Агент Преисподней. Часть первая. Симон. III

III

       «Интересно, почему мы еще здесь, а не оправдываемся перед бесом за непредвиденные обстоятельства? Впрочем, разговаривать с нами бес и не будет, швырнет куда-нибудь в яму с тараканами – это девчонку, а меня уж точно приспособит к каким-нибудь палачам, висельников за ноги придерживать, чтоб не дергались», – меланхолично думал Симон, старательно сдерживая себя, чтобы не выбросить из-за руля автомобиля терзающего злосчастную технику бравого рыжего паренька. Машину Нулик одолжил у кого-то из соседей, видимо, настолько же безумного и не ценящего свои вещи человека, как и сам теперешний терзатель автомобиля. Пока Зое и Симону помогало не вернуться на тот Свет слабое утреннее движение на широком проспекте, связанное скорее с особым положение «прифронтового» города, чем со временем поездки, да удивительная предусмотрительность окружающих автомобилистов, которые, приметив яркую шевелюру Нулика не просто в салоне, а за рулем, шарахались в сторону, как черт от ладана.

      – Ты псих! – откровенно высказалась Зоя, глядя, с каким воодушевлением гений-одиночка крутит «баранку», как яростно давит на тормоз и газ, иной раз, абсолютно невпопад, и просто с детским упоением нажимает на кнопку клаксона, оповещая окружающих о своих чудных маневрах.

      Наверное, если бы Симон и Зоя знали, что их гостеприимный хозяин ведет машину то ли в четвертый, то ли в пятый раз в жизни, они не были бы так критично настроены, но скромный от природы рыжий мальчишка предпочитал не делиться такого рода маленькими секретами с окружающими. Впрочем, минут через пятнадцать гости приноровились к странной манере нестандартного вождения, демонстрируемой Нуликом, лишь изредка вздрагивая и поругиваясь, чем занималась, в основном, Зоя, когда ситуация на дороге, на их взгляд, становилась совсем уж критичной.

      …– Ну, вот, а вы все орали, как потерпевшие, – гордо заявил рыжий гений, останавливая машину в совершенно неположенном месте, но так, чтобы отсюда, прямо с дороги, были видны широкие и высокие кованые ворота кладбищенского входа, выкрашенные черной, блестящей на осеннем солнышке, эмалью. Ворота были заперты на массивный висячий замок, открываемый, видимо, по большим церковным праздникам или по прибытии очередной похоронной процессии, но рядышком с ними находилась распахнутая настежь невысокая, скромная калиточка в добротной, капитальной, кладбищенской ограде.

      Удачно доставивший своих незваных гостей до места, Нулик первым выскочил из машины, одновременно приглаживая свою взлохмаченную шевелюру, шаря по карманам в поисках сигарет и пытаясь с каким-то особым, одному ему понятным шиком захлопнуть дверцу автомобиля. Следом за рыжим вышли из автомобиля и сразу же, молча, направились на скорбную территорию Зоя и Симон. Пройдя калиточку, они остановились сразу же за оградой в легком недоумении и растерянности.

      – А ты знаешь, где её искать? – задумчиво спросил Нулик, почесывая в затылке – на могиле Зои он никогда не бывал.

      – Кого это – её?.. – сразу не сообразила девушка, но оборвала сама себя на полуслове, неожиданно ощутив странный слабый зов, струящийся откуда-то из глубины кладбища, и с каждым мгновением становящийся все более внятным и определенным.

      – Кого-кого… могилку свою… – уже полушепотом пробурчал рыжий парнишка, мгновенно заметивший, как насторожилась его гостья.

      Лишь Симон, ожидавший чего-то подобного, спокойно наблюдал, как улавливает потусторонние потоки мертвой энергии Зоя, как постепенно понимает, куда и зачем надо идти, чтобы добраться до точки исхода этой энергии – такой неожиданно знакомой и близкой.

      – Пошли, – коротко скомандовала девушка, первой направляясь влево, на узкую кладбищенскую аллею.

      Пустынное ранним утром, ярко освещенное чуть теплым осенним солнцем, заполненное оживленным птичьим щебетанием, шелестом опадающей листвы и странной, не городской тишиной, кладбище, наверное, не могло произвести гнетущего, тяжелого впечатления на странных посетителей, если бы не одно «но»…

      …огражденная типовой, сваренной умельцами, видимо, прямо здесь, в местной мастерской при кладбище, металлическая оградка, окрашенная два года назад черной эмалью и с тех пор не подновлявшаяся, прикрывала собой скромный, чуть поплывший от снега и дождей холмик. В изголовье чуть покосилась, поплыла вместе с землей скромная небольшая плита из мраморной крошки. Сквозь осевшую на поверхности пыль и грязь с некоторым напряжением в глазах читались под овальной фотографией на керамике бывшие когда-то золотистыми, поблекшие буквы… фамилия, имя, даты рождения и смерти…

      Зоя внимательно, сосредоточенно и вдумчиво вгляделась в собственную, прижизненную, такую веселую и улыбчивую фотографию, вздохнула, как бы, незаметно, подумала, осуждающе: «Никогда бы эту фотку к себе на могилу не поставила…», оглянулась на своих спутников, молчаливо стоящих в полушаге за спиной.

      – И правда, – с легким вздохом отметил Нулик, успевший чуток придти в себя после первого взгляда на могильную плиту. – А я-то все время думал, что – разыгрываете… а как же так?..

      – Так бывает, – снисходительно успокоил его Симон. – Вот только не думай про всякие там аферы с липовыми похоронами, происками спецслужб и инопланетных пришельцев. Такое только в кино бывает, ну, еще в романчиках дешевых с пестрыми обложками. Просто – умер человек, похоронили, вот и могилка его…

      – А что в могилке-то? – не послушался мудрого совета рыжий. – Пустой гроб? Или, вообще, ничего? просто холмик за оградой?

      – Хочешь проверить? – пожал плечами мужчина, даже таким простым жестом ухитрившись изобразить легкую насмешку. – Только ведь на эксгумацию много разрешений всяких оформлять надо, хотя… ты же человек приближенный, тебе проще, но вот начинать такой прекрасный солнечный и красивый денек со вскрытия чужой могилы, мне кажется, не самое лучшее времяпрепровождение…

      …прошло какое-то время в молчании, кажется, минута, ну, не больше двух… на самом деле, отличные швейцарские часы на запястье Нулика, наверное, единственная приличная вещь по существу и по внешнему виду, принадлежащая рыжему растрепанному гению, не ценящему мирские блага, отсчитали чуть больше часа… вот так…

      – А ты знаешь? – спросила Зоя своего напарника, уставившись на него пустынными, но уже с небольшими проблесками реанимирования сознания, глазами.

