Перекресток. Часть вторая. Госпожа инспектор. гл.14

14

Тихо-тихо, предательски, скрипнула рассохшаяся половица под ногой. Мишель, хоть и ожидавший этого, но понадеявшийся на авось, только ниже опустил голову, скрывая лицо в тени и продолжая осторожно, неторопливо двигаться дальше. А громоздкий, кажущийся великаном драбант оторвал свой взгляд от стакана вина и, кажется, даже ухмыльнулся в душе. «А говорили – вряд ли, вряд ли…» – вполголоса пробормотал, как бы, себе под нос, но явно с расчетом на слушателей телохранитель, с внимательным прищуром вглядываясь в появившуюся в узеньком коротком коридорчике перед кухней худенькую невысокую фигурку в чем-то, похожем на рабочую спецовку. Превышающий тихонечко, незаметно вошедшего в квартирку не очень-то и ожидаемого здесь пролетария ростом и шириной плеч раза в полтора, драбант Анаконды, оставленный в засаде так – на всякий случай, поднялся из-за стола, от бутылки дешевого, крепкого вина, едва ли не урча от удовольствия, как сытый кот. Вот она – настоящая, реальная возможность отличиться перед атаманшей, показать себя не только на простынях, оказать важную и такую нужную услугу, задержать ловко ускользнувшего, но все-таки зачем-то вернувшегося в свой дом врага великолепной хозяйки… Драбант с легкой ленцой, но стремительностью большого хищного зверя, поднялся из-за стола, шагнул навстречу пролетарию, уже видя, как сграбастает за воротник маленькую фигурку, как прижмет того к стене и окликнет своего напарника, по наущению дотошного Кудесника засевшего в комнате старушки… Он даже не успел понять, что ошибся, не успел разглядеть быстрого движения и едва ли успел ощутить  прикосновение холодного металла к коже, а следом за ним – острую, беспощадную боль в сердце и бесконечную темноту в глазах…

Мишель, постаравшийся в ответ на ворчание драбанта изобразить на губах жалкую испуганную полуулыбку застигнутого за онанизмом школьника, умело придержал сползающее на пол тяжелое тело, одновременно вырывая из груди покойника тонкий черный стилет. Но, черт побери, старание его избежать шума, оказалось напрасным. В комнате тетушки Марии грохнуло массивным, большим телом об пол так, что стекла во всей квартирке зазвенели, будто от близкого разрыва снаряда. Привычным скользящим движением, Серой Тенью, Мишель переместился к полуоткрытым дверям, на ходу меняя в руке стилет на плоский, маленький пистолетик.

– Что там у вас? – негромко окликнул он Антона, взявшего на себя зачистку этой комнаты.

– Порядок, кажись, этот готов, – чуть натужено, хрипловато отозвался Карев.

В слабо освещенной одним только серо-синим экраном работающего телевизора комнатке было видно, как он склонился над громоздким, неподвижным телом второго драбанта, коснулся его шеи, проверяя пульс.

– Во время вы как, ребятки, – подала знакомый голос тетушка Мария откуда-то из глубины. – Я только-только собиралась Танюшку проведать, как она там, а как выхожу, так и этот за мной непременно… вот бы в коридоре столкнулись…

Если судить по голосу, её, казалось, совершенно не взволновала быстрая и жестокая расправа с анархистами в собственном доме, будто случалось это регулярно, как, к примеру, появление здешних друзей и подруг Максима.

– Не беда, и в коридоре бы справились, – успокоил, как мог, старушку Мишель, понимая, что такая схватка с насторожившимся хоть немного противником могла бы грозить серьезными неприятностями, и, как минимум, гораздо большим, нежелательным шумом. – Кто-то еще в квартире есть?

– Эти только были, да и менять их, кажись, не собирались, разве что – когда все уходить из города будут, – блеснула наблюдательностью тетушка Мария, бочком обходя распластавшееся на полу своей комнаты тело и появляясь в дверном проеме. – А вы что ж – без племянника моего?..

– С ним, – опроверг её предположение поверенный в делах и попросил Антона: – Ты перетащи обоих куда-нибудь в уголок, ладно?

