Крэш-тест (фильм 2-ой) (сценарий)

  

Крэш-тест.  Продолжение.

(сценарий)

 

1. Титры и начало

Аут-камера.

Кадр постепенно светлеет. Зрители начинают различать в нём движение неравномерно окрашенных объектов неопределённой формы и  неопределённого переменчивого цвета, которое происходит на неравномерно окрашенном фоне, цвета которого также меняются, но существенно медленнее.  Постепенно эти объекты и фон снова становятся все менее различимыми, постепенно они «растворяются». 

И на экране начинают проступать видимые с большой высоты и переходящие один в другой земные пейзажи: горы, пустыни,  океаны, леса, джунгли, степи, дороги, тайга, посёлки (по мере этого продвижения в кадре всё меньше солнца и света, всё больше пасмурной и унылой, «безнадёжной» осени).  Параллельно этому постепенно всё более слышимой становится песня – «Because» в исполнении Битлз.  Пейзаж окончательно становится таёжным и переходит в поселковый, затем в лагерный (ИТЛ). Камера проникает в швейную мастерскую пром-зоны. Голоса Битлз постепенно заглушаются всё более громким «стрёкотом» швейных машинок.

 

2. Мастерская

 

Аут-камера.

Швейная мастерская в пром-зоне женской колонии. Шумно. Над стрекочущими швейными машинками склонились «зечки». Некоторые что-то переносят в проходах между столами.  Все в одинаковых синих платьях, некоторые в одинаковых серых платках. Среди них и Таня. По-детски высунув кончик языка, она старательно сшивает полотнища – заготовки для наволочки. Таня тихонечко напевает про себя.

 

Таня (тихонечко, всё более тихо).  … выгоняла я корову… на росу… повстречала … я медведя во лесу…

 

Вдруг на несколько секунд внимание Тани рассеивается, взгляд её уходит в сторону – и шов выходит криво. Таня замечает это, останавливает машинку, всплескивает руками и маленькими ножничками быстро выдёргивает «неправильную» нитку.

Громко взвывает сирена. Таня бросает взгляд на настенные часы – 19:00. К Тане подходит немолодая женщина (бригадир).

 

Женщина. Ну как сегодня – норму дала ?

 

Таня прячет глаза и отрицательно мотает головой.

 

Женщина. Вот ведь сучка никудышняя. Кто за тебя норму даст ? В банный день будем всей бригадой план закрывать ?

Таня (не поднимая головы, тихо).  Я стараюсь…

Женщина. Чего там стараться ! Простыни да наволочки шьём – не пиджаки да брюки.  Ох, отметелят тебя девки – дождёшься !  Ты с какого заехала ?

Таня. Второго августа.

Женщина: Стало быть, через день - два месяца. Смотри, теперь по другому будет: нет нормы – в карцер !  Кончается тебе льгота.

Таня. Не способная я к этому делу…

Женщина. Как сифилис подхватить – способная !  Блядь, убивала бы таких !  Тихоня !

 

Из Таниных глаз брызжут слёзы. Она хватает незаконченную наволочку, прижимает её к лицу и бросается прочь.

 

Женщина: Куда !?  На построение !

 

Таня останавливается.  Её спину сотрясают рыдания.

 

3.        Лубянка - 1

Аут-камера.

Титры:  «Москва. Лубянка. ФСБ».

Кабинет генерала-лейтенанта – начальника генерала «Виктора Ильича» из 1-ой серии.

Генерал-лейтенант сидит за своим рабочим столом. Виктор Ильич стоит перед ним.

 

Виктор Ильич.  Если он жив, он обязательно появится в зоне !  Ну, никак нельзя снимать группу с дежурства ! Именно сейчас !

Генерал-лейтенант.  Два месяца уже бьют баклуши ! У нас что – избыток кадров ?

Виктор Ильич.  Интуиция мне подсказывает – тут вопрос нескольких дней.

Генерал-лейтенант.  Дней ?

Виктор Ильич.  Прошу две недели. Не больше.  Уверен – он появится.

Генерал-лейтенант.  Хорошо – неделя, и больше не проси !  Я вообще думаю, что он погиб с тот день. 

Виктор Ильич.  Аппарат его так и не нашли.

Генерал-лейтенант.  Ну и что ?  Это не отвергает версии суицида.

 

Виктор Ильич отрицательно качает головой. 

 

Генерал-лейтенант.  Почему ?

Виктор Ильич.  Любовь. Я бы даже сказал «сумасшедшая». Не из нашего времени.

Генерал-лейтенант  (хмыкнув).  Дожили… Он мне про любовь… Я и сам женатый… Повторяю – неделя !  Всё.

Виктор Ильич.  Разрешите идти ?

Генерал-лейтенант.  Работай !

 

Виктор Ильич выходит из кабинета.. 

 

4.        Колония

 

Аут-камера.

Большое помещение в жилом блоке колонии заставлено плотными рядами двухъярусных шконок, одинаково заправленных серыми одеялами. Наволочки на подушках тоже одинаковые – из тех, что шьются в промзоне. Очень чисто, на окнах – занавески, на подоконниках в банках из-под краски – какие-то растения.  У одного из окон попросторнее – там стоит обыкновенная железная кровать, но которой сидят две женщины. Первая – ярко накрашенная, лет тридцати пяти, в фирменной футболке престижного американского университета, спортивных штанах и шлёпанцах. Вторая – невзрачная, сухонькая, неопределённого возраста (от сорока до семидесяти лет), в «форменном» сером платье и светлой косынке на голове.  Поперёк кровати на одеяле лежит лист фанеры, на нём – початая бутылка вина, пара металлических кружек, яблоки и конфеты в металлической миске, плавленые сырки в фольге, остатки дыни.

 

Вторая. Да кого не спроси – все говорят.  Сказывают, на той неделе в газете была статья… как её… «Коммерсант» - вот где !  Там зря писать не будут.

Первая.  Помешались вы на этой амнистии !  Главное, каждый год одно и то же.

Вторая.  У «Светки маленькой» муж в министерстве каком-то – он ей написал, сейчас придут – посмотри письмо-то.

Первая.  В министерстве ! Шофёр он там, в министерстве этом.  Не смеши.  В министерстве… Откуда ему знать.

Вторая.  Вот ведь одна ты такая – Фома неверующая. На весь отряд.

Первая.  Потому-то я над вами смотрю, а не кто другая.

Вторая.  …Уважают тебя.

Первая.  А !  Какая с этого радость… Истомилась я на зоне – сил нет !  И главное скучно.  Ведь каждый день – всё одно и то же.

Вторая.  Да…  На мужских-то зонах веселее. До жути.

Первая.  Там себя поставить надо.

Вторая.  Так и тут тоже…  Зинка-дурочка вчера опять чёрта видела, на ходулях.

Первая.  Какого чёрта ? 

Вторая.  За периметром прыгал.  На ходулях.

Первая.  …  Ходила я как-то с пацанами… на ходулях…  Давно, в школе ещё… Не попрыгаешь на них…

Вторая.  Вечно ей черти мерещатся – то в душевой, то по небу летают. 

Первая.  Дура-дурочка, а швея лучше всех. Хоть на условно-досрочное…

Вторая.  Куда ей … на воле-то. Ни кола, ни двора… ни ума Господь не сподобил. Тут ей лучше, покойнее.

 

В дверь заглядывает «женская голова».

 

«Женская голова».  Инесса Пал-на, кума вызывает !  Говорит, срочно !

Первая.  Вот задрыга – то к восьми, то срочно. (отвечает)  Иду !  (в сторону второй)  Тось, ты тут прибери. Доела бы дыню-то, куда её…

Вторая.  Где уж мне –лопну. Пойду Лизе отнесу в больничку – она памятливая.

Первая.  Ну, отнеси.  Только шевелись, а то скоро девочки придут.

 

Вторая женщина начинает прибираться. Первая (Инесса Павловна) меняет шлёпанцы на кроссовки, накидывает серый халат и выходит.

 

Аут-камера.

Служебный кабинет «кумы» (зам. начальника колонии по оперативной части).  «Кума» (женщина в возрасте Инессы) сидит за письменным столом, пьёт чай (или кофе) и смотрит телевизор (какое-то ток-шоу). Стук в дверь. «Кума» нажимает кнопку, и  на экране появляется изображение с видео-камеры наблюдения, установленной в коридоре – она узнаёт Инессу, встаёт из-за стола, подходит к двери, и открывает замок. Входит Инесса. «Кума» закрывает дверь на замок и снова садится за стол.

 

«Кума».  Садись

 

Инесса садится на прикрученный к полу табурет напротив письменного стола.

 

Инесса.  Здравствуйте,  Ольга Марковна.

«Кума».  Здравствуй, здравствуй… Ну, рассказывай.

Инесса.  О чём ?

«Кума».  Будет тебе дурь нагонять. Ну ?

Инесса.  А ничего !

«Кума».  Совсем ничего ?

Инесса.  Ни чуть-чуть.  Уж не знаю, как в пром-зоне, а в жилом не контачит ни с кем. Замкнутая. Да к ней никто и не лезет.  Даже коблы наши… как узнали про ейный сифилис. А то бы затрахали - малолетка же…

«Кума».  Продолжай.

Инесса.  Чудная она – эта Соколова. Почти не общается. Всё одна, да одна. А то выйдет на площадку и стоит там,  стоит… Плачет всё время. Чего плакать-то ? Верно ?

«Кума».  Значит, два месяца – и ни намёка на контакты. Уверена ?

Инесса.  И сама присматриваю, и наказала кой-кому…  Да никому она не нужна. Зря тут московские хлопцы маются… (с трудом сдерживает смех) Как вспомню, как они тогда примчались – рожи красные, пере-га-ром !!!

«Кума».  Вот смотрю на тебя – нормальная в роде баба. А тогда – ну какой жопой ты думала ? (зло) Пошутила, сука… Думаешь обойдётся тебе ?  Коза ты драная. Это ж тебе отложенный карцер – помни ! Раз ещё попусту тревожную кнопку нажмёшь – не знаю, что с тобой сделаю ! 

Инесса.  Карцер, карцер… А кто зону тебе держать будет – Соколова ?  Зинка-дурочка ?

«Кума».  Свято место пусто не бывает. И до тебя порядок был, и после будет.

Инесса.  Уж и не знаю, какой был, а со мной – тишь да гладь.  И «кума» всегда спокойна – хоть в отпуск на полгода…

«Кума».  Хм-м, успокоила, сучка… Карцер я тебе не отменю – даже не думай ! …А упустишь по Соколовой – вообще сгною !

5.        Китай

Аут-камера.

Титры:  «Китай. В здании службы внешней разведки».

Комфортабельный зал для совещаний. На стене – большие  портреты Мао Дзэдуна и Дэн Сяо Пина.  За большим столом в мягких креслах лицом к экрану ( на который спроецирована карта экваториальной Африки) сидят несколько человек, преимущественно в мундирах с погонами и нашивками, свидетельствующих о высоких званиях и чинах. Во главе стола – очень солидный председательствующий («многозвёздный» генерал). За небольшой кафедрой стоит докладчик («маленький генерал» из 1-ой серии фильма).

 

Говорят по-китайски (с закадровым переводом)

 

Докладчик.  В ближайшее время нашими аналитиками прогнозируется не только существенный рост добычи нефти и газа в этой стране, но и рост её политического влияния в регионе, особенно после организации «Содружества стран Гвинейского залива».

Председательствующий.  Да, сомневаться не приходится. Думаю, не ошибёмся, если усилим финансовую поддержку наших тамошних друзей. Как, Вы говорите, называется эта партия ?

Докладчик.  «Патриотический альянс».

Председательствующий.  Ну что же… сделаем определённые прямые денежные инъекции уже в этом году, э-э… по нашим каналам.  И нужно выйти в Правительство с предложением активизировать сотрудничество с национальными компаниями, которые поддерживают этих… «патриотов». Генерал Вей, переговорите об этом в министерстве экономики. В ближайшие дни.

Генерал Вей (встаёт).  Будет исполнено (садится).

Председательствующий.  Что там у нас ещё ?

Докладчик.  Осталось два вопроса. Один из них – поиск русского с уникальными разрушительными способностями (демонстрирует кадр с порубленными и искорёженными деревьями в московском парке)

Председательствующий.  Хм-м.  Water-Jet Man. Помню, помню… Это тоже чрезвычайно важно. Итак ?

Докладчик.  Его так и не нашли.

Председательствующий.  Никто ?

Докладчик.  Ни мы, ни ФСБ.

Председательствующий.  Ищет ли кто-то ещё ?

Докладчик.  Такой информацией мы не располагаем.

Председательствующий.  И каковы перспективы ?  Случай очень интересный – наше руководство время от времени задаёт мне вопросы, и я … (с раздражением и досадой) мне приходится «терять лицо».

Докладчик.  Сегодня нам известен лишь один путь к нему – его девушка, которая сейчас в заключении.

Председательствующий.  Где именно ?

Докладчик.  В Западной Сибири… (пауза)  Конечно, если бы он обосновался на Дальнем Востоке, где имеется множество наших соотечественников, мы бы быстро…

Председательствующий  (перебивает).  Это понятно !  И что там, в этой колонии ?

Докладчик.  В расположенном рядом посёлке появилось несколько крепких молодых мужчин. Живут вместе, нигде не работают, никуда не выезжают.

Председательствующий (почти про себя).  ФСБ… Группа захвата.

Докладчик.  Мы установили за ними круглосуточное наблюдение.

Председательствующий.  А они за вами ?

Докладчик.  У наших агентов славянская внешность.  Надеюсь, дракон отнимет добычу у собаки.

Председательствующий.  А он там появится ?

Докладчик.  Если он жив – обязательно.  Так считают в ФСБ… А они знают его характер.

 

 

6.        Больничка

Аут-камера.

Таня сидит на своей верхней шконке и читает письмо, Через некоторое время она  переворачивает сильно помятый уже от многократного чтения лист, и написанное на обороте (следующая страница текста) показывается на экране.

 

 

Таня целует письмо, причет его в карман и шепчет.

 

Таня (очень тихо).  Конечно обещаю ! В который раз. Привет тебе, тётя Вера !

 

Посмотрев на часы, Таня спрыгивает на пол и идёт к двери, на ходу сказав что-то женщине, сидящей на нижней шконке  (та чинит себе тапок).

 

Таня.  Я к доктору, на восемь-тридцать.  (с улыбкой) В больничку.

 

Кабинет лагерного врача. Возле открытого «стеклянного» шкафчика с лекарствами и медицинскими принадлежностями, с блокнотом и карандашом в руках стоит врач – щуплый моложавый мужчина.   Он пересчитывает какие-то пузырьки, делая пометки в блокноте.  Стук в дверь.

 

Врач (громко).  Кому эт-то я запонадобился ?

Таня.  Я Соколова... Таня.

Врач (тихо, почти про себя).  Так-так-так… (громко) Секундочку !

 

Врач прикрывает шкафчик, кладёт на него блокнот и карандаш, (потирая руки) подходит к двери, открывает защёлку и распахивает дверь.

 

Врач.  Заходи, тут не обидят. 

 

Таня входит. Врач защёлкивает дверь.