      Лишь благодаря собственному опыту неоднократного общения с теми, кто возвращался в грешный мир из Преисподней, Симон догадался, о чем спрашивает Зоя. Да, он знал не только теоретически, что находится там, в паре метров под землей, в полусгнившем простеньком гробу…

      – Там твое тело, изрядно подпортившееся за два года, – жестоко, будто обливая ледяной водой, ответил он напарнице. – Смотреть не советую, зрелище не эстетичное, да и к чему это тебе?..

      – Да, – послушно кивнула Зоя, кажется, окончательно приходя в себя. – Ты прав.

      Она огляделась по сторонам, будто бы убеждаясь в очередной раз, что вокруг нее грешный мир живых, что с неба светит солнышко, что шелестят пожухлой осенней листвой многочисленные рябинки и вербы, высаженные на могилках заботливыми родственниками усопших, что попискивают птички, а где-то далеко-далеко, но все равно – совсем рядом – раздается несмолкаемый живой гул большого города.

      – Визит на собственную могилку считаю оконченным, пошли!

      Зоя резко развернулась и энергично, широкими злыми шагами пошла прочь от побитой дождем и выжженной солнцем каменной плиты с золотистыми буквами и цифрами, подпорченной непогодой оградки и маленького, невзрачного холмика за ней…

      – А как же так бывает? – воспользовавшись моментом, спросил у Симона ошеломленный не меньше, чем прошедшей ночью, Нулик. – Это что же происходит?

      – Не бери близко к сердцу, – посоветовал агент Преисподней. – Такое сразу не поймешь, это – прочувствовать надо. Метафизика, однако, это тебе не базы данных для полиции расписывать.

      Уже неподалеку от выхода, у маленького кирпичного домика кладбищенской администрации, Зоя неожиданно притормозила свое стремительное движение, обернулась к Симону и попросила:

      – Дай денег…

      – Я лучше сам, – в который уже раз, понял её мысли напарник и пояснил: – Ты думаешь, там некому будет сравнить живое лицо с надгробной фотографией? Кладбищенские работники, обыкновенно, памятливые. И зачем нужны лишние разговоры и пересуды о близнецах, которых не было… или, хуже того, о воскресающих покойницах?

      – Да, ты прав, – согласилась девушка. – Так будет лучше.

      – Идите пока к машине, – попросил Симон. – Я вас догоню…

      И он верно всё рассчитал, успев договориться о текущей и будущей приборке могилки лет на пять вперед всего лишь за пару крупных купюр из выданной на том Свете толстенькой банковской упаковки. И купюры эти отбили всяческое желание местного персонала интересоваться такой заботливой личностью: брат ли, сват, родитель или неутешный любовник – главное, что платит наличными и на годы вперед.

      Притихший – даже спутавшиеся от ветра кудри, кажется, улеглись на голове поспокойнее, ровнее – задумавшийся над финальными словами Симона, обращенными к нему, Нулик на удивление аккуратно вырулил автомобильчик с импровизированной стоянки на середину проезжей части и поинтересовался, как бы, невзначай:

      – А теперь-то – куда?

      – Вот такие они, мужчины, – съязвила окончательно вернувшаяся в себя Зоя. – Пообещал и – тут же забыл.

      – А что я тебе обещал? – удивился рыжий парнишка. – Жениться – уж точно не обещал.

      – По-твоему, замуж выскочить – самое главное для такой девушки, как я? Интересно, как ты с такой памятью и соображалкой еще чего-то делаешь на своих компах? – продолжила дружеское издевательство посланница Преисподней. – И двух часов не прошло, как пообещал для брата узнать про наших, местных сатанистов, и уже обо всем напрочь забыл…

      «На кладбище с тобой сходил – вот и забыл, – подумал Нулик чуть раздраженно. – Да тут и Джонни-мнемоник обо всем забудет, ежели с живой покойницей возле её могилки постоять…» Но ответил он совсем по-другому:

      – Ах, ты это… Так это же просто, вот потому и забыл, тут думать не надо… это когда наоборот – думать надо, я только и делаю, что мозгами шевелю…

      Автомобиль, не торопясь, катился по совершенно пустынной, будто вымершей, улице на выезд из города, и рыжий горе-водитель присматривался, где можно с наименьшим ущербом для техники и окружающей среды развернуться. Оживившаяся, вернее, в очередной раз, теперь уже после посещения кладбища, почувствовавшая себя живой и находящейся среди грешных людей, Зоя спросила лукаво, при этом старательно разглядывая заоконный пейзажик:

      – Братик, а ты не хочешь меня приодеть? Все-таки, один свитерок – это очень мало для гардероба порядочной девушки…

      – Желаете бальное платье и хрустальные туфельки? – с легкой насмешкой уточнил Симон, однако, на душе у него заскребли невидимые, черные, как безлунная ночь, кошки – девушка повела себя именно так, как ожидалось, и в этом было мало хорошего, ведь после одежды последует спиртное, возможно, наркотики, загул на пару-тройку дней… время, отведенное бесом на акцию не предусматривало предварительной «разгрузки» психики воплощенной грешницы.

      – А что? – хитренько подмигнула Зоя. – Можно и бальное… я вовсе не против в полной мере ощутить себя живой…

      …несмотря на особое положение и военные патрули, частенько встречающиеся на улицах, в городке было, где разгуляться задумавшей принарядиться молодой девушке, во всяком случае, Зоя еще по старой, прижизненной, памяти знала огромное количество таких мест. Поэтому, загруженные свертками, коробками, коробочками и полиэтиленовыми сумками всех размеров и фасонов, они вернулись в квартирку Нулика лишь через четыре часа. Впрочем, ради справедливости надо отметить, что последний час своих городских похождений они потратили на великолепный, сытный и опьяняющий своим живым вкусом обед в отличном ресторане, открытом, как сообщил гостеприимный рыжий парнишка, совсем недавно и не успевший испортиться, избаловаться потоком постоянных, привычных посетителей. Правда, самого обладателя буйных рыжих кудрей поначалу пускать в это заведение не хотели, справедливо возмутившись видом его замызганной «ковбойки», тренировочных штанов и камуфляжной, безразмерной жилетки, но Симон, особенно остро ощущающий после кладбища свою ответственность за порученное в Преисподней дело, довольно быстро уломал и швейцара и метрдотеля, поделившись с ними казенными командировочными суммами.

      Сразу же по прибытии домой вспомнивший о своем утреннем обещании, Нулик уселся за продолжавший светиться блеклым сине-зеленым светом все время их отсутствия монитор компьютера, старательно шаря курсором по неведомым никому, кроме него, хитрым окошкам с паролями доступа в местные полицейские базы данных. Зоя, не обращая на рыжего хозяина дома никакого внимания, тут же начала примерять обновки, разбрасывая нижнее белье, блузки, платья, халатики и прочие, нужные и не очень, приобретения по всей комнате, и изредка выбегая для показа обновок на кухню, в которой устроился Симон. А тот, разглядывая и оценивая мимикой лица, жестами рук, в конце концов, просто словами кружевные лифчики, узкие, в обтяжку, будто вторая кожа, брючки, вечерние платья с обнаженной спиной и разрезами до середины бедер, ощущал себя на каком-то ущербном, андеграундном показе мод – среди по-холостяцки загаженной кухоньки Нулика, да еще с единственной манекенщицей-дюймовочкой в главной роли – со своими ста шестьюдесятью сантиметрами роста Зоя на королеву подиума никак не тянула.

