Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах): 1

Дэннер

Лес у нас бескрайний, загадочный и очень тёмный. Никто не забирался дальше Белой Черты, а это самая отдалённая от города точка. А кто забирался – тот уже не расскажет. Есть ещё, правда, мы – патруль. Наш отряд в числе прочих следит за порядком, а под ним подразумевается наиболее мирное сосуществование между городом и нечистью. Нет, никакого договора, как пишут в фантастических романах[I], никто не заключал. А может, он и есть, договор, только он негласный. Существуют они, и существуем мы, они на нас охотятся, мы – стараемся, как правило, им не попадаться. Все кроме секты фанатиков с Окраины из Храма, но эти не в счёт. Наша же задача следить за тем, чтобы нечисть не слишком наглела. Как правило, из карательных рейдов нас возвращается не в пример меньше, чем уходит, но с этим фактом давно смирились и привыкли. Знаю, кому-то это может показаться диковатым, но такова уж наша жизнь.

 Меня зовут Дэннер, и я командир патрульного отряда. Нас пятнадцать человек вместе со мной, и сегодня мы ловили оборотня. К слову, не поймали. Оборотень – самая сильная и коварная тварь, и проклятием заражает на раз: достанет и лёгкого укуса, чтобы тебя пристрелили свои же. На месте. Другими способами оборотни размножаться не могут, поэтому популяция их сильно сократилась, но они всё же, долгожители, и их это, вроде, не особенно беспокоит.

 Город у нас не очень большой: от реки и до Тракта, от окраины до окраины в длину – пара часов езды на лошади, и названия не имеет. Он просто Город. Нет смысла давать название, когда других городов нет.

 Кажется, все основные достопримечательности я перечислил, да их у нас не так уж и много. Ах, да, есть ещё бар. В нём работает Лидия, наша старая подруга и просто хороший человек. Дед у неё был вампиром, поговаривают, что Лидия при полной луне на людей кидается, но это всё, разумеется, чистейший бред – какой из Лидии вампир. У неё светлые волосы до плеч и голубые глаза. И пьёт она больше любого мужика, отсюда и слухи. Нас она частенько спасает психологически, да и немудрено, что нам всем необходима хоть какая-то разрядка. Многие пристрастились к алкоголю и лёгким наркотикам, да только это сурово карается. Рядовым гражданам можно. Нам – нет. Мы – патруль, и рука у нас должна быть твёрдая. Лидия нас жалеет и покрывает.

 А вообще, жизнь в городе не настолько уж и весёлая. Динамичная – да. Ночью на улицу не выходи, днём сумерки, ночью – так вообще непроглядная темень. Непонятно как же деревья растут… А впрочем, что мне за дело до деревьев.

 Есть ещё река. Река тянется параллельно западной окраине, и она очень-очень широкая, настолько широкая, что не видно дальнего берега. Моста через неё нет, а нечисти в её водах – невероятно обширный и разнообразный ассортимент. Разумеется, на тот берег ещё никто не плавал, а в ясную погоду мне иногда кажется, что я вижу острова вдалеке, в тумане. Фанатики считают, что это море, но какое же это море, если оно пресное и слева направо течёт.

 Вам, должно быть, интересно, почему я выбрал столь специфическую и опасную профессию. Отвечаю: а нипочему. Просто должен же кто-то это делать – так почему не я? Не спорю, иногда хочется тишины и спокойствия, да и просто надоедает, знаете ли, лазить под проливным дождём по кустам, выслеживая какую-нибудь очередную гадость. Однако я отдаю себе отчёт в том, что мысль эта, так или иначе, временами посещает всех – и патрульного, и плотника, и проститутку с проспекта. А потому нечего обращать на неё внимание, да и к тому же, мне хочется чувствовать себя полезным и нужным обществу, а профессия патрульного обеспечивает эти ощущения достаточно щедро, и иногда мне кажется, что чёрная моя форма – чуть ли не предмет гордости.

 Однако заболтался я про работу.