 

Врач (напевает из «Карнавальной ночи»).  Ах Таня, Таня, Танечка…  Так-с… Ну, садись. (показывает рукой на кушетку)

 

Таня садится на самый краешек.

 

Врач.  Сядь нормально. Что ты, ей Богу !  Не у «кумы» - тут все свои.

Таня садится чуть-чуть основательнее.  Врач садится рядом с ней.

 

Врач.  Та-ак… Ну, как жизнь ?

Таня.  Хорошо.

Врач (весело).  Значит можно бы и лучше – чтобы на отлично, верно я говорю ?  … Так… Не обижают тебя, не лезет никто ?

Таня.  Кто же полезет к венерической - спасибо Вам.

Врач.  А !  Пустяки !  Тётку свою благодари. Правильно она придумала это дело. И как только она меня нашла – вот что интересно… Любимый профессор всего курса – как ей откажешь !  Да…

Таня.  Спасибо Вам.

Врач.  Чего уж там… Да… Ну, раз пришла, раздевайся.

Таня (с недоумением).  Зачем ?

Врач.  Как зачем – осмотрю, помажу чем-нибудь, чтобы правильный от тебя был запах.  Медицинский. Так сказать, для усиления «легенды».

 

Врач остаётся сидеть, а Таня раздевается до трусов и бюстгальтера.   

 

Врач.  Да…  (взволнованно)  Фигурка у тебя… (сглатывает слюну)  …лучше не бывает… Не видел я…

 

Врач встаёт, обнимает Таню и приживает её к себе – она упирается ему в грудь руками и пытается вырваться.

 

Врач (горячечно).  Ах, Танечка.  Танечка моя. Красотулечка.  Вот радость то будет… обоим нам.  Соглашайся, а ? Всё для тебя сделаю ! Что смогу !  Погубишь ведь молодость свою — тут, на зоне !

Таня (в попытках вырваться, задыхаясь).  Пуст-ти-те !  Вы же тёти Веры (стараясь отпихнуть врача)… ученик !

Врач.  Что ж я поэтому не мужик что ли…

 

Врач напирает на Таню и прижимает её спиной к «стеклянному» шкафчику – его содержимое позвякивает при непрекращающихся попытках Тани освободиться.

 

Таня.  Я… другого люблю…

Врач.  Нужна ты ему – выйдешь старуха.

Таня.  Нужна ! Нужна… Нужна !

 

Тане удаётся отпихнуть от себя врача, да так, что он, споткнувшись, падает на пол. Одна из стеклянных полок шкафчика звонко разбивается, и стоявшие на ней пузырьки шумно валятся вниз.  Таня быстро и судорожно начинает одеваться.

 

Врач (сидя на полу, почти спокойным тоном, даже с некоторой ленцой).  Я, конечно, мог бы… Куда б ты делась…  Но люблю по-другому – чтобы баба в охотку, чтобы постаралась…  Ну… будь по-твоему !  Смотри, я тебе жизнь устрою ! Сто раз пожалеешь !

 

Таня открывает защёлку на двери и выбегает из кабинета.. 

 

Врач (вдогонку).  Беги, беги !  Пожалеешь ещё !  Дура !

 

7.        Побег

 

Аут-камера.

Пасмурный день. Моросит осенний дождичек.  Смеркается.

Небольшая площадка перед Таниным жилым блоком. Кроме Тани на ней никого. Она стоит около забора спиной к зданию, накинув на голову и плечи кусок полиэтиленовой плёнки. Неподалёку видны редкие столбы с тусклыми фонарями, чуть подальше – яркие лучи прожекторов, освещающих «убойную зону» между внутренним (сетчатым) и внешним (досчатым) заборами.

Вдоль стены здания пробегает к двери какая-то зечка .  Перед тем, как юркнуть в дверь, она кричит Тане.

 

Зечка.   Чертей высматриваешь ?! Щас они тебя !  Чудилка !

 

Таня оглядывается на голос и видит закрывающуюся дверь,  серую стену, яркие окна, слегка покачивающийся на ветру фонарь. Таня вздыхает и отворачивается от здания.  Но, постояв ещё несколько секунд, поворачивается и идёт к двери…

 

Ин-камера.

Между лесом и наружным забором зоны.  Темно и тихо.

Дима подходит к мокрому некрашеному досчатому забору  высотой три-четыре метра, увенчанному колючей проволокой и проводами системы сигнализации. Справа и слева – деревья и кусты. Иногда подего ногами похрустывают ветки.

 

Дима (тихо, почти про себя).  Так… Посмотрим…

 

Аут-камера.

Лицо Димы  (он отрастил «шкиперскую» бородку, его незрячий глаз прикрыт повязкой).  Он одет в длинную куртку с капюшоном.

 

Дима  (тихо, про себя).  Пора.

 

Дима поднимает вверх и вперёд руки – тотчас из них показываются бьющие вниз струи. Опираясь на них,  Дима поднимается, так что ему становятся видны и «убойная зона», и площадка на которой Таня идёт к зданию.

 

Струи подбрасывают Диму вверх и в сторону забора – и тут же пропадают. По инерции Дима перелетает через оба забора.  Струи появляются снова, и, опираясь на них, Дима мягко приземляется за Таниной спиной.  Услышав позади шипение воды, Таня оборачивается, мгновенно узнаёт Диму и бросается к нему.

 

Ин-камера.

Лицо Тани – и сразу же видны только её глаза (близко-близко).

 

Таня.  Дима !

 

Аут-камера. На секунду они замирают в объятиях.

 

Таня (негромко).  Любимый мой !  Я знала ! Знала !

Дима.  Таня, солнышко, нет времени – бежим. Скорее обними меня – и руками и ногами, и держись крепко-крепко. Сейчас же.

 

Таня повисает на Диме, они тем же способом перелетают через заборы и исчезают.

 

Та же самая зечка выходит из здания и, не обращая внимания на отсутствие Тани, бежит куда-то вдоль его стены.  Ветер медленно тащит по площадке кусок плёнки, сброшенный Таней.

 

А Таня и Дима летят на струях воды над верхушками деревьев.

 

Таня.  Димочка, мне трудно… Боюсь, упаду…

Дима.  Терпи, милая… Ещё чуть-чуть… Вот он – аэродром…

 

Через несколько секунд они приземляются на полянке, посреди которой стоит странное деревянное сооружение («драндулёт»), отдалённо напоминающее мотоцикл без колёс.  Таня становится на ноги. Дима целует её лицо – щёки, губы, глаза.

 

Дима.  Танечка, любимая моя… Наконец-то.

Таня.  Димочка, как же я измучилась. Чем так, лучше и не жить вовсе. Но знала я, что ты придёшь.  Скоро, Как сможешь.

Дима.  Видишь как, очень-то скоро не вышло, потом расскажу… Каждую секунду… только о тебе.

 

Они замирают в поцелуе и объятиях.

 

Дима (отстранив голову).  Мы ещё не убежали. Тебя хватятся скоро. Надо спешить. Сядем на этот драндулёт – на нём легче будет.

 

Дима подаёт Тане руку, подводит к «драндулёту», достаёт из лежащего рядом пакета большой плащ (такой же, как у себя), джинсы и куртку.

 

Дима.  Переодевайся скорей. Сверху плащ этот от дождя…  (с сожалением)  Эх, жалко – он кончается… А твоё здесь бросим.

 

Дима отворачивается, и Таня очень быстро переодевается за его спиной.

 

Таня.  Всё.  Готова.

Дима.  Тогда в путь. Садись вперёд.

 

Дима усаживает Таню на «драндулёт» и привязывает ремнём.  Сам садится сзади, вкладывает ладони в какие-то прорези, и которых тотчас вырываются вниз мощные струи. Драндулёт поднимается и улетает.

 

Дима (наклоняясь, на ухо Тане).  Теперь два километра до реки и семь над водой - ни за что не найдут, успеем !

 

Ин-камера. 

Танин затылок, струящиеся волосы, ушко. Дима трогает его губами.

 

Они летят над рекой, следуя её изгибам. Через некоторое время они подлетают к железнодорожному мосту, по которому грохочет пассажирский поезд.

 

Аут-камера.

Когда последний вагон оказывается на берегу, они приземляются на его крышу и слезают с «драндулёта». Дима снимает с него пакет и спихивает его с крыши, укладывает Таню, а сам, свесившись, с помощью тончайших мощных струй срезает замок задней двери вагона. Он что-то говорит Тане, она снова обнимает его, и они, опираясь на струи, подлетают к открытой задней двери вагона и оказываются в поезде.

 

8.        Поезд - 1

Аут-камера.

Дима (в тёмных очках) и Таня (в рыжем парике) стоят, прижавшись друг у другу, в коридоре вагона и тихо переговариваются. Они одеты в джинсы и курки.  Дима – с поседевшими висками – выглядит гораздо старше своих лет.

 

Таня.  А долго нам ещё ехать ?

Дима.  Хорошо бы долго, да боязно.  Тебя ведь хватились уже… ищут.  Поезда, наверное, проверяют.  Кто их знает. Мы с тобой спрыгнем минут через двадцать. Ты не бойся - мы мягонько.  Тут райцентр небольшой – «Путь Ильича» называется. Поезд не остановится. Я там комнату снял – типа, полдома.

Таня.  Почему «Ильича» ?

Дима  (с улыбкой).  Потому что «путь».  Лесхоз так назывался. Сейчас уж нет его. Рубят лес по-дикому – местные, ингуши, дагестанцы.  Кстати, я теперь дагестанец по паспорту – Талгат Гаджиев.  Ты тоже – Ильясова Амина. Хорошие у нас паспорта, практически настоящие. Бешеные деньги заплатил за них – в Дагестан ездил, по наводке.

Таня.  А что, у тебя сейчас много денег ?

Дима.  Денег у нас хватит. На первое время. А фотографии твои у меня были – когда классом снимались. Я ведь почему долго не приезжал…

Таня.  Каждый день тебя ждала, каждый день.

Дима.  Ты прости меня, любимая – натерпелась там.

Таня.  Там ужас, Димочка. Ужас. Я бы умерла, наверное, если бы ты не забрал. А как письмо от тёти Веры получила – ещё сильнее стала ждать. Я сразу догадалась, что она писала о тебе.

Дима.  Мировая у тебя тётка ! С ходу мне поверила.  И за нас – на все сто !

Таня.  А я тебя стразу узнала.

Дима.  Не испугалась бороды ?

 

Таня отрицательно кивает головой.

 

Таня.  Но ты стал такой взрослый… седой даже … немножко.

Дима  (вздохнув).  Ещё бы мне не повзрослеть… Ты ещё знаешь не все… Потом как-нибудь.

Таня.  И во сне я тебя тысячу раз видела.

Дима.  Как я тебя увожу ?

Таня  (смущённо отведя глаза).   По-разному…

Дима  (после небольшой паузы). … Я ведь почему долго не ехал – деньги зарабатывал.  Нам ведь много надо было.  На те же паспорта.

Таня.  А как ты работал ?

Дима.  На Волгу поехал. Есть там такая работа – старые плав-средства резать на кусочки. Труб высоких несколько завалил, цех один старый.  Когда «кидали», а когда и платили. Удивлялись, конечно… Нехороший был такой интерес… Так чтобы всё заплатить – ни разу не было. Ну, да ничего – «курочка по зёрнышку.  Мне же нетрудно.  И переезжал всё время туда-сюда, чтоб не наследить по-крупному.

Таня.  Я забыла, как меня зовут.

Дима.  Амина Ильясова.

Таня.  А ты будешь любить Амину ?

Дима.  Я уже люблю… На всю жизнь.

Таня.  А я Гаджиева… Талгатика моего…

 

Разговор прерывается долгим поцелуем.

 

Дима.  У тебя вид очень усталый. Намучилась там ?

Таня.  Другие как-то живут. Кто как… А я бы не выдержала – я знаю.  Если бы, Димочка не ты, если бы не знала, что ты придёшь.

Дима.  Таня, послушай… это очень важно … я хочу быть твоим мужем. И чтобы семья, и что бы дети.

Таня  (опустив глаза).  А я хочу быть твоей женой… И чтобы дети…

Дима.  Тогда будем ?  С этой минуты ?

Таня.  …Нас Бог повенчал, да ?

Дима.  Конечно… Разве ты не чувствуешь…

Таня.  Чувствую. Я всё поняла…

 

Они тесно прижимаются друг к другу.

 

Дима.  Побудем пока Гаджиевыми.  А там будет видно.  Придумаем что-нибудь.  Хорошо ?

Таня.  Я же твоя жена,.. Как ты скажешь, так и пусть…  Ты, Дима, очень умный… и знаешь много чего… Я с тобой рядом как… пятиклассница.

Дима  (обнимая Таню).   Милая моя…

Таня.  И когда я с тобой, я знаю – никто меня не обидит… И что ты меня любишь… Такое счастье…

Дима.  Это ты- моё счастье… Ой !

Таня.  Что ?

Дима.  Фонарь мелькнул за окном. Подъезжаем уже.  Пора нам прыгать.

 

Дима ведёт Таню за руку в тамбур.

 

Таня.  «А в тюрьме сейчас макароны дают».

Дима.  Будет нам сегодня праздничный ужин – минут через сорок. 

Таня (про себя).  Не поймать им Гаджиевых !

 

9.        Лубянка-2

 

Аут-камера.

Кабинет Виктора Ильича.  По сравнению с первой серией его обстановка не изменилась. Отверстие в стенке сейфа, вырезанное Димой, аккуратно заварено.

Виктора Ильич сидит за столом в глубокой задумчивости, упёршись куда-то в угол невидящим взглядом и механически покручивая между пальцами авторучку.  Потом начинает неторопливо набирать номер на настольном телефоне.  Но, не закончив набора, кладёт трубку.  Снова задумывается.

От входной двери раздаётся звук зуммера, и на экране над дверью появляется лицо Шилова.  Виктора Ильич нажимает какую-то кнопку на столе – дверь открывается, входит Шилов.  Он садится на диван у стены (не близко от Виктора Ильича).

 

Виктор Ильич.  Ну что… Обыграл нас мальчонка ?

Шилов.  Партия не закончена.

Виктор Ильич.  Это понятно.  Вот (кивает в сторону компьютера) – написал оперативные директивы в восточно-сибирское управление.  Посмотри прямо здесь – может, добавишь что-нибудь по своему опыту.

Шилов.  Да…  парень не промах.  И всё время мы на полшага позади.  Шустрый. И в Казани, и в Самаре почти достали его.  Делали, что могли. Всё, что полагается. В лагере тоже – всех проинструктировали, «тревожные кнопки» раздали, даже осведомителям и «смотрящей». Учения провели.  «Зондер-команда» сколько там сидела.

Виктор Ильич.  Детский лепет.

Шилов.  Я не оправдываюсь.

Виктор Ильич.  А что ты делаешь ?

Шилов.  Готовлюсь в командировку туда, самолёт через два часа.

Виктор Ильич.  И кто же тебе скомандовал ? Когда ?

Шилов.  Минут двадцать назад.  Сам Фадеев.

Виктор Ильич.  Ого !

Шилов.  Мат-перемат, и что бы сию секунду.