      Когда девушка в очередной раз зарылась среди вещей в комнате, раздумывая, чем бы таким соблазнить больше похожего на Каменного Гостя, чем на мужчину из Преисподней, Симона, тот прислонился затылком к гладкой, прохладной стенке холодильника, единственной серьезной и солидной вещи в доме приютившего их объекта акции, ну, если, конечно, не считать вычислительную технику. Полуприкрыв глаза, благо, черные очки скрывали это от окружающих, Симон, неожиданно для самого себя, впал в странное состояние полудремы, полубодрствования, в котором видел и слышал всё, что происходило вокруг него, мог даже как-то связно, пусть и не очень естественно и быстро реагировать на происходящее, даже отвечать на вопросы, но в то же время будто пребывал в ином, неизвестном, непонятном, но почему-то привычном и знакомом где-то на подсознательном уровне мире.

        Он ощущал всем своим существом и видел, как медленно, но уверенно и неотвратимо подымается из океанских глубин боевая подводная лодка, он был одновременно и внутри, и вне её, походя рассматривал в панике уходящих в разные стороны от чернеющего корпуса субмарины рыб, и слышал проходящие через центральный пост четкие, внятные и однозначные команды. 

      Он совершенно спокойно, не напрягаясь, приметил, как в квартирку Нулика, по-свойски, как положено старым знакомцам, вошли двое парней лет по двадцать, крепких, сильных, веселых и уже с порога – слегка возбужденных, одетых в простенькие спортивные брюки и просторные куртки с сине-красными полосами вдоль рукавов. С ними была худенькая, совсем молоденькая блондиночка со спутанными, небрежно расчесанными жидкими волосами, она проскользнула блеклой тенью, и Симон не успел приметить подробности её одежды, разве что – коротенькая юбочка мелькнула узким подолом и исчезла в комнатке.

        Подводная лодка, остановившись на нужной ей глубине, замерла, притихла, продолжая внутри жить в бешеном, сумасшедшем ритме, пропуская через центральный пост и другие боевые отсеки десятки, сотни команд… и минуло совсем немного времени, как над свинцовой, серой, чуть взволнованной поверхностью океана вздыбился, встал рукотворный фонтан соленой воды, взлетающей вслед за узким, хищным и стремительным телом ракеты, выброшенной из неведомых глубин силой людского разума. И не успела еще ледяная северная вода опасть, возвращаясь к поверхности океана, а ракета окуталась сизо-серым дымом, сквозь который вырвался усмиренный человеческой волей и мыслью огонь. На доли секунды остановившись, будто зависнув на огненном своем хвосте, боевая ракета рывком словно прыгнула в хмурое, ненастное небо. 

      В комнате весело переговаривалась Зоя с пришедшими мальчишками, кажется, вполне открыто, без комплексов, по-простому, как сейчас принято у молодежи, договариваясь о чем-то очень интимном и совершенно конкретном А на кухне появилась блондиночка, сменившая короткую юбочку,модную ветровку и то, что под ней было, на растянутую, линялую футболку, размера на два больше нужного, но все равно едва прикрывающую безволосый бледный лобок девчушки.

        В это мгновение Симон оказался в самом эпицентре ракетного старта, в серо-сизой, плотной, вихрящейся мути взвешенных в воздухе частиц сгоревшего и недогоревшего реактивного топлива, непонятных газов, взбаламученного холодного воздуха.   И откуда-то, из непостижимой глубины мрачной бездны, он услышал требовательный голос, больше похожий на отдаленный рык, пришедший прямо в мозг, минуя уши: «Монета!»

      Чуть шевельнувшись, двумя пальцами агент судорожно сжал в жилетном карманчике выданный еще в Преисподней крупный золотой диск…   ракета, оставив позади грохот и бурю взбаламученного пространства, прорывалась сквозь тусклые, полные ледяной влажности, плотные, будто налитые свинцом, тяжелые облака…   Зоя, задорно похохатывая, откровенно лапая за попку и подталкивая, провела одного из мальчишек трехшаговым коридорчиком в ванную…

      «Не та, – раздраженно, как учитель бестоковому ученику, сказал голос в голове Симона. – Не та монета…» И агент с неимоверным усилием, будто отдирая прилипшие, приклеившиеся к металлу пальцы, отпустил тяжелый диск, чтобы через секунду нащупать другой…

      – Ну, вот, сразу бы так…

      Перед Симоном – неизвестно в каком Отражении, но явно невидимый для местной публики – стоял, слегка покачиваясь с пятки на носок и обратно, невысокий плотненький мужчина с явно выраженным брюшком, одетый в старинный длиннополый сюртук, яркий, пестрый жилет под ним, белоснежную сорочку и пышный, бантом, вишневого цвета галстук.

      – Докладывай, – буркнул недовольно Тарель, уставившись взглядом куда-то пониже подбородка Симона.

      – О чем? – невольно пожал плечами агент. – Прибыли нормально, на объект вышли сразу же, сейчас продолжаем разработку…

      – Проблемы, претензии? – коротко уточнил бес-куратор.

      – Куча, – отозвался Симон, принимая деловитую краткость общения ответственного за местное Отражение представителя Преисподней.

      – Излагай, – милостиво кивнул Тарель.

      – Нас никто не предупредил о местной обстановке, – не стал скрывать своего недовольства агент.

      – Ерунда, – отмахнулся бес. – Здесь это день через день, то введут, то отменят, народ привык и не обращает внимания.

      – В этот раз город стал фактически прифронтовым, – резонно возразил Симон. – Как бы не вышло серьезных затруднений при изъятии объекта из местной обстановки.

      – Потому и срок сокращен до минимума, – туманно пояснил Тарель. – Надо успеть.

      – К тому же объект оказался связан со спецслужбами, да и эдемские за ним приглядывают, как мне показалось, – продолжил Симон, уже предчувствуя ответ куратора.

      – Никакой связи, тем более – со спецслужбами, – самоуверенно заявил Тарель. – Этот мелкий грешник просто выполнял для полиции небольшую работу, по своему, заметь, профилю. Отношения: заказчик – исполнитель, только и всего. А вот эдемские, думаю, приглядывают не столько за ним, сколько за вами. Так всегда было.

