левант обвиняетесь в том, что вы своим богомерзким колдовством навлекли на Гвинбургскую баронию смерть. Из-за вашего злодейства в страшных мучениях погибли бессчётные невинные люди. Наш милостивый и справедливый суд при помощи пытки водой и огнём доказал вашу вину и определил наказание. Все ведьмы будут повешены за шею до смерти, в сердце им будет вбит осиновый кол, а потом тела сожжены. Во имя Гвеции, да будет так!

Гуг свернул свиток, окинул опасливым взглядом неподвижные фигуры у виселиц и сделал шаг назад. Старый епископ троекратно перекрестил толпу. Над площадью прошелестел его немощный голос: «В Священном Писании сказано: Врагов же моих, тех, которые не хотели, чтобы я царствовал над ними, приведите сюда и избейте предо мною![1]» Писцы усердно скрипели перьями, стараясь записать каждое сказанное слово.

Отец Фелициан кивнул барону. Барон Арнольди кивнул бургомистру Крену. Толстяк-бургомистр кивнул начальнику стражи. Начальник стражи повернулся к своим подчиненным и тоже кивнул. Стражники накинули на шеи безмолвных смертниц петли. Люди на площади тоже молчали в нетерпеливом ожидании дальнейшего. Матери закрывали руками глаза своим маленьким детям, а те старались хоть одним глазком увидеть, что происходит на помосте. Люди жгли ведьм ненавидящими взглядами. Сострадание покинуло их ожесточившиеся сердца. Слишком много смертей случилось в городе этим летом. Епископ пробормотал короткую молитву своим слабым голосом. Гнусаво завыли рожки. Барон поднял вверх руку и резко её опустил. По этому сигналу под ногами женщин в чёрных саванах с пронзительным скрипом открылись люки и ведьмы полетели вниз. Толпа снова дружно ахнула. Толстые верёвки не позволили телам удариться о землю. Все шесть повисли под помостом, извиваясь и дергаясь в ужасных мучениях. Видно было, как натянутые верёвки перекручивались и дрожали. Из-под помоста послышались стоны, хрипы, мычание. Теперь стало понятно, почему ведьмы до сих пор не произнесли ни слова — их рты были прочно запечатаны.

Казалось, что ещё несколько мгновений и ведьмы перестанут биться в агонии. Но тут случилось ужасное. Верёвка, на которой умирала одна из ведьм, не выдержала рывков и оборвалась. Грузное тело тяжело ударилось о булыжник площади. Под насмешливые выкрики и улюлюканье толпы стражники на руках вынесли ведьму из-под помоста. С трудом снова подняли её наверх. Тем временем порванную верёвку заменили. Но когда стражники хотели опять надеть петлю ведьме на шею, та неожиданно с яростной силой вырвалась из их рук. Путы, связывавшие её руки, ослабли и женщина смогла освободить их. Ведьма отскочила от виселицы, сорвала капюшон с головы, выплюнула кляп. Ветер взметнул вверх длинные седые волосы и кинул их на измождённое, морщинистое лицо с горящими неистовой ненавистью глазами.

Отец Фелициан проковылял до виселицы, встал перед ведьмой, поднял руку с зажатым в ней золотым крестом и грозно, несмотря на свою немощь, произнёс:

— Астрелия Гильом! Именем Создателя, оставь людей, которым ты причинила столько горя! Уйди с миром в Тёмную Долину!

Ведьма оглядела притихший народ, кучку людей на помосте, с тоской посмотрела в голубое небо с появившимися на нём тёмными тучками. Потом прокаркала сиплым голосом:

— Будьте вы прокляты! Ты барон, ты Фелициан, ты Крен и ты Гуг! Вы — наши неправедные судьи! Вы — наши жестокие палачи! Будьте вы все прокляты до седьмого колена! Пусть каждый из вас и ваших проклятых потомков испытает те страдания, на которые вы осудили шесть невинных женщин, а потом умрёт! За каждым из вас придет Тёмный Человек и заберёт вас в самую глубину ада! О, Тёмный Человек! Услышь меня! Уничтожь, раздави, убей, задуши проклятых мною! Пусть они зачахнут, утонут, пусть все их члены растворятся! Забери их души, вырви сердца, печень, селезёнку, о, Тёмный Человек!

Она вдруг высунула длинный багровый язык и издевательски проблеяла в белые от ужаса лица своих мучителей:

— Бе-е-е!

 

Спустя сто пятьдесят лет. Гведское королевство. Квакенбург. Лето

Глава первая. Шкатулка

Однажды летним вечером Мельхиор сидел на кухне и с любопытством смотрел, как Саския готовит ему яичницу на ужин. Сначала кухарка задумчиво постояла перед шеренгой висящих на стене сковород, прикидывая в уме, на что годится каждая из них. Сделав выбор, она поставила на огонь одну, большую, чугунную, с крышкой и удобной ручкой. Хорошенько нагрев сковороду, Саския налила в неё свежего подсолнечного масла, только сегодня купленного ею самой на рынке. Затем она разбила в чашку четыре крупных куриных яйца и осторожно размешала, стараясь ни в коем случае их не взбалтывать. Убедившись, что в чашке однородная масса, мастерица вылила эту массу на сковороду и продолжила размешивать яйца уже на ней. При этом она периодически снимала посудину с огня. Когда яичница стала похожа на тесто, Саския торжественно переложила кушанье на тарелку и поставила перед Мельхиором.

— Ну-ка, попробуйте настоящую ксантскую яичницу, молодой месьер, — ласково произнесла кухарка. Певучий северный говор очень шёл ей, такой свежей, румяной, в чистеньком фартучке и кружевном чепчике на тёмных кудрявых волосах, едва тронутых сединой. Саския была родом из окрестностей Ксанта, этой далёкой столицы гведского севера. Хотя она уже много лет жила в Квакенбурге, тем не менее, по-прежнему говорила так, как привыкла с детства — мило растягивая гласные и немного в нос.

Мельхиор уже раскрыл рот, чтобы поблагодарить кухарку, но тут в кухне прозвучала резкая трель. Нетерпеливая и нервная трель. Такая же нетерпеливая и нервная, как человек, нажавший на кнопку звонка в своём кабинете этажом выше. Месьер Мартиниус — известный столичный нотариус требовал к себе своего помощника.

Печально посмотрев на нетронутую яичницу, Мельхиор вышел из кухни и поднялся на второй этаж в кабинет нотариуса.

— Вы меня звали, доминус?[2] — спросил своего шефа Мельхиор, зайдя в кабинет. Нотариус проводил большую часть времени здесь и поэтому постарался сделать свое рабочее место максимально удобным. Кабинет был, пожалуй, самым большим помещением в кирпичном особняке под номером пятьдесят пять на Зелёной улице. Высокий потолок с бронзовой люстрой. Стены отделаны дубовыми панелями, увешанными грамотами и дипломами. Простенки между окон украшены картинами. Стрельчатые окна, полузакрытые плотными бархатными шторами. Толстый цветной ковёр на полу. Книжные шкафы набиты книгами. Посреди кабинета — огромный резной письменный стол из тёмного дерева. За столом, в удобном кожаном кресле, сам хозяин — маленький, худой, сутулый от ежедневного многочасового сидения, лысый человечек. Доктор Мартиниус — нотариус из Квакенбурга собственной персоной.

— Вы должны признать, Мельхиор, что эти новомодные электрические звонки очень удобная придумка! — воскликнул нотариус своим писклявым голоском, энергично потирая длинный острый нос пальцами, испачканными синими чернилами. — Входите же скорей и садитесь поближе к столу. Я хочу показать вам одну занятную вещицу!

Юноша послушно занял место в кресле у стола.

— Смотрите, Мельхиор, — возбуждённо продолжал нотариус, двигая по полированной столешнице в сторону молодого человека большую шкатулку из красного дерева. — Какая любопытная штуковина!

Мельхиор привстал с места и открыл шкатулку. В ней находился довольно странный набор предметов. Юноша начал по очереди вынимать их. Пока он выкладывал предметы на письменный стол, нотариус, загадочно улыбаясь, молча следил за его действиями. Пять серебряных кинжалов, холщовый мешочек с землёй, бутылочка, полная воды, молитвенник с длинной кожаной закладкой, массивный перстень, покрытый непонятными знаками.

— Зачем всё это, доминус? — недоумённо спросил Мельхиор патрона, когда шкатулка, наконец, опустела и её содержимое, беспорядочной грудой, загромоздило стол.

— О, мой юный друг и помощник! — несколько высокопарно произнёс нотариус. — Вы видите перед собой уникальную вещь. Это не что иное, как настоящее старинное снаряжение для борьбы с Тёмным Человеком! Полный комплект! Шкатулку принёс один мой знакомый — доктор Зудик. Она досталась ему по наследству от отца, а тому, в свою очередь, от его отца. Доктор сказал, что снаряжение находится в отличном состоянии и готово к использованию.

Мельхиор скривился. Он помнил плоского, как ладонь, доктора Зудика — сурового адепта вегетарианства. Из-за вздорных теорий доктора они в прошлом году целый месяц питались морковными котлетами. Саския проливала горькие слёзы на кухне каждый день, готовя овощные деликатесы, пока, наконец, сам нотариус не выдержал. На радость кухарке он выкинул на помойку морковные котлеты, жаркое из кабачков и капустный рулет с начинкой из топинамбура.

— А для чего земля и вода? — задал новый вопрос Мельхиор, взвешивая на руке мешочек. «Тяжёлый!»

— Это земля с могилы Святого Вилема, в честь которого названа столица Гвинляндии Вилемусбург. Многие верят, что такая земля обладает чудесными свойствами, — усмехнулся нотариус.

— А вода?

— Просто святая вода из ближайшей церкви.

Мельхиор ещё раз осмотрел шкатулку и странные предметы, извлечённые из неё. От них веяло чем-то неприятным. Даже брать в руки их не хотелось. Переборов себя Мельхиор покрутил в руках перстень. Потом попробовал надеть его на указательный палец левой руки. Перстень оказался немного великоват. Мельхиор вопросительно посмотрел на шефа.

— А перстень зачем?

Нотариус важно поднял длинный острый палец вверх.

— Если надеть перстень на палец, мой мальчик, а потом произнести нужное заклинание, то станешь невидимым. И Тёмный Человек тебя не заметит. Вот только никто уже не помнит это заклинание.

Мельхиор побыстрее снял перстень с пальца и положил на стол. Конечно, он не знал никаких заклинаний, но кто его знает. Вдруг в этой колдовской штуке что-нибудь сбилось. Не дай Гведикус, ещё заработает! Мельхиор совсем не хотел превращаться в невидимку, хоть и не верил во всякие чудеса. Но лучше не испытывать судьбу.

Юноша заметил, что в последние дни старый нотариус неожиданно увлёкся нечистой силой. Всякими там суккубами, инкубами, лешими, шишигами, жихарками, кикиморами, анчутками, китоврасами, вершками и злыднями. В кабинете Мартиниуса стали появляться загадочные амулеты, старинные молитвенники, обтянутые истёртой кожей, толстые чёрные свечи для таинственных обрядов. На письменном столе и в креслах грудами лежали сочинения типа «Похоронный обряд ордена Гведских Братьев и Сестёр», «Чёрная магия и ворожба», «Триста тридцать три формулы Зла», «De natura daemonum»[3], «Изготовление Настоя забвения в домашних условиях». А теперь ещё и эта странная шкатулка! Мельхиор испытывал инстинктивную неприязнь к потустороннему миру, всяческой волшбе и чародейству.

— Осмелюсь спросить, доминус, зачем доктор принёс свою шкатулку вам?

— Всё очень просто, Мельхиор. На прошлой неделе мы с доктором Зудиком сидели в «Румяном яблоке», что на аллее Старого короля и дегустировали золотистую хинную настойку из Новой Гвеции. Вы знаете, что я, мой милый друг, питаю, гм, некоторую слабость к хинной настойке.

Мельхиор кивнул. Ещё бы!

— Так вот. В дружеской беседе доктор упомянул, что его брат — гвинбургский священник отец Кароль, попросил его прислать ему эту семейную реликвию. Старинная шкатулка с незапамятных времён хранится в их семье. Уже лет сто, если не больше!

Мельхиор опять кивнул. Для экономных и запасливых гведов не было ничего удивительного в том, что такая шкатулка передавалась из поколения в поколение.

— Отец Кароль написал, что речь идёт о чрезвычайно важном деле, о котором он пока не может рассказать. В общем, сам доктор поехать не может, королевской почте он не доверяет, поэтому оказался в затруднении, каким образом выполнить просьбу брата. Я и предложил свои услуги. Мне давно хотелось побывать на крайнем северо-западе нашего благословенного королевства, в Гвинляндии. Сейчас дел у меня не много, поэтому я вполне могу позволить себе маленькое путешествие.

«Ничего себе маленькое! — подумал про себя Мельхиор. — Трястись в скрипучей почтовой карете за тридевять земель в Гвинбург для того, чтобы вручить выжившему из ума священнику кучу старого барахла!»

Мельхиору ни капельки не хотелось покидать свою уютную комнату на втором этаже симпатичного домика на Зелёной улице ради долгого и трудного пути в лесную глухомань. Всем известно, что старинный город Гвинбург прячется в самой чаще Гвинского леса. Что там смотреть? Вся Гвинляндия — это река Вилемина, да бесконечные дремучие леса по обоим берегам. Несмотря на молодость, в отличие от лёгкого на подъём патрона, он был завзятым домоседом.

— Вот только, что делать с Барабарой? — задумался нотариус. — Я не решусь оставить девочку одну с Саскией. У меня не хватит мужества обречь Саскию на такое суровое испытание. Наверное, Барабару придётся взять с собой. Как вы думаете, Мельхиор?

Барбаре Мартиниус недавно исполнилось девять лет. Все родные звали шумную непоседливую девчонку Барабарой. Отец Барабары, Винцент Мартиниус, приходился нотариусу младшим братом. Он с женой и дочерью жил в тихом пригороде Квакенбурга Зеленграде. Зеленград — это почти деревня, застроенная краснокирпичными коттеджами, окружёнными цветочными клумбами. Розы, астры, канны, иксии, вербены, лилии, гортензии, пионы. Спокойно, малолюдно, лишь негромкое жужжание пчёл нарушает тишину. Там чудесно, но в это лето Барабара гостила в городе у дяди, наполняя жилище нотариуса смехом, визгом, писком, плюшевыми медведями, куклами, разноцветными лентами, мячиками и леденцами, оставленными где попало. Родители невозможной племянницы блаженно отдыхали, моля каждый день всех святых, чтобы у нотариуса хватило терпения хотя бы на месяц.

— Короче говоря, решено! — хлопнул в ладоши маленький нотариус, не дожидаясь ответа своего помощника. – В самом деле, что тут долго раздумывать? Барабара поедет с нами. Собирайте вещи, Мельхиор. Берите с собой только самое необходимое. Завтра утром отправляемся в путь!

Мельхиор промолчал. Лишь, отвернувшись, скорчил самому себе кислую мину. У него уже был печальный опыт путешествий с нотариусом. Прошлым летом их поездка в замок Три Башни закончилась тремя смертями[4]. Но с патроном не поспоришь. Если старик вобьёт что-то себе в голову, то это «что-то» оттуда никакими клещами не вытащишь. Остаётся только надеяться, что всё пройдёт гладко и никто не пострадает!

 

Глава вторая. Начало пути

Скрипучая, как Мельхиор и ожидал, зелёная почтовая карета неторопливо ползла по узкой посыпанной щебнем дороге на северо-запад к Атласным горам. Аскольдон — западная окраина Квакенбурга, остался позади. Путешественники пересекли пояс пригородных дач и углубились в чащу Зелёного леса. Три пары могучих лошадей вольдемарской породы привычно тянули тяжёлую повозку среди деревьев. Однообразные чёрно-белые столбики, увенчанные коронованным гведским орлом, добросовестно отсчитывали пройденные мили.

Было ещё совсем рано. Солнце пока пряталось за частоколом высоких сосен и елей, но его длинные горячие лучи уже жадно тянулись к земле. Утренняя прохлада приятно охлаждала путников, хотя было ясно, что день будет жарким.

Кроме нотариуса, Мельхиора и Барабары, спящей на узком обтянутом кожей сиденье, в карете находились ещё пять человек. У передней стенки нахохлились три монахини в чёрных одеждах, подпоясанных белыми верёвками: Гведские сёстры Гармония, Эмилина и Абигель. Сухая и тощая Абигель была у них за старшую. Гармония и Эмилина почтительно называли её: «Моя более совершенная сестра». В свою очередь Абигель обращалась к ним: «Мои менее совершенные сестры». Монахини не выпускали из рук молитвенники. На их запястьях и щиколотках босых ног были намотаны разноцветные шнурки: амулеты для защиты от злобных духов.

В середине повозки непоседливо ёрзал маленький жилистый военный. Несговорчивый подбородок, огромные усы и длинная сабля предупреждали всех, что с этим офицером нужно держать себя в высшей степени уважительно. При посадке в карету офицер гордо отчеканил: «Ротмистр Альфонс Ромуальд Бартоломей Гильбоа. Третий королевский линейный Флорианский гусарский полк. К вашим услугам!» Гусар должен был сойти в Вилемусбурге, где стоял его полк.

Ротмистр бросал пылкие взгляды на свою соседку: девушку лет двадцати в неброском дорожном платье. Его молодую попутчицу звали Мелодия. Стройная белолицая брюнетка среднего роста, с головы до ног укутанная в тёмный плащ. В ней не было ничего примечательного кроме широкого золотого кольца замысловатой формы на мизинце левой руки и бездонных чёрных глаз, которые девушка скромно опускала под огненно-жгучими взорами гусара. Мельхиор, в отличие от темпераментного гусара, старался не встречаться взглядом с Мелодией. Девушка ему тоже очень нравилась.

Кроме пассажиров и багажа в дальний путь отправились ещё два человека: форейтор Георг и кучер Феликс. Молодой форейтор ловко сидел на одной из лошадей ведущей пары, а кучер управлял двумя последними парами. Старшим был Феликс — пожилой, серьёзный, усатый квак (так называют коренных жителей Квакенбурга). Он уже лет двадцать водил почтовые кареты. Георг был его новым помощником. Прежнего форейтора директор королевской почты недавно назначил кучером, и теперь проверенный товарищ Феликса работал на линии, связывавшей столицу с Ориентом. Сидя на облучке, старый кучер недовольно грыз длинный седой ус и время от времени злобно покрикивал на лошадей. Феликс не любил перемен и тяжело привыкал к новым порядкам.

Пока карета неторопливо катила по дороге, попутчики волей-неволей завязали разговор. Монахини рассказали о том, что  ездили в Квакенбург, чтобы посетить главный храм Гведского королевства собор Темплум Домини[5]. Им удалось встретиться с архиепископом отцом Грацианом и получить его благословение на открытие в Гвинбурге школы для девочек под патронажем Гведских сестёр.

— Монсеньор Грациан такой милый старичок, — щебетала болтушка Эмилина, не обращая внимания на неодобрительное лицо сестры Абигель. — Он целиком поддержал наши планы, помолился вместе с нами и обещал пожертвовать школе тысячу гведских крон! Это ли не прекрасно!

— Пообещать, ещё не значит жениться, — улыбаясь, заметил Мартиниус. Сестра Эмилина смутилась.

— Ну, что вы, месьер нотариус! Монсеньор Грациан конечно сдержит своё слово. Ведь он же архиепископ!

— Монсеньор не может обманывать! — поддержала Эмилину вторая менее совершенная сестра Гармония. — Помилуй меня Деус, даже подозревать такое грех!

— А вы что думаете по этому поводу, прекрасная дева? — постарался втянуть Мелодию в беседу ротмистр Гильбоа. Наконец-то, он нашёл повод заговорить с ней!

Девушка смущённо пожала плечами.

— К своему стыду должна признаться, что я не очень религиозна. Но думаю, представители магического сословия такие же люди, как и все остальные. Иногда могут и слукавить.

Сестра Абигель с негодованием воззрилась на Мелодию.

— Вот и видно, мамзель, что вы не религиозны! Совершенно не знаете наше священство!

— Осторожнее, мадемуазель Мелодия! Мы едем к очень набожным людям, — вмешался нотариус. — Гвинбург — глухая окраина нашего благословенного королевства и тамошний народ до сих пор свято верит в разных ангелов и демонов.

— И даже в Тёмного Человека? — насмешливо спросил гусар.

— Разумеется, — кивнул Мартиниус.

— Что ещё за Тёмный Человек? — заинтересовалась Мелодия.

Все посмотрели на сестру Абигель, признавая её здесь главным авторитетом в вопросах веры. Более совершенная сестра неохотно прошипела своим противным голосом:

— Это очень древнее поверье. Оно появилось давным давно, ещё во времена гномов. Ужасное поверье. Люди верят, что Хозяин Тёмной Долины — места, где находятся человеческие души после смерти, посылает Тёмного Человека за самыми страшными грешниками, чтобы забрать их в Тёмную Долину. У Тёмного Человека нет отражения в зеркалах, нет тени. Он сам тень. В других краях Тёмного Человека называют Исторгателем Жизней, Неживым. Тот, кто встретит Тёмного Человека, встретит собственную смерть.

Молодые монахини побледнели и торопливо сделали охранительные знаки. Мелодия зябко поёжилась. Бравый ротмистр недоверчиво усмехнулся в большие усы. Мельхиор вопросительно посмотрел на своего патрона. Нотариус ласково погладил по голове сладко спящую Барабару.

— И вы верите в эту страшную сказку? — снова спросил Мартиниуса Гильбоа, насмешливо улыбаясь.

Маленький нотариус весело рассмеялся:

— Вынужден признаться, что, если я и не верю в легенду о Тёмном Человеке, тем не менее, хорошо защищён от него. Сейчас похвастаюсь! Мельхиор, достаньте, пожалуйста, шкатулку.

Мельхиор, молча, достал из-под сиденья саквояж, открыл его и вытащил шкатулку из красного дерева.

— Что это такое? — сразу же задала вопрос любопытная Эмилина. Остальные путешественники тоже с интересом принялись разглядывать красивую вещь.

— Это набор средств для борьбы с Тёмным Человеком! — торжественно объявил нотариус. — Этой шкатулке больше ста лет. Но она до сих пор полностью готова к использованию!

— Как интересно, — задумчиво протянула Мелодия, робко касаясь крышки, на которой были вырезаны затейливые узоры, напоминающие иероглифы неведомого языка.

— А по-моему, Тёмный Человек — вымысел от первого до последнего слова. Существуют только физические законы. Я не верю в мистику. Во всяких там демонов, призраков, злых колдунов и чёрную магию, — заметил гусар, праздно вертя в руках курительную трубку из тыквы-горлянки. Ему чертовски хотелось курить, но из-за дам он не решался и с нетерпением ждал остановки.

Мельхиор, повинуясь жесту своего патрона, поднял крышку шкатулки, и путешественники склонились над её удивительным содержимым.

— Какая странная коллекция, — произнесла Мелодия, беря в руки тяжёлый перстень.

— Осторожнее, мадемуазель, — не сдержался Мельхиор. — Эта вещица может оказаться опасной!

Мелодия удивлённо посмотрела на молодого человека своими пронзительными чёрными глазами.

— Почему этот старый перстень опасен?

— Если надеть перстень на палец и произнести заклинание, то вы превратитесь в невидимку, — ответил нотариус вместо своего помощника.

Мелодия живо повернулась к старику.

— А вы знаете это заклинание, месьер?

Тот улыбнулся девушке.

— Ну что вы, мадемуазель. К сожалению или счастью, никто на свете его уже не помнит.

Мелодия со вздохом разочарования положила перстень обратно в шкатулку.