Романист послушно кивнул, все еще пребывая в постбоевом шоке от молниеносной схватки с драбантом. Все-таки бывший парашютист сильно отвык за долгие мирные годы от чужой смерти, крови, убитых врагов…

Мишель, не теряя даром времени, приоткрыл входную дверь и негромко позвал оставленного на лестнице выше этажом и притаившегося там, в подъездном полумраке, пролетария:

– Максим, давай, заходи…

Еще в лесу, когда поверенный в делах твердо и жестко взял на себя командование предстоящим возвращением в город, они договорились, что получивший во временное пользование у начальника сто восемнадцатой точки спецаптечку инопланетян Максим останется в сторонке, а в квартиру, в сто процентов организованную Анакондой засаду, первыми войдут Мишель и Антон. А попытавшегося, было, спорить пролетария осадили тяжелыми и не совсем корректными аргументами о полной его профнепригодности к боевым действиями в городских условиях. «Ты – наш проводник, ну, и лекарь для своей девчонки, – бесстрастно и убедительно, как он умел, резюмировал короткий спор Мишель. – Поэтому не лезь первым, от тебя, покойного, толку не будет, да и нас потом совесть загрызет…» С совестью поверенный, конечно, погорячился, сказал ради красного словца, но в остальном его слова были справедливыми и привычно продуманными.

…Как оказалось, из подземной, роскошной станции инопланетного метро был еще один выход на поверхность, служебный или резервный, называй, как хочешь. Темные, узкие и крутые лестничные пролеты выводили в подвал старого, заброшенного дома в соседнем квартале. И уже оттуда…

… – Я пока подстрахую, – деловито сказал Мишель, устраивая возле входной двери легкую баррикаду из швабры и пустого ведра, найденного в ванной. – Но вы там – недолго по возможности.

Вошедший в квартиру Максим понимающе кивнул и, стараясь не обращать внимания на Антона, выволакивающего с натуженным пыхтением из комнаты тетушки Марии громоздкое тело убитого им лично драбанта, быстро прошел в свою.

Фонари в тесном дворике их дома давно уже стали просто декоративным украшением, потому комната утопала в густой ночной темноте, но пролетарий включать свет не стал, зачем? и так мог найти на ощупь всё, что нужно и не нужно, и сразу подсел на постель, к притихшему телу пострадавшей подружки.

– Помочь чего? – заглянула из коридора тетушка с лишним вопросом.

Максим понимал, что ей очень хочется посмотреть, что же за чудо-лекарство притащил родственник от своих загадочных друзей из Промзоны, потому и кивнул, приглашая:

– Помогать-то не надо, но заходи, конечно, лишней не будешь…

– Она так всё время, как вы ушли, – кивнув на неподвижную Таньку, посетовала старушка. – То ли тут, то ли уже нет… я, грешным делом, разок даже подумала – отходит девчонка-то…

– Типун тебе на язык, – грубовато отозвался Максим, вовсе не желая обидеть родственницу, но очень уж неприятной показалась ему сама мысль о том, что они могли не успеть.

«Все-таки, надо было сразу возвращаться, взять аптечку и – назад», – подумал он и тут же сообразил, что при таком развитии событий они вполне могли столкнуться в квартире или возле дома не с парочкой расслабившихся винцом в спокойной засаде драбантов, а с десятком-другим настороженных и готовых ко всему анархистов во главе с самой Анакондой. И тогда не помогли бы ни опыт, ни боевые качества ни Мишеля, ни Антона, а уж о сам себе, как бойце, Максим и вовсе был самого невысокого мнения.

– Ладно, сейчас наверстаем… – несуразно сказал пролетарий в продолжение своих мыслей.

Извлеченный из кармана спецовки синевато-серый прямоугольник аптечки размером побольше ладони и такой же плоский чуть засветился в темноте небольшим белесым экранчиком. Максим откинул с девушки одеяло, невольно прислушиваясь к её, казалось бы, исчезающему дыханию, и уверенно, будто бы привычно, но все-таки с внутренней душевной робостью и надеждой, приложил прибор к обнаженному бедру Таньки. Вот так – на практике, этим аппаратом он пользовался впервые в жизни, хотя и знал о нем давным-давно, не раз видел, держал в руках и даже слышал разные истории про фантастические последствия его применения чуть ли не до воскрешения из мертвых.