      Из ванной, в сопровождении юноши вышла Зоя. Из одежды на ней остались изящные, совсем недавно приобретенные модные туфельки на высоченной шпильке, черные чулочки и поясок для них, на плечи было накинуто маленькое полотенце, второе же, побольше размером, опоясывало бедра мальчишки. «Откуда это взялось столько полотенец у бесхозяйственного Нулика? – подумала, наверное, уже третья ипостась Симона. – Не иначе, как благодарные гости забывали, вот и скопилось для будущих пользователей…»

        Ракета, продолжая свое плавное, неотвратимое движение сквозь упругое сопротивление воздуха, резко, будто скачком, вырвалась из налитых свинцом, влажных и холодных облаков, блеснула тусклым, серовато-стальным боком в лучах солнца и начала быстро-быстро вываливаться все выше и выше, в вечную темноту безвоздушного пространства, туда, где горели миллионолетним огнем величественные и равнодушные звезды, и где ничто не могло помешать её стремительному, смертоносному движению. 

      – Что будешь делать дальше? – нетерпеливо спросил куратор, легким движением глаз обратив свое внимание на нечто невидимое агенту.

      – Выйду на сектантов, – ответил Симон. – Попробуем действовать через них.

      – Конкретные пожелания есть? – теперь стало откровенно заметно, что Тарель куда-то торопится.

      – Есть конкретные, – сдержанно кивнул агент. – Придержать другие группы, чтобы не помешали в неподходящий момент. Думаю, от нас сейчас будет больше пользы.

      – Все еще считаешь вас парой? – еле заметно усмехнулся бес. – Её работа окончена, пусть развлекается и грешит.

        Безропотно подчиняясь законам баллистики, из бездонной черноты космоса ракета вернулась в атмосферу, но теперь перед ней не было облаков, внизу расстилалась освещенная утренним солнцем слегка всхолмленная равнина, подпираемая откуда-то с запада ласковыми и теплыми океанскими водами. Буровато-зеленый, с желтизной и редкими бордовыми вкраплениями, яркий и четкий, будто нарисованный, пейзаж рассекали ровные серые линии автомобильных трасс, блестели под солнцем нити уходящих в бесконечность рельсов, а почти в центре этой картинки, стремительно вырастая в размерах, играли всеми цветами радуги большие и маленькие параллелепипеды домов из стекла и бетона. Ракета сверила увиденное с заложенной перед стартом в её электронный мозг картой и, подрабатывая коррекционными двигателями, совсем чуть-чуть повела носом, точнее прицеливаясь на город… 

      – Время не ждет, – сказал Тарель.

      Из комнаты раздосадованный, взлохмаченный еще больше обычного, на ходу кое-как застегивая рубашку и подтягивая окончательно свалившиеся едва ли не до колен штаны, выбежал Нулик, что-то неразборчивое, эмоциональное и отчаянное выкрикнул, махнул рукой и, шустро-шустро обуваясь, требовательно, хоть и без малейшей надежды на исполнение, проворчал через плечо оставшимся в комнатке гостям: «Не расходитесь там до упаду, я скоро…» Рыжий парнишка, сорвав с вешалки неизвестно, как там оказавшийся, чей-то явно чужой вельветовый пиджак и почти утонув в нем, глухо хлопнул дверью.

        Белое, пронзительное сияние… 

      Симон устало поднял веки.

      – Здрасте, с пробужденьицем, – буркнула, зыркнув на него большущими, как у куклы, ярко-синими глазищами, девчонка. – Будешь пить?

      Черные кругляшки очков смешно и нелепо сползли едва ли не на самый кончик носа мужчины, позволяя неведомой пока гостье увидеть чуть воспаленные, красноватые веки глубоко посаженных, бесцветно-серых, водянистых глаз Симона.

      Девчонка сидела у самого входа на кухню, на табуретке, прислонившись спиной к стене и подтянув колено левой ноги к собственному подбородку так, что край футболки сбился где-то на талии, ноги, показавшиеся сперва худыми и блеклыми, были у нее крепкими, стройными.

      – Я тут одна сижу, как алкоголичка, – лениво пожаловалась девица. – Выпить хочется – аж жуть… ты – натурально спишь, прямо сидя, а эти, там… им бы только попихать в кого своими стручками…

      На столе возвышалась купленная по дороге с кладбища, но так еще и не початая, большая бутылка хорошего коньяка, рядом с девицей сиротливо стоял простой граненый стакан.

      – Давай, выпьем, – безоговорочно согласился Симон, в голове которого все еще продолжали гудеть ракетные двигатели, и звучали эхом отголоски заключительных слов Тареля.

      Мужчина, поправляя очки, привстал, рассеянно оглянулся в поисках посуды и, как бы невзначай, поинтересовался:

      – Тебя как зовут-то?

      – Меня не зовут, я сама прихожу, – ответила старой шуткой девица и засмеялась, похоже,  над собственным остроумием. – Ребята прозвали Машкой, но, вообще-то, я Марина…

      – Очень хорошо, Марина, – ответил агент, наконец, разыскав среди грязной посуды хрустальный, лишь чудом или попущением высших сил существующий в этом доме в единственном экземпляре, бокал. – Я – Симон, только так – строго и без всяких фамильярностей, ладно?

      – Ладно, Симон, – согласилась Маринка, будто подгоняя голодным взглядом неторопливо споласкивающего под струей воды бокал агента Преисподней. – А ты – хороший мужик, Симон, не озабоченный…

      – А зачем мне непременно быть озабоченным? – наконец-то, решил вопрос с посудой и вернулся к столу мужчина.

      – А кто вас, мужиков, знает, – откровенно призналась Маринка, протягивая свой стакан под горлышко открытой Симоном бутылки. – Ты лей до конца, не бойся, я в осадок редко выпадаю…

      – Да я тебе не муж и не брат, следить, чтобы не напилась, – усмехнулся агент.

      Девчонка искренне засмеялась, похоже было, что появление собутыльника изрядно подняло ей настроение, она отсалютовала стаканом, едва ли не под риску наполненным янтарным, вкусно пахнущим напитком, и без задержек на тосты и прочие церемонии сделала солидный глоток, не только не поморщившись, а, кажется, даже прикрыв на пару секунд свои огромные глазищи от удовольствия. Симон, безо всякой потусторонней магии и прочих хитроумных штучек, едва ли не физиологически ощутил, как приличная доза чудесного коньяка скользнула по пищеводу девушки, оставляя во рту замечательное послевкусие, как задержалось тугим, огненным комком в желудке и тут же, без остановки, начала подыматься, будоража на ходу кровь, к голове… все это было отчетливо – черным по белому – написано на симпатичном, юном лице Маринки.

      – Зойка про тебя говорила, что ты – её брат, старший, при чем, а сегодня замотался с утра очень, устал, вот и сидишь на кухне, отдыхаешь, как умеешь, – сказала девчушка, окончательно пересмаковав коньяк всеми органами чувств, включая, кажется, шестое. – Так что, ты брат или она, как все мы, бабы, врет и не краснеет?