 Наверное, самые загадочные и интересные в нашем мире – Странники Тракта. Странники они не потому, что очень уж странные, а потому, что странствуют. Они ходят по Тракту, и иногда забредают в наш город, и тогда молча пьют в баре, продают какие-то вещи, а Лидия так же молча подносит им крепкую солёную самогонку. Дети крутятся вокруг и всё норовят расспросить, а они только загадочно улыбаются из-под широких шляп, и глаза у них удивительно мудрые и лучистые. Некоторые уходят за ними, теряются в тумане Тракта и больше не возвращаются. Все уверены, что они погибают, и, когда по весне приходят эти самые Странники, старательно запирают детей. А мы их затем по улицам отлавливаем, когда сбегают... А Странники ничего не рассказывают. И уходят так же молча, как и приходят.

 ...В тот весенний вечер всё началось с того, что один из Странников, откинув за спину дорожный плащ, лёгкой походкой вошёл в бар. Казалось бы, ничего необычного – мы тоскливо глушили водку после неудачи с оборотнем, Лидия болтала с кем-то за стойкой, а он просто вошёл. И всё бы ничего – обычный вечер обычного дня, да только в тот момент, когда он поглядел на меня, привычный мир, казалось, перевернулся вверх дном.

 Я его узнал. Клянусь, я его узнал.

 Лидия

 День как день, не плохой, но и не хороший. Обычный день, одним словом. Хотя, правду сказать, выручка достаточно велика: подразделение для особо опасных боевых задач – все у меня. На самом деле, если узнают о способах успокоения нервов, которыми они тут пользуются, им влетит по первое число. А мне ребят жалко, они дело полезное делают и устают сильно. Этот рейд был длинным и опасным, но он был необходим. Я знала, что Кондор, конечно же, расстроится, что командир отряда снова будет винить во всех подряд смертях только себя – это всё плохо, но вместе с тем, ребята подарили Городу спокойствие. Мы не знали, где пропадали они всё это время, и с кем сражались – так надо. Нам знать не полагается. Но не спрятать, не скрыть, как же они устали.

 О чём это я?.. Голова у меня раскалывается, как будто изнутри скребутся с десяток оборотней… но это неважно.  Улыбайся, Лидия, улыбайся. Если у тебя будет похоронная физиономия – будет плохо, настроение ведь, оно как холера передаётся.  Незачем расстраивать ребят ещё больше.

 Когда вошёл Странник, я болтала за стойкой с местным бортником. Он строил мне глазки и уговаривал разрешить проводить до дома, причём его, судя по всему, нимало не смущал тот факт, что этот самый «дом» находится прямо над нами, этажом выше. Я-то, в общем, не против, но вот его жена, наверное, не очень обрадуется, а мне её жалко, хорошая она… На Дэннера надеяться вряд ли приходится: ещё часок-другой и можно будет на нём джигу плясать, ухом не поведёт. Капитан явно решил уколдыриться в доску, а мне теперь думай, с кем скоротать ночь. Страшно одной… Я оглядела ещё раз посетителей бара и так и не обнаружила более или менее достойной кандидатуры. Сволочь рыжая, Селиванов.

 Странник вошёл тихо-тихо, они всегда так ходят. И взгляд у них какой-то нездешний. Очень странный взгляд,

 Он вошёл и сел за стойку, а я, кое-как отвязавшись от бортника, убежала на склад. Возвращаюсь, ставлю перед Странником чарку. И вдруг, вижу, командир отряда, Дэннер замер в полудвижении и смотрит на него странно так, будто бы узнал. Я насторожилась, но Селиванов быстро отвернулся. Померещилось что-нибудь, наверное. С кем не бывает.

И вдруг Странник метнул на него ответный косой быстрый взгляд.  Я только рот раскрыла.

 Эндра

Дом был большой, а пол грязный. А заплатили мне столько, что едва хватит на обед. Нет, даже на него, наверное, не хватит… точно. Впрочем, в сумке лежал ещё свёрток, вручённый мне напоследок. Свёрток пах льняным хлебом и мясом, а в руках я держала небольшую банку с рассольным сыром – чем смогли, заплатили. А в предыдущем доме, на соседней улице, кто-то добрый накинул на мои плечи потрёпанную штормовку. Я так поняла, деньги здесь не особенно в ходу.