Виктор Ильич.  С ним случается. Знаешь в чём дело – Президент-то, оказывается, про Диму не забыл. На Совбезе дал срок 2 недели, чтобы нам его найти, починить и в безопасном виде представить.  Так что и я бы тебя командировал.  На две недели ?

Шилов.  Да.

Виктор Ильич.  Боюсь я, опять он с криминалом повяжется – деньги ему остро необходимы.

Шилов.  Разве что в безвыходной ситуации.  Другой у него стержень.

Виктор Ильич.  Какой ?

Шилов.  Он добрый человек.

Виктор Ильич.  Н-да… Нашей задачи это не облегчает.

Шилов  (бросив взгляд на сейф).  Сейф-то что не заменишь ? Как-то не смотрится латаный.

Виктор Ильич.  Латаный, говоришь…  Это уже не сейф, а артефакт – пусть стоит.

 

10.       Ночной разговор

Аут-камера.

Тёмная комната. Сквозь ничем не занавешенное окно пробивается слабый свет уличного фонаря.

Дима (с повязкой на незрячем глазу) и Таня лежат, обнявшись на кровати под одеялом.

 

Таня.  Холодно как.

Дима.  Зима скоро. А дров у нас ни копейки.

Таня.  Надо купить.

Дима.  Боюсь я, Таня здесь оставаться. Не надо нам дров.  А надо сматываться куда подальше, в тайгу, я думаю.

Таня.  А как же мы будем в лесу жить ?

Дима.  Проживём, не бойся.  Я узнал, вверх по реке, прямо на берегу есть две заимки. Избушки такие маленькие.  Одна-то близко – один день идти зимой на лыжах, а вторая далеко – четыре дня.  В первую захаживают охотники, а в дальнюю, говорят, раньше заходили, а теперь нет.  Типа, измельчал народ, уже не может.

Таня.  А зачем туда ходят ?

Дима.  Охотники обходят по кругу места, где поставили капканы.  Круг такой и них «путик» называется. 

Таня.  Ничего себе «путик» - километров пятьдесят, да ?

Дима.  Больше.  Так вот, нам бы на дальнюю.  Взять лодку, нагрузить припасами – и вперёд.  Сперва на вёслах, потом быстро – на моих струях.  Ничего, перезимуем как-нибудь. Лишь бы не нашли нас. Только скучно там будет – до невозможности. Никак не придумаю, что мы там будем заниматься.

Таня  (со смущенной улыбкой).  А чем мы занимались… полчаса назад…

Дима  (притягивает к себе Таню и целует её ).  Ну не круглые же сутки.  Что мы – кролики.

Таня.  Ты-то тот ещё кролик оказался.  А в классе был такой тихоня.

Дима.  А ты что ли не тихоня была – крольчиха !

Таня  (бьёт Димы кулачками в бок).  Ах так ! Вот тебе ! Вот Тебе !

Дима.  Ой !  Да хватит !  Хватит же !  Больно !  (Дима отбивается от Тани, наконец так обнимает её, что она не может пошевелить руками, они дышат взволнованно и шумно)…  Вот я тебя и поймал.

Таня.  Это я тебя поймала.  Миллион по трамвайному билетику.

Дима.  Укроемся, а то замёрзнешь. (они ложатся, обнявшись, как лежали раньше.)

Таня.  Керосину надо взять, спички, одеяло… радио, да ?

Дима.  Ой, много чего. С утра составим список и пойдём на шопинг.  И вечером уже свалим отсюда.

Таня.  Только понемножку надо покупать, чтобы не заметили. 

Дима.  Точно.

Таня.  Всё равно заметят. Когда лодку будешь покупать – сразу догадаются.

Дима  (вздохнув).  Придётся затырить.  Много их на берегу, может, не сразу и заметят.  А заметят – подумают кто-то вниз сплавился, в район.

Таня.  Украдёшь ?

Дима.  Да.  Почти…  «Почти»…  Лодку мы, конечно, вернём.  И надо будет компенсацию какую-нибудь…  А вообще-то, верно - стал я вроде мафиози… Ты бы видела, с кем приходилось контачить…  Всё у нас поперёк законов, от милиции бегаем, от «органов».

Таня.  А я мафиози ещё покруче тебя – из тюрьмы сбежала.

Дима.  За это и мне какой-нибудь срок.

Таня.  А мы любим бессрочно, правда ?

Дима.  Конечно.

Таня.  Как же удивительно, что даже не общались мы раньше.

Дима.  Ну… я то с тобой общался… воображал себе…

Таня  (гладит Диму).  Бедненький…

Дима.  Видишь, какая у нас дорога к счастью – через всю эту жуть.  А по-другому бы и не вышло.

Таня.  И я бы всю жизнь была несчастной.  Старой девой, наверное.

Дима.  Ну да ! Уж ты-то !  Быстро бы выскочила.

Таня.  За кого ? Что ты, Дима !  Если не такой, как ты – так никакого не надо.

 

Ин-камера.

Взгляд Димы на Таню.

 

Дима  (поворачивается к Тане и оглаживает её).  А меня надо ?

Таня  (тихо и ласково).  Надо, Димочка.  Потому что ты мой любимый...

Дима  (тихо).  А ты моя жена…

 

Глаза и лицо Тани приближается вплотную…

 

11.     Заимка

Аут-камера.

Яркий солнечный зимний день.  Крошечная избушка на маленькой полянке со скамейкой у двери. Из трубы на крыше вьётся серенький дымок.  Белоснежные сугробы, сосны, ели. Поленница дров. Таня стоит возле дерева с протянутой к ветке рукой.  На ладони у неё кусочки печенья.  С ветки на её предплечье перепрыгивает белка, и, подобравшись к ладони, начинает есть. Пальцами другой руки, очень осторожно, Таня гладит белку по спинке.

 

Таня.  Нюся…  Нюсенька…  Смелая какая… Не бойся тётеньки… Не бойся… А что же Хохлатка не пришла ?  Не знаешь ?  Ну, кушай… кушай…

 

Печенье кончается,  и Таня медленно пересаживает белку на ветку – та убегает.   Оглядевшись с довольным видом и прищурившись на яркое солнышко, Таня берёт со скамейки кастрюлю, и, отойдя в сторонку, набивает её (с помощью совка) чистым снегом, и заходит в избушку, захлопнув дверь за собой.  От удара с крыши срывается на землю шмат снега.

 

Аут-камера.

Поляна побольше.  На снегу уже лежат несколько сосновых стволов со срезанными ветвями. Дима (с повязкой на глазу) оглядывает деревья, и, выбрав одно из них, подходит к нему, приседает, и тонкой «стальной» струей перерезает ствол у основания – при этом дерево не падает.  Дима поднимает с земли рогатину.

 

Ин-камера.

С силой упёршись в ствол дерева, валит его на землю. Взметнувшаяся снежная пыль оседает. Дима начинает (иногда прерываясь и фальшивя) тихонечко напевать «Yesterday» Битлз. Он обрезает струёй ветки у комля и отрезает от ствола бревно длиной метра три.  Тщательно прицеливаясь, с помощью тончайшей струи Дима «распускает» бревно на доски.

Вдруг Дима слышит за спиной непонятный звук.  Он начинает оборачиваться – раздаётся оглушительный звериный рык, и Дима видит оскаленную морду уже прыгнувшего на него медведя.  Медведь опрокидывает Диму на снег, и, перерезанный струёй, выпущенной Димой,  падает на Диму сверху.  Голова медведя – напротив Диминого лица. Медведь хрипит…

 

Аут-камера.

Из пасти медведя на лицо Димы льётся кровь и слюнявая пена. Дёрнувшись в последний раз, медведь умирает. С гримасой боли на лице Дима выбирается из-под него и, не сразу, с большим трудом встаёт на ноги.  Немного постояв и отдышавшись, поправив покосившуюся повязку, Дима загребает ладонями снег и вытирает им лицо. Потом он медленно уходит с полянки по едва протоптанной тропинке. Он заметно хромает и держится рукой за грудь.

 

Аут-камера.

При тусклом свете керосиновой лампы, с умытым лицом и мокрыми ещё волосами Дима (с повязкой на глазу) сидит в избушке на стоящей у стены широкой скамье за грубо сколоченным маленьким столиком и  медленно, без аппетита ест кашу из алюминиевой миски. Таня сидит рядом, обняв Диму м прижавшись к нему.

 

Таня  (подрагивающим от пережитого волнения голосом).  А гречка у нас кончается.  Полпачки осталось… И масло кончается… Будем есть одним макароны.

Дима  (говорит с усилием).  Таня… Ты извини… что я не отвечаю…  Я сейчас какой-то пришибленный вообще… И говорить трудно почему-то…  Мутит немножко.

Таня.  Может, тебе полежать ?

Дима.  Сейчас, поем только… Надо поесть…  И лягу.

Таня.  А может, тебе виски одеколоном натереть ?  Папе помогает от головы.

Дима  (безразлично).  Натри… Потом.

Таня.  Хорошо хоть он тебя не покусал или когтями…

Дима.  Грудь вот что-то болит.  Как будто трещина в ребре… У меня так было… А может, просто ушиб.

Таня.  Очень был большой – медведь этот ?

Дима.  Я не запомнил. Можно посмотреть…  Морду запомнил… А вообще он показалось, что тощий…  Шатун...  Да, так называется.  Тяжело таким зимой.

Таня  (обнимая Диму).  Ничего !  Торопиться нам не куда, делать нам нечего ! Макаронов полно.  И доски эти нам не очень-то и нужны, правда ?  И денег хватит, если что, да ?

Дима.  Медвежатина, говорят, вкусная. Надо будет до ночи отрезать и притащить… лапы что ли…  А с деньгами… непонятно сейчас.  Я когда в район летал в последний раз…  Две недели уже прошло…  Подорожало так всё – в два-три раза. Облом сейчас в стране... развивается.  Не хотел тогда тебе говорить. Чтобы не  заморачивать. Интернет-кафе попалось – зашёл, почитал. Оказывается нефть цене упала раз в десять. На Амазонке открыли совершенно огромные месторождения.  Уже качают вовсю.  За нашими проблемами ничего же не видим. А Земля всё вертится, и везде своя жизнь.

Таня.  Ты, Димочка, ни о чём таком … не думай сейчас, ладно ?  Бог с ней – с Бразилией. Ты только поправляйся скорее.

Дима.  А хорошо бы съездить в Бразилию, да ?

Таня.  Обязательно съездим. Никуда она не денется.

 

13.     У избушки

Аут-камера.

Зимний день ближе к вечеру. Дима (в повязке) и Таня наряжают маленькую ёлочку, растущую недалеко от входа в избушку, импровизированными игрушками, в основном вырезанными из картона и бумаги и раскрашенными фломастерами (приготовленные игрушки лежат на снегу в полиэтиленовом пакете). 

 

Таня.  А хорошая у нас ёлочка получается, да ?

Дима.  Само-то деревце вообще отличное, такое не купишь.

Таня.  И правильно, что мы её не срубили.  Бери этот конец. (подаёт Диме конец гирлянды из бумажных колец)  На самом верху закрепи… и вниз пустим… по винтовой… вот так.  (достаёт из пакета картонную женскую фигурку)  А это кто ?

Дима.  Себя не узнаёшь ?

Таня.  Не мог посимпатичнее сделать…

Дима.  Шутка. Это я Веру Семёновну вырезал – на память.

Таня.  А разве можно так делать – живого человека вырезать ?

Дима.  А почему же нельзя ?  Портрет же можно нарисовать ?

Таня.  То портрет, а то на ёлку…

Дима.  Да брось ты, Тань.  Она не обидится.  Вот мы ей расскажем – она вместе с нами посмеётся

 

Таня опускает «Веру Семёновну» обратно в пакет.

 

Таня.  А я по ней даже скучаю немножко.

Дима.  А по математике ?

Таня.  По математике – нисколечко, по Вере Семёновне только.

Дима.  Она тебя не баловала.

Таня.  В каком смысле ?

Дима.  Ну, пятёрками, например.

Таня.  Это не важно.  Не надо было мне дурочку валять.  Сама виновата.  Тебя вот она любила.

Дима.  Правда ?

Таня.  А то ты не знал, что любимчик ?

Дима.  Нет.

Таня.  Ну, вы, мужики, совсем бесчувственные.  (достаёт следующую игрушку)  А это кто ручки растопырил ?

Дима.  Не растопырил, а растопырила.  Как бы в удивлённом недоумении. Это «кума» лагеря вашего, когда узнала, что Танечка пропала.

Таня  (с улыбкой).  Смешная.  Только не похожа совсем.

Дима.  Я же её не видел…  А ведь подставили мы её по-крупному.  Небось, разжаловали тётеньку.  А рядовые. У неё какое звание было ?

Таня  (чуть погрустнев).  Не помню.  Говорили нам, как обращаться… Это время.. что мы с тобой… в этой Сибири,  какое-то очень яркое, летучее – и всё стирает из памяти. Вот кажется, что школа, тот день… как тебя узнала, суд – всё это было давно-давно !  И как бы даже не со мной.  А ведь ещё и год не кончился.

Дима.  Сегодня и кончится.

Таня.  … Такого Нового Года у нас с тобой больше не будет никогда.

 

Ин-камера.

 

Дима  (подходит к Тане).  Будут другие – ещё лучше.

Таня.  Я знаю – это когда с детьми…

Дима.  И с тобой.

 

Таня прячет лицо на груди Димы. Он обнимает её.

 

Дима  (после паузы, немного отстранившись).  Мы тут с тобой - как Адам и Ева. И никого больше.

Таня.  Не поэтому.  Потому что рай…  Ни одной не было лучше, чем мне сейчас с тобой.

Дима.  Я… тоже самое… как и ты…

 

Таня и Дима опять прижимаются друг к другу…  Вдруг Таня (а чуть позже и Дима) поднимает голову и прислушивается.  Всё ближе и ближе слышится шум лопастей вертолетного винта. Внезапно их накрывает стремительная тень пролетающего вертолёта.

 

Аут-камера.

Дима хватает Таню за руку.

 

Дима.  Бежим на утёс !  Кроме реки им сесть негде !

 

Они бросаются в лес по протоптанной тропинке. Внезапно Дима останавливается и бежит обратно в избушку.

 

Дима.  Беги !  Я догоню !

 

Таня скрывается в лесу. Через несколько секунд Дима выбегает из избушки с какой-то сумкой в руках и бежит вслед за Таней.

14.       На реке

 

Аут-камера.

Утёс на высоком берегу широкой заснеженной реки.  Таня лежит, спрятавшись за камнем. Подбегает Дима (в повязке) и падает на снег рядом с ней.  Он быстро достает из сумки бинокль и смотрит на реку в сторону приземлившегося на лёд вертолёта. Его моторы ещё работают, взметая снег со льда, вращается винт– вокруг вертолёта клубится снежное облако.  Из вертолёта один за другим выходят какие-то люди.

 

Таня.  Кто они, Дим ? Это милиция, да ?

Дима.  Щас, подожди, Танечка, щас…  Так… этот с лесенкой – экипаж…  И лётчик в кабине… Этих двое…  Кто такие… Не в форме… Оружия не видно… рюкзаки… небольшие… Лыжи что ли… короткие какие…

 

Люди у вертолёта о чём-то перекрикиваются, но из-за шума их голоса не слышны.