      – На текущий момент, в самом деле – брат, – согласился Симон, скромно, как бы, неторопливо, но с огромной внутренней жадностью, прихлебывая в самом деле очень достойный напиток, прав он оказался в магазинчике, когда не погнался за ценой, проигнорировал назойливое требование напарницы: «Самый дорогой бери…»

      Как-то незаметно, легко и совершенно безболезненно, с первых же глотков коньяк вычистил голову агента от затухающего гула реактивных двигателей, от звуков плещущейся воды на поверхности хмурого океана, от бесконечного безмолвия равнодушных звезд, от заключительных слов исчезающего беса.

      – Ты поэтому с ними в комнату и не пошел? – оживившись, заинтересованно начала перебирать варианты Маринка. – Тебе с сестрой нельзя, это же инцест… смертный грех или как там считается? или все-таки можно, но чтобы без детей? Так сейчас никто залететь не хочет, думаешь, я детей хочу?.. так, кувыркаюсь для за ради удовольствия, если человек, конечно, приятный.

      Она снова засмеялась, прихлебнула коньяку, поискала что-то глазами на столе и спросила собеседника:

      – А сигаретки у тебя не найдется?

      Симон молча вытащил пачку крепковатых для юной девушки сигарет и разовую, но достаточно изящную зажигалку, и просто положил все это на столешницу, двинув в сторону Маринки. Пока та самостоятельно прикуривала, совсем не обидевшись на такое вопиющее нарушение этикета, мужчина почему-то лихорадочно пытался вспомнить – предусматривается ли в Преисподней отдельное наказание за инцест? Конечно, никаких регламентирующих документов грешным душам никогда и никто из бесов, а тем более бесенят, не показывал и даже не ссылался на них, но заведенные испокон века порядки на том Свете были чрезвычайно строгими, и развратников, к примеру, никогда не смешивали с убийцами или обжорами. Но сейчас, как ни напрягался Симон, он не мог припомнить ничего конкретного, видимо, интимная связь братьев и сестер, а также родителей с детьми и прочих близко кровных родственников шла «десятой» строчкой в списке прегрешений, и была, как бы, вспомогательной, на приговор особо не влияющей, но учитываемой.

      Впрочем, если совсем уж углубиться в дебри, то можно было бы вспомнить и обязательный брак с сестрами египетских фараонов, и почти тысячелетние близкородственные браки «внутри домов» европейских феодалов.

      Прерывая не такие уж важные и нужные ему самому размышления напарника, на пороге кухни, неслышно, как привидение, появилась Зоя, с мутноватыми, все еще переживающими выпавшие на её долю удовольствия глазами, взлохмаченными короткими волосами и плавными, чуть нетвердыми жестами. Она бесцеремонно, будто и не заметив этого, выхватила из рук Маринки стакан, изрядно хлебнула коньяку и, резко выдохнув после выпитого, сказала с легким разочарованием:

      – Зря ты, Симон, тут отсиделся… я такого кайфа давно не помню… с тех самых пор…

      Впрочем, не до конца погашенное плотскими удовольствиями чувство осторожности не позволило ей закончить фразу и выговорить, с каких именно времен она не помнит такого наслаждения.

      – А ты правда, как с зоны или из монастыря сбежала, изголодавшаяся, – сделала авторитетное заключение Маринка, без обид принимая обратно стакан с остатками коньяка.

      – Ну, считай, что с монастыря… специализированного, – засмеялась, окончательно приходя в себя, агентесса Преисподней. – Там, где я была, любой монастырь за санаторий сойдет… но что-то мне кажется, ты об этом сама узнаешь очень скоро…

      И после неприятно повисшей в табачном дыму паузы, уже весело, переводя свои слова в несколько нелепую шутку, добавила, как бы извиняясь за неудачное пророчество:

      – …лет через шестьдесят…

      – Я столько не проживу, – автоматически ответила Маринка, протягивая стакан Симону для повторного наполнения. – Ладно, чего ты к нам со своими грустными сказками приперлась? Ребят, что ли, совсем выдоила? досуха?

      – Шевелятся еще, – хвастливо заявила Зоя, тоже подкуривая сигаретку из пачки напарника. – Молодые, задорные. Чуток передохнут и минут через десять опять готовы будут.

      – Тебе-то и самой передохнуть сейчас не помешает, – скептически разглядывая белесые пятна на черных чулочках агентессы, заметила Маринка.

      – А-а! Мне-то что, – махнула рукой, стряхивая на пол пепел, Зоя. – Для меня это дело – как накачка энергией, чем больше еб.., тем больше хочется…

      Она засмеялась, фривольно, будто по готовому сценарию, ероша жиденькие волосы сидящей девчушки. В ответ Маринка неожиданно на мгновение прильнула ко все еще пышущему жаром животику новообретенной подружки, показалось даже, что она вот-вот лизнет впадинку пупка… но через секунду девица уже сидела, выпрямив спинку, по-прежнему упираясь в стену и поигрывая пальцами с опустевшим стаканом.

      – Ну, если у нас хотя бы десять минут имеется, объясни, пожалуйста, куда соскочил так шустро Нулик? – поинтересовался Симон.

      – А кто ж его знает, – отстраненно пожала плечами напарница. – Собирался, было, к нам пристроиться, все чего-то читал с экрана одним глазом, а вторым – на нас зыркал, косоглазие зарабатывал, а потом вскочил, чего-то пробубнил и… всё.

      – Это у вас там уши письками заложило, он к заказчику какому-то важному и нужному срочно поехал, – деловито пояснила, вмешиваясь, Маринка. – Сказал, что туда и сразу обратно, всего на пару часов, не больше, вы уже во всю к делу приступили, потому и не поняли ничего. А Нулик расстроенный был, что ему по второму кругу достанется, сказал еще, когда выходил: «Мне, как всегда, последнему…» и слинял.

      Симон подумал, что девица набивает себе цену перед Зоей, слова рыжего хозяина дома перед уходом были несколько другими, хотя, одновременно отслеживая старт и полет баллистической ракеты и разговаривая с куратором местного Отражения, и сам агент мог не услышать или не совсем верно понять происходящее в это время в квартире.