Люди как-то странно смотрели на меня, будто опасались, или сочувствовали, но не говорили ни слова. Я знала, что меня считают нечистью. Сначала, вообще, заставляли серебро носить, потом, отстали, но не верят все равно. Ну, я же вижу, что не верят. И жалеют. Не выношу, когда меня жалеют…

 Я пересчитала монетки, подкинув их на ладони, и отворила дверь бара.

 В зале оказалось как-то неприятно много народу. Ага, это ж патрульный отряд. Никогда прежде с ними не встречалась. Командир у них суровый на вид, зато рыжий. Но мне бы не хотелось оказаться нечистью: уж больно у него строгий вид. Шутит, смеётся – а глаза при этом холодные, цепкие, будто в самую душу смотрят. Хоть и усыпляет бдительность открытой улыбкой, да только вижу: опасный это человек, и в бою с ним лучше не сталкиваться.

Впрочем, я и не собираюсь, мне-то зачем.

 Следующий колоритный посетитель: в уголку примостился Странник. Мне про них рассказывали. Они такие непонятные и молчат все время. Как это можно все время молчать – не понимаю. А ещё мне очень интересно, куда они уходят. Вот, попривыкну тут, может, пойду с ними. Интересно же чего там, дальше.

 Я огляделась в поисках свободного места. Вот, не везёт, так постоянно – все угловые столики были заняты, а прямо около стойки мне сидеть не хотелось. Поэтому я спросила травяного чая и устроилась стоя. Логика, правда – не хочешь сидеть у стойки, встань около неё.

 Лидия, хозяйка бара все пялилась на командира отряда, да на Странника. И вид у неё был какой-то потерянный.

 Я здесь недавно. Примерно, с неделю. И это, доложу я вам, не очень приятно. Тут у них все друг друга знают с рождения. И их родители друг друга знали всю жизнь. И деды. И прадеды… Впрочем, я увлеклась, кажется. Сперва меня, вообще, застрелить хотели. Теперь, вроде, не хотят… во всяком случае, за оружие уже не хватаются при виде меня. Может, привыкли. Но чую, остро чую: наблюдают за мной тайком. Вроде и ничего не говорят, никак не показывают – а чувствую на спине суровое, пристальное внимание. Особенно патрульные. А рыжий командир притворяется, что ему фиолетово, но это только притворство, уж я-то знаю.

Не хотелось привлекать к себе лишнее внимание.

 Дэннер

 Я бы многое мог сказать этому парню, ушедшему в туман два года назад и оставившему в городе маленького сына, но с каждой минутой все больше осознавал, что смысла в этих разговорах нет. Мне многое хотелось рассказать, о многом расспросить, но я просто смотрел на него и молчал. И он молчал. Просто потому, что теперь не можем мы с ним разговаривать. Он уже не он. Он – Странник. Не знаю, как это понятнее описать, но они – другие. Просто другие, и все тут.

 Я отвернулся. Сделалось как-то вдруг грустно и паршиво, будто случилось нечто противное. И одновременно с тем – волнующее, точно какое-то мрачное чудо. Да, я все ещё романтик и мечтатель. И ничего с этим поделать не могу. Вот, как хотите, а не могу. Не нравлюсь – так я вам и не навязывался.

 Ребята из моего отряда зашептались, заинтересованно косясь на человека, вернувшегося из тумана. Вообще-то, так у нас говорят о покойниках – ушёл в туман. Потому что никто не знает, что там, за туманом. И он для нас все равно, что умер. Оттуда не возвращаются.

 Я отвернулся и перехватил взгляд Лидии. В глазах бо-ольшой такой немой вопрос, и губы дрожат, а руки намертво вцепились в стойку от любопытства.

    — Дэннер! – шикнула она, наклоняясь ко мне. Чёрт, хоть бы вырез на кофте сделала поменьше, что ли... все же напоказ, честное слово. – Кто он? Ты его знаешь?

 Знаю, ага. Странник быстро поднял глаза, поймав мой взгляд, и скорчил рожу – «не выдавай меня!»

 Я равнодушно пожал плечами.