– И чего теперь-то? – спросила тетушка Мария, с жадным любопытством вглядываясь в мерцание экранчика.

– А – ждать будем, – чуть нервно ответил пролетарий. – Эта штучка сейчас наберет анализов, сравнит с эталоном, а потом – скажет, как лечить…

– Прям-таки и скажет человечьим голосом? – язвительно засомневалась старушка, у которой с души тоже слегка отлегло при виде пусть и несолидного по размерам, но явно не имеющегося у местных врачей аппарата.

– Ну, не скажет, а напишет, – поправился Максим. – Она и большую часть лечения проведет, только разве что хирургическое вмешательство нужно – этого она не делает, а лекарства всякие сама собой в организм вводит…

Повторяя слышанные от начальника сто восемнадцатой слова, пролетарий отчаянно, до прикушенной губы, до истовой веры в богов и их бесконечные силы, старался не выдать своего внутреннего трепета. Почему-то еще совсем недавно посторонняя, совсем малознакомая девчонка оказалась сейчас очень дорогой и близкой для Максима.

…Намучившийся с тяжеленными драбантами, в каждом по шесть пудов, не меньше, Антон подошел к входной двери, возле которой будто застыл неподвижно поверенный в делах, и подрагивающими руками прикурил сигаретку.

– Потом мы куда, думал? – поинтересовался романист.

– Максим – на базу, – легонько пожал плечами Мишель. – У него смена, пропускать нельзя. А мы… зависит от его девчонки.

– В каком смысле? – сразу не сообразил Антон.

– В каком она будет состоянии после лечения, – пояснил поверенный. – Сможет сама передвигаться, себя обиходить, так проводим её домой, где живет. Все-таки, аптечка эта – вещь не простая, сам понимаешь, вдруг – и поставит на ноги сразу, ну, а если нет…

– Сам понимаешь, что – нет, – ухмыльнулся Карев. – Небось, контузии видел не раз, да и побольше, чем я… тут никакая инопланетная техника не поможет, разве что – накачает стимуляторами, но, думаю, такое в ней не предусмотрено, это вещица не боевая, явно гражданского назначения, хотя, может быть, я и ошибаюсь…

– Всякое видел, и контузии потяжелее, и не только, – неожиданно послушно согласился Мишель. – А насчет аптечки, ты прав. Думаю, придется нам с тобой возле девчонки застрять, должны же хорошие люди помогать друг другу.

Антон задумался, подбирая слова, что бы сказать в ответ что-нибудь слегка язвительное и чуток юморное на счет «хороших людей» и «помощи друг другу», но в эту секунду мигнул, слабея, свет в кухне. И тут же, следом, погас экран телевизора в комнате тетушки Марии. Квартирка погрузилась в полный беспросветный мрак.

– Опа, – тихонько проговорил поверенный, включая фонарик, непонятно как оказавшийся в его руке и быстро, уверенно разбирая совсем недавно собственноручно возведенную и уже не нужную в полной темноте баррикаду у двери. – Кажется, с электричеством проблемы начались, как и положено, теперь бы нам тут не застрять совсем уж надолго…

Антон не успел спросить, что и почему положено, а Мишель уже выглянул за дверь, быстро, Тенью, пробежался вверх-вниз по лестничным маршам подъезда, присматриваясь и прислушиваясь к соседским квартирам. Но оттуда не доносилось привычных возмущенных голосов, может быть, потому, что большинство жильцов уже давно видели третьи сны или были в это время на работе, в ночной смене, а скорее из-за того, что все они отлично поняли причину отключения света и притихли в настороженном ожидании.

Вернувшись в квартиру, Мишель сразу же заглянул в комнату пролетария.

– Долго тут еще? – поинтересовался он.

– Не знаю, – отозвался Максим, склонившийся над экранчиком аптечки. – Тут такая абракадабра пошла, наверное, и нормальный врач не разберет… хотя кое-что понять можно…

Мишель подошел ближе и через плечо парня попытался вчитаться в довольно быстро бегущие мелкие строки. Уловил только: «…внутримышечно, три раза в день, через шесть-семь часов… полный покой… хорошее питание…», перевел взгляд на лицо девушки и неожиданно встретился с её открытыми глазами… Вернувшаяся из забытья Татьяна, кажется, плохо понимала, где и в какой компании находится, и даже не пыталась разобраться с этим.