— Как жаль. Наверное, было бы интересно…

— А зачем так много кинжалов? — показал ротмистр трубкой на шкатулку.

— Став невидимым, человек должен был окропить Тёмного Человека святой водой и осыпать землёй с могилы Святого Вилема, потом пронзить ему кинжалами руки и ноги, а последним кинжалом сердце. И, наконец, прочитать в молитвеннике какую-то убивающую молитву. Счастливчик, исполнивший всё в правильной последовательности, мог больше не бояться Тёмного Человека и дожить до глубокой старости. Все проклятия и наложенные на него злые чары навсегда пропадали.

— Однако довольно сложная процедура, — заметил Гильбоа. Тем временем, насладившись произведённым впечатлением, нотариус велел Мельхиору убрать шкатулку обратно в саквояж. Юноша немедленно исполнил приказание. На душе у него было неспокойно. Ему казалось, что от этой древней шкатулки исходит какое-то непонятное зло. Всем своим существом Мельхиор ощущал, как зло наполняет почтовую карету. Разум отказывался верить, но сердце подсказывало, что вот-вот произойдёт что-то ужасное. Это ужасное неотвратимо надвигается, оно уже совсем близко. Спрятав саквояж под сиденье, Мельхиор устроился у окна и тихонько прошептал, сделав охранительный знак рукой: «Гведикус, отврати беду, даруй удачу!»

Гведские сёстры достали нехитрую снедь, разложили её на откидном столике и, дружно пробормотав слова молитвы, принялись обедать. График движения кареты не предусматривал остановки на обед. Путники могли поесть горячей пищи только вечером, когда устраивались на ночлег на каком-нибудь постоялом дворе и рано утром перед отправлением в путь. Выносливые вольдемарские кони были в состоянии целый день без отдыха тащить тяжёлую карету. Кучер и форейтор только поили их через равные промежутки времени. 

Глядя на жующих монахинь, остальные тоже почувствовали аппетит. Бравый гусар развернул замасленный свёрток, достал из него жареную курицу, поставил полную флягу сладкой мадеры из Гведской Вест-Индии и любезно пригласил свою соседку оказать ему честь составить компанию. Мелодия не стала чиниться, благодарно сверкнула жгучими глазищами и добавила к угощению ротмистра свои скромные припасы: баночку овощного салата, орехи, несколько яблок, груш, горсточку сухофруктов.

— Дядя Бенедикт, а мы когда будем обедать? — подала голос Барабара. Девочка села на сиденье и потёрла ладошками заспанные глаза.

— Выспалась, егоза? — сказал нотариус, подавая Барабаре влажный платок. — На, освежи лицо и руки. Сейчас будем есть.

Мельхиор быстро собрал на стол. Саския позаботилась, чтобы хозяин, его помощник и маленькая племянница в пути не голодали. Добрая повариха напекла целую гору пирожков с мясом, капустой, вареньем. В отдельном холщовом мешочке лежала пара дюжин куриных яиц, сваренных вкрутую. В стеклянных банках ждали своего часа салаты и овощное рагу. В плетёной корзине были уложены два больших румяных каравая пшеничного хлеба, копчёная колбаса, сыр, масло. Специально для Барабары Саския припасла сладкое рассыпчатое печенье и конфеты. Чтобы еда не казалась путешественникам слишком сухой, в пузатых флягах плескалось портобельское белое вино для нотариуса с Мельхиором и ягодный морс для девочки.

На время все разговоры умолкли. Обед для гведов — дело серьёзное, не терпящее суеты. Даже Барабара не болтала, как обычно. Её рот был надёжно занят сладкими пирожками.

Монахини управились первыми. Они аккуратно сложили недоеденное в свои котомки и хором произнесли благодарственную молитву. После чего, дружно раскрыв молитвенники, погрузились в чтение священных текстов. Ротмистр Гильбоа налил мадеры в красивый чеканный кубок, кубок протянул Мелодии, а сам принялся угощаться прямо из фляги. Мелодия, поблагодарив улыбкой галантного офицера, достала маленькое серебряное зеркальце в оправе из чёрного мрамора и начала прихорашиваться. Нотариус с помощником потягивали портобельское белое. Барабара кормила конфетами фарфоровую куклу. Девочка, подражая маме, недовольно бормотала себе под нос. Видимо, кукла капризничала. В общем, каждый занимался своим делом, а почтовая карета всё скрипела и скрипела, увозя путешественников к Атласным горам.   

 

Глава третья. Осы

К вечеру над верхушками деревьев показались белоснежные вершины Атласных гор. День заканчивался. Солнце быстро садилось. Небо потемнело, лесной воздух стал холоднее. Настало время подумать о ночлеге.

Уже в сумерках карета свернула с дороги у деревянного указателя в виде протянутого к лесу пальца. На пальце с трудом можно было разглядеть надпись: «Харчевня «Отравленный путник» — 200 шагов». Устало скрипя и раскачиваясь на неровностях, тяжёлый экипаж преодолел эти двести шагов и остановился.

— Здесь вы можете поужинать и переночевать, уважаемые, — громко объявил кучер, слезая на землю. Форейтор принялся распрягать потных лошадей. Пассажиры по очереди стали покидать надоевшую карету. Первым, гремя саблей, выскочил ротмистр Гильбоа, вежливо подал руку Мелодии и помог ей спуститься на землю. Затем гусар, отвернувшись, торопливо закурил свою длинную трубку. Вслед за офицером и девушкой из кареты, охая и ахая, выбрались монахини. Слышно было, как затёкшие суставы тощей сестры Абигель трещали, словно сухие ветки. Последними снаружи очутились нотариус с Мельхиором и Барабарой.

Харчевня «Отравленный путник» представляла собой большое двухэтажное бревенчатое здание, построенное много лет назад на широкой поляне среди соснового леса. На первом этаже располагалась собственно харчевня, а второй этаж занимали комнаты для путешественников. Перед харчевней на поляне стояло несколько карет и экипажей. В стороне, ближе к лесу, виднелись фургоны племени Скитальцев. Там высоко горел костёр и на фоне дрожащих языков пламени мелькали тёмные силуэты людей. Оттуда доносилась весёлая музыка, смех, собачий лай. Скитальцы — эти вечные странники, жили в фургонах с полотняным верхом, колесили по всему королевству и зарабатывали себе на хлеб гаданием, песнями, танцами, бывало, что промышляли воровством. Их не очень-то жаловали власти, но терпели, потому что Скитальцы были народом мирным. Они держались особняком от местных жителей. К тому же у старейшин Скитальцев всегда вовремя находился мешочек с золотыми монетами для строгих чиновников и полицейских. Десяток блестящих кружочков с гордым профилем короля Флориана волшебным образом смягчали сердца даже самых суровых начальников. Верные поданные обожали своего доброго короля, особенно на монетах.

Прихватив с собой дорожные сумки и саквояжи, путешественники зашли в харчевню. Несмотря на сомнительное название, она была полна дорожным людом. В большом полутёмном зале стоял ровный гул разговоров. Словно деловитое жужжание пчёл в ульи. За прочными дубовыми столами на лавках сидели проезжающие и плотно ужинали. Обильная еда запивалась пивом, яблочным вином, местной можжевеловой водкой. Резко пахло табаком, чем-то жареным и кислым.

За одним из столов шла шумная игра в «Три орешка». Компания молодых подмастерьев азартно болела за товарища, проигрывавшего раз за разом бородатому хитроглазому Скитальцу своё жалованье. В самом тёмном углу зала на трёхногой табуретке сидел слепой старик с длинной седой бородой. Старик негромко наигрывал на лютне для увеселения почтенной публики. Судя по нескольким медным монетам в замасленной шапке на полу перед музыкантом, на него мало кто обращал внимания.

Между столов, обливаясь потом, бегали с железными подносами подавальщицы — две тучные женщины неопределённого возраста в цветастых платьях, поверх которых были надеты фартуки, посеревшие от времени и стирок. За стойкой хлопотал хозяин харчевни. Это был, огромного роста, здоровенный гвед. Его белая полотняная рубаха, расстёгнутая на волосатой груди, трещала под напором могучих мышц. В ухе здоровяка болталась серебряная серьга в форме сидящей собаки. Хозяин проворно разливал суп по глиняным тарелкам, выкладывал на блюда ломти ветчины, аккуратно нарезал колбасу, наполнял пивом высокие кружки.

— Мениска! Где тебя демоны носят? Обслужи благородных господ! — оглушительно рявкнул хозяин харчевни, бросив беглый взгляд на вошедших путешественников. К ним подскочила, пыхтя и отдуваясь, одна из подавальщиц.

— Прошу вас сюда, уважаемые, — показала на единственный незанятый стол толстуха. — Уж не обижайтесь, что таким благородным месьерам достались места на сквозняке возле входа. Сегодня у нас не протолкнуться!

— А свободные комнаты для ночлега у вас есть? — с сомнением спросил её нотариус. Мартиниус выглядел в своём костюме полноправного члена Гильдии гведских нотариусов, как настоящий царь грибов. Он был одет в широкий, до пят чёрный плащ с высоким красным воротником, а на голове величественно возвышался чёрный бархатный колпак с красным помпоном и красными же квадратными широкими полями.

— Как же, как же! — зачастила любезная подавальщица, обтирая тряпкой стол. — Две комнаты всегда свободны для пассажиров почтовой кареты. Одна комната для дам, другая для достопочтенных месьеров. У нашего Адама договор с королевской почтой!

Проголодавшиеся за долгий день путешественники заказали себе ужин. Каждый в соответствии со своим вкусом и содержимым кошелька. Аскетичные Гведские сёстры — куриный бульон в котелке, овощи, немного козьего сыра. Мелодия — омлет с луком, а на десерт желе из мяты. Ротмистр — огромную порцию жареной картошки с мясом и кружку пива. Нотариус для себя и Мельхиора — по шницелю с макаронами в томатном соусе, для Барабары и её куклы — горячие оладьи с мёдом.

На улице совсем стемнело. Из окон потянуло ночной прохладой. Хозяин зажёг в харчевне чадящие масляные факелы. Много света они не прибавили, зато напустили в помещение копоти. Гул голосов стих. Люди постепенно расходились. Слепой музыкант в углу наигрывал печальную мелодию.

Монахини невнятно бормотали вечернюю молитву. Сытый Гильбоа лениво курил свою трубку, развалившись на лавке. Мелодия задумчиво ковыряла вилкой остатки омлета. Барабара сонно жевала через раз сладкую оладью. Её кукла спала у маленькой хозяйки на коленях. Нотариус и Мельхиор тоже уже клевали носом. Пора было ложиться спать.

Кучер Феликс подошёл к столу и объявил:

— Не забудьте, уважаемые. Отправление завтра в восемь часов. Мы с Георгом будем спать в карете. Сторожить почту. Спокойной вам ночи и прошу не опаздывать!

Строгий кучер в сопровождении форейтора удалился. Подошедшая Мениска собрала с путников плату за ужин и ночлег. Ссыпав в карман фартука серебряные квадранты, гведские кроны и полукроны, она повела усталую компанию на второй этаж. Мельхиор нёс Барабару на руках. Девочка, обхватив его за шею, крепко спала, зажав к кулачке медовую оладушку.

Двери комнат, в которых путешественникам предстояло провести ночь, располагались в узком коридоре друг против друга. Налево для дам, направо для кавалеров. Мениска зажгла в комнатах свечи, открыла окна, чтобы было не душно. Холода летом можно было не бояться. Потом добрая толстуха пожелала всем спокойной ночи и спустилась по лестнице в харчевню.

Мелодия, Абигель, Гармония и Эмилина закрылись у себя, а мужчины со спящей Барабарой принялись располагаться на ночлег в своей комнате. Мельхиор осторожно уложил девочку на постель возле окна и укрыл тонким шерстяным одеялом. Потом улёгся на соседнюю кровать. Липкую от мёда оладью он, освободив её из плена пальцев Барабары, оставил на подоконнике. Снимать одежду Мельхиор не решился, скинул только башмаки. Нотариус с офицером устроились напротив. Гильбоа отстегнул саблю и положил её рядом с собой. Мартиниус ложился спать основательнее всех. Он аккуратно снял с себя свой пышный наряд, повесил его в шкаф, а саквояж со шкатулкой профессора Зудика сунул под кровать. Потом задул свечу, тихонько ворча себе под нос, залез под одеяло, повозился, устраиваясь поудобнее и, наконец, затих. Ротмистр уже спал, похрапывая. Как и всякий военный, он привык мгновенно засыпать и мгновенно просыпаться.

Мельхиор лежал, закрыв глаза — сон не приходил. За окном шумел лес, треском отзываясь на порывы ветра. Казалось, что весь мир состоит из этого леса. Бесконечного, могучего, тёмного. В открытом окне была видна луна — белая монета на чёрной скатерти неба. На душе было как-то непонятно. Тревожно. Что-то пугало и давило. Какое-то плохое предчувствие гнало сон прочь. Мельхиор поплотнее прикрыл глаза и принялся думать о хорошем.  Спустя некоторое время он незаметно уснул.

Первым проснулся ротмистр. Его разбудил странный звук, наполнявший комнату. Гильбоа рывком сел на кровати и машинально схватил саблю. Стояла глухая ночь. Даже луна скрылась за плотными облаками. Казалось, что непроницаемая тьма вибрировала от непрестанного движения каких-то невидимых крошечных тварей. Они с неприятным звуком кружили во мраке возле носа, касались щёк, путались в волосах. Гусар  испугано замахал свободной рукой перед лицом.

— Что это за погань, три тысячи демонов и кулаки Деуса?! — проревел он, вскакивая с кровати. — Изрублю!

— Постарайтесь не делать резких движений, месьер Гильбоа! — взволновано предупредил нотариус. Он уже возился в темноте у стола, зажигая свечу. — Мельхиор, немедленно выносите отсюда Барабару!

Ничего не понимающий спросонья помощник бросился к кровати, с которой раздавались испуганные вопли девочки:

— Дядя Бенедикт, Мельхиор! Где вы? Я боюсь!

Мельхиор, схватив в охапку Барабару вместе с одеялом, направился к двери. Нотариус зажёг свечу и высоко поднял её в руке. В неверном свете стала видна клубящаяся над кроватями туча маленьких злых созданий. Одни из них с пронзительным воем атаковали ротмистра, другие сплошным ковром покрыли брошенные постели, третьи превратили медовую оладью, лежавшую на подоконнике в большой шевелящийся комок.

— Осы! — закричал Гильбоа, отмахиваясь от них саблей.

— Скорее наружу! — скомандовал Мартиниус и, вытащив из-под своей кровати саквояж со шкатулкой, устремился к выходу. Мельхиор с визжащей от страха Барабарой на руках последовал за своим патроном. Отважный гусар прикрывал отступление.

— Что случилось? Почему вы так шумите? — встретила их в коридоре испуганная Мелодия. Девушка в ночном халате выглядывала из женской спальни.

— Наш ночлег превратился в осиное гнездо! — крикнул Гильбоа, с грохотом захлопывая за собой двери. — Целая армия разъярённых зверюг с огромными жалами напала на нас врасплох! Мы едва успели унести ноги!

— Откуда тут осы? Да ещё ночью? — недоумённо спросила сестра Абигель, высовывая из-за плеча Мелодии своё худое морщинистое лицо. Более совершенная сестра была одета в длинную ночную рубашку похожую на саван. В этом печальном наряде костлявая сестра Абигель походила на покойницу, умершую от голода.

— Почём я знаю, откуда они взялись?! — в ярости прорычал ротмистр. — Надо позвать хозяина или хотя бы одну из этих его дев, тугих телом! Мениску! Пусть сами полюбуются, что у них здесь творится!

— Я схожу, найду кого-нибудь, — предложила Эмилина и, не дожидаясь ответа, с горящей свечой спустилась по лестнице вниз. Гармония побежала следом за подругой.

— Вы пока можете уложить девочку на мою постель, — предложила Мелодия Мельхиору. Она улыбнулась молодому человеку и повернулась к Мартиниусу. — А вы, месьер нотариус, можете оставить саквояж в нашей комнате.

Расстроенный Мартиниус только с досадой отрицательно покачал головой. От улыбки Мелодии сердце Мельхиора сладко замерло. Он открыл, было, рот, чтобы поблагодарить любезную девушку, но Барабара перебила:

— Я не хочу спать! Я хочу посмотреть, как вы справитесь с осами. И моя кукла Харизма там осталась. Её нужно спасти!

Барабара потребовала, чтобы Мельхиор опустил её на пол. Юноша охотно выполнил приказание капризной девчонки. У него и так уже затекли руки. Барабара завернулась в одеяло, решительно посмотрела на дядю и топнула ножкой.

— Хочу свою оладушку!

Мартиниус только тяжело вздохнул, уныло сморщив длинный нос.

— Твою оладушку сейчас осы жрут! — раздражённо сказал Гильбоа, стоя у двери в комнату, из которой они так бесславно бежали. Гусар прислушивался к тому, что происходило за дверью. Гул осиного роя не утихал. Может дерзкие насекомые решили навечно обосноваться в «Отравленном путнике»?

Абигель вдруг протянула руки к саквояжу нотариуса.

— Давайте, месьер, я спрячу ваши вещи у нас. Уверяю, их никто там не возьмёт.

Однако Мартиниус отшатнулся от тощей служительницы богов. Он крепче прижал саквояж к груди и пробормотал:

— Нет-нет, не беспокойтесь, сестра. Саквояж останется при мне. Он не тяжёлый.

На лестнице раздались грузные шаги. В коридоре появился здоровяк-хозяин в клетчатой пижаме. Он освещал себе путь огромным пылающим факелом. За его широкой спиной виднелись обе менее совершенные сёстры. Коридор сразу наполнился дымом, движением и шумом. Стало тесно.

— Тысяча проклятий и борода Деуса! — прогремел хозяин харчевни. — Почему вы не даёте спать добрым людям, уважаемые?

Нотариус и гусар в нескольких словах объяснили, что случилось. Богатырь кивнул.

— Да, ос тут полно. В этом году их расплодилось невиданно. У меня руки не доходят спалить все их гнёзда.

Барабара, которая с восхищением взирала снизу вверх на огромного хозяина харчевни, проговорила:

— Осы не любят дыма. Папа у нас в саду всегда их дымом выкуривал

— Истину глаголишь, девчушка, — согласился здоровяк. — Так мы и сделаем, клянусь Святой Пейрепертузой!

Он поудобнее перехватил факел, распахнул дверь и исчез в гудящей темноте. Ротмистр тут же захлопнул дверь страшной комнаты. Барабара насмешливо посмотрела на офицера.

— Разве вы не поможете месьеру Адаму? — с невинным видом спросила девочка. — У вас же есть оружие.

— Не всякую битву можно выиграть саблей, — смущённо ответил Гильбоа и после паузы тихо добавил: — Маленькая заноза…

За дверью раздавался грохот опрокидываемой мебели и яростная брань хозяина. Собравшимся в коридоре, стало ясно, что бой разгорелся нешуточный. Не выдержав изощрённого сквернословия богатыря, сестра Абигель заткнула пальцами уши и исчезла в женской спальне. Её менее совершенные, но более любопытные сёстры остались. Мелодия тоже, молча, стояла, не сводя взгляда с саквояжа в руках нотариуса. Казалось, она о чём-то глубоко задумалась.

Наконец, дверь мужской спальни широко распахнулась. На пороге появился хозяин харчевни. За его спиной клубился дым. Он победно потряс факелом и громогласно заявил:

— Я справился с этой дрянью! Теперь вы можете спать спокойно, уважаемые.

Все с опаской зашли в задымлённую комнату. Действительно, от ос не осталось ни следа. Только перевёрнутые стулья, сдвинутый стол и разбросанные по полу мелкие вещи свидетельствовали о том, что здесь недавно шло ожесточённое сражение.

— А где моя оладушка? — требовательно спросила здоровяка Барабара. Тот пожал широченными плечами.

— Я её выбросил за окно. На твоей оладье устроилась поужинать добрая половина всего роя.

Девочка капризно скривила губы.

— Хочу чего-нибудь вкусного!

Нотариус, подбиравший с пола вещи, недовольно пропищал:

— Барабара, перестань вредничать! Мы только что пережили атаку опасных существ, нужно навести порядок и ложиться спать. Скоро уже рассвет. Если не можешь справиться с аппетитом, возьми конфету!

Обиженная Барабара уселась на свою постель спиной к мужчинам и принялась баюкать куклу, которая всю осиную войну пролежала на подушке.

— Ну, что же, — сказал хозяин, направляясь к выходу, — завтра сожгу все осиные гнёзда около дома. А в компенсацию за испорченный отдых, вы утром получите по стаканчику отличного вина из виноградников Южной Александрии, — он грозно нахмурил брови, глянул на кислую девочку и добавил: — А для маленькой своенравной мадемуазели я специально испеку сладкий коржик!

Не поворачиваясь, Барабара примирительно пробурчала:

— И ещё один для Харизмы!

 

Глава четвёртая. Продолжение пути

Ночное нападение ос не обошлось без последствий. Утром ротмистр Гильбоа с трудом узнал себя в зеркале. Одна щека у него опухла, левый глаз превратился в щёлку. Мельхиора оса ужалила в руку, а нотариуса в ногу. Только Барабара, благодаря одеялу, осталась цела и невредима. И конечно Харизма.

За завтраком все путешественники зевали, тёрли красные глаза и с трудом глотали пищу. Даже бокалы со сладким южноалександрийским вином не подняли настроение. Тревожная бессонная ночь давала о себе знать.

Закончив завтрак, все попрощались с богатырём-хозяином, тоже, кстати, покрытым багровыми шишками, любезной Мениской и второй подавальщицей — молчаливой Лирой, погрузились в карету и тронулись в путь.

По сторонам дороги снова потянулись бесконечные заросли: сосны, ели, колючие кусты барбариса, жёлтой акации, лещины, шиповника. Прохладный утренний воздух лился в открытые окошки кареты. Запах хвои и лесных трав бодрил даже самых сонных. Барабара показывала кукле густой лес за окном, что-то рассказывала и заодно прислушивалась к тому, о чём говорят попутчики. Путешественники обсуждали ночной переполох.

— Клянусь своей саблей, я никак не пойму, почему осы собрались в мужской спальне? Да ещё ночью! — недоумевал ротмистр Гильбоа. Сестра Эмилина с состраданием посмотрела на его опухшее лицо.

— Возможно, всему виной стала медовая оладья, которую девочка принесла с собой?

Гусар глянул на монахиню единственным зрячим глазом.

— Я прежде всегда думал, что осы ночью спят, также как и все остальные добрые подданные славного короля Флориана!

— Значит, этих ос что-то привлекло в нашу комнату. Что-то или кто-то, — между прочим заметил нотариус, на минуту отвлекаясь от чтения толстого тома «Гведского родословника». Мартиниус тратил много времени на изучение происхождения старинных гведских родов: Пергамéнтов, Арнольди, Даниэллей, Козелл-Козликов, Кронье, Делибрандов и других. История родной страны была одним из его давних увлечений. Королевский Геральдический департамент в лице нотариуса нашёл самого преданного читателя своего издания «Собрание гведских вельмож».

— Но зачем, доминус? — недоумённо задал вопрос Мельхиор.

— Тут явно не обошлось без колдовства, — вмешалась в разговор сестра Абигель. — Слава Гарде-заступнице, что у нас есть с собой ваша шкатулка, месьер нотариус!

— А шкатулка-то тут причём? — удивилась Мелодия.

Более совершенная сестра снисходительно посмотрела на девушку.

— У Тёмного Человека есть много имен. Одно из них — Осиный Король!