 

Дима.  Эх !  Была – не была. Бережёного Бог бережёт…

 

Дима выпускает ладонью мощное водяное лезвие, направив его на лёд.  Проведя струёй несколько раз вдоль своего берега, а потом к другому берегу, Дима добился того, что между вертолётом и берегом образовалась непроходимая U-образная полоса (длиной около трёхсот метров) из ледяного крошева и местами открытой воды.  Занятые выгрузкой и оглушённые шумом моторов, люди из вертолёта этого не замечают.

Наконец моторы вертолёта выключены, его винт останавливается. Голоса людей на реке едва слышны

Дима кладёт бинокль в сумку, достаёт из неё направленный микрофон, включает его и вставляет себе в ухо наушник.

 

Таня.  Дим, а что это у тебя ?

Дима.  Микрофон специальный,  направленный.  В Казани купил, на всякий случай. Есть такие магазины. Тс-с !

 

Два человека, прихватив рюкзаки и лыжи, идут от вертолёта к берегу.  Дима направляет микрофон сначала на вертолёт, а потом на них.

 

Дима.  Так… Лётчики… ни о чём…  А эти… Ничего не пойму… То по-русски, то по-каковски…  Местные что ли так говорят. (передаёт микрофон Тане) Вот послушай.

 

Таня берёт наушник и слушает. (пауза)

 

Таня.  У Софочки дома иногда говорят на иврите...  Очень похоже… да…

Дима.  У нашей «капуши» ? Она разве еврейка – Александрова же ?

Таня.  А ты не знал ?

Дима.  Нет.

Таня.  Очень похоже говорят.

 

Дима берёт у Тани микрофон и вслушивается.

 

Дима.  Хоть бы опять по-русски… Нет… Не хотят… Кто ж они такие… Еврейские шпионы ?  Моссад…  Их только не хватало…  Значит, скоро и наши объявятся… Да, Таня, это не за тобой…  Полежим ещё, послушаем…

 

Двое подходят к сделанной Димой преграде, замечают её и останавливаются. Переговариваясь, они внимательно оглядывают её на всём её протяжении. Некоторое время они разговаривают друг с другом, после чего один из них достаёт телефон, выдвигает из него антенну и начинает телефонный разговор.

 

Таня.  Непростой у них мобильничек.

Дима.  Теперь понимаешь, что это за люди ?

Таня.  Им, наверное, нужно переправить тебя за рубеж ?

Дима.  Скорее всего. Что-то мне не хочется в Израиль.

Таня.  А как же они думают тебя поймать ? Если ты решишься… им же это очень опасно.

Дима.  Мы же ничего о них не знаем.  Может быть, у них на все случаи способы есть.

Таня.  Всё равно, им, наверное, очень страшно.

Дима.  Мне тоже…  А, может быть, они бы уговаривать стали - то да сё…

Таня.  Смотри, уходят !

 

Люди  на льду убирают телефон, обмениваются парой фраз, и идут к вертолёту.

 

Дима.  Кажется, наша взяла.

Таня.  Признался чукча-взяточник.

Дима  (с улыбкой).  Хм-м. Интересно, как они нас «вычислили». Им же труднее, чем «нашим» - те, и то, не нашли.

Таня.  Я читала, бывают такие» двойные» агенты – и на тех, и на этих работают.

Дима.  В любом случае, Таня – кончилось нам здешнее житьё.  Улепётывать надо.  По-любому. Хорошо хоть вертолёт мы заметили. Повезло.

 

Люди на реке забрасывают вещив вертолёт и залезают в него сами.  Лётчики запускают двигатели, и вертолёт улетает. Дима встаёт и подаёт руку Тане. Отряхиваясь от снега, встаёт и она.

 

Таня.  Куда же мы поедем ? 

Дима.  Думаю, надо нам на поезд проходящий сесть, как в тот раз.  Прикинуться ветошью, договориться с проводницей – и куда-нибудь подальше.  Много уже времени прошло с твоего побега, уже наверное поезда не проверяют.  А будет облава – отобьёмся как-нибудь.

Таня  (с тревогой).  Отстреливаться будешь ?

Дима.  Там посмотрим. Главное, ты тоже будь повнимательнее. Ты для них… золотой ключик.  Если тебя поймают и будут мне тобой угрожать, я ведь на всё соглашусь, понимаешь ?

Таня.  А может быть, нам не вместе ехать ? В смысле не рядом.  Они ведь ищут парня с девушкой, а не парня и девушку.

Дима.  Думаешь, они такие простаки… Хотя, кто их знает.  Тебя вот они упустили. Да… Надо подумать… Эх !  жалко, что я одноглазый.

Таня  (порывисто беря Диму за руку).   Ты вылечишься !  Обязательно вылечишься ! Помнишь – ты же говорил, что это возможно !

Дима.  Тань, ну что ты…  Я же не об этом !  Просто жалко, что я такой приметный, когда меня ловят.

Таня.  … Мы завтра поедем, да ?

Дима  (оглядевшись).  Смеркается уже…  Сегодня надо ехать, в самую ночь.  Полетим по «джи-пи-эс» (GPS).

Таня  (с лёгким сожалением).  А как же Новый Год… Ёлочку нарядили…

Дима.  А что – вывалим под неё все наши продукты.  Вот будет праздник твои белкам !  А мы… Когда ещё встретим Новый Год на таком ходу !  А по серьёзному – есть шанс, что в новогоднюю ночь притупится у   них бдительность. Будет им немного не до нас.

Таня.  А ты драндулёт уже починил ?

Дима.  Давно. Сейчас он вполовину легче.

Таня.  Вещей  никаких брать нельзя ?

Дима.  По самому минимуму. Главное, одеться потеплее.

Таня.  А первую ёлочку нашу я никогда не забуду.

Дима.  И избушку.

Таня.  И белочек.

Дима.  И тебя возле керосиновой лампы.

Таня.  И тебя…

Дима.  Знаешь, куда мы поедем – на Дальний Восток !  А там – в глубинку.  Давно у меня вертится эта мысль. Надо же на что-то жить.  На всё деньги нужны, и много.  А и деньги сейчас обесцениваются быстро. Помнишь, я рассказывал, что сейчас в мире делается ?  Так что будем мы с тобой золото мыть !  При моих способностях – милое дело !  Я даже знаю одно богатое место.  Семейная тайна клана Китаевых. Предание. Ну, пойдем. Я тебе потом всё расскажу.  Ты ведь пока даже не знаешь, почему моя фамилия Китаев.

 

Таня и Дима идут к лесу.

 

Таня.  Потому, что ты Гаджиев ?

Дима.  У нас в Дагестане не пристало женщине подшучивать над мужчиной

Таня.  У нас в Дагестане настоящий мужчина должен иметь четырёх жён.  Хочу быть старшей женой ! Чтобы остальные были по хозяйству, а я в шубе.

Дима.  У нас в Дагестане старшая жена должна быть старая и толстая…

Таня.  Ого ! Значит у меня есть шансы…

 

Таня, а за ней  и Дима (размахивая сумкой) убегают в лес.

 

15.       В избушке

 

Аут-камера.

Таня, а за ней и Дима (с сумкой в руке), смеясь, выбегают из леса к избушке.  Таня открывает дверь и вбегает в избушку.  За ней входит Дима.

 

Ин-камера.

В сумрачном освещении единственного маленького оконца Дима видит двух мужчин.  Один из них («Первый»)  держит Таню, зажав ей рукой рот.  Стоящий рядом второй («Второй») приставил большой армейский нож к горлу Тани.  Проникающий в окошко закатный солнечный луч освещает и блестящий нож, и белоеТанино лицо с широко раскрытыми в ужасе глазами.

 

«Второй»  (негромко, смотря Диме прямо в глаза).  Сто…ять.  И не вздумай шутить.  Если что – она труп.  Вот нож – вот горло.

Дима.  Почему горло ? 

«Второй.  Можно и переставить.  Предпочитаешь к животику ?

Дима.  Хочешь – переставляй.

 

«Второй», хмыкнув, слегка отводит нож от горла Тани и начинает опускать его вниз.  Выпущенная Димой тонкая струя срезает лезвие ножа, отбрасывая при этом в сторону руку «Второго».  Тот мгновенно вынимает второй рукой другой нож (поменьше). Дима снова выпускает струю – она отрезает «Второму» кулак вместе с ножом они падают на пол (пальцы продолжают сжимать рукоять ножа и немного шевелятся).  «Второй», громко охнув, смотрит вниз на свой кулак с ножом, на свою руку, из которой хлещет кровь. Оглядевшись, он кидается к лежанке, хватает там одеяло и плотно закрывает им свою культю.  Он громко стонет от боли.

 

Дима.  И не вздумайте шутить.  (обращается к «Первому»)  Что стоишь… Отпусти её.

 

Аут-камера.

«Первый» отпускает Таню – с выражением ужаса на лице она отпрыгивает к Диме и прячется за его спиной, не отводя глаз от кулака на полу.  «Второй», прижав к груди искалеченную руку, садится на лежанку, откидывается е стене, закрывает глаза и стонет.  Видно, что он испытывает неимоверную боль.

 

«Первый».  Идиот.  Мы бы не тронули её.

Дима.  Он убеждал в противоположном.  Что стоишь – дай ему обезболивающее, у тебя ведь есть.

 

«Первый» достаёт из кармана небольшой футляр с заправленным шприцем, садится рядом со «Вторым» берёт его руку («Второй» стонет и вяло сопротивляется), взрезает своим ножом рукав и вкалывает «Второму» лекарство).  Дима снимает со стены моток тонкой верёвки и бросает её «Первому».

 

Дима.  Перетяни руку, а то кровью изойдёт.

 

«Первый» начинает накладывать жгут на руку «Второго».  «Второй» стонет, мычит и вяло дёргается.

 

«Первый».  Значит, ты нас не убьёшь ?

Дима.  Надо будет – убью. (Таня с ещё большим ужасом смотрит на Диму)  Но пока не хочу.  Будет зависеть от твоих ответов.  Не поверю – убью.  Может быть и по частям.  Мне терять нечего.  Вы, и те на вертолёте – одна команда ?

«Первый».  Да.

Дима.  На кого работаете – ЦРУ ?

«Первый».  «Моссад»

Дима.  Евреи ?

«Первый».  Кто ?

Дима.  Ну, вы двое.

«Первый».  Зачем… православные.

Дима.  Что бы сделали со мной ?

«Первый».  Усыпили.  В вертолёте стальные контейнеры для твоих сжатых кулаков.  Чтобы ты струями резал себя.

Дима.  Когда вернётся вертолёт ?

«Первый».  Мы должны выйти на связь.

Дима.  Выйдете, когда мы уйдём.  И кулак прихватите, может быть, найдёте где пришить.  В снег его положите.

«Первый»  (хмыкнув).  Добрый.

Дима.  В меру.  Но если что – убью.

«Первый».  Про обезболивающее откуда знаешь ?

Дима.  Мало ли фильмов про коммандос.  Таня, бери наши полушубки, шарфы, ушанки, варежки – те брезентовые с мехом.  Всё за моей спиной.  И замок тоже - на гвоздике висит.  И выходи на улицу.

 

Таня срывает со стены и с полки всё, что требуется – и выбегает.  Дима, не спуская глаз с «Первого» и «Второго»,

пятится к двери, выходит из избушки, и закрывает за собой дверь.

 

Дима  (не отрывая глаз от двери протянув руку назад).  Таня – замок.

 

Таня вкладывает ему в руку замок со вставленным в него ключом, и Дима запирает дверь.

 

Таня  (растерянно).  Ты и вправду убил бы ?

Дима  (зло).  Оказывается, они пугали.  А мне что – нельзя ?!

Таня.  И ты убил бы ?

Дима.  Откуда я знаю.  Не знаю. Одевайся.  … Танечка.  Надо спешить.

Они быстро утепляются и уходят за избушку. Их провожают взглядами сидящие на ветвях белки.  Слабый ветерок покачивает игрушки на новогодней ёлочке. Кто-то пробует открыть дверь изнутри. Не более чем через минуту из-за избушки вылетает и скрывается за деревьями опирающийся на водяные струи «Драндулёт» с сидящими на нём Димой и Таней.

16.       Поезд - 2

 

Аут-камера. 

Вагон  поезда.  Двухместное  купе.   Дима (в тёмных очках) и Таня сидят друг против друга у столика, на котором стоят два стакана в РЖД-шных  подстаканниках, открытая бутылка шампанского, остатки шоколадки  на расправленной фольге.  Дима и Таня одеты в те же самые джинсовые костюмы. Танин рыжий парик красуется на голове у Димы.

 

Таня.  Как хорошо без попутчиков. Только ты и я.

Дима.  Да… Поезд полупустой. В новогоднюю ночь все сидят по домам, семьями.

Таня.  Мы тоже семьёй. Хорошо. Только дома у нас нет…  Сейчас сидели бы в избушке, слушали бы радио.

Дима.  Возле ёлки можно было похороводить.  Кстати, ты бы нашла себе под ёлкой подарунок.

Таня  (оживляется).  Он прямо сейчас там лежит – мой подарок ? Правда ? Ты в снегу закопал ?

Дима.  На три вопроса один ответ – да !

Таня.  А что ?  … Ой ! Лучше не говори – стыдно как !  Ты мне подарок, а я тебе даже не подумала.  То есть подумала, конечно – и сразу про то, что магазинов нет, купить нечего.   Вот глупая.  Надо было своими руками.  Ты сам сделал подарок, да ?

Дима.  Сказать какой ?

Таня.  Нет, не надо.  Я не его заслужила.

Дима.  Тогда можно, я тебе такой же сделаю на следующий Новый год ?  В другой раз ты его заслужишь, о-кей ?

Таня.  Хорошо.  Мне вот именно такой очень хочется.

Дима.  Договорились.

Таня.  … Дим, а мне всё ещё не по себе… После случившегося.

Дима  (кивает на бутылку).  И шампанское не помогло ?

Таня.  Расслабило немножко.  А всё равно… Как вспомню – бр-р-р,  мороз по коже…  Дима… я тебя хочу спросить… только не обижайся, ладно ?

Дима.  Разве могу я на тебя.

Таня.  …Ты же ему не нарочно руку отрезал, да ?

Дима.  Нет, что ты.  Хотел, как и первый раз – по ножу. Но очень быстрое было у него движение.  Не попал я.

Таня.  А потом вёл себя, как будто специально отрезал.  Я поняла, почему.  Ты так быстро соображаешь.

Дима.  Возможно… Тань, у меня в опасности почему-то все эмоции вообще сразу пропадают, и время становится медленное-медленное.   Я уже давно заметил.  И в этот раз так было, и с медведем, и раньше ещё.

Таня.  Здорово.  Хорошо быть таким человеком.  А я просто обмираю и стою как паралитик.  Дура дурой.  Если бы не ты…

Дима.  Честно сказать, просто свезло нам.  Они же профессионалы. Всё могло по-другому вывернуться.

Таня.  Значит Бог нас хранит.  Он и ангела тогда тебе послал.

Дима.  Нам.

Таня.  А я и раньше в Бога верила – знаешь почему ?

Дима.  Расскажи.