      – Ты не переживай, – будто только что, вспомнила Зоя, кольцами выпуская дым изо рта к серому грязному потолку кухни. – Он для тебя чего-то там оставил, сказал – прямо на мониторе. Как сейчас помню – не любит Нулик бумагу, да и принтер у него, кажись, без картриджей, пустой где-то в углу болтается…

      Мгновенно в голове Симона всплыли слова куратора: «…её работа окончена…», что ж, на самом деле девушка выполнила то, для чего, собственно, и была извлечена из Преисподней: легко и непринужденно «подвела» старшего группы к объекту. Хотя и теперь она отнюдь не будет лишней, надо только правильно, с учетом складывающихся обстоятельств и душевных порывов самой агентессы использовать Зою, к примеру, чтобы попридержать после возвращения Нулика дома, в той же постельке… а сейчас…

      Не откладывая дело в «долгий ящик» и пользуясь тем, что одинокие мальчишки в комнате тихо, безмолвно отдыхали от противоположного пола, Симон быстро поднялся с места и протиснулся мимо не желающей уступать ему дорогу напарницы. Та негромко, но внятно, от души ругнулась ему в спину…

      …на мониторе и в самом деле мерцала зеленоватая крупная надпись «Нажми здесь», стоило агенту лишь чуток тронуть с места обшарпанную, грязную «мышку». Симон не любил вычислительную технику – всякие там системные блок, жесткие диски, оперативную память, клавиатуры и принтеры, операционные системы, прикладные программы, прочее программное обеспечение – хотя достаточно умело обращался с ней, но еще в грешной жизни всегда предпочитал бумажную книгу или рукописный документ экрану монитора. Видимо, в этом Нулик был полной его противоположностью, поленившись просто выписать на листок бумаги совсем небольшой перечень фамилий постоянных членов секты с напыщенным самоназванием «След дьявола», за которыми, на всякий случай, приглядывала местная полиция по наущению, скорее всего, госбезопасности, традиционно интересующейся любыми отклонениями от общеустановленных норм поведения. Впрочем, пригляд был, в основном, чисто формальным, ведь ничего противозаконного в секте не творилось, а свобода вероисповедания была внешне незыблемым принципом устройства здешнего, вполне демократичного и свободного Отражения. Как понял Симон из маленького пояснительного файлика, похоже, целиком скопированного из чьей-то докладной записки или секретного донесения, сектанты вели себя удивительно тихо, скромно и незамысловато: исполняли кем-то и когда-то давным-давно придуманные обряды, извращая, правда, при этом писаную, но мало кем соблюдаемую мораль, потворствовали низменным инстинктам, соблазняли, уговаривали, демонстрировали собственным примером, но никого не заставляли против их воли почитать Сатану. И, что было, наверное, самым главным для полицейских – не нарушали общественного порядка и не посягали на государственные властные институты. Конечно, докладная записка выглядела какой-то облегченной, поверхностной и слегка неправильной, но досконально разобраться сейчас, не имея без Нулика прямого доступа к другим полицейским документам, было невозможно, тем более, еще и Зоя, перекурив и заглянув на пару минут в ванную, вернулась в комнатку и с удивительным для ее маленького, худенького тела шумом упала на диван, защемив, судя по пронзительному воплю, кому-то из мальчишек что-то интимное.

      Старательно не обращая внимания на мгновенно поднявшуюся на диванчике пока еще легкую, игривую возню, Симон вернулся на кухню и застал там Маринку, сидящую все в той же позе, слегка опираясь подбородком на коленку. Похоже, она не сделала и пары движений за время его отсутствия, разве что – погасила сигаретку и долила себе в стакан коньячку.

      – Ты все скучаешь в одиночестве? – из вежливости поинтересовался агент, обдумывающий на ходу свои дальнейшие действия. – Интимные игрища не привлекают?

      Из комнаты выглянул уже достаточно возбужденный внешне парнишка, округлил, якобы удивляясь, глаза и позвал:

      – Машка, тебя не хватает!.. чего ждешь-то? пока в Зойку все сольем? Потом не ной, что тебе не досталось… пошли уже, что ли…

      Из-за его спины уже достаточно громко доносилось пыхтение, постанывание, сладострастные чмокающие звуки и почти сразу следом – легкие, звонкие шлепки друг о друга обнаженных тел.

      – Захочу – приду, не маленькая, – ответила своему приятелю Маринка, чуть пренебрежительно дернув плечом, а потом обратилась к усевшемуся на свое место – лицом на выход – Симону: – А то я так еще не наигралась, мне ж не пятнадцать лет…

      – Интересно, а сколько? – автоматически спросил Симон, занятый «прокруткой» в голове фамилий и адресов верхушки секты – так у него в памяти добротнее укладывалось увиденное и прочитанное – и строя планы на ближайшее будущее.

      – Какая разница, – поморщилась на нетактичный мужской вопрос Маринка, но тут же по внешнему виду агента поняла, что тот спрашивал лишь для поддержания разговора, а вовсе не с какими-то «кривыми», потаенными целями. – Ну, почти семнадцать, как твоей Зойке, наверное…

      – Зое уже двадцать три, – сказал Симон, возвращаясь из собственной памяти за стол. – Это она выглядит так… хорошо сохранилась.

      Он едва не добавил, что хорошо сохранилась еще до смерти, а уж в Преисподней просто законсервировалась, как и положено грешным душам после смерти плоти. Чтобы хоть как-то унять неожиданный зуд собственного языка, Симон плеснул себе коньяка и спросил чуть философски:

      – А если ты уже все попробовала и ничего теперь особо интересного для тебя нет, то как же дальше жить? Не скучно будет?

      – Ну, кто же сказал, что – все? – удивилась девчушка. – Все, наверное, и за всю жизнь не попробуешь, но то, что было сразу – вот так – интересно, пробовала… и даже нравилось сначала, когда не просто, а с изюминкой какой-то, ну там – групповуха, или с девчонкой…

      «Странно все это, – подумал Симон. – Сижу в доме объекта, рассуждаю об интимных удовольствиях с совершенно посторонней, да еще совсем юной грешницей, а Нулик в это время где-то пропадает. А меня почему-то совершенно не волнует: а вдруг его кто-то перехватит? вдруг опередят или свои же, или эдемские… Время уходит, но постоянно кажется, что все так и должно быть, все уже предначертано и сбудется, чтобы я тут не делал и не говорил…» Агент едва заметно ухмыльнулся собственным мыслям, особенно поименованию возможных конкурентов из Преисподней «своими».

      – А ты сам-то? – казалось, не замечая молчания собеседника, оживилась девчушка. – Тоже, вот, сидишь со мной, а реакции и эрекции – нуль… ну, ладно, с Зойкой не хочешь или нельзя тебе к ним, чтобы вместе с ребятами покувыркаться, но неужели меня не хочешь?

      Она поставила на стол стакан и неожиданно легко и как-то совсем непринужденно подняла вверх, к потолку, прямые ножки, и развела их на всю возможную в кухонной тесноте ширину, чуть прихватив их ладонями где-то под коленками, но не удерживая, а просто фиксируя в такой позе.