При этих словах, произнесённых зловещим скрипучим шёпотом, обе менее совершенные сестры ойкнули и одновременно сделали руками охраняющий знак. Сестра Абигель продолжала шептать:

— Согласно древнему преданию, Тёмный Хозяин — чёрный господин Преисподней, наделил Тёмного Человека властью над всеми опасными тварями земными.

— Хватит нас пугать старинными сказками! — перебил монахиню ротмистр. — Вы везде готовы видеть колдовство, сестра Абигель! Наверное, сестра Эмилина права — это сладкая оладья привлекла голодных ос. Всё очень просто, без всякой мистики и суеверий!

— А вы как считаете, месьер нотариус? — спросила Мартиниуса Мелодия. Тот опять оторвался от книги.

— Что кажется правдой — неправда, что кажется истиной — ложь, что кажется белым — чёрное. В этом существо злой магии.

— Значит, вы тоже верите, что ос на нас наслал Тёмный Человек? — недоверчиво усмехнулся гусар.

Нотариус только пожал плечами, снова углубившись в хитросплетения генеалогического древа баронов Арнольди.

Поняв, что от Мартиниуса толку не дождёшься, Гильбоа повернулся к сестре Абигель и с вызовом спросил:

— А как ещё называют Тёмного Человека, всезнающая дева? Откуда нам ждать следующей напасти?

Более совершенная сестра прижала к сердцу молитвенник, словно защищая себя от удара. Потом тихо выдохнула:

— Владыка Змей!

— О, Создатель! Ещё и змеи! — в шутливом ужасе воскликнул ротмистр. Впрочем, его никто не поддержал. На некоторое время в карете воцарилось молчание. Тишину робко нарушил Мельхиор:

— Может быть, это проделки Скитальцев?

— Скажете тоже, молодой человек, — тут же не согласился гусар. — Зачем Скитальцам натравливать на нас ос?

— Чтобы обокрасть, — не сдавался Мельхиор. — Всем известно, что Скитальцы тащат всё, что плохо лежит! Может быть, они рассчитывали, что мы разбежимся, и они без помех присвоят себе наши вещи.

— Да что у нас брать-то? — спорил ротмистр. — Десяток серебряных гведских крон? Тоже мне богатство!

— Я никогда не слышала, чтобы Скитальцы нападали на добрых людей, — поддержала Гильбоа Мелодия. Она сделала паузу, потом задумчиво добавила: — Хотя, когда я была совсем маленькой, моя прабабушка рассказывала, что эти люди хорошо владеют магией, поэтому я думаю, Скитальцы вполне могли заколдовать ос.

Пока путешественники спорили, почтовая карета миновала несколько небольших селений и достигла подножия Атласных гор. Рельеф местности изменился. Зелёный лес кончился. Дорога начала подниматься вверх между скал. Лошади, шумно дыша, всхрапывая, роняя белоснежную пену с удил, упорно тащили тяжело гружёный экипаж. Поминутно раздавались резкие окрики кучера и форейтора, понукающих бедных животных. Слышно было щёлканье бичей. Отсюда почтовый тракт через Межгорную теснину в Атласных горах вёл из Зелёной страны в Гвинляндию. Чудовищные склоны Большой горы, занимающей весь центр королевства, вздымались справа от дороги. Горизонт впереди закрывали снежные пики Атласных гор — хребта, отделяющего Зелёную страну от Гвинляндии. Воздух заметно похолодел.

— А правда, дядя Бенедикт, что в глубине Большой горы прячется гигантская пещера? — задала вопрос Барабара. Нотариус отложил книгу в сторону.

— Есть такая легенда, дитя моё. Эту пещеру называют Бездной. Хозяин Подземелья — Старый Мастер. Он сторожит сокровища, накопленные гномами за тысячелетия. Говорят, что вход в Бездну в Чёрном лесу. Сейчас уже никто не знает, где этот вход. В Бездне обитает Жуть и другие чудовища незапамятных времён. Там растут грибные леса — в мрачном безмолвии тянут вверх длинные бесцветные стволы. В древности в Бездну ссылали самых опасных преступников. Некоторые от расправы бежали туда сами. Никто обратно не вернулся. Все сгинули в бездонном мраке. В гвинских летописях говорится о том, что Эшель, Семнадцатый Граф Гвинов у входа в пещеру построил небольшую крепость, чтобы люди не могли спускаться вглубь Большой горы, — нотариус посмотрел на Барабару и улыбнулся ей. — Но всё это лишь легенды, моя милая Барабара. Никто не знает, что в них правда, а что нет.

— Чёрный лес — место загадочное и страшное, — упрямо сказала сестра Абигель. — В самой его чаще прячутся обители отшельников. В зарослях можно наткнуться на Безымянных.

— Кто такие Безымянные? — тут же спросила Барабара.

Старая монахиня пожала острыми плечами.

— Они живут в Чёрном лесу. Имени их никто не знает, поэтому местные жители — сильваны, называют их Безымянными. Этим народом управляет Лесной Старец, сплошь покрытый зелёной татуировкой.

— Кто-нибудь видел этого вашего Лесного Старца? — засмеялся ротмистр. — Чего только невежественные сильваны не придумают!

— Не смейтесь, месьер, — заступилась за свою более совершенную сестру Эмилина. — Я тоже слышала про Чёрный лес много всяких ужасов.

— А мы после Межгорной теснины как раз через него и поедем! — ехидно заметил Гильбоа. — Через Чёрный лес в Вилемусбург. Я вернусь в свои кавалерийские казармы, а вы переправитесь через Вилемину и сквозь Гвинский лес двинете до Гвинбурга. Другой дороги нет!

— Спаси и сохрани нас Гарда-защитница, — пробормотала сестра Абигель.

— Ничего, прорвёмся и не надорвёмся! — легкомысленно пропела девочка, расчёсывая волосы Харизмы игрушечным гребнем.

Сестра Абигель с укоризной посмотрела на Барабару, но промолчала.

— Неужели вы, месьер ротмистр, не боитесь ничего на свете? — с интересом спросила Мелодия бравого гусара.

— Ну, что вы, прекрасная дева! — подкрутил усы Гильбоа. — Настоящий гусар не боится даже гнева самого Деуса! А мифического Тёмного Человека, Лесного Старца, которого никто не видел или Старого Мастера из пещеры, бояться просто глупо!

Мельхиор почувствовал болезненный укол ревности, когда увидел, каким восхищённым взглядом Мелодия одарила отважного гусара. Конечно, что простой юноша мог противопоставить нарядному мундиру, закрученным усам и блестящей сабле ротмистра? Свою скромную комнату на втором этаже особняка на Зелёной улице в Квакенбурге или жалованье помощника нотариуса в двести гведских крон?

«Женщины ведь как сороки — падки до всего яркого и блестящего», — успокаивал себя Мельхиор, а на сердце у него всё равно лежал камень. Кстати о камнях. Дорога среди скал вывела карету на самый верх Межгорной теснины и начала плавными изгибами спускаться к зеленеющим внизу купам деревьев. Справа, на вырубленной в скале ровной площадке высилась громадная гранитная статуя. Гвинский граф в полном рыцарском вооружении, опираясь на прямоугольный щит, охранял свои владения. Каменный истукан был высечен здесь давным-давно, ещё во времена Гведикуса — волшебника с чёрным орлом на правом плече и белым голубем на левом. Впрочем, эту легенду в Гвеции знает каждый ребёнок. Много веков тому назад три брата-близнеца Алкуин, Мелуин и Кируин, ведя на поиски новой земли остатки жителей погибшей Страны Цветов Флорианы, встретили волшебника у широкой реки. Гведикус помог беглецам обрести новую родину. Близнецы попросили его быть покровителем и заступником их народа. В его честь они назвали страну Гвецией, себя гведами, а реку, где произошли эти события — Гведианой. Но всё это случилось так давно…

Через несколько миль голых скал снова пошли заросли. Сияющие белизной Атласные горы теперь высились позади путешественников. Дорожный указатель оповестил, что карета едет уже по Гвинляндии. До Вилемусбурга остался день пути.

 

Глава пятая. Вилемусбург

К главному городу Гвинляндии славному Вилемусбургу путешественники подъехали в темноте. Далеко позади остались сверкающие Атласные горы, зловещий Чёрный лес, бревенчатые посёлки сильванов, долгая дорога вдоль реки. Вилемина — самая большая река графства, причудливо петляла среди невысоких холмов и дорога добросовестно следовала её изгибам, значительно удлиняя путь до гвинской столицы.

Почтовая карета, влекомая измученными тяжеловозами, въехала в Восходные ворота, немного попетляла по запутанным улочкам центра и, наконец, остановилась у почтовой конторы на площади Воздушных змеев. Гостиница «Золотая стрекоза», в которой предстояло провести ночь путешественникам, находилась прямо напротив почты, на другой стороне площади.

— Выгружайтесь, уважаемые, приехали! — нарушил кучер мягкую вечернюю тишину. — В «Золотой стрекозе» вас ожидает сытный ужин и удобные постели. Мы с форейтором ночуем в экипаже, как обычно. Отъезд завтра утром в восемь. Прошу всех встать вовремя!

Один за другим путешественники покинули надоевшую за долгий день карету. Ротмистр Гильбоа по-военному коротко кивнул монахиням, пожал руки нотариусу и Мельхиору, легонько потрепал по голове Барабару, которая недовольно поморщилась. Потом он повернулся к Мелодии, взял её руку в свою и галантно поцеловал, щекоча пышными усами.

— Как жаль, что мне придётся вас оставить, прекрасная дева, — произнёс гусар, обращаясь к девушке. — Но долг для офицера всегда стоит на первом месте.

— Ну, что же, каждый должен следовать своему долгу, — без особого сожаления сказала Мелодия. — Прощайте, отважный гусар!

— Умоляю вас, не говорите этого ужасного слова «прощайте», ведь мы же ещё встретимся? — с надеждой воскликнул Гильбоа.

— Возможно, — улыбнулась Мелодия и, давая понять ротмистру, что разговор окончен, повернулась к монахиням. — Вы готовы, сёстры?

Женщины двинулись в сторону освещённой масляными фонарями гостиницы. Эмилина, шедшая последней, пару раз оглянулась на офицера. Мельхиор последовал за монахинями, ведя за руку Барабару. Гильбоа с отчаянием посмотрел на нотариуса.

— Ну, почему все девы, которые мне нравятся, неизменно меня оставляют? Клянусь своей саблей, это какое-то семейное проклятие!

Мартиниус успокаивающе похлопал несчастного ротмистра по плечу.

— Если Создатель не дал тебе того, что ты хотел, значит, впереди тебя ждёт один из двух вариантов: либо Создатель даст что-то ещё лучше, либо не даст вообще ничего.

Бедный гусар только печально вздохнул.

Гостиница «Золотая стрекоза» была заведением не шикарным, но вполне приличным. Ничего общего с убогим «Отравленным путником». Усталых путешественников встретил бархат кресел, стекло зеркал, серебро посуды. Входящих приветствовал молодой энергичный месьер, одетый в фиолетовый сюртук с квадратными пуговицами из латуни:

— Добро пожаловать в «Золотую стрекозу»! Позвольте оказать вам традиционное гвинское гостеприимство! Меня зовут Даниэль и я к вашим услугам, уважаемые!

— А ос у вас нет? — с подозрением спросила Барабара, оглядываясь.

— К сожалению ос у нас сейчас нет, но если вам очень нужно, то за отдельную плату…

И месьер многозначительно подмигнул девочке. Мол, обо всем можно договориться. За отдельную плату, разумеется.

— Нет-нет, — поспешил вмешаться нотариус. — Боюсь, вы неправильно поняли мою племянницу. Мы как раз в осах не нуждаемся.

— Мы нуждаемся в ужине и ночлеге, Даниэль — сварливо проскрипела сестра Абигель, поворачиваясь лицом к услужливому месьеру. Взглянув на исхудавшее суровое лицо более совершенной сестры, тот непроизвольно вздрогнул, но признал справедливость слов монахини:

— Вы совершенно правы, сестра, вам необходимо срочно подкрепиться. Прошу сюда, — месьер показал на дверь, ведущую в обеденный зал.

Устроившись за столом, все, не сговариваясь, заказали гвинскую бобовую похлёбку — знаменитое блюдо, слава о котором гремела по всему королевству. Любой гвед знает, что, если хочешь поесть настоящее лакомство из чёрных бобов, лесных трав и нежнейшей свинины — поезжай в Вилемусбург. Не пожалеешь! Мартиниус, вспомнив былое, спросил, имеется ли в «Золотой стрекозе» хинная настойка из Новой Гвеции. Настойки не оказалось, но взамен подавальщица предложила на выбор несколько сортов ячменного пива, можжевеловую водку и южное виноградное вино. Пришлось нотариусу довольствоваться местным пивом.

— Тихо тут у вас, — заметил Мартиниус, обращаясь к миловидной подавальщице в фиолетовом платье и кокетливом кружевном передничке. Действительно, во вместительном зале ужинало едва с пяток посетителей.

Подавальщица усмехнулась.

— Просто сейчас лето. Приезжих немного. Видели бы вы, месьер, что тут творится осенью. Во время ежегодной ярмарки на День Близнецов у нас яблоку негде упасть. И кто только не собирается в Вилемусбурге! Торговцы, ремесленники, селяне. Бродячие артисты: певцы, танцоры, комедианты, лицедеи, жонглёры, акробаты, пожиратели пламени. Жулики всех мастей: карманные воришки, грабители, взломщики, мошенники, нищеброды. Про Скитальцев я уже и не говорю! Эти со всей Верхней Гвеции съезжаются. Целый месяц улицы перегорожены их фургонами! Ни пройти, ни проехать!

— Любопытное должно быть мероприятие. Жаль, что я не смогу на нём побывать, — проговорил нотариус, с аппетитом принимаясь за бобовую похлёбку.

Гведские сёстры уже закончили благодарственную молитву и теперь наперегонки наполняли желудки. Они заказали на троих одну общую тарелку, как это положено по уставу ордена Гведских Братьев и Сестёр. Ложки монахинь мелькали, как колёсные спицы. Мельхиор старался не глядеть в их сторону, потому что из-за  монахинь сам машинально начинал торопиться. Мелодия сидела за столом, как на званом вечере. Было видно, что её мысли далеко отсюда. Может быть, в кавалерийских казармах? Кто знает? Барабара измазала похлёбкой фарфоровое личико Харизмы и теперь вытирала его платком, укоризненно ворча на куклу-неряху.

— Как обидно, что мы пробудем в Вилемусбурге всего одну ночь, — закончив есть, обратился к Мельхиору нотариус своим писклявым голоском.

— Почему, доминус?

Мартиниус поднял вверх тонкий длинный палец.

— В этом городе есть много интересных мест, которые я с удовольствием бы осмотрел.

— Например, доминус?

— Например, дворец Гвинских Графов. Он построен триста лет назад, потом, конечно, много раз перестраивался, несколько раз горел и снова перестраивался. Сейчас это одно из красивейших зданий королевства. Каждый день ровно в полдень у дворца происходит смена городской стражи. Под торжественную музыку одна рота в нарядных фиолетовых мундирах сменяет другую. Исключительно красочное зрелище! Кроме того, перед дворцом Гвинских Графов находится монумент Ангелу города из цветного мрамора. Вы, конечно, знаете, что в каждом гведском городе есть памятник своему Ангелу города, но здешний особенно красив.

— А ещё что ты хотел бы увидеть, дядя Бенедикт? — спросила Барабара.

Нотариус отхлебнул пива.

— В Вилемусбурге похоронен Святой Вилем. В честь его и назван город. Могила Святого Вилема находится в городском соборе. Без сомнения, также интересное место.

Мартиниус допил пиво, удивлённо посмотрел в пустую кружку и вдруг хлопнул себя ладонью по лысине.

— Да, чуть не забыл! «Ведьма из Вилемусбурга», отравившая мышьяком двадцать два человека! На окраине города можно увидеть развалины её дома.

Мельхиор в раздумье почесал затылок.

— Признаться, я ничего не знаю о ней. Вроде слышал что-то, но совершенно не помню.

Мелодия вышла из своей задумчивости.

— Я слышала об этой женщине.

Мужчины с удивлением посмотрели на девушку. Мелодия продолжила:

— Её звали…

Девушка замолчала, словно не могла выговорить имя. Нотариус пришёл ей на помощь.

— Если не ошибаюсь, Анна Кароли?

Мелодия кивнула.

— Да, это так. Анна Кароли.

— Ведьма и отравительница! — злобно прошипела сестра Абигель. — Настоящее исчадие ада, погубившее множество людей. В Гвинляндии её ещё долго не забудут!

— А что она сделала, эта Анна? — спросила Барабара.

— Лучше тебе этого не знать, невинное дитя! — сердито ответила сестра Абигель. — Это слишком ужасно. Будешь плохо спать по ночам!

— Действительно, Барабара! — засуетился нотариус. — Уже поздно. Тебе пора в постель!

Разумеется, девочка с этим утверждением была не согласна. Она обиженно надула губы и заявила:

— Мы с Харизмой одни спать не пойдём! Вдруг здесь тоже осы?

— Ну, что же, придётся и нам ложиться, — согласился захмелевший нотариус. Он вытащил из-под стола неизменный саквояж со шкатулкой и встал со стула. Все последовали его примеру. Расплатившись за вкусный ужин парой гведских крон, они разошлись по своим комнатам. В «Золотой стрекозе» путешественники устроились на ночлег с гораздо большими удобствами, чем в лесной харчевне. Мартиниуса поселили вместе с Барабарой. Мельхиор и Мелодия получили по отдельной комнате. Гведские сёстры потребовали себе спальню с тремя кроватями. Оказалось, что все такие номера уже заняты. После недолгой заминки находчивый Даниэль всё же устроил их всех вместе на одной огромной постели.

 

Глава шестая. Пришелец из Тёмной Долины

Весь Вилемусбург спал. Спали горожане, уставшие за день от своих забот, спали домашние животные, спали птицы в гнёздах. Беспокойно шевелились во сне бродяги на ступенях собора Святого Вилема. Караул у дворца Гвинских Графов дремал, тяжело навалившись на длинные мушкеты, упёртые в землю. Казалось, что уснул даже сам воздух — не чувствовалось ни малейшего ветерка. Тёмное летнее небо с яркими каплями звёзд заботливо укрывало сонное королевство, давая отдохнуть всем живым существам. Лишь редкие уличные фонари скупо освещали опустевшие улицы.

В гостинице «Золотая стрекоза» стояла мёртвая тишина. Ни один звук не нарушал покоя, царившего в её коридорах и помещениях. Едва слышное потрескивание, присущее всем старым зданиям, а, кстати, дому, где располагалась гостиница, недавно исполнилось сто восемьдесят лет, не могло нарушить крепкий сон постояльцев.

Даниэль, как впрочем и каждую ночь, спал в каморке возле входа. Ему снился увлекательный сон, в котором он был не расторопным заведующим гостиницы, а знаменитым капитаном королевского фрегата, суровым бородатым морским волком, с золотыми галунами на обшлагах. Он бороздил моря и океаны, пировал в южных портах с экзотическими красотками, бесстрашно бился на шпагах с одноглазыми пиратами. Во сне рекой лилась кровь, вино и золотые пиастры. Временами Даниэль тревожно вскрикивал, дёргал руками, ногами, потом затихал, успокаивался, улыбался. Тонкая струйка вязкой слюны стекала из его рта на подушку. Это был очень глубокий сон, поэтому заведующий не мог слышать, как дверь гостиницы медленно отворилась и чья-то грузная фигура бесшумно промелькнула мимо каморки в коридор, ведущий к номерам.

Мельхиор тоже видел сон. Юноша гнался за Мелодией по тёмному лесу. Несмотря на то, что Мельхиор напрягал все свои силы, он никак не мог поймать девушку. Мелодия всё время ускользала из рук Мельхиора, оборачивалась и насмешливо смеялась. Это продолжалось очень долго. Наконец, они оказались на залитой призрачным лунным светом поляне. Здесь Мельхиору удалось догнать Мелодию и схватить её за плечо. Он рывком развернул девушку к себе. Лучше бы ему этого не делать. Вместо Мелодии на Мельхиора смотрела мерзкая старуха. Старая карга жутко осклабилась и спросила страшным нечеловеческим голосом:

— Где шкатулка?

Мельхиор с трудом разорвал липкие путы сна. В комнате было очень темно. Юноша пришёл в себя и хотел сесть, но к своему ужасу почувствовал, как его горла касается холодная сталь клинка. Он невольно вскрикнул. Нечеловеческий голос из сна снова спросил:

— Где шкатулка? У тебя или старого сморчка?

Что это? Сон, явь? Сознание Мельхиора окончательно запуталось. Он попытался проснуться ещё раз, вырваться из ночного кошмара. Но не тут-то было. Острое лезвие никуда не исчезло, а глаза, привыкшие к мраку комнаты, заметили очертания громадной страшной фигуры, нависшей в темноте над кроватью Мельхиора. Он в панике залепетал что-то невразумительное.

— Спрашиваю в последний раз. Где эта проклятая шкатулка?

Нечеловеческий голос буквально парализовал Мельхиора, лишил его способности думать, действовать, сопротивляться. В этом чудовищном голосе не было эмоций. Вообще никаких. Одна ледяная, бесстрастная злоба. Конечно, человеку такой голос принадлежать не мог.

— Шкатулка у нотариуса, — простонал Мельхиор. Он ещё успел почувствовать на своем лице, что-то сырое, неприятное, с незнакомым смердящим запахом, прежде чем непонятное беспамятство увлекло его в равнодушное Никуда.

В безмолвии прошло несколько часов.

«Наверное, так выглядит смерть», — первая мысль Мельхиора была именно такой. Это была запоздавшая мысль из прошедшей ночи. Мельхиор потерял сознание раньше, чем слова успели родиться, а теперь они догнали его. Что с ним произошло? Может быть, он уже в Тёмной Долине? Но почему так сильно болит голова? Может ли болеть голова у тех, кто умер? Юноша немного помедлил и, наконец, со страхом открыл глаза. Он всё ещё был в «Золотой стрекозе». Судя по всему, стояло раннее утро. Гостиничный номер был освещён тёплыми солнечными лучами. Слышно, как в коридоре хнычет Барабара, которая не желает идти на завтрак. Писклявый голосок нотариуса просит несносную девчонку не капризничать. Знакомые звуки. Обычная жизнь.

Может быть, дьявольский голос ему приснился? Мельхиор оглядел комнату. Никаких следов ночного гостя. Все вещи на своих местах. Только раскалывается голова, шея помнит прикосновение холодного металла и в ушах стоит зловещий равнодушный голос. Так и не решив, приснился ли ему кошмарный сон или действительно кто-то ночью проник в его комнату, Мельхиор принялся торопливо одеваться. Нужно было спешить.

За завтраком Мельхиор рассказал, что случилось с ним ночью. Он умолчал только о том, как во сне преследовал Мелодию. Вся компания слушала помощника нотариуса затаив дыхание. Испуганные монахини поминутно делали охраняющие знаки, нотариус недоверчиво морщил длинный нос, а Мелодия с равнодушной улыбкой ела блинчики с малиновым вареньем, запивая еду сладким травяным настоем. Барабара, кислая и невыспавшаяся, уговаривала свою фарфоровую Харизму скушать блинчик.

— Я так до сих пор и не понял, что это было — сон или нет, — закончил свой рассказ Мельхиор. Он вздохнул и грустно посмотрел на горку масляных блинчиков. Есть ему совершенно не хотелось. Ночное происшествие отбило всякий аппетит.

— Молитесь, молодой человек! Просите Гарду-защитницу заступиться за вас! — воскликнула сестра Абигель. — Боюсь, что к вам приходил Тёмный Человек!