– Как самочувствие? – стандартно спросил поверенный в делах, изображая на лице все равно невидимую в темноте улыбку.

– Уже – так себе, – попыталась в ответ улыбнуться Танька, но только скривилась в гримасе то ли боли, то ли непомерной усталости.

Из невидимой глазу щели из-под светящегося экранчика аптечки ночной бабочкой выпорхнул маленький листик, заполненный четкими, даже в темноте хорошо различимыми буквами… но Мишель все равно подсветил себе фонариком, перехватывая из рук юноши бумажку, на ощупь показавшуюся скорее неизвестным пластиком, задумался на секунду, вчитываясь…

– Максим, отсюда надо уходить поскорее, – снова обратился поверенный в делах к пролетарию. – Электричество выключили, и хорошо, если только в промрайоне… но, думаю, во всем городе, значит – пора…

– Вот так – спешно? и куда? – растерянно спросил Максим, прилаживая показавшую все, на что она способна, аптечку обратно, в карман спецовки. – Её же трогать нельзя пока… там с самого начала написано было… насчет транспортабельности… ограниченная она…

– Надо, чтобы наши труды даром не пропали, – жестко сказал поверенный. – Немного потревожить Таню придется. Можно было бы избежать этого, сам понимаешь, я бы не настаивал, но сейчас… Уходить будем, как показывают в кино, врассыпную… Тетушка Мария, вы найдете себе приют на время где-нибудь поблизости?

– Это… как это?.. – даже немного растерялась старушка. – Куда ж я из дома?.. да тут такое творится, а как же они…

Впрочем, кивок на Максима и Таньку был, скорее, символическим. Родственница пролетария, пока говорила совсем необязательные, пустые по сути своей слова, уже сообразила, куда и к кому она может напроситься в гости на неопределенное смутное время.

– Максим, тебе надо возвращаться в Промзону, – твердо потребовал поверенный, чем тоже вызвал неудовольствие и волнение пролетария. – Там тебя ждут, а здесь ты будешь только привлекать ненужное внимание… Антон, спустись на улицу, там, если влево от подъезда, у соседнего дома стоит машина, надеюсь, заправленная, сможешь завести и подогнать поближе?

Романист хмыкнул и растерянно пожал плечами. Машины он не угонял уже лет десять, а может и побольше, но вряд ли растерял навыки, но вот попытку вырваться из города на автомобиле оценил, как слабую.

– Ладно, подгоню, а потом? – спросил он у Мишеля.

– А потом – уедем отсюда, – в тон литератору отозвался поверенный, и Антон сообразил, что тот просто не хочет говорить о давно продуманной конечной точке их предполагаемого маршрута.

И вовсе не потому, что не доверяет старушке или пролетарию, но – исходя из золотого принципа: «не знающий не выдаст», да еще и привычного суеверия «загад не бывает богат».

– Пойдемте, тетушка Мария, – подхватив под руку старушку, Мишель направил её на выход из комнаты и попросил остающихся: – Ребята, вы тут поцелуйтесь, попрощайтесь, хоть и ненадолго, но все же… что-то мне кажется, на улице вам будет не до того… ладно?

Проводив взглядом сумрачные тени выходящих из комнаты, Максим склонился над девушкой и как-то неловко, будто первый раз, чмокнул её в щеку… и тут же ощутил у себя на шее маленькую неожиданно крепкую ладошку. Таня притянула к себе паренька и нешуточно впилась в его губы поцелуем…

– Ух, ты, – перевела она дыхание через полдесятка секунд. – А правда, что у нас, тут, вчера сама Ника была?.. или это у меня такие глюки от этого сотрясения?..

– Правда, – кивнул Максим, удивляясь и резкому, страстному поцелую и такому неожиданному повороту в мыслях девушки.

– А с ней еще этот… любовник её, писатель… как его… Карев! тоже был?.. – в темноте показалось, что у Таньки в глазах зажглись задорные, азартные огоньки, а ведь только что помирала, вот и не верь после этого в инопланетные медицинские достижения. – Что ж ты раньше не говорил, какие у тебя знакомые, Макс!?..