      – А я – умелая, – похвасталась Маринка, плотнее прижимаясь спиной по стенке, чтобы не сползти с сиденья табуретки. – Еще и гимнастикой занималась совсем недавно, какую хочешь позу могу закрутить, Камасутра отдыхает…

      – Я бы не возражал, – откровенно признался Симон, опуская под стол опустевшую и извлекая из холодильника привычно поставленную туда хозяином дома сразу после возвращения с кладбища и магазинов вторую бутылку коньяка. – Правда, есть некоторые обстоятельства, не позволяющие просто снять штаны и вставить тебе…

      – Вот! – по-своему поняла его расплывчатые слова девчонка, опуская ноги и усаживаясь поудобнее. – У меня тоже – обстоятельства. Приелось под горлышко, знаешь ли, вот так: выпили – трахнулись – еще выпили – еще трахнулись – разбежались. Иногда хочется и просто выпить, без траха, а иногда – и по-особенному…

      – По-особенному выпить – это ты гурманкой становишься, – нарочито приняв нужный ему смысл в словах девчушки, констатировал Симон, разливая коньяк. – Наверное, разнообразия ищешь, новых ощущений.

      – Не-а, – возразила Маринка, принимая второй уже стакан с янтарным напитком, впрочем, из первого изрядная часть досталась Зое. – Это не разнообразие, с этим-то как раз у меня все в порядке, это, ну, как в компьютерной игрушке, новый уровень, на котором все и сложнее, и совсем по-другому…

      – Понятно, – кивнул агент, хотя экранными забавами никогда не увлекался, даже популярный в его жизни тетрис не складывал.

      Он глотнул коньяк и поставил фужер на… чистый стол.   Теперь и стол, и вся кухонька были аккуратными, чистенькими, ухоженными. Над блистающей белизной раковиной висела симпатичная, семейная полка-сушилка, заполненная тщательно промытыми тарелками, чайными чашками, блюдцами. В спину поддувал холодный, неприятный ветерок из полураспахнутой форточки, слегка задрапированной тюлем.

      На Симоне была непонятная, но явно военная, форменная рубашка желто-кремового цвета, с пристегнутыми погонами, на которых можно было легко разобрать два черных, узких просвета. И весь агент изменился, стал поменьше ростом, пошире в плечах. Напротив него, подперев голову маленьким, острым кулачком сидела далеко уже не юная, но все еще очень привлекательная женщина в пестреньком домашнем халатике, с огромными васильковыми глазами. Они прощались. Прощались без слов, без объятий и поцелуев. Просто смотрели друг другу в глаза, один – обещая вернуться, другая – обещая ждать.

      Женщина протянула руку, и Симон-офицер взял её тонкие, похожие на детские, пальчики в свою ладонь, потянул ближе к губам… 

      Дверь ударила о притолоку громко, гулко, возвещая о появлении в квартире – рыжеволосового хозяина дома, да еще и не одного, в компании с какой-то, похоже, сильно подвыпившей девицей. Та едва не рухнула прямо на пороге, запнувшись за разбросанную в беспорядке чью-то обувь, тут же весело, без злости, но от души выругалась, причем, досталось всем – и Нулику, и его родителям, и бесхозной обуви, и безалаберным гостям, и сочетанию планет на небосклоне.

      – Мальвина пришла, – внимательно вслушавшись в доносящийся из мизерного коридорчика матерок, заметила Маринка. – Теперь тут спокойно не посидишь, шебутная она…

      И, заметив легкий, вопросительный жест со стороны Симона, пояснила чуть подробнее:

      – Её, вообще-то, Веркой зовут, просто года полтора назад неудачно покрасилась, почти месяц ходила с сиреневыми волосами, вот и прозвали. А как подвыпьет, даже совсем немножечко, сразу возбуждается и начинает ко всем приставать… все равно – к мальчикам, девочкам, лишь бы партнер был живой… хотя и не очень живого можно…

      Девчушка хихикнула и, чуток понизив голос, продолжила сплетничать:

      – Сама видела, как она у вусмерть пьяного Вальки подымала, а тот – вообще, лежит, почти не дышит, пережрал капитально… смешно было…

      – Ага, все знакомые, – мельком глянув на комнатную возню трех тел, чуть внимательнее оглядела кухоньку, близоруко щуря веселые желтовато-табачные глаза, длинноногая рыжеватая блондинка с изящным, но абсолютно растрепанным каре на голове. – Всем привет, с кем еще сегодня не сношалась…

      Мальвина-Верка захохотала над собственным незамысловатым приветствием, при этом пропихивая в комнатку помогавшего ей подняться с пола Нулика, кажется, взъерошенного и возбужденного больше обычного – во всяком случае, так показалось Симону.

      – С чего начнем? – спросила больше все-таки сама себя Верка, расстегивая молнию на длинной, по-цыгански цветастой, пестрой и бесформенной юбке. – Наверное, с ванны, хотя я не против и просто душ принять… эй, люди! кто мне спинку потрет? ну, и не только спинку…

      Бросив уроненную на пол юбку в коридорчике, Верка распахнула дверь в ванную. отгораживаясь ею от сидящих в кухне и одновременно снимая серебристую ветровку, под которой алел ярким сочным цветом свитерок-водолазка в обтяжку.

      Невидимый за дверью, кто-то из мальчишек прошлепал босиком вслед за Веркой в ванную, вслед ему, из комнаты, донеслись всевозможные советы скабрезного содержания.

        Симон шел по пирсу, чуть пригнув голову, стараясь по возможности отвернуть лицо от принизывающего, наполненного соленой и дождевой влагой ветра, придерживая левой рукой стремящуюся взлететь, запарусить и притормозить его движение полу черной, хорошего сукна, офицерской шинели. Вперед, в сотне-другой метров, прикрытая сеткой мелкого дождя, почти сливаясь с легким волнением свинцового моря, его ждала огромная, продолговатая, серая туша подводной лодки со странным, неизвестным вымпелом, мокрой тряпкой колыхающимся на невысоком, символическом флагштоке. От сходней, переброшенных с борта лодки на пирс, навстречу агенту Преисподней выскочил человек в черном полураспахнутом бушлате, совсем не по сезону – в пилоточке, почти насквозь промокшей, расплывшейся на голове… 

      Это видение, вновь заслонившее Симону действительность, неожиданно подсказало агенту, что времени с каждым уходящим часом становится все меньше и меньше, вполне возможно, что бесы в своих расчетах ошиблись, у агентов не осталось уже двух суток, все неприятности, от которых – это теперь уже совершенно ясно стало Симону – спасают с неизвестными целями рыжего программиста, могут начаться гораздо раньше.

      – Маринка, а хочешь слинять отсюда? – спросил агент погрустневшую от ожидаемой суеты и непременного вовлечения в интимные игры девчушку.

      – А куда отсюда слиняешь? – почти безнадежно ответила она. – Было бы еще какое место – сюда бы не пришла…

      – Конюшенный переулок знаешь? – стараясь изобразить голосом и лицом некую загадочность, такую манкую для молодых девиц, спросил Симон.