— Зачем Тёмному Человеку понадобилась шкатулка? — удивилась Эмилина.

— Это и хомяку понятно, моя менее совершенная сестра, — язвительно проскрипела сестра Абигель. — Тёмный Человек хочет лишить нас, добрых людей, оружия против него. Что тут неясного?

— А вы как считаете, мадемуазель, — обратился нотариус к Мелодии, — нашего Мельхиора действительно напугал Тёмный Человек?

Мелодия обвела всех взглядом больших чёрных глаз.

— Я полагаю, что вашему бедному помощнику приснился кошмар. Богатое воображение плюс слишком сытная бобовая похлебка, тяжеловатая для столичных желудков, сыграли с вами, Мельхиор, злую шутку, — девушка пожала плечами. — Впрочем, откуда мне знать? Может быть, это было привидение?

— Почему же Тёмный Человек не забрал шкатулку у дяди Бенедикта? — задала вопрос Барабара.

Мельхиор, молча, покачал головой. Он сам уже задавал себе этот вопрос, но ответа не нашёл. Мелодия улыбнулась девочке.

— Вот видишь, это только доказывает, что молодому человеку приснился страшный сон. Настоящий Тёмный Человек, узнав, что шкатулка у месьера нотариуса, конечно же, отправился бы за ней в соседний номер.

Барабара испуганно посмотрела на Мартиниуса.

— А если Тёмный Человек придёт, ты справишься с ним, дядя Бенедикт?

Нотариус погладил девочку по голове.

— Не бойся, Барабара. Тёмного Человека не существует. И потом, у нас же есть шкатулка!

На улице путешественников ожидал ещё один сюрприз. Возле почтовой кареты стоял, покуривая трубку, не кто иной, как ротмистр Альфонс Ромуальд Бартоломей Гильбоа собственной персоной. С большими усами и длинной саблей.

— Какая приятная неожиданность, дорогой ротмистр! — воскликнул нотариус, сердечно приветствуя гусара.

Гильбоа радостно улыбнулся старым знакомым.

— Еду с вами до Гвинбурга. Наш полковник дал мне важное поручение. А для офицера приказ командира — это закон!

На самом деле, пылкий ротмистр сам напросился съездить в Гвинбург. Старый полковник не стал удерживать в полку одного из своих самых блестящих офицеров. Если бы не малый рост, ротмистр давно бы уже служил в королевской гвардии. Войны сейчас нет — пусть прогуляется!

Пока карета медленно пересекала город, направляясь к Закатным воротам, путешественники рассказали гусару про невероятное ночное происшествие с Мельхиором. Ротмистр удивлялся, переспрашивал, вникал, пылко поглядывая при этом на Мелодию. Девушка делала вид, что не замечает жарких взглядов гусара.  На её лице застыло выражение тревоги. Мелодия ничем не показывала, что ей приятно возвращение ротмистра. Барабара, увлекшись, снова и снова повторяла Гильбоа историю, случившуюся с Мельхиором. Услышав уже в который раз про старого сморчка, Мартиниус, наконец, взмолился: «Ну, хватит, Барабара! Все уже наизусть выучили каждое слово, сказанное несуществующим Тёмным Человеком!» Девочка обиделась, замолчала и демонстративно уставилась в окошко.

Тем временем лошади, понукаемые Феликсом и Георгом, протащили карету мимо Блошиного рынка на площади Десяти грехов, у знаменитого кабачка «Пивная кружка» повернули на Каштановую улицу, достигли красивого каменного моста, украшенного львиными мордами с кольцами в пасти, бронзовыми статуями, слегка тронутыми зеленоватой патиной, и переправились на другой берег Вилемины. Под перезвон колоколов, доносящийся со стороны собора Святого Вилема, карета по проспекту Трёх близнецов добралась до Закатных ворот Вилемусбурга. Несмотря на ранний час, перед воротами вытянулась длинная очередь всевозможных повозок, желающих покинуть город. Феликс с досадой натянул вожжи. Пассажиры почтовой кареты высунулись в окошки.

— Опоздали! Теперь будем долго стоять, — проворчал кучер, доставая трубку и жестяную коробку с табаком.

— Придётся ждать, уважаемые, — предупредил путешественников Георг, подойдя к карете.

— Почему такая задержка? — спросил нотариус у форейтора.

— Все торопятся выехать пораньше и заранее собираются у ворот, когда они ещё закрыты, — словоохотливо объяснил Георг. — На другой стороне реки, у Восходных ворот точно такая же картина. Все вилемусбургские ворота открывают в шесть часов, но экипажей собирается так много, что за два часа все не успевают проехать. Стража и так уж их особо не проверяет. Внимательно смотрят документы и груз только у самых подозрительных или тех, кто похож на разыскиваемых преступников. Вон их портреты красуются на заборе у ворот.

Георг показал на деревянный забор, оклеенный несколькими десятками потрёпанных бумажек. Возле забора в скучающей позе стоял полицейский констебль в чёрной форме. Несколько других констеблей проверяли подъезжающие к ним одну за другой повозки.

После долгого ожидания почтовая карета поравнялась с воротами. Один из полицейских городской стражи заглянул внутрь, мельком оглядел путешественников и, не заметив ничего подозрительного, хотел выйти.

— Одну минуту, констебль, — неожиданно остановил его нотариус. — Не могли бы вы мне сказать, кто сегодня утром первым покинул город?

Полицейский хмуро посмотрел на Мартиниуса, на его пышный наряд и нехотя процедил:

— А почему я должен вам отвечать, месьер?

Нотариус ловко опустил в карман констебля серебряную квинту — монету в пять гведских крон и вежливо произнёс:

— Теперь у вас есть целых пять причин, чтобы всё-таки удовлетворить моё любопытство.

Полицейский помедлил, припоминая.

— Первой была огромная карета, вся в завитушках, позолоте и гербах.

— А кто сидел внутри?

Констебль неохотно признался:

— Никто не видел хозяина кареты. Его кучер бросил нам пару золотых флорианов. Этого было достаточно, чтобы начальник караула велел пропустить такого знатного месьера.

— А герб вы запомнили?

— Золотой единорог, вставший на дыбы. Раньше я этот герб не видел.

— Благодарю вас, констебль, — учтиво сказал Мартиниус. — Я узнал всё, что хотел.

Глава седьмая. Нападение

Широкая Вилемина за Вилемусбургом неторопливо текла по глубокой долине. Оба берега утопали в густой зелени. Дорога на Гвинбург пролегала вдоль реки, время от времени, прячась от неё в глубине Гвинского леса. Отдохнувшие лошади дружно тянули почтовую карету по гладкой дороге, посыпанной кирпичной крошкой. Час пролетал за часом, как лёгкие хлопья тополиного пуха мимо окна. Мелодия разглядывала мелькающие деревья. Гильбоа нежно смотрел на девушку. Монахини дремали, прижавшись друг к другу, как птенцы в тесном гнезде. Барабару укачало и она, обняв любимую куклу, уснула на узком сиденье. Её голова лежала на коленях у дяди. Нотариус хотел углубиться в «Гведский родословник», но Мельхиор отвлёк его вопросом:

— Возможно, доминус, это не моё дело, но я хотел бы знать, почему вы спросили констебля о том, кто утром первым покинул Вилемусбург?

Мартиниус задумчиво потёр нос.

— Я подумал, что если ночной гость вам, Мельхиор, не приснился, то он может постараться приехать в Гвинбург раньше нас.

— Но зачем, месьер нотариус? — спросила Мелодия.

— Чтобы завладеть шкатулкой.

— Если это не Тёмный Человек, то зачем ему старая шкатулка? — задал вопрос Мельхиор.

— Возможно, она имеет для него большое значение. Такое большое, что он даже был готов перерезать вам горло, мой юный друг, — ответил нотариус.

— Не понимаю, какое такое значение может иметь груда старья, — фыркнул ротмистр.

— Мартиниус вдруг наклонился к Мелодии, вытянул свой длинный нос и понюхал воздух. Потом многозначительно поднял вверх палец.

— Всё имеет значение. Например, судя по этому сладкому аромату, у вас, мадемуазель, есть сильные фруктовые духи.

— Это тоже имеет какое-то значение? — удивилась девушка. — Или вам просто мешает запах моих духов?

Ответить нотариус не успел. Карета стала резко тормозить. Послышались крики кучера и форейтора, останавливающие лошадей. Барабара проснулась от толчка и села на сиденье, хлопая глазами. Монахини тоже очнулись от дрёмы. Они недоумённо смотрели на попутчиков, не понимая, что случилось. Мартиниус, Мельхиор и Гильбоа высунули головы в окна кареты.

Дальше пути не было. Дорога, далеко отклонившаяся в этом месте от реки в самую чащу леса, была перегорожена упавшим деревом. Форейтор уже спрыгнул с лошади. Феликс тоже покинул облучок кареты. Теперь оба стояли перед неожиданным препятствием и растерянно чесали затылки. Внезапно случилась беда.

Из кустов справа и слева на дорогу с оглушительным криком выбежали шестеро заросших до самых глаз краснорожих здоровяков. Одеты разбойники были в удивительную мешанину, в которой потёртые кожаные штаны ремесленника соседствовали с бархатной курткой профессора, а грубые солдатские сапоги мелькали рядом с изящными туфлями аристократа. С ног до головы здоровяки были увешаны оружием. Четверо из них атаковали кучера и форейтора, а двое кинулись к карете.

— Хватайте старого сморчка! Шкатулка у него! — крикнул вдогонку этой парочке самый большой из разбойников, замахиваясь саблей на кучера. Феликс едва успел увернуться от удара. Георг выхватил из ножен короткий тесак, который всегда висел у него на бедре и теперь отчаянно отбивался от троих преступников, теснивших его к лесу.

Поняв, что его ненаглядная Мелодия подвергается опасности, Гильбоа обезумел от ярости. Его большие закрученные усы встали торчком, как у кота почуявшего мышь. С воинственным кличем гведской кавалерии «Бей-убивай!», ротмистр выскочил из кареты и набросился на ближайшего разбойника. От вопля лихого гусара менее совершенные сёстры грохнулись в обморок, а сестра Абигель, парализованная, неподвижно застыла над их бесчувственными телами.

Ротмистр мгновенно проткнул разбойника насквозь своей длинной саблей. Тот с ужасными проклятиями свалился под ноги гусара. В это время второй головорез сунул голову в окно кареты с другой стороны. Увидев съёжившегося на сиденье крошечного старичка в чёрном плаще с высоким красным воротником, он кровожадно осклабился: «Хэ!» Но Мельхиор не дал в обиду своего патрона. Юноша схватил тяжеленный том «Гведского родословника» и со всех сил ударил разбойника по голове. Тот, с бессмысленной улыбкой, вывалился из окна обратно на дорогу. Барабара завизжала от восторга.

Расправившись с одним противником, Гильбоа бросился на помощь к уже изнемогавшим кучеру и форейтору. Феликс, вооружившись большой веткой, слабо отмахивался от главаря шайки. Георг, тяжело дыша, бегал кругами вокруг толстой сосны, уворачиваясь от остальных разбойников.

— Зарублю, тарраканы! — заревел ротмистр в бешенстве. Несмотря на свой малый рост Гильбоа был силён, ловок и быстр. В несколько прыжков он настиг самого большого разбойника. Напрасно главарь шайки пытался отбить разящий удар гусара. Куда там! Гильбоа, грациозно повернувшись на носках, с отвратительным хрустом отсёк здоровяку руку, сжимающую саблю. Бедняга, пронзительно вскрикнув, сделал несколько шагов назад, словно пытаясь убежать, и потерял сознание. Он рухнул на покрытую хвоей землю, заливая всё вокруг себя кровью. Оставив задыхающегося от усталости Феликса, ротмистр поспешил на выручку к форейтору. Однако разбойники, увидев, какая печальная участь постигла их товарищей, скрылись в лесу. Через несколько мгновений треск кустов, через которые ломились испуганные бандиты, стих. Бой кончился так же неожиданно, как начался.

Придя в себя, перепуганные монахини выскочили из кареты. Белая как снег Мелодия, напротив, осталась сидеть на своём месте. Мартиниус с трудом удерживал в карете свою племянницу. Любопытная Барабара рвалась наружу.

Феликс подошёл к разбойнику, которого ротмистр поразил первым. Головорез перестал изрыгать проклятия и больше не шевелился.

— Этот готов, — сказал кучер, осторожно трогая тело ногой.

— Этот тоже, — показал тесаком на труп главаря Георг.

Упав на колени, монахини громко возблагодарили Гарду-заступницу за спасение.

— Зато этот в полном порядке, — проворчал Гильбоа.

Ротмистр несколько преувеличил. Разбойник, конечно, не был в таком уж порядке. Он сидел на земле, привалившись спиной к колесу кареты, и глупо улыбался. Видимо, Мельхиор слишком сильно его ударил увесистой книгой.

— Как тебя зовут, бездельник? — спросил лиходея Гильбоа. Напрасно. Здоровяк продолжал, молча, скалить зубы.

Конюх и форейтор тщательно обыскали пленного. Потом устроили его на козлах кареты. Крепко привязанный к задней скамейке, он уже никуда не мог деться.

— Сдадим негодяя первому попавшемуся полицейскому или жандарму, — решил Феликс. — Не оставлять же его в лесу.

С этим решением согласились все. Мужчины оттащили с дороги мешающее проезду дерево, путешественники заняли свои места и карета тронулась дальше. В молчании проехали несколько гведских миль.

— Как ваша голова, Мельхиор, всё ещё болит? — спросил юношу нотариус.

— Уже нет, доминус. Наверное, головная боль прошла от испуга, — нехотя улыбнулся Мельхиор.

Мартиниус удовлетворённо кивнул. Обиженная на весь мир Барабара ехидно сказала:

— А ты слышал, дядя Бенедикт, как главарь крикнул своим подручным: «Хватайте старого сморчка! Шкатулка у него!»

Нотариус сморщился как от зубной боли.

— Это невежливо, девочка моя, повторять слова невоспитанного лесного разбойника. Я всё прекрасно слышал!

— Тёмный Человек, который ночью напугал нашего Мельхиора, тоже называл тебя старым сморчком, — безжалостно продолжала гадкая девчонка.

— Может быть, это был один из разбойников? — предположил Гильбоа.

Мельхиор отрицательно покачал головой.

— Не думаю. Ночной пришелец был громадный, с нечеловеческим голосом. Совершенно без выражения. Каким-то металлическим. Как будто заговорила железная печная труба.

— Ночью, да спросонья, ещё и не то покажется, — скептически заметил ротмистр.

— Всё же есть какая-то связь между этим, так сказать Тёмным Человеком и головорезами из Гвинского леса, — задумчиво проговорил нотариус.

— А где вы собираетесь остановиться в Гвинбурге, месьер Мартиниус? — отвлёк нотариуса ротмистр.

— Я не знаю. Поищем какую-нибудь недорогую гостиницу.

Гильбоа улыбнулся в густые усы.

— У меня есть лучшее предложение. Моя старшая сестра Матильда содержит небольшой пансион. Я всегда останавливался у неё, когда бывал в Гвинбурге. Недорого, чисто, домашняя еда. Правда, мы не виделись уже три года, но клянусь своей саблей, вы останетесь довольны!

— Ну что же. Я с удовольствием воспользуюсь вашим любезным предложением, дорогой ротмистр, — ответил нотариус. И вдруг обратился к Мелодии, которая мысленно опять была где-то далеко: — А вы, мадемуазель? У вас есть, где остановиться в Гвинбурге?

Девушка вздрогнула от неожиданности и машинально пробормотала:

— Я живу в Гвинбурге с отцом.

— А, так вы возвращаетесь в родной дом! — добродушно пропищал нотариус. — Наверное, соскучились?

Мелодия замялась, не зная, что сказать.

— Да, нет, а впрочем… Вы, наверное, правы месьер Мартиниус. Конечно, соскучилась.

Видя её замешательство, нотариус тактично оставил девушку в покое и снова обратился к гусару:

— Как называется пансион вашей уважаемой сестры?

— Пансион «Беличье дупло» на улице Крокусов.

— Замечательно! — потёр руки довольный нотариус. — Какие романтичные названия!

        

Глава восьмая. Пансион «Беличье дупло»

Как ни торопились Феликс с Георгом, настёгивая лошадей, почтовой карете понадобилось скрипеть весь день, чтобы к вечеру, путешественники, наконец, увидели древние стены замка Барбакан. Когда-то замок строптивых гвинбургских баронов Арнольди, одно время враждовавших с самим королем, гордо господствовал над округой. Он, как хищный орёл, нависал над городскими кварталами. Селяне и ремесленники, торговцы и менялы — все покорно отдавали в замок немалую долю своих доходов. Но те жестокие времена давно миновали. Теперь Барбакан лежал в руинах. Ров, опоясывавший замок, был завален обломками и мусором. Громадные полуразвалившиеся башни мрачно возвышались над остатками стен. Бесформенные кучи дикого камня больше ничем не напоминали о надменном знатном роде, правившем в этих местах. Последний из баронов умер много лет назад. Сейчас в старом замке хозяйничали только привидения (куда же без них!), пугая по ночам грабителей, бродяг и сумасшедших кладоискателей.

Остановившись у ворот Гвинбурга, путешественники потратили некоторое время на то, чтобы сдать городской страже полуживого, но всё так же улыбающегося разбойника. Полицейский инспектор, назвавшийся Леопольдом Мукомелем — весёлый, дружелюбный, толстый, видимо, большой любитель вкусно покушать — тщательно заполнил протокол, переписал имена всех пассажиров кареты, дал им расписаться и отпустил.

Нотариус спросил у стражников, охраняющих ворота Гвинбурга, не въезжала ли сегодня в город большая роскошная карета. Очередная серебряная квинта подстегнула память полицейских, и они дружно ответили, что, действительно, незадолго до приезда такого щедрого месьера, карета с золотым единорогом на дверцах, промчалась мимо них. Они не стали её задерживать, потому что кучер на ходу швырнул им четыре полуфлориана — по одному на брата. Но в отличие от хмурого вилемусбургца, гвинбургские стражники сразу узнали герб. Это был родовой знак баронов Арнольди прекрасно известный каждому жителю баронии.

Наконец, когда на Гвинбург уже опустилась ночная тьма, в небе загорелись звёзды, а с соборной колокольни колокола прозвонили в последний раз, Феликс остановил почтовую карету на Рыночной площади. Долгое, бурное путешествие закончилось. Пока пассажиры разбирали багаж, Мартиниус отозвал в сторону сестру Абигель и коротко с ней переговорил. Мельхиор заметил, что более совершенная сестра внимательно слушала нотариуса, согласно кивая. Мартиниус с жаром о чём-то рассказывал сухопарой сестре Абигель, размахивая саквояжем, который весь день не выпускал из рук. Поговорив, нотариус с монахиней вернулись к экипажу.

Суета с выгрузкой вещей была закончена. Путешественники поблагодарили кучера и форейтора за всё, что они сделали для своих пассажиров. Гильбоа протянул Феликсу серебряную деку — монету в десять гведских крон.

— Вот, выпьете за наше здоровье.

Мартиниус охотно присоединился к ротмистру и дал кучеру ещё одну деку. Мельхиор — квинту, Мелодия (неохотно) — две полукроны. Монахини начертили пальцами в воздухе благословляющие знаки. Барабара с Харизмой на руках сделала вежливый книксен.

— Спасибо, уважаемые, — растрогано пробасил Феликс. — Вы все добрые люди, благородные дамы и кавалеры, но, признаюсь, мы с форейтором безмерно рады, что этот рейс закончился. Правда, ведь, Георг?

Георг кивнул. Феликс продолжил:

— Вот, видите. Я уже долгие годы работаю в королевской почте, много чего повидал. Этот рейс какой-то не такой. Нехороший рейс, скажу я вам, уважаемые. Зло преследовало нас всю дорогу. Или кого-то из нас. Боюсь, что Зло и сейчас здесь. Будьте осторожны. Поэтому благодарю вас ещё раз и желаю здравствовать!

Кучер вытер рукавом вспотевший лоб. Ну не мастак он держать речи перед образованными месьерами! Хотя, вроде получилось совсем неплохо.

Три монахини подхватили свои скромные котомки, помахали всем на прощание, дружно пожелали: «Да хранит вас Гведикус!» и исчезли в ночи. Гильбоа печально посмотрел на Мелодию.

— Вы позволите вас проводить, прекрасная дева? — спросил он без всякой надежды.

Девушка холодно улыбнулась гусару.

— Не стоит, месьер ротмистр. Я прекрасно доберусь до дома одна. Мне отсюда идти недалеко. Отец, наверное, уже меня заждался.

Неожиданно Мелодия подала руку удручённому офицеру. Женское сердце всегда загадка. Гильбоа поспешно схватил ладонь девушки обеими руками и прижал к своим губам. Мелодия тихо рассмеялась.

— Спасибо за вашу отвагу. В лесу вы сражались как лев! Прощайте, Альфонс!

Она освободила руку, кивнула остальным, плотнее завернулась в свой тёмный плащ и, больше не обращая внимания на ротмистра, ушла. Гильбоа с отчаянием крикнул в темноту:

— Не прощайте, а до свидания! Я найду вас, Мелодия!

Ротмистр напряжённо прислушался к тишине спящего города, но ответа не последовало. Гильбоа тяжело вздохнул и, повернувшись к спутникам, сказал:

— Ну, что же, месьеры. Пора и нам найти себе пристанище. Прошу следовать за мной. Я провожу вас до пансиона. Это рукой подать, всего три полёта пистолетной пули.

Гильбоа повёл своих новых друзей по тёмной улице, носящей название улицы Нарциссов. Они прошли вдоль ряда спящих домов, а затем свернули на улицу Лилий. Вскоре возле большого каменного здания с крикливой вывеской торгового общества «Микаэль Фунтик и его братья» путешественники сделали ещё один поворот и оказались у цели.

Пансион «Беличье дупло» находился на улице Крокусов в симпатичном трёхэтажном домике, узком и высоком, зажатом между харчевней «Тридцать три удовольствия» и аптечной лавкой «Снадобье от всех недугов». Спутники, нагруженные своими вещами, отдуваясь, поднялись на высокое крыльцо с чугунными перилами. Ротмистр постучал дверным молотком в дубовую дверь с зарешёченным окошечком и бронзовой ручкой в виде бычьей головы с кольцом в носу. За окошечком мелькнул свет. Полная низенькая женщина со свечой в руке открыла дверь, вглядываясь в уличную тьму.

— О, это ты, мой любимый братец! — воскликнула хозяйка пансиона, разглядев ротмистра. — Хвала Святой Пейрепертузе! Наконец-то ты приехал! — она подняла свечу повыше и вскрикнула: — Но, что с твоим лицом, Альфонс?!

Гусар беспечно махнул рукой.

— Не беспокойся, сестрёнка. Осы немного покусали.

Женщина впустила путешественников в прихожую, заперла за ними дверь на толстый засов, поставила свечу на тумбочку и обняла ротмистра.

— Как же ты вырос, братец! Я тебе уже едва до плеча достаю!

— Не думаю, Матильда, что за три последних года я стал выше хотя бы на волос, — смущённо отозвался Гильбоа, выбираясь из родственных объятий. — Позволь представить тебе моих друзей и твоих, я надеюсь, новых постояльцев!

Матильда посмотрела на гостей. Перед ней в прихожей стояла сонная девочка с красивой фарфоровой куклой в руках, молодой человек с измученным лицом и неопределенного возраста маленький месьер, худой и сутулый, как вопросительный знак. Ему, в зависимости от освещения и собственного настроения, можно было дать и сорок и шестьдесят лет. В эту минуту в полутёмной прихожей маленький месьер выглядел на все семьдесят. В руках он держал дорожный саквояж. Широкий чёрный плащ с высоким красным воротником и чёрный же бархатный колпак с красным помпоном и большими красными квадратными полями говорили о том, что перед хозяйкой «Беличьего дупла» умирает от усталости гведский нотариус.