    — Кто их разберёт. Может, и знаю. Откуда, по-твоему, я могу его знать, кстати?

 Лидия выпрямилась, тряхнув головой. Не поверила.

    — Ты сегодня в ночную?

    — Нет.

    — Планы есть?

    — Целый мешок[II], – съязвил я, улыбнувшись ей, чтобы не очень обижалась за отказ, и разворачиваясь к выходу. А Лидия все равно обиделась. И ведь не объяснишь. Может у меня просто не быть настроения? Впрочем, горевать она будет недолго, найдёт себе ещё кого-нибудь. Все-таки, одинокая привлекательная женщина одинокой надолго не останется. В особенности если женщина эта – Лидия.

 Я вышел под дождь. Ветер хлещет, небо тёмное, одним словом, неуютно. Впрочем, оно всегда тёмное. Форменную кожаную косоворотку ветер не продувает, но все равно было тоскливо и неприятно. Хотелось просто человеческого тепла. Не пьянки с товарищами, не интрижек, и не чего-либо ещё из повседневных примитивных развлечений. Именно – тепла.

 А, к чёрту. Все равно не будет, зачем мечтать о несбыточном.

 Я дошёл до моста и остановился посередине. Под мостом проходит железная дорога, начинается она ниоткуда и ведёт, разумеется, в никуда. Просто выныривает из-под земли и через несколько метров туда же и ныряет. Поезда по ней, разумеется, не ходят, но рельсы чистенькие, будто их кто смазывает. Дорога обросла легендами, а фанатики рассказывают их особенно интересно. Правда, сегодня не было настроения идти к фанатикам. Они меня боятся. И хотят принести в жертву. Думают, что это из-за патрульных все наши проблемы, а если нечисть ублажать, она посговорчивее сделается. И что нечистью быть не так уж и плохо.

 Прогулка моя продолжилась на окраине. Здесь дорога делает излучину, выгибаясь наружу, и через низенький, довольно символический, заборчик, – от силы, по колено взрослому человеку, – прямо навстречу подступает чёрная шелестящая стена леса. Шагнёшь в сторону – схватят и разорвут. Это в городе нас нельзя трогать. А нечисти тоже кушать надо.

 Я протянул руку в темноту. Было в этом что-то азартное, будто играешь в рулетку с одним патроном в барабане – сожрут-не сожрут. Адреналин приятно возбуждает, да и просто весело. Патронов у меня – всего парочка, даже запасной магазин я благополучно расстрелял. Не отобьюсь. Два ножа в рукавах, да только толку от них, когда зацапают. Рука задрожала. Не от страха – страха не было, только это адреналиновое возбуждение. Кажется, я стал наркоманом.

 Поди, не стань – с такой-то работой.

 И вот тут-то это и случилось.

 Кто-то вскрикнул.

 Там, в темноте, за деревьями.

 Женщина.

 Я даже не раздумывал. Ни о количестве патронов, ни о времени суток. Я просто в мгновение перемахнул несчастный заборчик и, на ходу выхватывая пистолет, бросился на звук. В конце концов, это моя работа.

 Это, наверное, отработалось до полнейшего автоматизма – ни чувств, ни эмоций, ни мыслей. Кто-то зацепил за шею, кто-то завизжал, кто-то ухватил за ногу и получил сапогом по морде, кто-то разодрал рукав, кто-то половину волос выдрал. Я летел по лесу, огибая деревья не хуже любого зайца, раздавая шипованным кастетом зуботычины направо и налево. Лезли отовсюду, шипели, визжали, хохотали – ни метра свободного пространства. Сапоги скользили по влажной земле, кажется, я пару раз споткнулся, ну да это и неважно.

 А важно то, что произошло затем.

 Полянка открылась неожиданно. Маленькая, почти круглая, поросшая звёздочками. А на ней стояла, водя вокруг себя намотанной на какую-то палку полыхающей курткой, молоденькая девчонка в длинном белом платье. Босая, волосы, – длинные, в пояс, – растрёпаны, сама ничего не видит из-за этих волос, платье сбилось. Но сдаваться, похоже, не намерена. Умница, что догадалась куртку поджечь – нечисть огня боится. А у самой аура так и плещет паническим страхом и стальным, отчаянным упрямством. Ну, в этом я её понимаю.