Таня.  Просто не могла поверить, что я – вот Я, Татьяна Соколова, вместе со всеми своими переживаниями, надеждами, теперь вот с любовью своей – это просто сплетение слабых токов у меня в мозгу. Помнишь, как в школе объясняли ?  Я и ты – мы ведь не миллиамперы, да ? Чего бы там они не мерили.  Любовь миллиамперами не измерить.

Дима.  Просто души прорастают друг в друга. Так что не разорвать.

Таня.  ... Значит любовь – она может быть только навсегда. Если прошла – значит, и не было.

 

Ин-камера.

Дима.  Дай мне руку...  (нежно берёт протянутую Таней руку, целует её и прижимает к своей щеке) Раньше… Раньше ещё…  Мне казалось, что я так тебя люблю, что сильнее просто не бывает… А сейчас мы живём… мы семья – и с каждым днём я люблю тебя всё сильнее… с каждым днём…

Таня  (наклоняется к Диме).  А я тем более.  Мне сейчас просто дико и невозможно, что я тебя не замечала. Совсем слепая была.  Совсем глупая. Простить себя не могу.  Мы же просто несколько лет у себя украли.  И всё из-за меня.

Дима.  Я ещё больше виноват. Потому, что мужчина.  Если мужчина… ну, знает, уверен, что любит девушку – это же ему… как сказать… Богом суженая… да. А он к ней не подошёл совсем, побоялся… не по-мужски побоялся… и пошла у неё другая жизнь, без него уже… и без счастья.  Понимаешь ?  Это же ему смертельный грех. Потому, что жизнь загубил любимому человеку, понимаешь ?

Таня.  И свою тоже.

Дима.  Конечно !  И я как раз такой же трус был.  Рассуждениями прикрывался – что нечего мне ей дать, что калека, что бедный.  А на самом деле просто трусил. Я так остро теперь понимаю. Если любишь – нет преград !  Всё сметёшь. Если по-настоящему.  И так бы и прожил я всю жизнь. Ни для чего. Только ты меня спасла.  Чудовищной ценой… Я про тот день.

Таня.  Не надо, не вспоминай !  Совсем никогда ! Я же просила тебя !

Дима  (быстро пересаживается к Тане и обнимает её ). 

 

Раздаётся не частый, но сильный стук в дверь.  Дима оборачивается к ней.

 

Голос из-за двери.  Соседи ! Выпить есть ?!

Дима.  Нет !

Голос из-за двери  (обречённо).  Совсем ничего ?

 

Аут камера.

Таня показывает Диме на бутылку шампанского. 

 

Дима  (берёт бутылку).  Шампанского… (смотрит через неё на светильник) полбутылки !

Голос из-за двери.  Выручи ! …Брат !

 

Дима сдёргивает с головы парик, берёт бутылку, встаёт, приоткрывает дверь и протягивает бутылку в проём, закрывает дверь и садится рядом с Таней.

 

Дима.  Ну вот – одно доброе дело в этом году уже сделали.

Таня.  А ему «с новым счастьем» привалило.  С первых минут. …Вот бы и нам «нового счастья».

Дима  (обнимает Таню).  У меня ещё и старое счастье никак не кончается.

 

Опять раздаётся стук в дверь.  Таня и Дима встревожено переглядываются.

 

Голос из-за двери (тот же самый).  С Новым годом !

 

Таня и Дима (не сговариваясь, хором).  С новым счастьем !

 

Дима.  Да…  Тебе спать хочется ?

Таня.  Нет.

Дима.  Тогда расскажу кое-что. Про Дальний Восток и почему мы туда едем.

Таня.  Ты говорил – золото мыть.  И про деньги.

Таня.  Всё так.  А сейчас подробности. И ещё кое-что…  Так… С чего бы начать… Ну, например, про мою китайскую фамилию.

Таня.  Какая же она китайская ?  Ты же русский.

Дима.  Может быть.  А только в двадцатые годы дед мой, отец отца… был в Уссурийске малолетним сиротой и даже фамилии своей не знал.  Взял его к себе жить один человек – китаец…  Дед тот день хорошо запомнил. Осень была.  На прииск, где они жили, напали хунхузы – как раз конец сезона, чтобы больше взять золота.  А хунхузы – они жестокие были, убивали всех, чтобы без свидетелей.

Таня.  А кто такие хунхузы ?

Дима.  Китайских бандитов так называли. Большие были банды, даже отряды - по нескольку десятков человек. Они как мафия были.  В основном, в страхе держали своих же китайцев – их тогда много было в Приморье.  Сейчас, правда, тоже. Русских реже трогали. Но всё равно – вот на прииски нападали, а золото к себе в Китай переправляли, в Маньчжурию. А у русских, дед говорил, они часто девочек угоняли, или воровали – продавали потом богатым китайцам. А тот китаец ( приютивший деда),  он был раньше «ходя» - мелкий торговец, типа «коробейника».  У него на хунхузов свой зуб был – они его братьев убили.  А после революции стал большевиком, учился в университете трудящихся Востока. Он даже был комиссар ЧОНа – специального отряда особого назначения, который долго гонялся за крупной бандой хунхузов и разбил её на какой-то переправе.  Вот эта банда как раз и напала на прииск, где мой прадед работал. А деда и ещё двух пацанов, которые тогда в лес убежали, тот китаец потом взял к себе жить – это уже в город, в Уссурийск. Те-то два пацана свои фамилии знали, а дед – маленький был, не помнил. Вот китаец и придумал ему фамилию. Он спросил тогда деда: «Какую хочешь фамилию ?», а маленький дед тогда и ответил: «Китайскую !». Не стал ему китаец давать китайской фамилии, а записал, как ты знаешь – Китаев.  Вот как было.

Таня.  Ничего себе история.  Роман можно написать. А дальше что ?

Дима.  А дальше лет десять лет жил мой дед и те пацаны с этим китайцем.  Семьи у него не было, он один жил, с этими приёмными детьми. А потом его арестовали.  Он тогда был начальником золотопромышленных артелей на реке Селемджа - есть такая на карте.

Таня.  Кто арестовал ? Хунхузы ? 

Таня.  Какие хунхузы, что ты. Хунхузы не арестовывали.... Хотя, кто их знает… Арестовало его ГПУ. Ну, он и сгинул.

Таня.  А за что ?

Дима.  Обычно ни за что арестовывали, а он знал, за что его арестуют – объявят «врагом народа» и арестуют.  Он распорядился искать золото в районе, где, все говорили, что золота нет.  А он был уверен, что там богатейшее месторождение.  Район назывался «Трёхгорье».

Таня.  Между трёх гор ?

Дима.  Да. Невысокие.  Там высоких вообще нет – это я по карте говорю.  Вот. И никто с тех пор там золото не добывал.  А раньше ещё китайцы туда много ходили – за самородками.  Ниже-то по реке их нет, там золото намывать надо. А выше, в «Трёхгорье», там, значит, рудное золото было и есть. Вот туда мы и поедем. Мыть и просеивать – это нам с тобой трудно. А рудное… будем эти горы вскрывать , пластами, и искать самородки. Я очень надеюсь, что повезёт нам. Нам надо много.

Таня.  Значит, поверил ты китайцу.  А как его звали ?

Дима.  Жан-Ли-Чин.  Мне дед говорил, что китаец в этом деле был большой специалист. Я, можно сказать, деду поверил.

Таня.  А что же ему не поверили ? В то время ?

Дима.  Не знаю. Время было такое.

Таня.  А имя у  него как у француза.

Дима.  Жан – это, наверное, фамилия.  Кажется, она у них на первом месте…  И ещё, Таня.  В этом … предприятии… я очень на тебя надеюсь – самородки искать. У меня-то зрение слабое.

Таня.  Вот и хорошо – буду и я при деле. А то все заботы на тебе. Ты мне ничего не оставляешь. Прямо домохозяйка какая-то.

Дима.  Так я и должен всё обеспечивать. Как муж, как глава семьи… э-э… ну, в этом смысле.  А если женщина сидит дома и детей растит – разве это плохо ?  Мне кажется, что так и надо.

Таня.  А когда нет детей ?

Таня.  Будут.

Таня.  Дим, а мне же хочется учиться, образование получить… гуманитарное или врачом – как тётя Вера.

Дима.  Думаешь, мне не хочется ?  Ещё как.  Особенно, после того, как у нас стала семья.  Надо же на ноги встать по-настоящему… И семью поставить.  Во всех смыслах. А у нас с тобой даже школьных аттестатов нет.  С этого начинать придётся.

Таня.  Когда и где…

Дима.  Да уж не скоро…  Помозговать об этом – и то некогда. Всё время жить приходится самой ближней задачей.

Таня.  А хорошо бы нам как-нибудь… легализоваться. Жить под настоящей фамилией, никого не бояться, ни от кого не бегать… Была бы я Китаева…

Дима. Тань, как начинаю об этом думать – мозги заклинивает. Не вижу выхода. Никакого. Как-то надо нам исхитриться купить и эту свободу.

Таня.  Купить ?

Дима.  А как иначе ?  Огромные, несусветные деньги нужны. Время такое.

Таня.  А за деньги у нас всё можно ?  Ты так думаешь ?

Дима.  Ну, например, отец мой в этом не сомневается.  А я думаю, что если он ошибается, то не сильно… Отец… За неимоверные деньги… ну, или что-то эквивалентное.

Таня.  Что например ?

Дима.  Пока не знаю.

Таня.  А может быть, связаться тебе с «твоим» генералом ? Может он помочь ?  Как-нибудь через них ? Ведь есть же у них к тебе интерес.  К этому дару твоему.

Дима.  А что генерал… Не верю я им.  Всё у них не по правде… Зыбкость какая-то… Может быть и нельзя им – чтобы по-другому.  А вообще-то лежит у меня в лесочке под Москвой мобильник с его номером.

Таня.  Под дождём и снегом.

Дима.  Не должен сломаться – спец-ФСБ-шный.  Да там и на базу ихнюю постучаться можно… не дай Бог…  А дар этот… Не хочется мне всю жизнь с ним прожить.  Тем более, непонятно – ангельский он или… наоборот.  Знаешь ведь – я даже говорить о нём… никогда не говорю… и не думаю - боюсь.  Хорошо бы ему пропасть.  Не прямо сейчас, конечно, а когда мы с тобой выкарабкаемся. Бог бы нам в помощь.

Таня.  Ты стал чаще слово «Бог» говорить.  Я тоже.  Раньше никогда не говорила.

Дима.  Само стало получаться, да ?

Таня.  Да… Бог нам в помощь…

 

17.     Райцентр в Хабаровском крае

Аут-камера.

Непритязательно обставленная комната.  Бревенчатые стены.  Потрескивают дрова в русской печке (давно утратившей изначальную белизну).  Дима (без повязки) сидит за столом, неярко освещённым настольной лампой. Перед ним – включённый ноутбук и несколько книг, одну из которых он читает, делая выписки.  Из расположенного в сторонке плеера негромко слышится музыка «Биттлз» («Stroberry fields forever» и дальше из альбома ««Magical Mystery Tour»). Иногда Дима подпевает (неаккуратно и немного фальшивя).  За дверью (в сенях) раздаются звуки открывшейся а затем захлопнутой другой двери.  Дима спешно надевает повязку, встаёт и быстро выходит.  После непродолжительной паузы раздаются голоса.

 

Дима.  Ну, добрый, Танечка, вечер.

Таня.  Для нас обоих.

Дима.  Снегу-то натащила !

Таня.  Метёт.  Я там отряхнулась… веником.

Дима.  Давай помогу… Пойду тряхану.

 

Слышно, как открывается дверь, как Дима вытряхивает на крыльце шубу, как дверь закрывается.

 

Таня.  А отличная вещь – валенки. Жалко, что в Москве их не носят…

Дима.  Москва - не Россия.

Таня.  Да... для Москвы они не комильфо .

Дима.  Слишком дешёвая обувка.  Вот сейчас в стране кризис – рубль упал в четыре раза, производство тоже. Забастовки везде, демонстрации. Я телевизор включал – там напомнили, кто-то из великих экономистов сказал (не сейчас – раньше ещё), что во всех последних кризисах виноваты мегаполисы – их стало много, жрут в три горла и ничего, фактически, не производят.

Таня.  Нужен указ – переобуть Москву в валенки. И кризиса как не бывало.

 

Таня и Дима входят в комнату. Таня включает верхний свет и обращает внимание на цветок, стоящий в бутылке с водой. 

 

Таня.  Ой, где ты взял ?!

 

Подходит, наклоняется и нюхает цветок.

 

Дима.  Это тебе от деда Авдея.

Таня.  Ничего себе. А он где взял ?  Тут же не продают.

Дима.  Говорит, крутился на площади, между магазином и администрацией. А там в клубе будет сегодня местная конференция «Единой России» - привезли кое-что для неё. Стал Авдей помогать – разгружать, носить. Дали ему за это бутылку «Кока-колы». А цветок он просто затырил.  «Для Танечки», - говорит. Он тебя любит.

Таня.  Надо будет поблагодарить.  Он добрый.

Дима.  А ведь он не старый совсем – не на пенсии ещё.

Таня.  А выглядит лет на семьдесят.

Дима.  Если бы я так пил, так же бы выглядел.

 

Дима и Таня садятся рядом на застеленную кровать (железную, «с шарами», из пятидесятых годов) и берут друг друга за руки.

 

Дима.  Руки совсем холодные.

Таня.  А я без варежек шла.  Там тепло на улице.  Скоро весна.

Дима.  Утром минус три было на градуснике.

Таня.  А ты хорошо протопил.  Только рановато.

Дима.  Хотелось к твоему приходу. А на ночь тогда ещё подтопим.

Таня.  А хорошо когда печка. Откроешь – живой огонь.  Так уютно. У нас дома был электрический камин с имитацией. И то мне нравилось.

Дима.  Как прошёл день ?

Таня.  Отлично !  Рогожкин и Мазур сегодня не пришли. А другие дети, когда их нет, нормально учатся, даже стараются. Хорошо, когда они школу прогуливают.

Дима.  Ничего себе «училка» сказанула !  Ты должна бы за них переживать – раз они такие.

Таня.  Что ты меня дразнишь.  Я умом, может, и переживаю.  А как увижу, что их нет – прямо гора с плеч.  А они…  кто не хочет учиться, тот не выучится.

Дима.  Вера Семёновна, наверное, по-другому думает.

Таня.  Дима, ну вот что ты так.  Сравнил !  То вера Семёновна, а то я.  И потом, я ведь не настоящая учительница – мне же школа денег не платит.

Дима.  Кстати, могли бы и заплатить чуток, найти способ.  Ты же по-английски говоришь лучше, чем их учительница – слышал я ваш разговор.  А она – примерно, как я.

Таня.  Более бегло – не значит правильнее.  У меня же сильный австралийский акцент.

Дима.  А что вы тогда не остались в Австралии ? Многие же уезжают.

Таня.  Отец рассказывал, как в какой-то год на побывке в России красил он оградку на дедушкиной могилке и… как пронзило его … мыслью, ну кто ещё эту оградку должен красить, как не он.  Говорит, в тот день решил он, что надо возвращаться насовсем.

Дима.  А тебе там нравилось  ?

Таня.  Да.  Только жарко очень.  И акул мы боялись. Сами-то австралийцы их не очень боятся.