— Нотариус из Квакенбурга Бенедикт Мартиниус, — сняв шляпу, церемонно поклонился маленький месьер. Он показал на своих спутников и представил их тоже: — С куклой — моя племянница Барбара, с чемоданами — мой незаменимый помощник Мельхиор.

— Очень приятно, уважаемые, — ответила хозяйка. — А меня зовут, как вы уже слышали, Матильдой.

— Мои друзья могут пожить у тебя, сестрёнка? — нетерпеливо спросил Гильбоа. — Мы безумно устали. Дорога оказалась тяжелее, чем думалось.

— О, разумеется, вы можете жить у меня, сколько пожелаете. Я беру плату пять гведских крон в день за постель с питанием. Сейчас у нас не сезон. Кроме вас в пансионе никого нет. Занимайте любые комнаты. Они все свободны.

Матильда взяла свечу и проводила новых жильцов на второй этаж. Нотариус с Барабарой заняли большую комнату, расположенную в центре. Справа от них в небольшой комнате поселился Мельхиор, слева — ротмистр. Уставшие за длинный день путешественники отказались от ужина и наскоро умывшись, разошлись по комнатам. Перед тем как закрыть свою дверь, нотариус вдруг окликнул своего помощника:

— Мельхиор!

— Да, доминус?

— Спасибо за вашу смелость. Один Создатель знает, что бы сделал со мной тот бандит, которого вы ударили книгой. Я у вас в неоплатном долгу.

Юноша пожал плечами. Он и сам не понимал, откуда у него взялось столько смелости, чтобы вступить в схватку с краснорожим детиной. Пожелав своему патрону спокойной ночи, Мельхиор закрылся у себя. Помня о том ужасе, который ему пришлось пережить в «Золотой стрекозе», он закрыл дверь на крючок. Хотя, наверное, для Тёмного Человека закрытая дверь препятствием не станет? Всё же так спокойнее. Мельхиор разделся, повесил одежду в платяной шкаф, дунул на свечку, горящую в латунном подсвечнике в виде забавного гнома, сидящего на груде золотых слитков, и скользнул под одеяло.

Лёжа в темноте, Мельхиор представил себе Мелодию, её бесстрастное бледное лицо, обрамлённое длинными волосами цвета воронова крыла. Нечто необычное и притягательное было в этой задумчивой девушке. К ней влекла какая-то странная непреодолимая сила. Мельхиор вспомнил Таис — секретаря графа Де-Бурга из замка Три Башни, с которой он познакомился в прошлом году.

Таис — гречанка из южного Гведианаполиса, населённого греками-гведиотами, отличалась необыкновенной красотой: длинные шелковистые волосы, собранные в изящную причёску, украшенную свежей красной розой, большие, цвета спелой вишни глаза, серьёзно глядящие из-под прямых бархатных бровей, точёный нос, крупный рот с алыми сочными губами, чёткий овал лица. Мельхиор с первого взгляда влюбился в гордую красавицу. Правда, его пребывание в замке оказалось весьма непродолжительным. События сменялись с головокружительной быстротой. Череда убийств в семье Де-Бургов заставила нотариуса включиться в расследование. Мельхиор так и не успел признаться Таис в своих чувствах. Вскоре они с нотариусом покинули Три Башни и вернулись в Квакенбург[6].

Из доходивших до него слухов Мельхиор знал, что Таис по-прежнему работает секретарём у нового владельца замка графа Себастьяна Де-Бурга. После смерти младшего сына графа Де-Бурга Озрика, который собирался жениться на прекрасной гречанке, никто не смог похитить сердце Таис. Перед взором Мельхиора опять появилась Мелодия — сдержанная, загадочная. Так и не решив, какая девушка нравится ему больше — яркий цветок жаркого юга, расцветший на суровых камнях мрачного замка или холодная луна гвинского северо-запада, Мельхиор уснул.

 

Глава девятая. Отец Кароль

Когда Мельхиор на следующее утро спустился в столовую к завтраку, все обитатели «Беличьего дупла» уже собрались там за большим круглым столом. Барабара, как обычно по утрам, капризничала. Впрочем, по вечерам она тоже часто капризничала. Нотариус настойчиво уговаривал несносную девчонку съесть хотя бы один сладкий пирожок с вишней. Ротмистр, прижимая к опухшему глазу сырую картофелину, с аппетитом уплетал сосиски с острой гвинской горчицей, запивая еду вином. Красное душистое вино гусар наливал себе в чеканный кубок из большой оплетённой соломой бутылки. Матильда, напоминая пчелу в своём чёрно-жёлтом полосатом фартуке, вилась вокруг стола.

— О, вы уже встали, месьер Мельхиор? — воскликнула хозяйка пансиона. — Садитесь, где вам удобнее. Я сейчас же подам вам горячий завтрак! Сосиски от мясника Фердинанда. Лучшие в нашем Гвинбурге!

— Как спалось на новом месте, мой юный друг? — спросил юношу Мартиниус, оставив попытки уговорить Барабару нормально позавтракать. Мельхиор улыбнулся.

— Я спал как медведь зимой в берлоге. Ничего не чувствовал.

— Мы все дьявольски вымотались, — заметил ротмистр, подливая себе вина. — Вчерашний денёк выдался на редкость нескучным!

Матильда внесла в столовую большой поднос с сосисками, пирожками и чаем — завтрак для Мельхиора. Она поддержала гусара:

— Братец рассказал мне о ваших приключениях, уважаемые. Уж и натерпелась я страху, слушая, как вы бились с разбойниками!

— Нашим спасителем оказался отважный месьер Гильбоа! — улыбаясь, сказал нотариус.

— Да, братец у меня бесстрашный. Он с детства ничего не боялся, только отцовского ремня и матушкиной хворостины!

— И ещё ос, — справедливости ради добавил ротмистр. Все засмеялись, только Барабара сделала большие глаза и скорчила Харизме испуганную мину. Она тоже ужасно боялась ос.

— Завтракайте поскорее, Мельхиор, — обратился к своему помощнику нотариус. — Солнце уже высоко, а нам ещё нужно нанести визит отцу Каролю.

— Позвольте узнать, месьер нотариус, куда вы спрятали свой саквояж? — спросил нотариуса слегка захмелевший гусар.

Мартиниус остро глянул на него своими голубыми глазками.

— Я положил саквояж в шкаф у себя в комнате, а почему вы об этом спрашиваете, дорогой ротмистр?

Гильбоа успокаивающе махнул рукой.

— Э, полноте, мой учёный друг! Меня вам не стоит опасаться. Старому рубаке совершенно неинтересны ваши магические штучки-дрючки. Просто у сестрёнки есть надёжный сейф, в котором она хранит ценные вещи — свои и постояльцев.

— Всего один серебряный квадрант в сутки, — тут же назвала цену Матильда.

Нотариус в сомнении потёр свой острый нос.

— Вы говорите, двадцать пять центумов в день за пользование сейфом? Хорошо, я подумаю над вашим предложением, уважаемая Матильда. Ну, а сейчас…

Нотариус посмотрел на Мельхиора.

— Вы поели, мой юный друг? Нам пора идти.

— А я отправлюсь на поиски прекрасной девы по имени Мелодия, — торжественно объявил ротмистр.

— Как же ты её найдёшь, братец? — спросила Матильда. — Наш Гвинбург, конечно, городок не большой, но и не маленький. Одного имени мало!

— А я знаю фамилию мадемуазель Мелодии, — скромно произнёс нотариус, но его глазки торжествующе сверкнули.

— Вот как? — удивился Гильбоа. — Как же зовут нашу таинственную деву?

— Когда инспектор Мукомель переписывал всех пассажиров, она назвалась Мелодией Дзюйн.

— Дзюйн?! Что это за фамилия? Клянусь своей саблей, никогда о такой не слышал!

— Действительно, редкая фамилия в наших краях, — согласилась с братом Матильда.

Мартиниус поднялся из-за стола. Мельхиор, торопливо дожёвывая сосиску, последовал примеру патрона.

— Так что, дорогой ротмистр, ищите Мелодию Дзюйн. Может быть, найдёте, хотя что-то мне говорит об обратном.

Городской собор, в котором проповедовал брат доктора Зудика, отец Кароль, находился рядом с Рыночной площадью, поэтому нотариус с помощником, оставив недовольную Барабару на попечение хозяйки пансиона, отправились по уже знакомой дороге. С улицы Крокусов, на улицу Лилий, потом на улицу Нарциссов. Вот и Рыночная площадь, кишевшая народом, несмотря на ранний час. Крики уличных торговцев смешивались с пронзительными воплями мальчишек-чистильщиков обуви. Экипажи грохотали колёсами по каменной мостовой. На одной стороне площади виднелось старинное здание городского магистрата, украшенное семью башенками, с большими круглыми часами в центральной — самой высокой из них. Перед магистратом, как обычно в городах королевства, стоял монумент Ангелу города из бело-жёлтого с прожилками мрамора, щедро усыпанный по летней поре цветами. На другой стороне площади громоздился величественный собор из красноватого камня. Главный вход в него находился в коротком переулке, начинающемся от Рыночной площади и заканчивающемся у ворот собора.

Свернув с площади в переулок Одуванчиков, нотариус и Мельхиор через минуту оказались перед высокими овальными воротами. Левая половина предназначалась для входа женщин, правая для мужчин. Впрочем, сейчас это правило строго уже не соблюдалось. Обе створки были распахнуты настежь и верующие сновали туда-сюда как муравьи, не особенно обращая внимание, по какой стороне ворот они попадают в земную обитель Создателя.

— Почему вы не взяли с собой шкатулку, доминус? — спросил Мельхиор патрона.

— Пусть пока лежит в безопасности в пансионе, — ответил нотариус, с интересом оглядывая громадный зал собора. Собор был такой большой, что, пожалуй, вместил бы всё население Гвинбурга. — У меня при себе есть письмо доктора Зудика брату. Сначала я хочу поговорить с отцом Каролем. Может быть, он сможет нам сказать, кто и почему охотится за шкатулкой.

Мартиниус подошёл к бородатому привратнику, зевавшему у ворот, и спросил, где можно найти отца Кароля. Толстый привратник объяснил спутникам, куда им идти. Нотариус с помощником вышли из собора, обогнули его и увидели перед собой небольшую пристройку. В ней, по словам привратника, находилась квартира отца Кароля. Они подошли к двери, над которой висела серебряная подкова с надписью «Pax vobiscum» — «Мир вам», постучали деревянным молотком и принялись ждать. Ждать пришлось недолго. За дверью послышался собачий лай, скрип половиц, шум, стук, натужный кашель. Дверь отворилась. На пороге стоял пожилой мужчина в фиолетовой суконной сутане священника. Он прижимал к лицу большой, не очень чистый, носовой платок.

— Проповеди не будет, уважаемые, — прогнусавил мужчина простудным голосом. — Сегодня я не смогу нести благую весть всем, у кого открыты уши — что-то разболелся не на шутку. Идите себе с миром, и да сохранит вас Святая Пейрепертуза в богатырском здравии!

Он оглушительно чихнул. Потом также оглушительно высморкал в платок красный распухший нос.

— Мы не по поводу проповеди, ваша святость, — дождавшись относительной тишины, сказал нотариус, протягивая священнику письмо. — Мы привезли вам из Квакенбурга шкатулку.

— То-то у меня с утра в ушах звон стоит, — прохрипел отец Кароль. — Так и думал, что кто-то меня вспоминает. Проходите в дом, уважаемые.

Второй раз Мартиниуса просить не пришлось. Нотариус быстро прошмыгнул в крошечный кабинет священника. Мельхиор не отставал от него ни на шаг. Юноша угрюмо молчал. Ему очень не нравилось, что вместо того, чтобы просто отдать отцу Каролю проклятую шкатулку, а потом навсегда забыть о Тёмном Человеке, ночных призраках и лесных разбойниках, его патрон снова оказывается замешанным в какую-то опасную историю.

Отец Кароль усадил гостей в кресла, сам занял место за письменным столом и, нацепив на красный нос очки, погрузился в чтение письма. Пока хозяин читал, нотариус и Мельхиор оглядели кабинет. Чисто. На маленьком домашнем алтаре горят свечи. Медные ведёрки для угля у камина сияют ослепительным блеском. На столе лежит раскрытый альбом с коллекцией почтовых марок. Рядом тарелка маслин. Одна стена занята книжными полками. Ничего особенного: молитвенники, сборники духовных песнопений, жития святых. А вот там, на отдельной полке, зоркий нотариус разглядел кое-что поинтереснее: «Трактат о колдовстве» Буге, «Fuga Satanae» — «Бегство от Сатаны» Стампа, «Daemonialitas» — «Ведовство» Синистрари, знаменитый «Malleus Maleficarum» — «Молот ведьм», «Vitae sophistrarum» — «Жизнеописание софистов» Эвнапиуса, «Чёрная книга нечистой силы» Давидеса.

Мельхиор заметил, как нотариус нетерпеливо заёрзал в кресле — ну ещё бы! Этих жутких сочинений о мрачных обрядах, ужасных ритуалах, ведьмах, чёрных магах, злых колдуньях и прочей подобной пакости в его библиотеке не было. К счастью, отец Кароль быстро закончил чтение короткого письма. Он снял очки, опустил лист бумаги на стол и выжидательно посмотрел на гостей.

— Я догадываюсь, отец Кароль, что вы ждёте, когда я поставлю перед вами шкатулку, — произнёс нотариус.

— Вы совершенно правы, месьер Мартиниус.

Нотариус пискливо откашлялся. Потом продолжил говорить, тщательно подбирая слова:

— Видите ли, дело в том, что я оставил шкатулку в пансионе. Во время нашего путешествия в Гвинбург произошли весьма странные события, связанные с этой шкатулкой. Кто-то очень хочет получить её вместо вас. Я подозреваю, что, передав шкатулку вам, я подвергну вашу жизнь серьёзной опасности!

— Я не понимаю, — растерялся отец Кароль, — что всё это значит?

Нотариус вкратце описал происшествие с осами в «Отравленном путнике», ночной визит к Мельхиору в «Золотой стрекозе» страшного пришельца с острым клинком, нападение на почтовую карету шайки разбойников в Гвинском лесу.

Когда нотариус закончил рассказ, отец Кароль растерянно произнёс:

— Я потрясён. Просто не могу поверить, что всё это из-за старой шкатулки.

Мартиниус сочувственно сморщил длинный нос.

— Вы должны нам рассказать, ваша святость, что за важное дело заставило вас попросить шкатулку у доктора Зудика.

В комнатушке воцарилась напряжённая тишина. Гости в тревоге ждали решения хозяина. Отец Кароль глубоко задумался. Прошло несколько минут. Наконец, священник поднял голову.

— Хорошо, уважаемые. Я расскажу вам, для чего мне понадобилась шкатулка, но предупреждаю, история будет долгой и, возможно, покажется вам совершенно невероятной. Однако каждое слово в ней правда.

Отец Кароль вынул из ящика стола бронзовый сундучок, повозился с секретным замком, открыл. Гости, молча, следили за его неторопливыми действиями. В сундучке лежала очень старая книга. Ветхие деревянные дощечки обложки, хрупкие пергаментные страницы, густо исписанные затейливым почерком крючкотвора. Разноцветные, невероятно сложной формы буквы, которыми давно уже не пользуются. Священник положил книгу на стол, осторожно перевернул первую страницу, послюнявив пальцы.

— Вот, уважаемые. Это гвинбургская хроника четырёхсотлетней давности. От самого основания города Сигизмундом, Двадцать Вторым Графом Гвинов. Вторая такая книга хранится в городском архиве. Третья — в Королевской библиотеке Квакенбурга. Больше нет нигде.

— Очень интересно! — подался вперёд нотариус. Его глаза загорелись восторгом. Мартиниус страстно увлекался историей, и такая книга для него была дороже мешка золотых флорианов.

Отец Кароль обвёл взглядом гостей.

— В этой хронике, кроме всего прочего, говорится о том, как сто пятьдесят лет назад на Рыночной площади были казнены шесть женщин, шесть ведьм, наславших на Гвинскую баронию страшную болезнь, из-за которой погибли тысячи людей. Их повесили, а после казни епископ совершил молебен за спасение жителей. Постепенно болезнь оставила наши края.

— Времена тогда были суровые, люди невежественные, — заметил Мартиниус. — Но какое отношение к шкатулке имеют эти давние времена?

— Сейчас поймёте, месьер нотариус. Перед смертью одна из ведьм, Астрелия Гильом, прокляла своих убийц.

— Это та самая Астрелия, железная статуя которой стоит на перекрёстке дорог недалеко от Гвинбурга? — задал вопрос нотариус.

— И каждый прохожий должен бросить в неё камень, иначе она его заколдует и он никогда не доберётся туда, куда направляется, — кивнул отец Кароль. — Да, вы правы. Это та самая Астрелия.

— И что же? — нетерпеливо спросил Мартиниус.

— Астрелия Гильом вместе с остальными пятью ведьмами была повешена на площади перед жителями города, потом ей в сердце вбили осиновый кол, а тело сожгли. Но, согласно хронике, ведьма наложила заклятие на тогдашнего барона, епископа, помощника епископа и бургомистра. Посулила им, что за ними и их потомками до седьмого колена будет приходить ужасный Тёмный Человек и до срока забирать в Тёмную Долину.

— Всё это очень захватывающе, но как эта сказка связана с нашими днями? — перебил священника нотариус.

Отец Кароль тяжело посмотрел на Мартиниуса. Вдруг его руки, держащие старинную хронику, мелко задрожали и он с отчаянием произнёс:

— Потому что это не сказка! Проклятие сбывается. Я — потомок помощника епископа Гуга Зудика в седьмом колене. Неделю назад Тёмный Человек приходил за мной!

 

Глава десятая. Саквояж пропал

Ужасное впечатление от своих слов отец Кароль испортил сам, неожиданно оглушительно чихнув три раза подряд.

— Чтоб тебя, окаянная простуда! — простонал он, вытирая лицо платком, — Прости меня Гведикус!

Всё же Мельхиор почувствовал, как холодные мурашки пробежали по его спине. Мартиниус, впрочем, сидел со скептической полуулыбкой на узком остроносом лице.

Священник убрал древнюю хронику обратно в сундучок, тщательно его запер и спрятал в стол. Снял очки, положил их в замшевый футляр.

— Я понимаю, месьер Мартиниус, что вы не верите моим словам. Я бы и сам не поверил, но что было, то было!

— Что же произошло? — спросил нотариус.

Отец Кароль помолчал, собираясь с мыслями.

— Неделю назад вечером я наводил порядок в соборе. Было уже поздно, все разошлись, я остался совершенно один в огромном зале, освещаемом только несколькими свечами. Вдруг в гулкой тишине собора мне что-то послышалась. Какой-то звук со стороны бокового выхода. Я решил посмотреть, что это и пошёл в ту сторону. Подойдя к задней двери, я застыл, парализованный страхом. На полу прямо у моих ног шевелилась длинная отвратительная змея! В полумраке я чуть не наступил на неё!

— Куда ведёт боковая дверь, возле которой была змея? — поинтересовался нотариус.

— Это выход на старинное кладбище за собором. На нём уже давно никого не хоронят. Там больше нет места.

— Собака была с вами?

— Да, Плюч всегда со мной. Даже в соборе, хотя вообще-то это не полагается.

— И как он реагировал?

— Да особо никак. Облаял змею и спрятался за меня.

— Что было дальше, ваша святость?

Отец Кароль вздохнул.

— Объятый ужасом, я шаг за шагом отступил от змеи подальше, потом повернулся и, признаюсь, просто малодушно сбежал.

— Змея могла случайно заползти в собор?

Священник энергично затряс головой.

— Нет-нет, что вы! Вы не понимаете, месьер Мартиниус. Это была необычная змея. В нашем Гвинском лесу такие не водятся! Она была огромной, шагов семь в длину, если не больше, невероятного ярко-лимонного цвета. Здесь таких тварей нет! Это посланец с того света!

Отец Кароль судорожно сглотнул, коротко высморкался в платок.

— Меня настигло проклятие ведьмы. В старых запретных книгах я видел изображение Тёмного Человека со змеями вместо волос. Его не зря называют Владыкой Змей! С того дня я каждую минуту жду смерти. Он придёт за мной! Я это чувствую!

Священник с мольбой посмотрел на своих гостей.

— Прошу вас, как можно скорее отдать мне шкатулку. В ней моя последняя надежда!

Мартиниус успокаивающе покивал.

— Разумеется, ваша святость. Это же ваша семейная реликвия. Я не имею права её удерживать у себя. Вы кому-нибудь рассказали о происшествии в соборе?

— Никому. Только брату Александру. Это Лекс надоумил меня послать письмо Эдуарду в Квакенбург и попросить шкатулку. Он тоже не на шутку перепугался.

— У вас есть ещё один брат? — удивился нотариус. — Доктор Зудик никогда мне про него не рассказывал.

— Да, они давно не ладят. Эдуард — солидный столичный учёный, самый старший в нашей семье. Александр совсем другой. Не зря говорят: последний ребёнок — самый любимый. Лекс всегда был на особом счету у родителей.

— Что означают ваши слова, ваша святость?

— Лекс избалован, жаден до денег, власти, новых женщин. Его всегда тянуло в чужие края. Много лет он пропадал где-то в Жёлтой стране. Лекс вернулся в Гвинбург десять лет назад, когда наши родители уже умерли. С ним была маленькая девочка. Его дочь. Кем была её мать и куда она делась, я не знаю. Лекс никогда не рассказывает про свою жизнь. Теперь брат с уже взрослой дочерью живёт в Гвинбурге. Мы редко встречаемся.

Внезапно скрипнула дверь. Мельхиор, чьи нервы после всего пережитого были постоянно напряжены, испуганно повернул голову. Он с трудом удержал вскрик, готовый сорваться с губ. Из-за приоткрытой двери кабинета выглядывала виноватая морда собаки.

Отец Кароль улыбнулся.

— Познакомьтесь, уважаемые. Это Плюч, мой верный друг и соратник в походах по городу и его окрестностям. Он сообщает, что с ним пора гулять.

Увидев, что хозяин не сердится, пёс уже более уверенно прошёл в кабинет, виляя хвостом.

Священник ласково потрепал собаку.

— Сейчас пойдём, Плюч. Дай нам несколько минут, чтобы проститься.

Гости поднялись со своих мест. Надевая шляпу, нотариус произнёс:

— Я могу принести шкатулку завтра. В какое время вам, ваша святость, удобно с нами встретится?

— В восемь у меня начинается утренняя проповедь. Она длится два часа. После неё милости прошу. Надеюсь, завтра мне станет лучше.

Священник пожаловался, показывая на алтарь:

— Совсем меня простуда замучила! Вот, поставил большую свечу Ксантии-целительнице и на всякий случай тонкую чёрную свечку злой Астрелии. Может быть, если не Ксантия, то хоть ведьма поможет?

Провожая гостей до выхода, отец Кароль продолжал чихать, кашлять и говорить одновременно:

— Я хорошенько обдумаю всё, что вы мне рассказали, месьер Мартиниус. Сразу после прогулки с Плючем сяду и обдумаю. Как раз перед самым вашим приходом я собрался разобрать свою коллекцию марок. Марки очень помогают сохранять спокойствие и уравновешенность. Это как раз то, чего мне в последнее время не хватает!