    — Спокойно! – Я отмахнулся от импровизированного факела. – Свой я! Патруль...

 Патруль, ага. Патронов нет, в голове шумит полбутылки – хорош патруль. Я перепрыгнул какого-то упыря и, дотянувшись, ухватил девку за руку. Она вскрикнула, будто её уже грызут, но подчинилась. Смотрит на меня, дрожит. Глазищи серые и испуганные.

 Я дёрнул девчонку за руку, зашвыривая себе за спину, выхватил меч. Что ни говори, а с оружием ближнего боя будет тяжеловато. Но патронов нет. Она сообразила развернуться. Так мы и стояли: спина к спине посреди полянки, а нечисть радостно сжимала кольцо. Приятного мало. Долго не протянем – разорвут. А тут ещё девчонка задала самый уместный в подобной ситуации вопрос. Это я без сарказма. Честно!

    — У вас пистолет не заряжен?

 Я отмахнулся от метившей мне в сонную артерию твари с перепончатыми крыльями. Тварь свалилась. Съязвил в ответ:

    — У меня бастард заряжен! Прочно и надолго.

 Она тряхнула головой, отбрасывая волосы. Я почувствовал движение, а волосы хлестнули меня по плечу.

    — А костёр разжечь нельзя?

    — Из чего? Из звёздочек? И долго ты так продержишься? Уж, не до рассвета ли?

 Она охнула, резко махнув факелом в сторону прыгнувшей на неё твари, чем-то похожей на большую собаку. Чёрт, да я даже названий их всех не знаю. Их при всём желании не перечесть. Девчонка нервно обернулась.

    — И что ты предлагаешь?

    — Бежать отсюда, вот что! – рявкнул я, дёргая её за руку и срываясь с места. Я вертел «мельницу», но «мельницу» на бегу сквозь деревья вертеть тяжело, и вертел я первые метров сто, не более. Бастард с шумом и треском срезал ветки, сносил лапы и головы. Девчонка задыхалась, пару раз упала, но я не останавливался, и пришлось ей вскочить. Бежим через лес, а в голове только одна мысль – «скорее-скорее-скорее». Казалось, целая вечность прошла, когда деревья расступились и впереди жёлтой тусклой звёздочкой вспыхнул фонарь. Мы перемахнули забор, пронеслись по инерции ещё несколько метров и – свалились на асфальт. Она хрипела, задыхалась и цеплялась за бок. Я тоже никак не мог отдышаться. Меч звякнул об асфальт, а я только тут обнаружил, что из раны на шее капает. Провёл ладонью, чертыхнулся. Вытер руку о штаны.

    — Ой! – она даже привстала. – У тебя кровь идёт...

 Я отмахнулся.

    — Значит, живой. Ты чего хрипишь?

    — Бежала... давайте я вас перевяжу.

    — Чем?

    — Чем-нибудь! У тебя же рана... – сбиваясь с «ты» на «вы», заладила она. Я не к месту подумал, что девка-то очаровательная. И чего она забыла в лесу?..

    — Слушай. – Я перехватил её руку на собственной шее. – Нам с тобой сейчас в любом случае детектор грызть. Давай-ка подождём с этим до дома, идёт?

    — К-какой такой детектор? – прохрипела она. – Зачем грызть?

 Я вздохнул.

    — Ну, это я образно. Он же по составу слюны определяет, есть ли эта зараза у тебя в организме.

    — Зараза?..

    — Ну, да. На случай, если тебя зацепили. Ясно? Да что с тобой?

    — Ясно, – кивнула она и – свалилась в обморок. Перенервничала, бедная. Я бы сам на её месте испугался.

 Я подхватил её на руки – хрупкая, мягкая, как котёнок. И платье белое открытое, сама бледная, белее своего платья, а волосы пахнут корицей и травами, и аура у неё такая тёплая и ласковая, что согревает. Жалко её. В больницу, пожалуй, не потащу, в участок тоже – не говорить же, что я её в лесу нашёл. Ничего, у меня поживёт немного, а там посмотрим.