– Я и сам с ними только вчера познакомился, – пожал плечами пролетарий. – А с Антоном ты сейчас вместе поедешь…

– Хоть автограф у Ники взял? – даже не уточнив, куда и зачем она поедет, продолжала переживать свою непонятную встречу со знаменитостями Танька. – Или за сиську потрогал?.. ах, ну, дела… они тут, а я – вся такая, как из жопы достанная…

Максим, стараясь сделать это незаметно, фыркнул от смеха. Провинциальная девчонка, разукрашенная синяком в половину лица и едва не умершая от сильнейшей контузии так искренне, откровенно расстраивалась из-за своего внешнего вида…

– Ты… это… по дороге-то не шали, – стараясь говорить серьезно, попросил юноша подругу. – Тебе рано еще, надо отлежаться, да укольчики поделать, так просто всё не пройдет...

– Я – как мышка, – заверила его Танька. – А этот, Антон который, мужчина убойный, небось, бабы на него вешаются гроздьями… э! ну, нет, Макс, не подумай чего, я так, просто, без смысла…

– Ладно, – согласился с подругой парень. – Давай лучше пока оденемся… Возьми вот, штаны мои спортивные, в юбке-то несподручно тебе будет, да и жалко её, а штаны – старые…

Максим поднялся с постели, шагнул к шкафу, и это движение, да еще темнота комнаты скрыли от него убийственную гримаску на полусинем лице девушки. Она представила, как будет выглядеть в глазах знаменитого романиста в чужих, мужских, да еще старых полушароварах, и не смогла сдержаться. Впрочем, Таньке все-таки хватило сотрясенного ума, чтобы промолчать в этот момент…

…Пока Антон вспоминал свои юношеские навыки угонщика, слава богу, автомобиль был без премудрых, ставших недавно модными в столице противоугонных устройств, и почти с полным баком бензина, а молодежь миловалась на прощание в темной комнате Максима, Мишель с показавшейся необыкновенной легкостью вытащил из квартиры и сложил на площадке верхнего этажа тела драбантов, а тетушка Мария повздыхала над запачканными кровью полами:

– Это ж ведь сразу бы замыть надо, потом въестся – не отскоблишь… да как в темноте-то…

– Потом, когда оно будет – это потом, наверное, лучше полы в квартирке совсем поменять, – серьезно посоветовал поверенный. – Криминалистической экспертизы, конечно, никакой не будет, но – береженого бог бережет, да и на душе легче, без чужой крови в жоме…

Почти одновременно в квартиру вернулся Антон, уверенно кивнув в ответ на быстрый вопросительный взгляд Мишеля, и вышли из комнаты Максим и Таня. Девушка, накаченная стимуляторами из аптечки, выглядела бодро и все время старалась держаться к мужчинам левой, неповрежденной стороной лица, хотя в темноте, чуток рассеиваемой фонариком Мишеля, вряд ли бросался в глаза уже сильно побледневший синяк во всю щеку, но – женщины… они в любое время остаются женщинами.

Как-то удивительно дружно и организованно, без толчеи и нелепой суеты, они вышли из квартиры и, почти на ощупь спустившись на улицу, остановились у подъезда. Последними перед расставанием словами Мишеля были: «Соберемся здесь, когда всё закончится… если будет невозможно здесь, то – в гостинице, где мы остановились с Никой, если не получится и там – я сам разыщу вас…» Максим рванулся было еще разок обнять Татьяну, но остановился на полудвижении, кашлянул смущенно и первым исчез из виду, ссутулившись, будто прячась от очевидной опасности, ушел вдоль стены дома в темноту… тетушка Мария исчезла еще раньше, едва только выйдя из подъезда, не сказав никому ни слова о том, где же она собирается схорониться в это тревожное время. Но почему-то ни у Мишеля, ни у кого из остальных не возникло и малейшего сомнения по поводу безопасности старушки… 

Другие произведения автора:

Искажение. Цели и задачи

Перекресток. Часть вторая. Госпожа инспектор. гл.15

Чужая игра. Часть первая. 3