Уже на пороге нотариус задал священнику вопрос:

— Скажите, отец Кароль, существуют ли потомки других проклятых Астрелией? Барона, бургомистра? Про стародавнего епископа не спрашиваю. Священство не должно жениться и иметь детей.

Отец Кароль прохрипел, преодолевая мокроту в горле:

— Кроме нас, трёх братьев Зудиков, я знаю только одного потомка проклятых. Зато в нём смешалась кровь Кренов и баронского рода Арнольди. Настоящий бастард, как называют у нас таких выродков, прости меня Гведикус!

— И кто же этот дважды проклятый?

— Вы напрасно иронизируете, месьер Мартиниус. Его зовут Жасмин Лохматус. Храни вас Гарда-защитница! Было бы лучше, чтобы вы никогда не встретили это чудовище!

После разговора с отцом Каролем нотариус был рассеян и задумчив. Пробираясь в людской толчее кривых центральных улиц, он несколько раз нечаянно натыкался на встречных прохожих. Извинялся, любезно улыбаясь, но потом опять уходил в свои мысли. Наконец, Мельхиор не выдержал и решительно взял своего патрона под руку.

— О чём вы думаете, доминус?

— Признаться, мне не дают покоя мятное желе и духи с запахом фруктов.

Мельхиор с недоумением посмотрел на нотариуса.

— О чём это вы, доминус?

— Вы не понимаете, мой юный друг? А ведь это, своего рода, антиподы.

— Всё равно, не понимаю. Наверное, я слишком глуп.

Нотариус улыбнулся, забавно сморщив нос.

— Хорошо, оставим эту тему. Обратим внимание на нечто более очевидное. Что вы скажете, Мельхиор, по поводу тех двоих бородатых месьеров, которые неотступно идут за нами от самого собора. Мне кажется, я узнаю лесных разбойников.

Мельхиор оглянулся. Действительно, в нескольких шагах позади них, в толпе горожан мелькали, заросшие до самых глаз, знакомые красные рожи. Грабители, счастливо избежавшие в Гвинском лесу длинной сабли гусара!

Несмотря на то, что бандиты не приближались, нотариус и его молодой помощник ускорили свой шаг. Они торопливо прошли улицу Лилий и, поравнявшись с торговым обществом «Микаэль Фунтик и его братья», повернули на улицу Крокусов, за углом перейдя на бег.

— Постойте, доминус, — прошептал, задыхаясь, Мельхиор. — Нам нельзя в «Беличье дупло»! Если мы войдем туда, разбойники узнают, где мы живём!

— Поздно, мой юный, но невнимательный друг, — пропыхтел в ответ Мартиниус, с трудом поспевая за длинноногим помощником. — Утром они ждали возле пансиона и следили за нами до самого собора. Эх, как назло ни одного констебля!

Мельхиору ничего другого не оставалось, как смущённо умолкнуть. Первым взбежав по ступенькам на крыльцо, юноша лихорадочно забарабанил в дверь. Матильда едва успела отскочить в сторону — оба жильца ворвались в прихожую и с грохотом захлопнули за собой дверь.

— С вами всё в порядке? — с удивлением спросила хозяйка пансиона тяжело дышащих постояльцев.

— Конечно, уважаемая Матильда, — отозвался нотариус. Он стоял, согнувшись пополам и уперев руки в колени. — Всё в высочайшей степени замечательно!

Мельхиор тем временем внимательно осматривал улицу через зарешёченное окошечко.

— Всё в порядке, доминус. Разбойников нигде не видно.

— Я так и думал, — сказал Мартиниус, выпрямляясь. — Уф! Давненько мне не приходилось так бегать!

— Во всяком случае, к обеду вы успели, — заметила Матильда. — Прошу в столовую.

Отдышавшись, нотариус с помощником прошли в столовую. В ней перед полным кубком вина сидел печальный ротмистр. Его лихие усы уныло повисли. Завидев нотариуса, Гильбоа грустно произнёс:

— Вы оказались совершенно правы, месьер нотариус. Мелодия Дзюйн в Гвинбурге не проживает. Я был в магистрате, искал её в реестре жителей города, но увы. Единственная в городе дева по фамилии Дзюйн недавно отпраздновала своё восьмидесятилетие, дай Гведикус ей здоровья!

— Вы запомнили адрес этой старушки? — спросил нотариус, устраиваясь за столом.

— Улица Фиалок, дом десять, — равнодушно сказал Гильбоа. — У меня хорошая память на числа.

— Не расстраивайтесь, мой дорогой ротмистр, — улыбнулся Мартиниус. — Я уверен, что ваша прекрасная дама прячется где-то рядом.

Гильбоа с проснувшимся интересом посмотрел на нотариуса.

— Откуда вы знаете?

— Всё очень просто. В полиции Мелодия назвала первую пришедшую на ум фамилию. Дзюйн — фамилия редкая. Значит, наша красавица знает эту женщину, скорее всего, живёт где-то возле неё.

Ротмистр радостно встрепенулся.

— Вы вернули мне надежду, месьер нотариус! После обеда — на улицу Фиалок! Семь тысяч демонов и кулаки Деуса, да я переверну там каждый дом, клянусь своей саблей! Всё же день прошел не зря. Пускай я пока не нашёл свою прекрасную деву, зато узнал, где можно купить душистый табак с плантаций острова Гведелупа!

— А где Барабара? — задал вопрос нотариус Матильде, вошедшей с подносом.

— Играет в дворике за домом. Такая бойкая девочка! Я позову её.

Маленький дворик на задах пансиона был огорожен невысокой стеной, сложенной из валунов. В нём росло несколько диких слив, колючий куст малины и стоял стол с лавками. За стеной извивался узкий Безлюдный переулок.

Матильда поставила перед квартирантами тарелки, белую фаянсовую супницу, положила столовые приборы.

— Сегодня на первое картофельный суп с фрикадельками, на второе пюре с котлетами, на третье кисель из картофельного крахмала и ягод! — с гордостью перечислила хозяйка, наполняя тарелки.

Мельхиор с тоской посмотрел на нарезанный картофельный хлеб, лежащий посреди стола. Гвинбург на всё королевство славился крупной картошкой. Исстари она заменяла гвинам хлеб. Все остальные жители Гвеции любили посмеяться над страстью гвинов к картошке. На эту тему ходило множество анекдотов, но сейчас Мельхиору ни один не приходил в голову.

Напевая, вбежала Барабара с неразлучной Харизмой, залезла на свободный стул и начала рассказывать, как она провела утро. Нотариус безуспешно пытался уговорить племянницу нормально поесть. Надувшись на всех за то, что никто не хочет слушать, как они с Харизмой помогали муравьям победить волосатую гусеницу, девочка проглотила пару ложек супа, схватила с тарелки котлету и снова убежала на улицу.

— Очень бойкая девочка! — повторила Матильда, глядя вслед Барабаре.

После обеда, когда тарелки опустели и Гильбоа с разрешения присутствующих, закурил трубку, нотариус обратился к своему помощнику:

— Мельхиор, у меня для вас есть небольшое поручение.

— Да, доминус?

— Я прошу вас сходить в мою комнату и принести сюда саквояж. Он лежит в платяном шкафу. После сегодняшней пробежки мне не хотелось бы без крайней нужды подниматься по лестнице.

— Разумеется, доминус.

Юноша допил кисель, встал и вышел из столовой. Матильда принялась убирать со стола посуду. Ротмистр блаженствовал в голубом облаке табачного дыма. Мартиниус о чём-то глубоко задумался. Его мысли прервал Мельхиор. Молодой человек зашёл в столовую и растерянно произнёс:

— В шкафу саквояжа со шкатулкой нет!

 

Глава одиннадцатая. Гнев гусара

Вот тогда-то в пансионе «Беличье дупло» воцарилась самая настоящая паника. Нотариус помчался вверх по лестнице, забыв про свою усталость, за ним спешил Мельхиор, следом торопился, как вулкан пуская клубы дыма, ротмистр Гильбоа, а замыкала цепочку Матильда с поварёшкой в одной руке и пустой супницей в другой.

Вся компания влетела в комнату нотариуса и в семь глаз (заплывшую щелку гусара можно не считать) уставилась на раскрытый шкаф. Было совершенно ясно, что он пуст. Саквояж, который нотариус не выпускал из рук всю дорогу, исчез.

Первым, как и положено военному, опомнился гусар. Он повернулся к сестре и спросил тоном, не предвещающим ничего хорошего:

— Признавайся Матильда, кто сегодня приходил в «Беличье дупло»?

Хозяйка пансиона попятилась. Её глаза наполнились слезами. Матильда побаивалась своего младшего брата. Действительно, Гильбоа был вспыльчив и скор на расправу. Разбойники в лесу это быстро заметили.

— Да, можно сказать, что никого и не было, — неуверенно проговорила Матильда.

— Что значит: «можно сказать»? — наступал на женщину ротмистр. — Говори толком — кто сегодня был в «Беличьем дупле»?

— Утром, после того, как вы все ушли по своим делам, в дверь постучал какой-то несчастный слепой. Да ещё и больной проказой.

— Как он выглядел, уважаемая Матильда? — задал вопрос нотариус.

Хозяйка пожала плечами.

— Как все прокажённые — трость, чёрный плащ, маска на лице, на глазах чёрная повязка и трещотка в руках. Всё, как положено по королевскому закону.

— И что этот слепец сделал? — спросил, едва сдерживаясь, Гильбоа.

— Попросил милостыню. Я оставила его в прихожей, сходила к себе и принесла ему полкроны.

Матильда начала всхлипывать. При виде её слез, ротмистр разозлился ещё больше.

— Пока ты ходила за деньгами, прокажённый оставался один?

Бедная сестра только кивнула, жалобно поглядывая на грозного брата.

— Ну, Матильда, удружила! От тебя я такого не ожидал! — взорвался Гильбоа. — Пускаешь в дом неизвестно кого и оставляешь без присмотра! Вот результат! Что мы теперь будем делать? Как я могу смотреть в глаза месьера нотариуса? Это же я его пригласил пожить у тебя, Матильда! Теперь он будет думать, что я заманил его в воровской притон! И будет прав! Из-за тебя, Матильда! Я навеки опозорен! Погибла моя офицерская честь! Сто тысяч демонов и кулаки Деуса!

Матильда только беззвучно открывала и закрывала рот, слушая этот поток обвинений. Слёзы заструились по полным щекам. Смотреть на её страдания было невыносимо.

— Не будьте так суровы к уважаемой Матильде, дорогой ротмистр, — вступился за несчастную женщину нотариус. — Её подвело доброе сердце. Вы видите, она раскаивается. Я уверен, что в следующий раз ваша сестра будет осторожнее.

Ротмистр возмущённо оглядел заплаканную Матильду и, видимо, ему тоже стало её жалко. Он перевёл взгляд на Мартиниуса, помолчал, собираясь с духом, потом нерешительно предположил:

— Возможно, я смогу успокоится, если вы, месьер нотариус, подтвердите, что не держите на меня зла за это чудовищное оскорбление, нанесённое вам в доме моей сестры!

Мартиниус только этого и ждал. Он схватил ротмистра за руку и с чувством её потряс.

— Ну, разумеется, дорогой Гильбоа! Я охотно признаю, что вы и ваша сестра ни в чём не виноваты и готов пожать вашу благородную руку, которой вы недавно спасли нам жизнь!

— Значит дружба? — как бы ещё не веря, спросил гусар.

— Дружба, мой дорогой ротмистр! — горячо воскликнул нотариус. — А саквояж был всё равно уже старый.

Гильбоа сердечно пожал руку и Мельхиору. Потом снова обернулся к Матильде.

— Видишь, сестрёнка, какие великодушные месьеры остановились у тебя? Цени! И полно слёзы лить! Вытри глаза и сходи в кладовую. Я вдруг вспомнил, что у тебя где-то хранится бутылочка старогведского мёда. Сейчас самое время скрепить нашу дружбу добрым глотком этого нектара!

Пришлось Матильде доставать дорогое вино. Высокая бутылка тёмного стекла с выпуклыми буквами вокруг горлышка «Настоящий старогведский мёд. Винодельня и пивоварня Беньямина Хмелика» окончательно скрепила приятельство нотариуса и бравого ротмистра. Мельхиор присоединился к новым друзьям и мужчины втроём просидели в столовой до ужина. Пьяный Гильбоа хвастался своими боевыми подвигами. Он решительно утверждал, что участвовал в восьми военных кампаниях короля Флориана Миролюбивого, хотя на самом деле только в трёх. Нотариус пространно рассуждал о достоинствах золотистой хинной настойки из Новой Гвеции, а его молодой помощник напрасно пытался вспомнить хотя бы один анекдот про гвинов.

Вечером расстроенная Матильда накормила постояльцев пирожками с картошкой, яйцом и луком — типичным гвинским блюдом. Глядя на пирожки, Мельхиор, наконец, вспомнил анекдот про гвинов и картошку: «Сидит чета гвинов в гостях за праздничным столом. Жена тихонько шепчет мужу: «Хенрик, ешь всё кроме пирожков с картошкой. У нас их и дома полно!»»

После ужина уставшая за день Барабара безропотно дала себя отправить в постель. Ротмистр, от души облобызав обоих приятелей, шатаясь и во всё горло распевая строевые песни, ушёл к себе. Его сестра, наскоро наведя в доме образцовый порядок, закрылась в своей спальне. По заведённому ещё матушкой правилу полагалось, прежде чем идти спать, преклонить колени перед глиняной фигуркой Гарды-защитницы — покровительницы домашнего очага, испросив у неё благословения на сон грядущий. Матильда достала маленькую свечку, зажгла её и вставила в подсвечник перед святой. Прошептала молитву, попросила прощения у всех, кого за день нечаянно обидела, сама простила любимого братца. Потом свернулась на высокой перине под прохладной льняной простынёй, ещё раз всхлипнула, вспомнив несдержанность Альфонса, и крепко уснула.

В столовой большие напольные часы — замечательное произведение ксантских часовщиков и главная гордость Матильды, мелодично проиграли начальные такты старинной гведской мелодии «Страна Цветов». Десять часов.

— Пожалуй, пора и нам на покой, мой юный друг, — устало предложил нотариус, поглядев на замысловатый циферблат.

Мельхиор в замешательстве спросил:

— Но, доминус, как же нам быть завтра?

— Что вы имеете в виду, Мельхиор?

— Ну, как же, доминус? Осмелюсь вам напомнить, шкатулку-то похитили! Как нам быть с отцом Каролем?

Мартиниус пренебрежительно махнул рукой.

— Не беспокойтесь, мой юный друг. Как я и обещал, завтра отдадим шкатулку священнику.

— Но, как же так? Ведь шкатулки нет!

Мельхиор не понимал своего патрона. Зная импульсивный характер Мартиниуса, он недоумевал, почему нотариус сохраняет полное спокойствие. Ведь положение отчаянное!

Нотариус откашлялся. Звук был такой, словно комар попробовал запеть. Потом, глядя в тревожное лицо своего помощника, Мартиниус произнёс:

— Послушайте, Мельхиор, позвольте я вам кое-что объясню.

Нотариус потёр нос и грустно посмотрел на пустую бутылку старогведского мёда.

— Давайте, мой юный друг, перечислим всё, что мы знаем.

Мартиниус начал говорить, одновременно загибая один за другим пальцы:

— Неделю назад отец Кароль находит змею в соборе. По совету своего брата Александра, он пишет письмо доктору Зудику в Квакенбург с просьбой прислать ему семейную реликвию — шкатулку, в которой хранится оружие против Тёмного Человека. Мы с вами, дорогой Мельхиор, и моей племянницей отправляемся в Гвинбург в компании бравого гусара, трёх Гведских сестёр и загадочной девушки. Вы должны признать, Мельхиор, что Мелодия очень странная особа!

— Я ничего особенного в её поведении не заметил, — не согласился с нотариусом юноша. Мартиниус хихикнул:

— О, я догадываюсь, мой милый друг — у вас к Мелодии чувства! Её юность, свежесть, красота… Ах, молодость, молодость!

Мельхиор смутился.

— Если вы забыли, юноша, то я вам напомню, что именно Мелодия перевела наш разговор в карете на легенду о Тёмном Человеке и вынудила меня показать шкатулку.

Мельхиор беззлобно усмехнулся про себя: «Как же, вынудила! Старый хвастунишка!»

Тем временем нотариус продолжал:

— Ночью в харчевне «Отравленный путник» на нас нападают дикие осы. И Мелодия предлагает мне оставить саквояж со шкатулкой в женской спальне.

— Насколько я помню, сестра Абигель тоже предлагала это сделать, — заметил Мельхиор, но нотариус пренебрежительно сморщил нос.

— Я это не забыл, но сестра Абигель не ела за ужином мятное желе!

— Вы опять упоминаете мятное желе, доминус. Признаюсь, я никак не могу понять, что вы имеете в виду.

— До этого мы ещё дойдём, — пообещал нотариус. — Следующие драматические события разворачиваются в гостинице «Золотая стрекоза» в Вилемусбурге. Ночью вам, Мельхиор, является страшный незнакомец с нечеловеческим голосом и острым клинком. Под угрозой смерти, он требует, чтобы вы сказали ему, у кого находится шкатулка. Я правильно излагаю ход событий?

— Всё совершенно точно. Я до конца жизни не забуду этот жуткий голос, — содрогнулся Мельхиор.

— Отлично! Продолжим. Переночевав в Вилемусбурге, мы едем дальше. Заодно, я, с присущей мне любознательностью, узнаю, что первой столицу Гвинляндии покинула роскошная карета с баронскими гербами и таинственным седоком внутри. Запомним это факт! По дороге, моё внимание привлекают духи мадемуазель Мелодии с сильным фруктовым ароматом.

— Про духи я тоже ничего не понимаю, доминус, — признался Мельхиор. — Мята, духи… Какое значение вы им придаёте?

— Всё по порядку, мой юный друг, всё по порядку! Дело дойдёт и до фруктовых духов.

Мельхиор покорно замолчал. Нотариус продолжил загибать пальцы.

— В Гвинском лесу на нас нападают разбойники. Эти месьеры позволяют себе назвать меня теми же самыми, гм, совершенно несоответствующими моему облику неучтивыми словами, которые произнёс ваш, Мельхиор, ночной гость.

— Это доказывает, что лесные грабители были связаны со страшным незнакомцем, — вставил Мельхиор.

— Совершенно верно! Одолев, благодаря нашему новому другу отважному ротмистру Гильбоа, бандитов, мы, наконец, достигаем Гвинбурга и первое, что я здесь узнаю, это то, что незадолго перед нами в город въехал неизвестный владелец кареты с гербами гвинбургских баронов Арнольди на дверцах!

— Тогда можно предположить, доминус, что владелец баронской кареты и есть мой ночной гость, — задумчиво сказал Мельхиор.

— Конечно, можно! Более того, этот вывод напрашивается сам собой. Незнакомец узнаёт у вас, где шкатулка, едет впереди почтовой кареты, безрезультатно натравливает шайку грабителей и потом опережает нас в Гвинбурге.

— Вы хотите сказать, доминус, что это он сегодня украл саквояж из пансиона?

— Погодите, Мельхиор, не торопитесь. До кражи в пансионе мы ещё доберёмся.

— Однако, если ночной пришелец не был мифическим Тёмным Человеком, как он смог мгновенно усыпить меня? Едва я сказал ему, где шкатулка, как тут же потерял сознание.

Нотариус нетерпеливо перебил:

— Не сбивайте меня, Мельхиор, с мысли. Достаточно набросить платок, пропитанный неким веществом на лицо, и через секунду вы крепко спите! Ваша головная боль на следующее утро подтверждает моё предположение. Не отвлекайтесь на второстепенные детали!

— Я весь внимание, доминус.

— Здесь в Гвинбурге за нами следят бандиты из лесной шайки.

— Я понял, доминус! — воскликнул Мельхиор. — Это значит, что незнакомец из кареты не мог похитить саквояж из пансиона, иначе бы его парни не преследовали нас от собора до дома.

Нотариус удовлетворённо посмотрел на обрадованного помощника. Впрочем, лицо Мельхиора опять нахмурилось.

— Но я по-прежнему не понимаю, причём здесь мятное желе и духи Мелодии!

— Дело в том, что мята, дорогой мой Мельхиор, отпугивает ос, а запах фруктов, наоборот, их привлекает.

Юноша вытаращил глаза.

— Значит, вы думаете, доминус, что это Мелодия каким-то образом смогла натравить на нас ос? Но зачем?!

— Не знаю, мой друг. Я знаю только, что за старой шкатулкой идёт нешуточная охота. В ней участвуют Мелодия, ночной гость с шайкой разбойников и только теперь появившийся прокажённый. Хотя слепец вполне может оказаться одним из персонажей нам уже известных. Нет ничего проще, как надеть потрёпанный чёрный плащ, нацепить на лицо маску, а на глаза пропускающую свет повязку. И жуткий образ слепца больного лепрой готов! Изменить голос тоже не трудно.

— Всё же я не уверен, что нужно подозревать Мелодию, доминус. Ведь то, что она заказала мятное желе и пользуется фруктовыми духами, может оказаться простым совпадением!

Нотариус погрозил Мельхиору своим длинным пальцем.

— Вам мешают чувства, милый мой помощник. Сестра Абигель видела, как Мелодия, думая, что монахини спят, выходила ночью из спальни в харчевне. Видимо ей было несложно под защитой запаха мяты разозлить несколько осиных роев и направить их с помощью фруктовых духов в нашу спальню. Сами видите, элементы головоломки постепенно складываются без участия мистики и колдовства.

— Так вот о чём вы разговаривали с сестрой Абигель! — произнёс Мельхиор, вспомнив, как нотариус вчера вечером в сторонке что-то обсуждал с более совершенной сестрой,  пока остальные пассажиры разбирали свой багаж.

— Об этом и не только, — уклончиво ответил Мартиниус. — По крайней мере, мне совершенно ясно, что Мелодия — активная участница какой-то интриги. И призом служит шкатулка.

— А зачем отцу Каролю нужна шкатулка? — спросил Мельхиор. — Вы что, действительно верите в его историю про Тёмного Человека?

Нотариус покачал головой.

— Я верю, что сам отец Кароль в это верит.

 

         

Глава двенадцатая. Сон в безлунную ночь

Ледяной холод царил в сумрачном главном зале замка Барбакан. Это был зловещий колдовской холод, пронизывающий самую душу, а не только один лишь воздух. Холод, в котором не было ничего живого, ничего человеческого. Такой холод исходит от тлена, покоящегося в забытых каменных гробницах, бывших древними уже тогда, когда гномы воевали с эльфами, а примитивные существа, позже названные людьми, со страхом смотрели на эти войны из крон деревьев. Посреди этого ледяного холода, в центре пентаграммы, начерченной на каменном полу чёрным мелом, сделанным из жжёных костей девственниц-самоубийц, никогда не переступавших порог церкви, стояла Мелодия. Она была одета в свой тёмный дорожный плащ. На лбу девушки кровью был нарисован зловещий символ. Мелодия начала громко произносить заклинание, составленное из мрачных формул Зла. Тело девушки сотрясалось под натиском сил, переполняющих его. Хриплым, низким голосом она взывала:

— Приди, приди, приди дитя Тёмной Долины! Приди, приди, Исторгатель Жизней, Владыка Змей, Осиный Король, порожденье чёрной Преисподней! Приди, ибо я повелеваю тебе!

Затем Мелодия подняла руку с кольцом на мизинце, повернула кольцо три раза и прочитала то, что на нём было написано: Три Страшных Слова. Ей стоило огромных трудов выговорить каждое из Трёх Страшных Слов. Любая небрежность могла означать немедленную смерть. Один неправильно произнесённый звук — и чёрная пентаграмма, которая была начертана на каменных плитах, не сможет её защитить. Кольцо начало светиться. Всё ярче и ярче. Острые золотые лучи стали концентрироваться в одной точке перед Мелодией.