Дима.  Как мы волков ?

Таня.  Примерно так… Дима, а давай мы будем путешествовать… ну, потом, когда… всё у нас будет хорошо, как у людей ?  (мечтательно)  Я бы Австралию обязательно навестила – есть там у меня места… которые я любила.

Дима  (задумчиво).  А я бы в Бразилию съездил, в Рио-де-Жанейро. Я фотографии видел у Геры Иваняна – чудо, а не город !  И люди там легко живут, беззаботно.

Таня.  Беззаботно никто не живёт.

Дима.  Ну пусть будет «малозаботно». Это дела не меняет.

Таня.  А почему ты так думаешь ?

Дима.  Так видно же  -  и по фотографиям, и по всему, что мне известно.  И Герка так рассказывал.

Таня.  В Рио я, конечно, тоже хочу.  Можно даже туда раньше, чем в Австралию – раз мы в Рио оба хотим.

Дима.  Обе.

Таня.  Обои.

Дима.  Оба-двое… Да мало ли куда интересно съездить. Даже и по России. Здесь хотя бы разве не красиво ? Это мы просто привыкли уже… А между прочим, я даже в Петербурге не был ни разу – стыдно сказать.

Таня.  Тогда сперва Питер, потом Рио, потом Мельбурн – договорились ?

Дима.  О-кей !  Но для начала в Хабаровск – мы там тоже не были.

Таня.  Всё забываю спросить - а тигры есть, в Хабаровском крае ?

Дима.  Говорят, нету.  Холодно тут тиграм.  Медведи есть.

Таня.  Помнишь того ?  Бр-р-р!!!

Дима.  Да уж.  Не повезло бедняге…  В общем я очень доволен !

Таня.  Ты про что ?

Дима.  Ну, что не скучно тебе, что есть у тебя здесь полезное дело – я про твой английский факультатив.

Таня.  Ой, я с таким удовольствием на занятия хожу – они ведь, Дима, почти всем классом приходят.  Мне даже готовиться к урокам почему-то интересно.  Они говорят, что мои уроки лучше школьных.  Там-то они правила учат и тройки свои зарабатывают, а на моих мы просто разговариваем, сценки всякие разыгрываем – только на английском.

Дима.  Приедут сюда австралийцы – а тут все говорят на австралийском языке. То-то удивятся.

Таня.  А как твоё учение ?

Дима.  Стараюсь. И по книжкам. И с местными общаюсь. Вообще-то они ко мне как к дурачку относятся – в том смысле, что хочу я в «Трёхгорье» рудное золото искать.  С другой стороны, это и хорошо – конкурента во мне не видят, ну и делятся знаниями. Люди, оказывается, других учить любят.

Таня.  Как я, например.

Дима.  Нет исключений !

Таня.  Дима, ты даже не представляешь, как я уверена в тебе.  У таких, как ты, всегда всё получается.

Дима  (целует Таню).  Спасибо на добром слове. Только спиться боюсь – всё ведь общение через это дело.

Таня.  Я уж привыкла, что от тебя попахивает.

Дима.  Ты не бойся, это я просто так сказал – для словца. Я ведь сам-то понемножку.  Видела бы ты, как они тут пьют.

Таня.  Догадываюсь.

Дима.  Я сегодня познакомился с одним потайным человеком, ингушем – солидный такой дядечка.  Хотя как «потайным»… все знают, что он золото скупает.  Он тут главный скупщик. Говорят, если какой другой скупщик объявится – плохо ему придётся. Были уже истории.

Таня.  А как же государство  ? Почему оно не скупает ?

Дима.  Оно тоже. Есть фактория.  Туда тоже носят, но понемножку. Государство меньше платит.  И там тоже какой-то ингуш главный. Мафия.

Таня.  А как ингуши к дагестанцам относятся ?

Дима.  Я не знаю. Думаю, ставят пониже себя. Это я абстрактно говорю.  Из общих соображений.  А конкретно – он мне сказал, что мне, молодому мусульманину, нужно больше жить в вере, правила соблюдать.  Сказал, что плохая сейчас стала молодёжь, что телевизор нас испортил.

Таня.  А ты что ?

Дима.  А я тоже так же думаю – телевизор нас испортил.

Таня.  А мы почти и не смотрим.

Дима.  Памятник нам поставить.

Таня.  Напротив останкинского телецентра.

Дима.  Высотой выше вышки.

Таня.  Чтобы сигнал с неё не проходил.

Дима.  Только чтобы КВН проходил.

Таня.  Правильно !

Громко «взрывается» перегоревшая лампочка в абажуре. В комнате становится сумрачно.

 

Дима  (приблизившись к Тане, тихо).  Это нам намёк… заболтались мы…

 

Ин-камера.

Взгляд Димы «ощупывает» лицо Тани, её глаза, губы, грудь, ноги.  Дима снимает «через голову» с Тани тяжёлый вязаный свитер – получается вместе с блузкой, застёгнутой под горлом.

 

Таня  (очень тихо).  Подожди…

 

Она расстёгивает пуговицы блузки.

 

Таня  (шопотом).  Ты мой любимый… мой желанный…

Дима (шопотом).  Ты моя… всё…

 

18.       Непогода

Аут-камера.

Лето. Большая палатка на пологом склоне горы, покрытом негустой травой. Ниже её – лес, выше – скалистый утёс, рядом – кострище с подвешенным котелком. Неподалёку стоит «драндулёт».  Пасмурный дождливый день. Тучи едва не задевают верхушки деревьев.

Из палатки в плаще с поднятым капюшоном и чайником в руке выходит Таня. Она направляется к скале – у её подножия бьёт небольшой родник. Таня два-три раза пьёт из ладошки, набирает воды в чайник и возвращается в палатку.

В палатке  Дима лежит у стенки на матрасе. Увидев вошедшую Таню, он отворачивается к стенке.

Таня снимает плащ и остаётся в свитере и брюках. Видно, что у неё уже заметный животик.  Таня разжигает примус, ставит на него чайник, садится на раскладной табурет спиной к Диме и бесстрастно смотрит на огонь, иногда отгоняя от лица мошкару.

 

Таня.  Третий день уже, и конца дождю не видно. (после паузы)  Вот и отпуск нам за труды.  (после паузы)  Ты какую кашу хочешь на обед ? Гречневую ? … Ответь…  Не молчи. Что же ты молчишь ?

 

Таня садится на матрас рядом с Димой и кладёт ему руку на плечо.

 

Дима.  Не заработал я на обед… Ты  ешь…

Таня.  Кто ж тогда заработал, откуда у нас всё… Дима, зачем ты так со мной ?

Дима.  Как «так» ?

Таня.  Плохо.

Дима.  А всё плохо и есть. Хуже некуда.

Таня.  А по-моему плоха только погода. И твоё настроение. Погода – это нам ерунда. Зато отдохнём.

Дима.  Тебя вот замучил, а тебе нельзя.

Таня.  Льзя. Я ведь не надрываюсь, хожу только. А ходить – малышу не вредно. Полезно даже… Ты-то, конечно, устал.

 

Таня погружает пальцы в волосы Димы – он поворачивается к Тане и садится (на его глазу повязка).

 

Дима.  Физически – нет… Немного. А только стыдно мне даже в глаза тебе смотреть. Зазвал, насулил золотые горы. Буквально даже – смех. И с чего я взял, что мы тут обязательно… озолотимся. Прямо наваждение какое-то было. Вот уже сколько месяцев тут – даже на еду не нашли… Да и что нашли – не я, а ты.

Таня.  Так у меня случайно …

Дима (перебивает).  А у меня самонадеянность и безответственность. Забрался чёрт те куда.  И жену притащил – дурак дураком. На что рассчитывал ?  Кромсаю землю без толку… А и «Дар» богов этот – вдруг он пропадёт ? В любую минуту ?  Я уже и драндулёта стал бояться… когда с тобой.

Таня.  А я думаю, рано нам руки опускать. И вообще нельзя этого делать никогда. Этому я у тебя научилась…  В колонии, знаешь, как психовала ? Не похуже, чем ты сейчас.

Дима (усмехнувшись).   У меня… У меня, видишь, руки опускаются… А как подумаю, что малыш на подходе – вообще ужас. Какую жизнь мы ему… В этой палатке ?  Нет, пора нам к людям, пора жить нормальной жизнью.  Мало ли в России Гаджибековых… Вот и мы… Работать будем, учиться. Ну, и «Дар», пока есть, поможет. Не надо нам журавлей, синичку бы словить.

Таня.  Дима, всё ты правильно говоришь, я согласна. Только я задержалась бы тут ещё… хотя бы на месяц. Ничего от этого малышу не будет.  Я вообще такой здоровой, как сейчас, никогда себя не чувствовала. Образ жизни, наверное.

Дима.  Обессилел я, Таня. (опять отворачивается к стенке)

Таня.  Конечно, тяжело тебе. Я понимаю.  А думаешь, мне легко… (после паузы)  Я ведь человека убила…  (Дима поворачивается к Тане, внимательно и тревожно всматривается в её лицо и мокрые глаза)   Разве могу я забыть…  Вспоминаю, вспоминаю, вспоминаю… Не как всё случилось, а ужас свой… он такой же силы и сейчас бывает. И как он потом лежал… с ножом… Я раньше тебе не говорила… А часто, когда обрадуюсь чему-нибудь – вдруг сразу об этом мысль… ну, об ужасе и этой моей вине…  А ты … ты сравнись со мной – тебе легче… жить.  И ты же мужчина…

 

Дима садится, притягивает к себе и обнимает Таню.

 

Дима.  Бедная ты моя… Сколько перетерпела… Ну, ничего – мы ведь вдвоём.  Вот видишь, мне рассказала – теперь это будет на двоих.  Я ведь тебя люблю.  Всё твоё – он же и моё, понимаешь ?  Теперь и вина твоя эта.

Таня.  Спасибо, Димочка, мне… после слов твоих… легче стало.  Потому, что ты мой любимый…

Дима.  Ничего… Что было – то прошло. Будем жить !

Таня.  (после паузы)  Правильно говорят, что с милым рай и в шалаше…

Дима.  Пройдёт много-много лет, и  будем мы вспоминать нашу палаточную жизнь… как… со сладкой грустью… А с другой стороны,  мне всё-таки жалко, что нет у меня другого дома, кроме этой палатки.                                                                 

Таня.  А родительский ты не считаешь ?

Дима.  Туда я никогда не вернусь.

Таня.  Почему ?

Дима.  Не хочу об этом рассказывать.  Даже тебе. Извини.

Таня.  А я бы в московский дом зашла бы с радостью. Вот бы вместе с тобой !  Сказала бы: «Вот мой муж, знакомьтесь!».  Мои бы тебя полюбили.  Полюбят – не сомневайся.

Дима.  Значит, хорошая у меня тёща ?

Таня.  Просто замечательная.

Дима.  Клон тёти Веры ?

Таня.  Нет, совсем наоборот. Тётя Вера – кремень, хотя тоже добрая.  А мама… она мягкая вся.

Дима.  Вроде тебя ?

Таня.  А я хорошая ?

Дима.  Просто замечательная.

Таня.  Тогда и она такая же.  А у тебя мама какая, расскажи ?

Дима  (помрачнев).  В другой раз.

 

Почувствовав неловкость, Таня умолкает.  Вдруг издалека сквозь шум дождя доносится слабы звук выстрела, потом ешё раз.

 

Дима.  Что ж это – они и в дождь охотятся ? Странно… Ты, Таня, ты больше одна по лесу не ходи, особенно к в сторону перевала. Что-то часто стали встречаться китайцы-охотники. Улыбчивые такие… здороваются. А что за люди – кто их знает. Раньше только за перевалом постреливали.

Таня.  Это лесорубы, наверное ?

Дима.  Ну да.  С вершины хорошо видно – от озера и дальше они всю тайгу вырубили.  Смотреть жутко.

Таня.  Значит, разрешили им.

Дима.  Сколько разрешили, а сколько вывезли – поди проверь. Платят кому-нибудь…  Не дай Бог, увидит кто из них, как мы работаем… Да… (тихонько запевает, не очень складно, как бы «про себя»)  «Во суббо-ту… в день ненаст-ный… не-льзя в поле ра-бо-тать.»… Да, пора нам с этой работой. Хватит - всё с нами ясно.  В общем, погода наладится – едем в Хабаровск.  Я так решаю !

19.       На склоне горы.

Аут-камера.

Солнечный день. Дима (в тёмных очках, с сумкой в руке) и Таня выходят из леса и поднимаются выше по пологому изрытому склону горы, усеянному камнями разных размеров. Кое-где не нём попадаются сложенные из камней небольшие пирамидки.  Они подходят к большому валуну, неподалёку от родника, дающего начало небольшому ручью,  останавливаются. Дима ставит сумку на землю.

 

Дима.  Не устала ?

Таня.  Нет, ничего.  (осматривается) Красота !  (посмотрев вниз на изрытый склон и вздохнув с сожалением) Только мы вчера набезобразничали…

Дима.  Ничего, зарастёт.  Зато миллионов на десять нашли. Везуха.  Каждый день бы так.

Таня.   Да, прав был дедушкин китаец.

 

Вдалеке слышится выстрел, потом ещё один.

 

Дима.  Только бы наши тайники никто не нашёл. Китайцы - прямо по всему лесу. Когда только они работают…  Кто-нибудь нас уже видел. Наверняка.

 

Дима достаёт из сумки мешок, складывает его вдвое и постилает его на валун.

 

Дима.  Take this chair, please.

Таня.   Merci beaucoup, monsieur.

 

Таня садится. Достав кружку, Дима подходит к роднику, пьёт сам и приносит воду Тане.

 

Таня  (взяв кружку).  Спасибо, Дима. (слегка пригубив воду) Холоднющая какая…

Дима.  Аква минерале …

Таня.  А давай тот самородок себе оставим – который как кошачья мордочка ?

Дима.  Пару изумрудов надо купить покрупнее – глазки ей вставить.

Таня.  Изумрудов не обязательно. Пуговки бывают зелёные такие.

Дима  (осматривая склон).  Так… Значит, так.  Я предлагаю сегодня двигаться поперёк склона, во-он оттуда (показывает),  от трёх пирамид, где были самые большие самородки. Пойдем примерно на постоянной высоте, хочешь налево, хочешь направо…   

Таня.  Раз уж ты спросил – не хочу. Ни направо, ни налево.

Дима.  Почему ?

Таня.  А почему надо искать именно на той высоте ?

Дима.  Ну… я ведь не знаю, как они образуются, эти самородки. Если большие мы нашли… все на одной высоте, может и другие найдутся … по этому признаку, других у нас нет.

Таня.  А посмотри на кучки..

Дима.  На пирамидки ?

Таня.  Да. Они все внутри овала с длинной осью вверх, к вершине.  Значит, выше надо искать.

Дима.  Тогда уж скажи, почему не продолжить внутри овала ?

Таня.  Можно и внутри ещё раз поикать.  Но как-то неинтересно.  Я бы вверх, вдоль длинной оси эллипса.

Дима.  Знаешь разницу между эллипсом и овалом ?

Таня.  Нет.

Дима.  Потом объясню. Значит, к вершине ?