      – Ну, кто ж его не знает, – моментально отреагировала именно так, как хотелось агенту Маринка. – А у тебя там знакомые? интересные? без суеты?

      – Будут знакомые, – пообещал Симон. – И вести себя будут так, как нам надо…

      – Это как так получается? – удивилась Маринка, теперь уже с полным вниманием глядя на странного братца давешней случайной её знакомой, которая, кажется, года два назад попала в какую-то неприятную историю.

      – Увидишь, – вновь изображая загадочность, ответил агент.

      – Одеваться надо, – чуть расстроено согласилась пойти с малознакомым, а говоря совсем уж откровенно, совершенно незнакомым мужчиной куда-то в неизвестность, сулящую новые впечатления, девчонка. – У меня все вещи в комнате, стоит туда сунуться…

      Впрочем, кажется, она зря остерегалась – из ванной уже вовсю доносился яростный шум воды, вылетающей из душа, пошлепывания обнаженных мокрых тел друг о друга и внятные, хорошо знакомые вздохи и охи.

      – Посиди здесь, все равно мне надо пару слов Зое шепнуть, – предложил Симон, поднимаясь с места.

      Он аккуратно, стараясь сделать это незаметно для увлеченно моющихся и не только посетителей ванной комнаты, прикрыл бывшую когда-то розовой дверь и прошел в единственную комнатушку Нулика, к своему мимолетному удивлению не застав в ней хозяина дома. Видимо, тот уже успешно «стравливал» накопленный пар, незаметно проникнув в ванную.

      В комнате Симон неожиданно растерялся, но не от вида распластавшейся навзничь, теперь уже почему-то в одном чулке и с размазанной губной помадой, по диагонали на узеньком даже для нее диванчике Зои, и не от свернувшегося комочком, явно дремлющего парнишки в уголке у шкафа, улегшегося поверх сдутого, ярко-синего матраса, на котором ночевали агенты Преисподней. Растерялся Симон от вида многочисленного женского белья, верхней одежды, обуви и прочих аксессуаров, щедро разбросанных по полу, диванчику, маленькому креслицу Нулика, стоящего у стола с вычислительной техникой, и даже по самой этой технике – на мониторе, загораживая причудливую игру сине-зеленых волн и непонятных знаков, висели узкие, малюсенькие трусишки розового цвета.

      «Юбчонка, вроде, была коротенькая, – тоскливо подумал Симон, разглядывая пестроту и разнообразие женских вещей в комнате. – Цвета хоть какого? Совсем не помню тот момент, как Марина в комнату заходила, как раз Тарель на связь рвался, мозги затуманивал…» Про нижнее белье и обувь думать даже не хотелось, всего этого агент просто не мог видеть даже мельком.

      Присев на корточки возле диванчика рядом с сонно-блаженным лицом Зои, Симон, взяв девушку за подбородок, попытался заглянуть в её мутноватые, осовелые глаза.

      – Пришел все-таки… – разглядев навязанного Преисподней «брата», пробормотала девушка. – Это хорошо…

      – Смотри в глаза и слушай, – тихо-тихо, но очень настойчиво, как учили когда-то давно, в той «старой» жизни, сказал Симон, снимая очки и пронзительно вглядываясь куда-то внутрь черепной коробки девушки сквозь её помутневшие зрачки.

      Через пару минут агент смахнут со лба выступивший от напряжения всех физических и даже части метафизических сил организма пот, вернул на их законное место очки и продолжил все тем же тихим, но твердым шепотом:

      – Продолжай балдеть, но внимательно следи за Нуликом. До моего возвращения он не должен никуда уйти, даже если его будут уводить силой. Делай, что хочешь, но рыжий должен быть здесь, когда я вернусь.

      Симон с небольшим напряжением в коленях поднялся на ноги, с едва скрываемым презрением глянул на распластавшуюся перед ним Зою. Он изначально, еще в уютном потустороннем ресторанчике, в компании полубеса, думал о том, что при выполнении задания придется прибегнуть к сильнодействующим средствам, но все-таки, как любой нормальный человек, надеялся , что это произойдет попозже. Теперь девушка превратилась в простейшего, запрограммированного биоробота, способного исполнять отданный хозяином приказ до потери инстинкта самосохранения. «Удачно прошло, что она сильно выпила и расслабилась в сексе перед «накачкой», – подумал Симон. – И плохо, что из-за этого же не продержится долго. Стоит только протрезветь, как программирование слетит напрочь, а протрезветь можно не только заснув, а и от сильной боли, стресса, переполнения эмоциями…»

      На удачу подобрав с кресла наброшенное на спинку платье, подцепив пальцем с монитора трусики и прихватив какие-то туфли на шпильке агент вышел из комнатки, подумав, что размеры его напарницы и Марины все-таки близкие, если прикидывать на мужской глаз, а в случае неудачи за обувью можно будет еще разок заглянуть в комнату или найти что-то подходящее у дверей, кажется, там побросали свои ботинки, кроссовки, туфли почти все пришедшие в гостеприимный дом рыжего гения

      На кухне Симон бросил к ногам девчушки туфли, протянул одежду… и опешил от ошеломленного, вмиг протрезвевшего взгляда Марины.

      – Эт чо? это мне?

      И буквально секунду спустя:

      – Ты хоть знаешь, сколько это стоит, Симон?

      – Я не буду перебирать все раскиданные в комнате вещички, чтобы найти тебе что подешевле, – с видом уставшего миллионера парировал агент. – Лучше бы померила туфли, платьишко-то, похоже, вполне пойдет, а вот с ногами у вас, женщин, вечная неразбериха…

      Через пару секунд, когда выяснилось, что размер обуви, носимой Зоей и Мариной практически совпадает – Симон почему-то воспринял этот факт, как добрый знак и подтверждение правильности своих действий – девчушка, «выросшая» без малого на пятнадцать сантиметров, через голову содрала и отбросила в грязную раковину заношенную старенькую футболку. Пробормотав что-то, вроде: «Под такое платье белье не носят…», она оставила на столе маленькие розовые трусики и погрузилась в шелест длинного, с боковыми разрезами повыше середины бедер, с обнаженными плечами и спиной, блестящего в слабом свете коридорной мини-лампочки на два десятка свечей, темно-фиолетового, вечернего платья.

      «Как преображает грешного человека одежда, – произнес про себя извечную сентенцию агент Преисподней. – В безразмерной футболочке девушка была подростком, ищущим приключений на свою тощую задницу, а в этом платье превратилась из гадкого утенка в изящную хищницу, приключения с которой теперь должны искать мужчины…»

      – Бежим, пока никто не заметил, – подмигнула Маринка…    

Другие произведения автора:

Перевертыш гл.8

Агент Преисподней. Часть вторая. Наречение Некты. II

Искажение. Выговор