Мельхиор задохнулся от ужаса. Он знал, что ему снится сон, но это знание никакого облегчения не давало. Он не мог заставить себя проснуться и вынужден был против воли смотреть страшный сон до конца.

Ответ на страстный призыв Мелодии был получен. Раздался чудовищный крик, словно в мрачный зал Барбакана рвалось некое существо, не принадлежащее к этому миру. В центре зала появился дым. Он возникал из той точки, где сходились золотые лучи и, почти незаметный сначала, расползался по залу вонючими зелёными клубами, превращаясь в отвратительный душный туман. Адские вспышки света ослепили глаза Мельхиора. Он почувствовал в воздухе запах серы. Из тёмных углов зала раздалось змеиное шипение. Один миг и в месте появления зелёного дыма уже стояло жуткое нечеловеческое существо. Жирная слизь струилась по его телу; каждая пора источала смрад. В высоту существо было два человеческих роста. Кожа его была грязно-серого цвета, цвета могильного праха. Мельхиор не мог заставить себя посмотреть существу в лицо. Там на месте глаз горели два рубиновых снопа пламени.

— Кто ты несчастная? — оглушительно заревело существо. Оно оскалило длинные белые клыки и медленно двинулось к Мелодии, которая лишь презрительно улыбнулась. У Мельхиора не нашлось сил, чтобы шевельнуть хотя бы пальцем.

Неведомая сила остановила существо в шаге от девушки. Могучие мышцы вздулись на руках и груди пришельца из ненашего мира, но он ничего не мог поделать. Пентаграмма не пускала его. Тогда он закричал. В этом крике звучала вся ярость ада.

— Ты наелась мятного желе?! Проклятая ведьма! Я навечно заберу тебя с собой в Тёмную Долину!

Мелодия насмешливо погрозила существу пальцем.

— О нет, Неживой. Я вызвала тебя, и ты будешь повиноваться моим приказам!

Существо снова заревело, но в его рёве промелькнула нотка страха.

— Проклятая ведьма! Тысячу лет ты будешь умолять меня о смерти!

Мелодия расхохоталась.

— О нет, чудовище! Это ты будешь служить мне, своей госпоже! Я могла бы перечислить все твои шестьдесят шесть имён, данные тебе людьми, но вместо этого я назову только твоё истинное имя!

Существо отшатнулось и в страхе закрыло лицо когтистыми перепончатыми лапами. На каждой лапе было по семь пальцев. Мельхиор с удивлением заметил на одной татуировку, сделанную простыми синими чернилами: «Т.Ч.». 

— Ты знаешь моё истинное имя?!

— Да. И ты должен повиноваться мне.

Видно было, что существо задумалось. Отвратительные вязкие потоки жирной слизи, непрерывно выступавшие из его тела, полились на камни пола. Пока существо думало, слизь собралась на полу в ручейки и потекла к Мелодии. Соприкасаясь с плитами, слизь плавила камень. На границе пентаграммы потоки слизи остановились, будучи не в состоянии пересечь черту. Существо разочарованно вздохнуло, посмотрело на торжествующее лицо Мелодии и спросило:

— Кто ты, ведьма? Ты одна из Круга Танцующих Ведьм?

— Нет, Неживой. Я дочь могучего волшебника. Мой отец повелевает духами воды и демонами ветра, саламандрами и оборотнями, вампирами и нежитью. Он посвятил меня в тайны некромантии, ворожбы и чародейства. Это я сейчас победила тебя! Я — Мелодия! Скажи, знают ли обо мне в ваших адских кругах?

Существо, злобно скрипевшее клыками всё то время, пока Мелодия говорила, проревело в ответ:

— Нет, мы знаем только Танцующих Ведьм!

Мелодия удовлетворённо кивнула. Потом надменно вздёрнула подбородок.

— Так ты будешь выполнять мои приказы, Неживой?

Существо покорно склонилось перед девушкой.

— Я не могу отказаться от твоего предложения, ведьма, но предупреждаю — одна-единственная ошибка, один-единственный прокол и ты пожалеешь, что послушала своего отца!

— Ты угрожаешь мне, Неживой?

Существо яростно щёлкнуло клыками.

— Нет, просто предупреждаю тебя, о, самоуверенная ведьма!

Мелодия лишь презрительно фыркнула в ответ:

— А теперь, твоё задание, Неживой. Слушай внимательно!

Существо подобралось и стало похоже на собаку, напряжённо ожидающую команды хозяина.

— Мне нужна шкатулка. Ты знаешь, о какой шкатулке я говорю. Найди её и принеси мне.

— А что потом? — проревело существо, лязгая клыками. Говорить нормально оно, похоже, не умело.

— Как только ты отдашь мне шкатулку, я отпущу тебя обратно в Тёмную Долину к твоим родным и друзьям, — пообещала Мелодия.

— А не обманешь? Ведьмам доверять нельзя! Думаешь, я не знаю? Вы всегда тираните тех, кто оказывается в вашей власти.

Мелодия рассмеялась.

— Ты прав, Неживой, ведьмам доверять нельзя. Но мне можно! Всё-таки я теперь твой работодатель.

Существо снова заревело. Было заметно, что звук собственного голоса доставляет ему удовольствие.

— Я знаю шкатулку, про которую ты говоришь! В ней сосредоточены все стихии: вода, земля, металл, дерево, воздух. Нет только огня, поэтому шкатулка без него бесполезна.

— Ты прав, Неживой. Но я добуду огонь и использую шкатулку. А ты поможешь мне заполучить саму шкатулку.

Корчась от холода Мельхиор удивлялся, как же он сам не обратил внимания на такие очевидные вещи: деревянная шкатулка с воздухом внутри, мешочек земли, бутылочка с водой, серебряные кинжалы… Как интересно! Остаётся догадаться о предназначении перстня и молитвенника. Может быть, Мелодия знает и это?

— Я сумею найти шкатулку.

— Отдашь её мне — вернёшься в Тёмную Долину.

— Я с удовольствием забрал бы и тебя с собой, ведьма!

Мелодия снова рассмеялась. В её смехе не было ничего весёлого. Будто ворона каркнула.

— В этом я не сомневаюсь, Неживой. Но если я попаду в Тёмную Долину, то только для того, чтобы быть и там твоей госпожой! Понял, чудовище? Поэтому служи мне как следует, и не серди меня!

— Слушаюсь, госпожа, — проревело создание, даже не подумав приглушить голос.

Мелодия подняла над головой руку с сияющим золотым кольцом на мизинце.

— Сейчас я разрешаю тебе уйти. Скорее сделай то, что я поручила и возвращайся назад.

Кровожадно лязгнув клыками, существо неохотно ответило:

— Я повинуюсь моя госпожа.

Чудовище присело, напряглось. Вздулись громадные мышцы. Миг, и оно исчезло. Там, где стояло существо из Преисподней, остались только вязкие лужи слизи. Золотое кольцо погасло. Непроглядный мрак затопил зал.

 

Глава тринадцатая. Прокажённый

Мельхиор никак не мог согреться, хотя пил уже вторую чашку обжигающего чая с малиновым вареньем. Сочувственно глядя на своего трясущегося помощника, нотариус пропищал:

— Вот что значит север! Ещё середина лета, а ночи уже становятся холоднее. Надо было закрыть окно перед сном. Тогда бы вы так не замёрзли, мой юный друг.

— Да ещё всю ночь гроза громыхала. У нас перед домом такие страшенные молнии сверкали! — добавила Матильда, накладывая на блюдо картофельные оладьи. — А на небе ни луны, ни звёзд. Тьма стояла как в Бездне под Большой горой!

Из открытых настежь окон в столовую проникала утренняя свежесть. На улице Крокусов светило солнце, пели птицы, как крошечные бриллианты сверкали капли прошедшего дождя. В Гвинбурге начинался новый день. Что-то он принесёт его жителям? Исполнение желаний или жестокие разочарования? Скорее всего, и то, и другое.

Барабара протянула руку к оладьям, но, вспомнив, как мама её всегда ругает за спешку во время еды, быстро отдёрнула. Лучше подождать остальных.

— Бери-бери, золотко, — ласково пропела Матильда, заметив движение девочки. — Таких вкусных оладьев, как в «Беличьем дупле», ты больше нигде не поешь!

Жильцы пансиона дружно придвинулись ближе к столу и принялись с удовольствием завтракать.

— Дорогой ротмистр, — обратился нотариус к Гильбоа, — не окажите ли вы нам с Мельхиором услугу?

— Всё, что могу, месьер нотариус.

— Не смогли бы вы после завтрака проводить нас?

— Вам предстоит опасная прогулка?

— Вчера мы условились о встрече в соборе с отцом Каролем. Я боюсь, что нам постараются помешать.

— Кто же это?

— Те самые разбойники, которые в прошлый раз ускользнули от вашей сабли.

Гильбоа подкрутил усы.

— Как?! Девять тысяч демонов и кулаки Деуса! Эти бездельники осмелились угрожать моим друзьям?! Разумеется, дорогой месьер Мартиниус, со мной вы будете в полнейшей безопасности!

Мельхиор с облегчением перевёл дух. Его очень тревожила перспектива опять оказаться один на один с лесными головорезами. А с таким бойцом, как отважный гусар, можно ничего не бояться.

После завтрака, отправив Барабару играть с Харизмой в дворике за домом, мужчины покинули пансион. Выйдя на улицу, Мельхиор опасливо огляделся. Краснорожих разбойников не было видно. Путь был свободен. Однако, юноша с удивлением увидел, что нотариус повернул в противоположную от городского собора сторону. Он хотел спросить патрона, в чём дело, но передумал. Всё равно через несколько минут он узнает, куда они идут.

Мартиниус со своим помощником, в сопровождении грозно озирающегося по сторонам ротмистра, по улице Крокусов дошли до Цветочного проспекта и двинулись в густой толчее мимо многочисленных торговых и питейных заведений. Таверны, кондитерские, лавки мясников, булочников, молочников, обувные и швейные мастерские следовали одна за другой: «Трилистник», «Красная ягодка», «Плясунья и музыкант», «Серебряный осётр», «Сахарная голова», «Руф и Кролик», «Тобиас Рябчик и три сына», «Божья коровка», «Ксантский бархат», «Сукно с тройным ворсом у Микаэля Фабрициуса», «Золотой дубль», «Готовое платье» …

Цветочный проспект являлся одной из трёх главных улиц Гвинбурга. С утра до вечера его истёртую каменную мостовую заполняла масса продавцов, покупателей и просто зевак. Пользуясь хорошей погодой, торговцы часть своего товара выносили наружу. Из-за их лотков, прилавков, стендов, вешалок ходить по узкой улице становилось ещё труднее. Вся эта крикливая толпа находилась в непрестанном движении. Люди спорили, ругались, нахваливали товар, уличные музыканты играли на инструментах, певцы пели, шарманщики крутили рукоятки своих штуковин, лошади ржали, ослы кричали. Было шумно, но весело.

Глядя на массивные каменные скамьи, установленные возле дверей в торговые заведения, Мельхиор вспомнил, как в Квакенбурге гуляющие горожане носят с собой клетчатые подушечки, которые кладут на холодный камень. Бедняки дежурят возле скамеек и сдают на прокат за пару медных центумов такие подушечки всем желающим. Ничего подобного в Гвинбурге не было.

— Куда это мы идём? Рыночная площадь в другой стороне, — спросил нотариуса Гильбоа, заметив, что они отдаляются от собора.

— Сначала нам нужно увидеть сестру Абигель, — объяснил нотариус, бодро семеня впереди. — По утрам она всегда в школе для девочек. Тут недалеко.

Компания достигла городской бани и свернула на улицу Камелий. Здесь было потише. Оживлённые торговые кварталы остались позади. Спутники вышли на небольшую площадь.

— Что это за дворец? — спросил Мельхиор, показывая на красивое пятиэтажное здание с огромными солнечными часами на стене, перед которым стояло несколько дюжин экипажей всех видов и размеров.

— Консилиум баронии или проще сказать совет, управляющий Гвинбургом и окрестными селениями, — ответил Гильбоа, — а площадь называется площадью Бездонного колодца.

— Не вижу здесь никакого колодца! — недоумённо огляделся вокруг Мельхиор.

— Его здесь нет и никогда не было.

— Почему же это место носит такое имя? — продолжал допытываться юноша.

— Не знаю, — пожал плечами Гильбоа. — Никогда не задумывался над этим.

— Интересное название, — заметил нотариус.

Внимание Мельхиора привлекли кареты, стоявшие возле консилиума баронии. Кучеры, собравшись кучками, курили и обсуждали свои кучерские проблемы. Многие кареты были украшены пёстрыми гербами. Одни Мельхиор узнал, другие были ему незнакомы. Вот герб родного Квакенбурга: три зелёные лягушки, держащие во рту чёрную, белую и красную розы. Рядом со столичным экипажем стояла карета из Ксанта. На ней хищно выгнулся голубой дракон с золотой княжеской короной. В стороне ждали своих хозяев два больших дормеза из Ориента — столицы далёкого восточного Поморья. Герб Ориента — золотая рыбка на синем поле. Чаще всего, конечно, встречался гвинбургский герб — серебряная баронская корона на фиолетовом щите.

— А этот экипаж откуда? — задал вопрос Мельхиор, глядя на потрёпанную карету с ромбом из четырёх оранжевых апельсинов на дверцах.

— Из Портобелло, — лаконично ответил нотариус.

— Гвинбург — старинная гведская барония, — сказал ротмистр. — Здесь всегда много приезжих со всех концов королевства. И с севера, и с востока, и с южного Возлеморья, и из Аксамита — города золотых куполов и белоснежных башен. В этом лесном закутке производится много нужных товаров: лес, бумага, мебель, кожа, льняная одежда, обувь. Многие известные торговые дома и большие банки открыли тут свои отделения. Можно сказать, что Гвинбург процветает. Вы же видели, что делается на Цветочном проспекте?

Беседуя таким образом, спутники пересекли площадь Бездонного колодца и углубились в старую часть города. Теперь справа от них дыбились мрачные руины замка Барбакан. Мельхиор со страхом смотрел на них. Толстые полуразвалившиеся башни, возвышавшиеся над замком, грозили своим падением. Эти громадные глыбы камня наводили ужас. За ними чудились огромные пустынные залы с разрушенными потолками. Узкий проём с сорванными когда-то створками ворот вёл в замок. Кто тёмными безлунными ночами входил в него? Неизвестно. Может быть, дух какого-нибудь древнего гвинбургского барона, полувельможи-полуразбойника обитал в этих стенах? Или новыми обитателями замка стали бандиты, фальшивомонетчики и тому подобные личности? Гвинбургские обыватели шептались, что безлунными ночами в этих развалинах сам Тёмный Хозяин справляет свои бешеные шабаши. Мельхиор вспомнил ночной кошмар.

Пока они шли вдоль рва, заваленного мусором, юноша рассказал спутникам о своём страшном сне. Гильбоа слушал вполуха, посмеиваясь про себя. Он ни на минуту не забывал смотреть, не идёт ли кто-нибудь за ними следом. Нотариус заметил:

— Вот вам, Мельхиор, наглядный результат действия настоящего старогведского мёда и наших вчерашних рассуждений. Ваш мозг, мой бедный друг, получил определённую информацию, переработал её и под воздействием винных паров выдал вам кошмар.

Ротмистр весело засмеялся. Потом дружески похлопал Мельхиора по спине.

— И никакой мистики, никаких ведьм, никаких демонов!

Мельхиор спросил:

— Значит, вы думаете, что это был всего лишь сон?

Нотариус, молча, кивнул, а ротмистр вскричал:

— Полноте, дружище! Неужели вы всерьёз полагаете, что моя милая Мелодия ведьма?

Мельхиор открыл, было, рот, чтобы ответить Гильбоа, но нотариус опередил его:

— А вы обратили внимание на её кольцо, дорогой ротмистр? Это ведь ведьмино кольцо!

Поражённый словами Мартиниуса, гусар на миг остановился.

— Как ведьмино?! Что вы хотите этим сказать, одиннадцать тысяч демонов и кулаки Деуса?!

Маленький нотариус кротко посмотрел на разгневанного ротмистра.

— Так и есть. Я прочитал достаточно книг о колдуньях, чтобы сразу определить это. Золотое кольцо на мизинце, да ещё такой формы, символизирует власть своей хозяйки над тёмными силами, силами зла. Такое кольцо называется ведьминым кольцом, дорогой друг.

— Но откуда у неё это проклятое кольцо?!

— Не знаю. У меня есть одна догадка, кто такая наша милая Мелодия, но это пока всего лишь догадка, поэтому я о ней умолчу.

Гильбоа недоверчиво посмотрел на нотариуса.

— Никак не могу поверить! Тринадцать тысяч демонов, кулаки Деуса и исподнее Святой Пейрепертузы! Неужели вы всё это говорите серьёзно, мой дорогой друг?

— Имперсонация, мой дорогой ротмистр, имперсонация!

Мельхиор не успел спросить у патрона, что означает это мудрёное слово. Спорщики поравнялись с небольшим храмом новой Церкви Единого Бога. Это учение недавно появилось в королевстве, но уже привлекло к себе довольно много сторонников. Справедливости ради следует добавить, что и противников у Церкви Единого Бога тоже хватало. И не удивительно. Каждый разумный человек понимает, что хотя есть один Создатель всего сущего, но его окружает множество других богов, отвечающих за ту или иную сферу жизни и смерти. А как иначе? Но люди всегда делились на консерваторов, свято придерживающихся проверенных временем традиций, и на любителей всего нового, неизведанного. Ну, что же. Вероятно, Создателю нужны все.

Перед храмом виднелся маленький фонтан с позеленевшей медной рыбой, из пасти которой лилась тонкая струйка воды. На ступенях в ожидании милостыни сидели нищие. Среди оборванцев виднелся человек, одетый в потрёпанный чёрный плащ, с маской на лице и чёрной повязкой, закрывающей глаза. В руках он держал трещотку, которой лениво помахивал.

— Вот он, бездельник! — вскричал Гильбоа, выхватывая саблю из ножен. — Пятнадцать тысяч демонов и кулаки Деуса! Клянусь своей саблей, он от меня не скроется!

Ротмистр бросился к храму. Волей-неволей нотариус с помощником устремились за своим вспыльчивым охранником. Увидев взбешённого гусара со сверкающей саблей в руке, нищие бросились врассыпную. Причём безногие не уступали в проворстве другим убогим. Гильбоа взлетел по ступеням и, приставив острие клинка к груди прокажённого, зарычал:

— Сними маску, бездельник! Я хочу увидеть твоё лицо, прежде чем ты умрёшь!

Перепуганный прокажённый, бросив трещотку, трясущимися руками сорвал тряпичную маску вместе с чёрной повязкой.

— О, святая Пейрепертуза! — вскрикнул Гильбоа, когда на него глянуло чудовищно изуродованное лицо с пустыми глазницами. Это был самый настоящий слепой, поражённый ужасной болезнью.

— Остановитесь, месьер Гильбоа! Вы совершаете страшную ошибку!

Ротмистр опустил саблю и повернулся к задыхающемуся от быстрого бега нотариусу. На лице его было написано раскаяние.

— Я сам вижу, что ошибся, мой дорогой друг. Должен признать, что мне присуща некоторая, я бы сказал, излишняя горячность.

Гильбоа снова обратился к несчастному прокажённому, который ни жив, ни мёртв, стоял перед ним:

— Прости, дружище. Я спутал тебя с другим человеком.         

Прокажённый плаксиво прогнусавил:

— Помилуй меня Гведикус! Я ни в чём не виноват, благородный месьер!

Гильбоа вложил саблю в ножны.

— Сожалею. Я не хотел тебя напугать. На, вот, — и ротмистр сунул в обезображенную руку убогого золотой полуфлориан. Потом он инстинктивно вытер свою ладонь о штаны.

        

Глава четырнадцатая. Секрет сестры Абигель

Через четверть часа спутники достигли лицея Святого Вилема. Лицей занимал большое старинное здание, в котором раньше располагалась духовная академия. Теперь в строгом здании звучали весёлые детские голоса, а вместо тихих фигур в чёрных одеждах, за окнами мелькали мальчишки и девчонки в разноцветном платье. Тем не менее, многое здесь ещё оставалось от церковного прошлого. За лицеем в каменном домике монахини ордена Гведских Братьев и Сестёр устроили школу для девочек. Самое активное участие в этой затее принимала сестра Абигель. Хотя по орденскому уставу у Гведских сестёр не было иерархии, сестру Абигель все остальные монахини добровольно признали за старшую и беспрекословно слушались.

Подойдя к школе, нотариус постучал в ореховую дверь с медным почтовым ящиком, украшенным изображением рожка королевской почты. Им открыла сестра Эмилина. Узнав бравого ротмистра в гусарском мундире, с начищенными пуговицами, петлицами, аксельбантом, и королевскими коронами на погонах, она просияла. Гильбоа, взглянув на её милое порозовевшее личико, подбоченился и принялся подкручивать усы.

— Доброе утро, сестра Эмилина, — приветствовал монахиню нотариус. — Мне необходимо повидать сестру Абигель.

— Доброе утро, уважаемые месьеры. Входите. Прошу вас обождать несколько минут. Я сейчас позову более совершенную сестру.

Оглядываясь на блестящего гусара, сестра Эмилина убежала, оставив гостей в прихожей.

— Бедное дитя явно к вам неравнодушно, дорогой ротмистр, — заметил нотариус. Гильбоа самодовольно оглядел себя в зеркало.

— Я уже привык к тому, что мой гусарский мундир сводит женщин с ума. Но мне нужна одна-единственная прекрасная дева — Мелодия! И я найду её, чего бы это ни стоило! Клянусь своей саблей!

В прихожую в сопровождении сестры Эмилины, вошла сестра Абигель. За прошедшие дни она ничуточки не изменилась. Всё такая же тощая и сухая, как засохшая ветка. Сестра Абигель холодно поздоровалась с мужчинами. Несмотря на её недружелюбие, нотариус произнёс, приветливо улыбаясь:

— Я хотел бы забрать ту вещь, которую вы, дорогая сестра, столь любезно согласились подержать у себя.

Не тратя лишних слов, сестра Абигель кивнула и удалилась. Её менее совершенная сестра осталась в прихожей, пожирать глазами ротмистра. Через короткое время сестра Абигель вернулась. В руках она несла заштопанную монашескую котомку.

— Вот, возьмите, месьер нотариус.

Мартиниус рассыпался в благодарностях и, к изумлению Мельхиора и ротмистра, достал из котомки знакомую шкатулку из красного дерева. Нотариус открыл шкатулку, поворошил предметы, находящиеся в ней и, убедившись, что всё на месте, сунул её обратно в котомку.

— Спасибо, сестра Абигель. Как я могу отблагодарить вас за услугу?

Более совершенная сестра сжала узкие губы.

— Я ни в чём не нуждаюсь, месьер нотариус. Всеблагой Создатель дарит мне всё, что необходимо.

Однако её менее совершенная сестра, бойкая Эмилина подсказала:

— Скоро осень, а школьная крыша протекает. Мы собираем пожертвования на её ремонт.

Мартиниус достал из кармана золотой флориан и протянул его монахиням.

— С благодарностью и пожеланием, чтобы крыша больше не протекала!

От лицея Святого Вилема спутники, наконец, направились в сторону гвинбургского собора. Мельхиор обратил внимание на то, что ротмистр шёл позади всех, сердито что-то ворча в свои большие усы. Нотариус тоже заметил необычное поведение Гильбоа.