Таня.  Да.

Дима.  Посмотри - там небо, и ничего больше нет.

Таня.  Сам посмотри. Пониже.

Дима.  Тань, если там за миллиарды лет что-то образовалось, то давно уже скатилось вниз… миллион лет назад.  И мы нашли их – скатившиеся самородки. Тяжёлое – оно всегда книзу скатывается и вниз попадает, так ? И вот они катились, катились и докатились до этой высоты – значит, и другие до неё же.

Таня  встаёт, поднимает и складывает мешок, подходит к лежащей на траве сумке и нагибается, чтобы положить в неё мешок. 

 

Таня  (нагнувшись к земле, чуть обиженно).  Вот упёртый какой…

Дима  (чуть раздражённо).  Да посмотри ты – и наверху (показывает), и здесь уже – одни только большущие камни !  Таких самородков не бывает.  Ты что, на самородке сейчас сидела ? Обыкновенный каменюка. Смотри !

 

Острой струёй воды Дима срезает с края валуна увесистую его часть, она опадает вниз – обнажившиеся срезы валуна и его отвалившейся части сочно блестят скрывавшимся под толстой каменной коркой чистым золотом. От изумления лицо Димы принимает глупейший вид. Уложив мешок в сумку, Таня выпрямляется и смотрит на Диму.

 

Таня  (с испугом).  Что с тобой ?

 

Дима не в силах вымолвить ни слова – только молча машет рукой, показывая на срез валуна.

 

Таня.  Мамочка…

Дима.  … Нет… так не бывает…

Таня.  …Так вот за чем мы сюда…

Дима.  …Если он весь как на срезе, тут же тонны три...

 

Дима подходит и безуспешно пытается поднять кажущуюся не слишком большой срезанную часть валуна.

 

Дима  (выпрямляется).  Так и есть. Золото.

Таня.  Значит, закончилась наша экспедиция ?

Дима  (после паузы).  Конечно.  Куда же нам больше.  Буду сюда приходить – отрезать понемножку… по моей грузоподъёмности. Большей удачи и быть не могло…  Сбылась мечта идиота.  Странно и необъяснимо.  (после небольшой паузы) Хотя, раз уж мы здесь, надо бы походить тут, другие валуны порезать.

Таня.  Не надо ничего резать.  Сам же сказал – нам больше не надо. 

Дима.  Ну, не надо – так не надо. Только присыплю этот. Отойди.

 

Таня и Дима отходят.  Дима разрезает на более мелкие части отделённую часть валуна. Отложив одну из них в сторону лежащей на траве сумки, умелым отработанным движением он «бьёт» струёй воды в землю около валуна – разлетаясь, земля засыпает и обнажившийся срез валуна, и его отделённые части.

 

Таня хочет нагнуться за золотым «обрезком» валуна, но Дима останавливает её.

 

Дима.  Тань, я сам – он тяжёлый.

 

Дима укладывает «обрезок» в сумку и берёт её на плечо.

 

Дима.  Неужели всё ?  Идём домой ?

Таня  (нерешительно).  Да.  Только… давай поднимемся на самую вершину ?  Мне хочется.

Дима.  Тут же отвесная скала.  Даже мне не залезть.

Таня.  А с другой стороны ?  Ты говорил, она не крутая.

Дима  (с сомнением, вопросительно).  Это обходить  - пара километров, и вверх потом метров сто.

Таня.  Ну и что, день только начинается, делать нам всё равно нечего.

Дима.  И настроение отличное – ну хорошо, пойдём.  Полюбуемся напоследок с верхотуры.

 

Таня и Дима уходят.

20.       На вершине

 

… Таня и Дима вблизи округлой вершины горы. С каждым шагом склон становится всё более пологим.  Наконец, они на самой вершине.  Ничем не сдерживаемый ветер треплет их волосы. Заметно, что Таня устала.

 

Дима.  Устала ?

Таня  (сокрушённо).  Устала…

Дима.  Полежи, отдохни.

 

Дима опять достаёт из сумки мешок, стелет его на траву.  Снимает с себя куртку и расстилает её поверх мешка. Кладёт сумку в изголовье. Таня ложится на спину. Дима садится рядом.

 

Дима.  Дураки мы.  Дошутимся.  Особенно я – зачем согласился. Всё-таки иногда надо с тобой спорить и делать по-своему. Ты ведь иной раз меры не знаешь.

Таня.  Разворчался… как старый дед. Уже и устать мне нельзя.

Дима.  Ну, откуда тебе знать, что тебе можно, и чего нельзя ?  Сама подумай.

Таня.  Дима, я же просто чувствую, и всё.

Дима.  Не верю я в твои чувства.  Вон, в городах в твоём положении по врачам ходят, наблюдаются. А мы тут как пещерные люди.

Таня.  Если что – «драндулёт» у нас есть.

Дима.  Сейчас до него два часа спускаться. Это если одному идти.  А если тебя тащить ? Я ведь даже не знаю, как делать...  чтобы не совредить.

Таня.  Да что ты паникёр такой !  Не надо никуда меня тащить.

Дима.  Не поздно было и с полподъёма вернуться.  Говорил же тебе. Не нравится мне твой вид, честно. Я даже про золотую радость нашу только сейчас вспомнил.  Вдруг. Это мне наукой будет:  сам думай – сам делай, никого не слушай. Особенно тебя.

Таня  (рассмеявшись).  Ну, ты и сказал !  Экстремист какой. (лёжа делает вид, что топает ногой, говорит с напускной угрозой)  Будешь слушаться !  Как все мужья.

Дима  (с улыбкой).  А разве все мужья жен слушаются ?

Таня.  А… испугался ?  Шучу я. 

 

Дима ложится на куртку рядом с Таней, кладёт руку ей на живот.

 

Дима.  Не холодно тебе.

Таня.  Нет. Сам не замёрзни.

Дима.  Ничего.

Таня.  А знаешь, зачем мы поднялись ?

Дима.  Потому что жена велела. Каприз такой.

Таня.  Не угадал.  Потому что у жены интуиция.

Дима.  Так это она тебя сюда погнала ?  А моя мне твердила, что не за чем сюда тащиться.

Таня.  Просто она у тебя никудышняя.

Дима.  А у тебя, значит, кудышняя ?

Таня.  Не знаю.  Сейчас проверим.  Можешь срезать верхушку горы ?

Дима.  Мы тут будем золото искать ? На вершине ?

Таня.  Да, самую жилу.  От которой все самородки.

Дима.  Какую жилу… Мы же решили, что нам больше не надо ?  И что же ты сразу не сказала, зачем хочешь подняться.

Таня.  Ты что, хочешь, что бы женщина была последовательной ?

Дима.  Так не бывает ?

Таня.  Ну… Мне просто не хотелось, чтобы ты сразу отказался.  А теперь ты не отвертишься.

Дима.  И как же мне резать вершину, на которой мы как раз и лежим. Из-под себя ?

Таня.  Из-под себя не будем. А будем так: встанем в самой верхней точке и будем срезать понемногу вокруг, во все стороны.

Дима.  Типа, заточим гору ?

Таня.  Да, как карандаш точилкой.

Дима.  И увидим жилу ?

Таня.  Да.

Дима  (иронично).  И как это я сам не догадался…

Таня   (иронично).  Где уж тебе.  

Дима.  И всё-таки удивительно мне – откуда у тебя такая уверенность ? Сможешь ответить ?

Таня.  Где уж мне…  На самом деле.  Вот сейчас лежу, представь, как будто на мокрой траве, и чувствую что мокро, воду чувствую.  И также чувствую сейчас, что жила где-то подо мной, рядом где-то.

Дима.  А внизу что чувствовала ?

Таня.  Как перст Божий в спину – что надо нам наверх.

Дима.  Почему же Бог меня не толкал ?

Таня.  Ты меня спрашиваешь ?

Дима  (вздохнув).  Ну ладно, дискуссия затянулась – проще всё выяснить. Отдохнула ?

Таня.  Да.  Сердце совсем успокоилось.

Дима.  Тогда подъём ?

 

Дима и Таня встают. Дима надевает свою куртку.

 

Дима.  Ну, и где будем вскрывать ?

Таня  (показывает кивком головы).  Вот здесь.

 

Мощной струёй воды Дима слой за слоем смывает породу в указанном ему направлении. Наконец, снято уже более двух метров земли.  Таня дотрагивается рукой до Диминого плеча.

 

Таня.  Хватит, Дима, хватит ! Нет тут ничего. (грустно) Я просто «лохушка».  Мозги заклинило девке – ну, и навоображала себе.  Пойдем.

 

Дима останавливает воду и поворачивается к Тане.

 

Дима.  Тань, ты только не вздумай огорчаться, вспомни – день-то у нас какой удачный.  Это же по любому.  Ну, подкачала интуиция – ну и что ?  Это же бывает со всеми в половине случаев !

Таня.  Ну, хорошо, я не буду.  Просто мне обидно, понимаешь ? Я ведь уверена была.  Непонятно почему… Ну всё, пойдём.

Дима.  И пойдём, и спустимся – ещё и праздник можно закатить. Съедим последние шоколодки.

Таня  (печально). Мне нельзя…

Дима  (в хорошем настроении).  Это ты не волнуйся – с шоколадками я не подведу! (напевает из романса, с понижающейся интонацией)  «А напоследок я скажу»… что просто так забавы ради… сейчас бабахнем вот тут... (уже прозой, сухо) и поёдём домой.

 

Мошной струёй Дима срезает совсем нетолстый слой грунта рядом с тем местом, которое «обработал» перед этим.  Среди разлетающихся камней и ошмётков грунта сверкают ярко-жёлтые вкрапления, Дима останавливает воду – перед Таней и Димой овальное жёлтое «блюдце» диаметром около десяти метров – срез мощнейшей золотой жилы.

 

Способность говорить возвращается к ним только через несколько секунд.  Поражённые Дима и Таня не могут отвести глаз от открывшейся жилы.

 

Дима.  … Мираж.  Так не бывает.

Таня. … Жила…  Вот она какая…  Жилища.

Дима.  … Так вот за чем мы сюда приехали…

Таня. … А вдруг она не золотая ?

Дима.  …А какая же она по-вашему, Шура…  Пойдём посмотрим. Полно ошмётков вокруг.

 

Дима и Таня спускаются к «блюдцу».   Таня заходит на «блюдце», становится там на колени и ощупывает его. Дима отходит в сторону, один за другим поднимает там несколько кусков золота и бросает их на землю. Последний кусок – плоский, напоминающий по форме блюдо, он приносит Тане.

 

Дима.  Вот – килограммов десять.

 

Дима бросает его острым ребром вниз – после почти бесшумного соударения с «блюдцем» это ребро сильно сминается и искривляется.

 

Дима.  Видишь, какое мягкое. Значит, совсем без примесей.  Ужас какой-то.

Таня. Дима, я что-то в себя не приду. Что же это, Дима ?

Дима.  У меня у самого каша в голове.  Не вертятся мысли.

Таня.  Такого же ни в жизни, ни в сказке никто не видел, никакой Монте Кристо.  И как же нам жить после этого беспредела ?

Дима.  … Тань, а пойдём отсюда, а ?  Забросаю сейчас землёй – и пойдём.  По дороге успокоимся и поговорим. Потом поговорим. На трезвую голову.

Таня  (вставая).  Правильно, Дима.  А то мне здесь даже боязно стало.  Помолчим, подумаем, да ?

Дима.  Конечно, а жила никуда не денется. Только засыпать надо.  Пойдём.

 

Дима берёт Таню под руку и они поднимаются к оставленной там на вершине сумке.

 

Дима.  Посиди пока – прямо на сумке.

 

Таня садится.  А Дима возвращается вниз, обходит «блюдце» со всех сторон и с помощью водяных струй засыпает его грунтом.  Потом он возвращается к Тане, протягивает ей руку, помогает встать и поднимает сумку.

 

Дима.  Чистая работа ?

Таня.  Да, почти не заметно.

Дима.  Пошли ?

Таня.  Пошли.

 

Дима и Таня молча спускаются вниз.  В том месте, откуда место засыпанной жилы видно в последний раз, Таня  оборачивается и крестится.

 

21.       Тихоокеанский государственный университет

 

Аут-камера.

Улица Хабаровска.  Очень жаркий день.  Люди (особенно молодёжь) одеты очень легко - соответственно погоде. Очень многие в шортах и открытых майках, некоторые парни - даже «topless».

Дима (тёмные очки, джинсы, футболка) идёт по тротуару.  Время от времени ему попадаются перетяжки и огромные баннеры (брэндмауэры)  с фотографиями Президента РФ и обращёнными к нему текстами:  «Мы Вас выбрали – мы в Вас верим !», «У России нет окраин!», «Широко шагает Хабаровский край !» , «Политиков много -  Президент один».

Дима подходит к зданию университета и видит, что около университета бурлит большая толпа зевак, окружающая охраняемое полицией временное ограждение и ожидающая приезда кортежа Президента.  На фронтоне университета висит большой транспарант: «Студенты и преподаватели Тихоокеанского университете приветствуют своего Президента!». Подойдя к краю толпы, Дима останавливается, а затем, разобравшись что к чему, подходит поближе к охраняемому полицией проходу.   

Дима медленно прохаживается туда-сюда, активно отыскивая кого-то глазами.  Он замечает молодую девушку в строгом деловом костюме и устремляется к ней, но не успевает её догнать – показав какой-то пропуск, она проходит сквозь полицейское оцепление к зданию университета.  Дима отходит в сторону, поворачивается и вдруг видит направляющегося к проходу совсем молодого паренька в строгом чёрном костюме и  галстуке (тот уже изрядно вспотел).  Дима идёт навстречу парню и обращается к нему.

 

Дима.  Извини, ты на встречу с Президентом ?

Парень  (настороженно).  Я ? … Да. А в чём дело ?

 

Дима достаёт из кармана сложенную вдвое записку и протягивает её парню.

 

Дима.  Огромная к тебе просьба – передай вот эту записку Президенту, а ?

Парень.  Ты что – обалдел ?!

 

Парень хочет обойти Диму и идти дальше.  Дима загораживает ему дорогу и берёт за руку.

 

Дима.  Ты погоди, ты послушай. Тебе дико покажется, но она, записка эта очень нужна Президенту. Он будет рад её получить. Второе, (снова протягивает записку парню) ты прочти её – нет там ничего такого…

Парень (раздражённо).  Не хочу я ничего читать !  Пусти !  Я милицию закричу !

Дима.  Ну что ты как враг народа ! Прочти – убудет от тебя ?

 

Парень молча берёт записку и читает.

 

 

Парень в нерешительности поднимает глаза на Диму.

 

Дима.  Видишь ? Ничего плохого !

Парень  (недоверчиво).  И он захочет с тобой встретиться ?

Дима.  Только, если ты её передашь. Сделай доброе дело, а ? Для России. Не могу я тебе всего объяснить, понимаешь ?

Парень  (ему вдруг  пришла ну ум свежая мысль).  А записка не отравленная ?

Дима.  Всё – кирдык нам обоим.  Мы оба за неё подержались. Слушай, передай а ? Ничего же тебе не стоит…  Погоди, сейчас.

 

Дима лезет в карман, достаёт деньги и протягивает их парню.