— Что случилось, дорогой ротмистр? Вы чем-то обижены?

Гильбоа рассержено посмотрел в простодушные глазки Мартиниуса.

— Почему вы обманули меня, месьер нотариус?

— Помилуй меня Гведикус! Что вы такое говорите, мой дорогой друг? Каким же образом я вас обманул?

— Почему вчера утром, когда я спросил вас, где находится эта проклятая шкатулка, семнадцать тысяч демонов и кулаки Деуса! вы ответили, что она в шкафу у вас в комнате? Оказывается, шкатулка была всё время у сестры Абигель, этого сушёного растения из церковного гербария! Говорите прямо: вы мне не доверяете? Настоящие друзья так не поступают, хитроумный месьер нотариус!

Весь багровый от возмущения ротмистр остановился посреди улицы и уставился в упор на крошечного нотариуса, ожидая ответа. Мартиниус жалобно пропищал:

— Но позвольте, мой дорогой Гильбоа. Вы напрасно обижаетесь на меня. Если вы вспомните свой вопрос и мой ответ, то сразу же поймёте, что вы не правы!

— И каков же был мой вопрос? — язвительно спросил ротмистр.

— Вот ваши точные слова: «Позвольте узнать, месьер нотариус, куда вы спрятали свой саквояж?» и мой ответ: «Я положил саквояж в шкаф у себя в комнате, а почему вы об этом спрашиваете, дорогой ротмистр?» Вы задали вопрос о саквояже, а не о шкатулке. Я и ответил вам, где лежит саквояж.

Гильбоа озадаченно посмотрел на нотариуса. Постоял — подумал. Потом его напряжённые мускулы расслабились.

— Клянусь своей саблей, вы абсолютно правы, мой дорогой месьер Мартиниус! — вскричал он, обнимая лукавого старика. — Какой же я осёл! Простите меня, если можете, за эту глупую сцену! Надеюсь, мы снова друзья?

Мельхиор в очередной раз удивился способности своего патрона выкручиваться из самых щекотливых положений. Он заметил, каким самодовольством блеснули глазки Мартиниуса, но ничего не сказал. Лучше было считать простоватого, но отважного ротмистра своим другом, чем врагом.

Выяснив отношения и вновь подружившись, спутники отправились дальше и вскоре оказались на Рыночной площади. По переулку Одуванчиков они подошли к собору. Навстречу валила густая толпа прихожан. Утренняя проповедь отца Кароля только что закончилась. Хотя лесные бандиты не показывались всё утро, нотариус предложил ротмистру присутствовать вместе с ним и Мельхиором на встрече с отцом Каролем. Ротмистр, ещё полный раскаяния за свой неуместный выпад, поспешно согласился.

Пропустив последних верующих, покидающих собор, они зашли в просторный зал. Здесь царили полумрак, прохлада и запах ладана. Кроме них в соборе никого не было.

— А вот и вы, уважаемые! — нарушил торжественную тишину отец Кароль, вынырнув из какого-то закутка. Верный пёс крутился у него под ногами. — Доброе утро, храни вас Создатель!

Нотариус представил священнику ротмистра и спросил:

— Как ваша простуда, отец Кароль?

В ответ тот яростно чихнул. Потом безнадёжно махнул рукой.

— Даже не спрашивайте, месьер Мартиниус! Чихаю, кашляю и взываю ко всем святым сразу, чтобы вернули моему носу способность свободно дышать.

— Я принёс шкатулку, — перешёл к делу нотариус. — Прошу вас, ваша святость, написать мне расписку в получении, а эти месьеры засвидетельствуют передачу шкатулки вам. Не взыщите, так уж у нас, правоведов, принято.

— Сразу видно, что перед нами нотариус, — заметил отец Кароль. — Разумеется, я напишу расписку. Но, ради всех святых, покажите мне скорее нашу семейную реликвию!

Нотариус вытащил шкатулку из монашеской котомки, поставил её на лавку и открыл. Отец Кароль склонился над старинной вещью. Достал из неё серебряный кинжал, оглядел его, пальцем попробовал остроту лезвия.

— Может быть, хотя бы это оружие защитит меня от Тёмного Человека? — вздохнул он.

Пожилой священник, кряхтя, опустился на лавку. Положил кинжал обратно в шкатулку. Вытер распухший нос платком.

— Есть ещё одно, что я вам не успел рассказать в прошлый раз. Плюч помешал.

— Вот как? Что же это? — насторожился Мартиниус.

— Перед тем как в соборе появилась змея, ко мне приходил Жасмин Лохматус.

— Тот самый дважды проклятый? Что ему было от вас нужно? — спросил нотариус.

— Лохматус предложил мне за эту шкатулку сто двойных флорианов.

— Сотню золотых дублей за старую шкатулку?! — ахнул нотариус. — Это же десять тысяч гведских крон — целое состояние! Настоящее богатство!

Ротмистр, пока не сказавший ни слова, пренебрежительно посмотрел на шкатулку и с сомнением покачал головой.

— Да, месьер Мартиниус, вы не ослышались. Ровно сто новеньких золотых кругляшков с портретом короля Флориана Миролюбивого. Наглый бастард высыпал на стол целую груду золота и уговаривал меня продать ему шкатулку со всем содержимым.

— И что вы ему ответили?

— Я сказал, что шкатулки у меня нет, она у старшего брата в Квакенбурге. Лохматус не поверил и начал кричать на меня, угрожать. Я тоже немного вышел из себя, прости меня Гведикус. Велел этому недобарону убираться прочь из моего дома!

— У вас, ваша святость, нет никаких предположений, почему шкатулка так дорого стоит?

Отец Кароль пожал плечами.

— Не знаю. Может быть, есть какая-то связь между шкатулкой и легендой о пастухе Вилеме?

— Что это за легенда?

— В детстве родители рассказывали нам историю о том, как в старину пастух Вилем из селения Вилемов Двор нашёл клад. В поисках овцы, отбившейся от отары, он набрёл на расселину в лесу. В этой расселине был узкий лаз, уходящий в толщу скалы. Кое-как он протиснулся глубоко под землю и оказался в чудесной пещере, где на земле лежали человеческие скелеты, а посреди пещеры сверкала гора золота и драгоценностей. Он набрал полную шапку и показал соседям. Конец истории был грустным. Односельчане обвинили Вилема в краже и забили камнями. Родители говорили, что развалины его дома сохранились до сих пор.

— А какая связь может быть у старой легенды с вашей шкатулкой? — спросил ротмистр.

— Дело в том, что священником в том самом селении был отец Фабиан — родной брат нашего предка Гуга Зудика. Эта шкатулка принадлежала отцу Фабиану, а после его смерти перешла к Гугу.

— Интересное совпадение, — заметил нотариус.

— В этой истории интересных совпадений гораздо больше, — сказал отец Кароль. — После вашего прошлого посещения, месьер Мартиниус, я ещё раз тщательно проштудировал гвинбургскую хронику и сделал удивительное открытие. Там есть упоминание о пастухе Вилеме. Его фамилия была Гильом! Вилем Гильом. Знаете, что это значит?

— Надеемся, вы нам сейчас скажете, ваша святость, — улыбнулся нотариус.

— Я установил, что все шесть гвинбургских ведьм, казнённых сто пятьдесят лет назад на Рыночной площади, были его родственницами! Та самая, наложившая проклятие на всех Кренов, Зудиков и Арнольди до седьмого колена, ведьма Астрелия, Астрелия Гильом, урождённая Левант — жена Вилема Гильома. Аквелина Градус и Гведелупа Кароли — родные сёстры Вилема. Они носили фамилии мужей. Матильда Левант — мать Астрелии, тёща Вилема. Каролина Левант и Ивельда Линг — ещё две дочери Матильды и младшие сестры Астрелии. Ивельда тоже была замужем. Все они одна семья! Странное совпадение, не правда ли?

— И как вы можете объяснить сей любопытный факт? — задал вопрос нотариус.

— Можно предположить, что пастух действительно нашёл клад. Он рассказал об этом в селении, но отказался показать, где спрятаны сокровища. Жадные соседи его убили, а потом обвинили всех женщин-родственниц Вилема в том, что они наслали мор на баронию. Время было страшное. Люди умирали каждый день. Легко было убедить суеверных и невежественных сограждан, что в этом несчастье виноваты шесть ведьм из Вилемова Двора.

— Возможно, вы правы, ваша святость, — согласился нотариус. — Может быть, в шкатулке спрятано какое-то указание на клад? Тогда становится интересным, откуда Лохматус узнал об этом?

Пока шла беседа собор начал заполняться людьми. Одни ставили свечи, другие молились, стоя на коленях перед статуями святых.

— Давайте продолжим разговор у меня в кабинете, — предложил отец Кароль, вставая. — Там нам будет удобнее. Заодно попробуем найти в шкатулке какой-нибудь тайник или двойное дно. Плюч, домой!

 

Глава пятнадцатая. Смерть бастарда

В квартире отца Кароля было так же как в соборе: полумрак, прохлада и запах ладана. Плюч опередил всех и первым проскочил в кабинет священника. Оттуда послышался его отчаянный лай.

— Странно. Плюч так никогда не лает, — пробормотал отец Кароль, ускоряя шаг. Остальные поспешили за ним. Гильбоа обнажил саблю, Мельхиор пропустил гусара вперёд себя, нотариус покрепче прижал котомку со шкатулкой.

— Помилуй меня Гведикус! Кто это? — воскликнул отец Кароль, вбежав в кабинет.

Ротмистр, нотариус и Мельхиор застыли на пороге, поражённые ужасным зрелищем. Пёс рычал и захлебывался лаем не зря. В кресле у письменного стола бессильно обвисла огромная туша. Туша была одета в дорогой шёлковый костюм, выдававший её принадлежность к знатному сословию. К поясу была пристёгнута шпага с красивым позолоченным эфесом. Голова великана боком лежала на столе. Лицо, заросшее густой бородой, искажено зверской гримасой. Хотя глаза были открыты, однако ветерок дыхания не шевелил волос бороды и усов. На лбу было вырезано слово «Condemno!».

— Кто это? — пискнул нотариус. Его голосок от волнения сорвался. 

— Жасмин Лохматус, — растерянно ответил отец Кароль, — но как он сюда попал?

— Уберите собаку, ваша святость, — попросил нотариус. — У меня уже уши закладывает от её лая.

Священник с трудом заставил Плюча покинуть кабинет и запер беснующегося пса в соседней комнате. Нотариус подошёл к телу гиганта. Прижал палец к сонной артерии.

— Он мёртв, месьеры. Причём умер совсем недавно. Даже остыть ещё не успел.

— Отчего он умер? — спросил ротмистр.

Нотариус внимательно оглядел труп.

— Не вижу никаких ран. Крови нет. Возможно, сердечный приступ или что-то в этом роде.

Он пригляделся повнимательнее к слову «Condemno!», обезобразившему лоб покойника. Потрогал пальцем.

— Похоже, это слово не вырезано, а выжжено. Поэтому и кровь не течёт. Какая жестокость!

— Нужно вызвать полицию, — сдавлено проговорил Мельхиор.

— Вы правы, юноша, — поспешно согласился отец Кароль. — Я сейчас же найду привратника Филеаса и велю ему сходить за полицией.

Священник, подобрав широкую сутану, выбежал за дверь. Нотариус встрепенулся.

— Итак, месьеры! У нас есть всего несколько минут. Оставайтесь на своих местах. Мне нужно внимательно всё осмотреть!

Мельхиор и ротмистр послушно замерли на пороге. Нотариус проворно вывернул карманы покойника. В них ничего не было.

— Это странно, — проворчал в усы Гильбоа, внимательно следивший за действиями Мартиниуса.

— Согласен с вами, мой дорогой ротмистр, — пробормотал нотариус. — Никто не приходит в гости с пустыми карманами. Чаще с пустым желудком.

Мартиниус показал своим тонким пальцем под стол.

— Посмотрите, месьеры! Под столом лежит сундучок, в котором отец Кароль хранит гвинбургскую хронику. Вряд ли он оставил бы сундучок здесь.

Действительно, было не похоже, чтобы священник бросил ценную книгу под стол и ушёл на проповедь в собор. Тем более, что сундучок, в котором хранилась хроника, оказался открытым. Старинной хроники в нём не было.

— Но, если не отец Кароль открыл сундучок, то кто? Запор довольно сложный, — заметил нотариус, разглядывая замок.

— А что означает «condemno»? — показал на лоб трупа ротмистр.

— Это латынь, «виновен» — коротко ответил Мельхиор за своего патрона.

— В чём же провинился этот громила? — удивился гусар, — и перед кем?

— Это нам и нужно узнать, — заметил нотариус, продолжая осмотр кабинета.

Мельхиор не смог сдержать недовольную гримасу. Как он и опасался, история со шкатулкой становилась всё страшнее.

Их разговор прервал истошный вопль из прихожей. Трое мужчин, не сговариваясь, кинулись к выходу. Гильбоа опять выхватил саблю. У открытой двери стоял отец Кароль. Его лицо покрылось смертельной бледностью. Ноги ходили ходуном.

— Я видел её! Она была здесь, в коридоре и выползла наружу!

— О ком вы говорите, ваша святость? Кого вы видели?

— Я видел жёлтую змею из Преисподней! Это она умертвила Лохматуса. Тёмный Человек пришёл за ним! Проклятье ведьмы настигло потомка Кренов и Арнольди! И я буду следующим! Сам Гведикус меня не спасёт!

Гильбоа выглянул из двери, оглядел улицу, потом повернулся к трясущемуся от ужаса священнику.

— Успокойтесь, отец Кароль. Никакой змеи здесь нет.

— Вам просто померещилось, — присоединился к гусару нотариус.

— Да нет же! Я действительно видел это исчадие ада! Ну, почему вы мне не верите?

— Что случилось, святой отец? — в дверях появился уже всем знакомый инспектор Мукомель. Короткие чёрные усики придавали ему фатоватый и жестокий вид. Из-за его плеча испуганно выглядывал толстый привратник. Мукомель узнал нотариуса, ротмистра и Мельхиора и приветливо произнёс:

— Приветствую вас, отважные месьеры! Как ваша щека, месьер Гильбоа? Я вижу, опухоль почти спала. Вы все опять, так сказать, в центре событий, ха-ха!

— У меня в кабинете покойник, месьер инспектор! — с отчаянием в голосе воскликнул отец Кароль. — Моя жизнь тоже в опасности, но, боюсь, полиция тут не поможет!

— Вы ошибаетесь, ваша святость, — успокаивающе проговорил инспектор. — Полиция может помочь в любой ситуации. Вот, увидите.

Велев робкому Филеасу оставаться у дверей и никого не пускать, Мукомель в сопровождении остальных, прошёл в кабинет. Инспектор подошёл к мертвецу, сунул руки в карманы и, покачиваясь на носках, с любопытством посмотрел на труп.

— Ну-с, что тут у нас не так?

— Вот, это всё, — беспомощно обвёл рукой кабинет с мёртвым гигантом отец Кароль. — Ничего лучшего предложить вашему вниманию не могу!

— Я вижу, это месьер Лохматус выбрал ваш дом, чтобы умереть, — добродушно произнёс Мукомель.

— Вы знаете этого человека? — спросил нотариус полицейского.

— Разумеется. Месьер Жасмин Лохматус — известная личность в нашей баронии. Побочный отпрыск барона Арнольди. Бастард, конечно, а не барон, но, в общем, тоже на букву «б»!

Инспектор вытащил большое увеличительное стекло и приступил к осмотру тела. Пока он возился с покойником, священник, наконец, заметил под столом пустой сундучок.

— Моя гвинбургская хроника! Моя бесценная реликвия! — взвыл он так, что Мукомель в испуге отскочил от покойника.

Инспектору наскоро объяснили, что вызвало такое отчаяние у отца Кароля.

— Не нужно так убиваться, святой отец. Обещаю, всё найдём-вернём, не будь я Леопольд Мукомель! Постарайтесь держать себя в руках, — сердито сказал инспектор, возвращаясь к бездыханному телу.

Мукомель посмотрел на искажённое смертной судорогой лицо Лохматуса. Неопределённо хмыкнул. Не удержавшись, нотариус спросил:

— Он что и при жизни был такой страшный?

Инспектор оглянулся.

— К счастью, вы не слышали его голос, месьер нотариус. У месьера Лохматуса был странный голос, глухой, пугающий, какой-то потусторонний, потому, что в его горло была вставлена металлическая трубка. Однажды ему прострелили гортань. Покойный месьер вёл довольно активный образ жизни.

Нотариус многозначительно посмотрел на помощника. Мельхиор понимающе кивнул. Да, похоже, что жутким ночным гостем в «Золотой стрекозе» действительно был Жасмин Лохматус.

— А как поживает разбойник, которого мы поймали в Гвинском лесу? — спросил ротмистр. — По-прежнему молчит и улыбается?

Инспектор посмотрел на Гильбоа через увеличительное стекло. Как на какое-то насекомое. Вспыльчивый гусар побагровел. Однако Мукомель охотно ответил:

— Представьте, нет! Он оказался очень разговорчивым типом. Даже болтливым, я бы сказал. После близкого знакомства с городским экзекутором месьером Клементом по прозвищу Головоруб, этот бандит рассказал много интересного.

— А именно? — коварно задал вопрос Мартиниус. Но Мукомель был начеку.

— А именно это является тайной следствия, уважаемый месьер нотариус! Давайте вернемся из, так сказать, лесных кущ к телу месьера Лохматуса.

Полицейский обратился к отцу Каролю:

— Вы были знакомы с месьером Лохматусом, святой отец?

Священник, молча, покивал.

— У вас была назначена сегодня встреча?

— Нет-нет. Я понятия не имел, что он у меня в доме.

— Тогда расскажите, как вы провели утро?

Священник заговорил дрожащим голосом:

— Как обычно. Встал, позавтракал, прогулялся с Плючем — моим псом. В восемь часов приступил к проповеди. Всё, как обычно, месьер инспектор.

— А ваши друзья?

— Эти месьеры пришли в собор уже после проповеди. В десять. Я ещё вчера договорился с ними о встрече. Когда мы вошли в дом, Плюч залаял, мы побежали и увидели эту страшную картину, спаси нас Гарда-заступница! Мёртвого месьера Лохматуса!

— Зачем вы собирались увидеться?

Мартиниус торопливо перебил, начавшего было отвечать священника:

— А это уже наше дело, по какой причине мы захотели сегодня встретиться, уважаемый месьер инспектор!

Отец Кароль замолчал. Он сообразил, что, если речь зайдёт о шкатулке, инспектор вполне может её забрать в интересах следствия.

— Хорошо, — не стал спорить Мукомель. — Не хотите говорить, не надо. Значит, пока вы были в соборе, святой отец, месьер Лохматус проник в ваш дом и имел несчастье умереть, сидя в этом кресле?

— Именно так.

Инспектор удовлетворённо потёр ладони.

— Можно предположить, что его хватил удар. Ещё не хватало, чтобы его кто-нибудь убил. Такое дело вовек не распутаешь!

— Но куда тогда делась гвинбургская хроника? — с невинным лицом, задал вопрос нотариус.

Отец Кароль выжидательно посмотрел на Мукомеля. Инспектор вопросительно поглядел на священника.

— Может быть, вы сами куда-нибудь её засунули?

— А слово «виновен» на лбу Лохматус сам себе выжег? — с насмешкой спросил Гильбоа. Как всякий военный, он терпеть не мог полицейских, а Мукомель ему точно не нравился!

— Может быть, вы правы месьеры, а может быть нет, — примирительно произнёс инспектор. — Надеюсь, наш полицейский врач сможет установить причину смерти. Тогда станет ясно: умер месьер Лохматус сам или ему помогли отправиться в Тёмную Долину. В нашем сыскном деле важно не торопиться!

В прихожей загрохотали сапоги полицейских. В кабинет ввалилась целая толпа людей в чёрной форме. Среди них выделялся гражданской одеждой и траурным лицом высокий анемичный полицейский врач. Мукомель энергично принялся командовать.

— А вы пока можете идти, месьеры, — сказал он Мартиниусу, Гильбоа и Мельхиору. — Позже мне, наверное, придётся ещё раз поговорить с вами. Я вас найду. Вы ведь остановились в «Беличьем дупле» у мадам Матильды?

Отец Кароль проводил своих гостей к выходу. Поглядывая на снующих полицейских, он прошептал нотариусу:

— Заберите шкатулку с собой, месьер Мартиниус. Прошу вас принести её завтра, когда полиции не будет.

— Как скажете, ваша святость, — кивнул нотариус.

Филеас, соскучившись один на крыльце, что-то жевал. Нотариус задал ему вопрос:

— Позвольте узнать, уважаемый. Вы утром никого постороннего у квартиры отца Кароля не видели?

Филеас задумался, припоминая. Погладил свою бороду.

— Прихожан было много, но они все ходили там, у главного входа в собор. А здесь… Нет, не могу вспомнить никого подозрительного.

— Ну, что же, благодарю вас.

Все распрощались с отцом Каролем и направились в сторону переулка Одуванчиков. Они уже заворачивали за угол, когда толстый Филеас вдруг крикнул им вслед:

— Постойте, месьеры! Я вспомнил! Во время утренней проповеди у этой двери крутился какой-то прокажённый в чёрном плаще с трещоткой!

Рослые фонарщики уже зажигали уличные фонари, когда компания приятелей вернулась в пансион. Матильда расторопно подала ужин. Жаркое по-гвински с луком и чесноком. Для Гильбоа графинчик портобельского муската. Для Барабары гвинбургский ванильный пряник с изюмом — местный деликатес и любимое лакомство гвинских ребятишек. Посмотрев на брата, хозяйка пансиона виновато сказала:

— О, я совсем забыла, Альфонс! Сегодня днём приходил один человек. Хотел остановиться в «Беличьем дупле». Расспрашивал о том, о сём. И про вас тоже. Кто, мол, ещё здесь живёт, когда собираются уезжать. Он мне не понравился.

— Как он выглядел, сестрёнка?

Матильда поморщилась.

— Он был страшен как десять смертных грехов! Пропахший костром, заросший чёрной бородой, с острыми ослепительно-белыми зубами. Как у людоеда из Чёрного леса! Боюсь, такого квартиранта пришлось бы кормить одним мясом. Полусырым.

Мужчины обменялись взглядами.

— Клянусь своей саблей, это один из шайки разбойников! — вскричал ротмистр. — Видимо, приходил на разведку.

— Но из его визита можно сделать важный вывод, — поднял палец нотариус.

— Какой же, доминус? — спросил Мельхиор, но Барабара, обиженная невниманием к своей особе, громко звякнула вилкой о тарелку. Мартиниус живо обернулся к племяннице.

— Прости, Барабара, что я оставил тебя одну. У нас выдался тяжёлый день. Надеюсь, тебе не было скучно?

Девочка посмотрела на серое от усталости лицо дяди, на печального Мельхиора, на хмурого Гильбоа и проговорила:

— До обеда мы с Харизмой играли в дворике за домом, а после обеда добрая Матильда рассказывала нам сказку про неблагодарный комок теста, который бросил свою повариху и пустился в путешествие по свету. Смешная сказка. Комок обманул медведя, волка, а под конец женился на лисе. Я не скучала, но больше одна, ни за что не останусь!..

 

 

Книгу можно приобрести в книжных или интернет-магазинах. Например:

http://www.eshop.targamannum.ru/index.php?route=product/product&manufacturer_id=18&product_id=531

http://ridero.ru/books/tyomnyj_chelovek.html

Другие произведения автора:

фрагмент романа "Кто рано встает, тот рано умрет"

об авторе

фрагмент романа "День, когда пропали тараканы"