 

Дима.  Вот - семь тысяч тебе за работу. Больше нету с собой. Передай, а ?

Парень  (после небольшой паузы).  А как ты проверишь, что я передал ?

Дима.  Никак.  Не увидимся мы больше.

Парень.  Отпусти.  Пойду я. А то опоздаю. Нас за час собирают.

 

Дима разочарованно отпускает руку парня, суёт деньги обратно в карман, отворачивается от парня и слышит в спину.

 

Парень.  Ладно, давай свою записку.

 

С радостной улыбкой Дима оборачивается и отдаёт записку парню.  Дима опять лезет в карман, достаёт деньги.

 

Дима.  Вот спасибо ! Вот молодец… (протягивая деньги)  Бери семь тысяч, как обещал.

Парень  (уже держа записку в руке).  Не надо денег. Я тебе поверил… (сокрушённо) Эх, исключат меня на фиг…

Дима.  Так ты передашь или нет ?

Парень.  Сказал же – передам.  (усмехнувшись) Бесплатно. Я тоже за Россию.

 

Парень прячет записку во внутренний карман пиджака, поворачивается и идёт к университету.

 

22.       Вокзал

 

Аут-камера.

Дима (в тёмных очках) не спеша прохаживается по тротуару напротив парадного входа в здание вокзала. Кругом снуют спешащие люди. В основном русские, но попадаются и с монголоидными чертами лица («монголы») – очевидно, китайцы, нанайцы, удэгейцы… Иногда мелькают и негры.  Через улицу, у памятника Хабарову, спрятавшись за деревом и стараясь быть незамеченным, за Димой следит молодой студент, которому несколько часов назад Дима передал свою записку. Дима его не замечает.  На часах – без пяти восемь.

Вдруг трое проходящих мимо «монголов» радостно замечают Диму и подходят к нему.  «Первый монгол» по дружески слегка ударяет Диму кулаком в грудь.

 

«Первый монгол».  Вовка, привет !  Сколько ? Два года не виделись ! Летит время !

Дима.  Я вас не знаю. Вы ошиб…

 

«Первый монгол» быстро берёт Диму за руку, «второй монгол» за другую, «третий» быстро делает Диме укол маленьким шприцем, спрятанном в кулаке.  Дима дёргается, хочет что-то сказать, но уже не может, его почти безжизненное тело повисает на руках подхвативших его «монгололов». Они быстро тащат Диму к подъехавшей машине.

Прохожие смотрят на них – кто с интересом, кто с некоторой неприязнью (к очевидно нетрезвым людям) .

 

Один из «монголов» (окружающим и встречным).  Перебрал парнишка.  Разморило.  Домой пора – баиньки.

 

Вдруг из толпы позади «монголов» раздаётся громкий голос. Несколько молодых людей славянской наружности стоят, чуть позади «монголов», направив пистолеты им в спины.

 

Голос.  Всем стоять !!! Ни с места !!!  Руки за голову !

 

«Монголы» не оборачиваясь медленно выполняют команду.  Некоторые прохожие тоже останавливаются и неуверенно поднимают руки.

Тело Димы оседает на тротуар.

Дальнейшее происходит очень быстро. Стремительно подъезжают и останавливаются два автомобиля с тонированными стёклами, блокируя машину «монголов». Через несколько секунд появляются ещё два микроавтобуса. Из автомобилей

выскакивают люди, надевают наручники на «монголов» и водителя их машины, запихивают их в один из микроавтобусов, укладывают Диму на носилки и помещают их в другой микроавтобус. Все спешно рассаживаются по автомобилям и уезжают.  Вокруг молча приходят в себя очевидцы произошедшего.  Один из прохожих стоит со всё ещё поднятыми руками.  Вдали у памятник Хабарову стоит, разинув рот, обалдевший студент…

 

23.       Президент

Аут-камера.

Дима (в тёмных очках) сидит за столом в небольшом зале для телеконференций. На против стола – большой телевизор с видеокамерой. На одной из стен – огромная карта Хабаровского края. Дима встаёт подходит к карте и с интересом вглядывается в её отдельные места. Что-то заинтересовало его в южной части края, на границе с Китаем – чтобы разглядеть получше, Дима нагибается. В этот момент телевизор за его спиной включается – на экране лицо Президента страны.

 

Президент. Дима ? Слышишь меня ?

 

Дима вздрагивает, выпрямляется и поворачивается к экрану.

 

Дима. Да… Я готов. Здравствуйте.

Президент. Здравствуй, Дима. Ну, как дела ?

Дима. Не знаю… Очнулся уже в этом здании.  Помню, кольнул меня японец – и всё.

Президент. Китаец.  Взяли мы их группу захвата.

Дима. Надо же…

Президент. Человек с такими феноменальными способностями – ещё бы им не искать, если как-то узнали.

Дима. А меня евр… израильтяне нашли – зимой. Я тогда отбился от них.

Президент (усмехнувшись). Надо же… И много положил… мужей из народа израилева ?

Дима.  Никого. Одному, правда, досталось.  Да и то русскому. Могу рассказать, если интересно… вашим… потом.

Президент. Да уж, небесполезно будет им послушать… Целый год не могли тебя найти. Позорище.

Дима. Я старался.

Президент.  Они, говорят, тоже.

Дима. А китайцы… не гонялись бы они за мной, если б узнали, что «Дар» мой пропал.

Президент (вскинув брови). Как пропал ?

Дима.  Начисто.  Напрочь.

Президент.  Когда же ?

Дима. А как с гор спустились – он и пропал.  В какой день – я не знаю. Я не каждый день пользовался.

Президент.  А ты не врёшь. Дима ?  Президенту врать не положено… (после небольшой паузы) Н-да, игра слов.

Дима. Я никогда не вру.  Хоть на детекторе проверьте, хоть как.

Президент. Проверим…  Но если, как ы говоришь, «Дара» уже нет, то с чём же ты пришёл ?  Был бы «Дар» - был бы повод для разговора. Ведь ты попросишь амнистию,  я прав ? Для себя и Тани.

Дима.  Да.

Президент.  Амнистию нужно заслужить, верно ? Если «Дара» нет, то я не вижу основы для переговоров.

Дима.  Ну, во-первых, он ведь может вернуться – как и пропал, в любой момент. И тогда я дам возможность его изучить … (серьёзно) на благо Родины.

Президент.  Хм-м, с тем же успехом он может появиться и у меня.  И  тоже «на благо Родины».

Дима.  Во-вторых, я могу предложить стране несколько десятков, а может быть, и сотен тонн золота. А может быть и больше.

 

На лице Президента крайняя степень удивления.

 

Дима. Я немного знаком с экономической ситуацией в мире и у нас.  Для России это будет спасением… наверное.

Президент.  Ты это вполне серьёзно ?  Президенту надо правду говорить.

Дима.  Конечно.

Президент.  И что это за золото ?  Это ведь даже не клад, а … чёрт знает что такое.

Дима.  Мощная, огромная золотая жила.  Сам не ожидал, что такие бывают.  Но вот есть одна.

Президент.  И как же ты сподобился её найти ?

Дима.  Как раз «Дар» и помог. И пропал вскоре после этого.

Президент.  Чудеса…  И в разговоре нашем неожиданный поворот…  Ну, а если не окажется там золота, что будем делать ?

Дима.  Вы же ничем не рискуете.  Просто надо поехать и посмотреть. Вам лично было бы интересно. Никуда оно не денется - золото…  Только надо по секрету.

Президент.  Последним советом воспользуемся обязательно…  Хорошо !  Если всё подтвердится, амнистия вам будет.  Ну и в материальном плане … полпроцента вам хватит ?

Дима.  Конечно.

Президент.  Получите пять. Чтобы завёлся на Руси первый безупречный олигарх.

Дима.  Секретный ?

Президент.  Пару лет, а там – как получится.  Вопросы есть ?

Дима.  А можно просьбу ?

Президент.  Говори.

Дима.  Не наказывайте… кто меня искал и не поймал.

Президент.  Что же мне – всех их в званиях повысить и по полкило повидла на душу ?  Работать надо хорошо.  Всем.

Дима.  Трудно было меня найти.

Президент.  Китайцы и еврейцы нашли однако. (взхохнув) Да их, наверное, никто и не наказывал.  Я, во всяком случае, никаких распоряжений не давал. Всё ? (встаёт)

Дима  (тоже встаёт).  Да.

Президент.  Тогда прощай, Дима.  А вероятнее - до свидания.

Дима.  До свидания.  А почему Вы со мной через телевизор ?

Президент.  Уговорили.

 

24.     Корковадо

Аут-камера.

Всё, что не в тени, залито солнцем. Вагончик специального туристического поезда-фуникулёра не спеша поднимается в гору. Его окна открыты. С двух сторон от железной дороги буйная тропическая зелень.  Справа склон круто обрывается в глубокую лощину. Почти все места в вагоне заняты разноязычными туристами. В конце вагона у двери группа молодых негров и мулатов, одетых в яркие одинаковые майки, очень громко, улыбчиво, энергично и безыскусно поёт какую-то самбу – по оглушающий аккомпанемент гитар, банджо и разнокалиберных барабанов.   Шум неимоверный. Настроение у всех превосходное.

На одном из диванчиков сидят Таня (с «таёжных» времен она заметно похорошела, у неё другая причёска) и Дима (в тёмных очках) – он сидит у окна, а на коленях у него разместился бойкий мальчишка примерно трёх лет от роду (Никита). Вся семья одета одинаково – сандалии, шорты, майка. На голове у Тани симпатичная соломенная шляпка, у мальчика – детская панамка. Мальчик постоянно высовывается из окна, время от времени жестикулируя, на что-то показывая и крича на малопонятном детском языке.

 

Таня  (которую почти не слышно – на ухо Диме).  Дима, держи его – он же вывалится сейчас !

Дима.  Ну что ты – неужели я не держу !

Таня.  Смотри – веткой хлестануть может !

Дима.  А нравится ему ехать !

Таня.  А тебе ?

Дима.  Ничего – прикольно. (кивая на музыкантов) Только чересчур они громкие – оглушили !

 

Поезд подъезжает к конечной остановке. Музыка обрывается. Один из «музыкантов» быстро пробегает по вагону, собирая деньги в свою бейсболку.  Все встают и выходят,  Дима – с сыном на руках.

 

Дима.  Смотри, не оставь ничего.

Таня.  Всё в сумке у нас.

 

Туристы выходят и оказываются у лестницы, ведущей вверх к подножию огромной статуи Христа, широко распростёршего руки над миром. Некоторые направляются к лифтам, но основная масса людей, в том числе и Дима с семьёй, поднимаются по лестнице. Никита с комфортом разместился на шее у отца.  Внезапно за одним из поворотов лестницы перед Димой и Таней широко распахивается ошеломляющий, изумительный вид на город (Рио-де-Жанейро) высоко сверху – с вершины горы Корковадо. Выше и ниже её парят большие чёрные птицы (фрегаты). Раздаются шелестящий шум винта и гул реактивного двигателя – совсем близко в крутом вираже пролетает маленький туристический вертолёт.  Свежий ветер треплет волосы и одежды людей.

Дима останавливается, снимает с плеч Никиту и ставит его на площадку – тот сразу же подходит к маме и хватает её за сумку.

 

Дима  (глядя вверх на фигуру Христа и почти незаметно перекрестившись, тихо).  Вот и встретились мы…

 

Никита. Масинку мне нузно, новую !  Дай !

Таня  (поднимает сына на руки).  Никита, посмотри, какая красота – потом поиграешь своей машинкой ! Вон какой город внизу !  Море видишь ?  Вон кораблик плывёт ! А вон там ещё – вон как много ! А смотри, какая статуя !

Никита. (капризно).  Дай ! Дай !

Дима. Он же не отстанет теперь.  Не надо было её покупать.

Таня.  Возьми его.

 

Дима берёт Никиту на руки и усаживает на широкий каменный парапет.  Таня достаёт из сумки и даёт сыну машинку – тот начинает деловито катать её по парапету.

 

Никита. Ж-ж-ж…  Др-р-р…..

Дима.  Не беспокойся – я крепко держу.  (оглядываясь)  Красотища то какая !

Таня. А где наша гостиница ?

Дима  (показывает рукой).  Вон, видишь мысок, где мы вчера были ?  «Апреадор», что ли, называется… Где-то рядом, справа от него.  А дальше, до той горы – пляж Ипанема.

Таня  (восхищённо).  Нет, красивее города не бывает.  Сказка.

Дима.  А горы, смотри, какие-то необыкновенные… И океан.

Таня.  Да... такого не забыть…

 

Таня откидывается спиной на парапет и смотрит вверх – на Христа.

 

Таня  (тихо).  За всё благодарны тебе… наш Спаситель…

 

Никита  (вырываясь). Папа, пусти, не хотсю сидеть !

Дима.  А чего хочешь ?

Никита. Купаця.

Дима.  Нет, милый, купаться здесь негде.

 

Дима ставит сына на площадку.

 

Дима.  (сыну) Потерпишь немножко, нам надо пофотографироваться ?  (жене)  Таня, давай я вас вместе сниму – возьми его и встань вот сюда.

 

Таня с Никитой на руках становится у парапета, Дима достаёт из сумки фотоаппарат, отходит и делает снимок.

Мимо проходит пожилой мужчина, по виду бразилец.  Дима обращается к нему.

 

Дима.  О сеньор… пор фавор… поде нос ажудар… фазер ума фотография ?

Мужчина.  Sorry? Do You need some help ?

Дима.  Yea !  I’d like to shoot a photo of my family.  Could You help us ?

Мужчина.  No problem. With pleasure.

 

Мужчина берёт у Димы фотоаппарат, чуть отходит.  Дима становится рядом с Таней и берёт Никиту на руки, так что тот находится между папой и мамой.  В самый последний момент Дима сдёргивает с себя очки – у него два одинаковых зрячих глаза !

 

Мужчина  (смотрит на экран фотоаппарата).  What a nice family !

 

Мужчина нажимает на спуск – на экране появляется изображение трёх счастливых лиц.  

Камера удаляется от фотоаппарата, становится видна вся площадка, затем и вся вершина Корковадо с раскинувшим руки Христом.

 

 

Затем и весь Рио, затем (с ещё большей высоты) океан и уже расплывчатый берег земли.  Затем кадр заполняет голубое небо. Насыщенность голубого цвета уменьшается.  Зрители начинают различать в кадре движение неравномерно окрашенных объектов неопределённой формы и  неопределённого переменчивого цвета, которое происходит на неравномерно окрашенном фоне, цвета которого также меняются, но существенно медленнее.  Постепенно эти объекты и фон снова становятся все менее различимыми, постепенно они «растворяются».  Параллельно этому всё более слышной становится песня – «Because» в исполнении Битлз.

 

Примечание.  Сцена на Корковадо вплоть до фрагмента со съёмкой «семейной» фотографии написана «в общих чертах», приблизительно. Она может быть снята с большими отступлениями от текста (в том числе и в диалогах) сообразно конфигурации лестниц и площадок, открывающихся с них видов и облачности, а также темпу передвижения актёров. 

Другие произведения автора:

Чайка (пьеса)

Апостериориум (пьеса)

СССР (сценарий)