Рябинкин простудился,
несколько дней пил малиновый чай да валялся в постели. Телефон не отключал, и
тот молчал, словно набрал в трубку воды. Ни одного письмеца не пришло по
электронной почте с предложением работы. Бурлящий мир, казалось, забыл о
существовании детектива. Несправедливость и жестокость вроде бы уснули на время
или вовсе исчезли из жизни. Приутихли грабители, раскаялись в преступлениях
убийцы. Перестали отлавливать лохов мошенники, симпатичные цыпки прекратили
заманивать в постели простофиль. Политики перестали строить козни друг против
друга. Бизнесмены накопили столько бабла, что больше им уже и не требовалось. А
у Ефима за душой ни копейки, однако он не унывал, доедая сухари, оставшиеся с
последнего гонорара за скрупулёзно раскрытое преступление. На столе духмяный
чай и непочатая бутылка светлой, которую берёг до выздоровления. Голос охрип –
это не звуки, а скрежет мягкого металла. Сыщик втайне радовался. Не надо ни с
кем говорить, ни фига не нужно доказывать, выведывать тайну за семью печатями.
Заколебали неизвестности. Без напряга можно жить и в постели, изредка вставая
по нужде и свято веря: здоровое тело в конце концов возьмёт своё, согнёт
хворобу в бараний рог, восторжествует здоровый дух.
Детектив читал рассказ об очередном приключении Шерлока Холмса, когда
тишину в квартире порвал телефон. Звонил приятель из полиции, искренне удивившийся
тому, что Ефим заболел и не обратился в больницу. Полицейский собрался пожелать
скорейшего выздоровления и положить трубку, но Рябинкин хрипло спросил, зачем
звонил. Оказалось, ему предлагали висяк – дело, которое не удалось раскрыть по
горячим следам. Может, удастся нащупать какой-либо свежий подход к прояснению
загадочной смерти ученого-биолога, ставшего торгашом. Есть свидетельство,
подписанное судебно-медицинским экспертом, подтверждающее: остановка сердца
могла быть вызвана искусственно, если учесть отсутствие патологических
изменений в его работе. Однако следов каких-нибудь вредных веществ в организме
обнаружить не удалось. Учитывая своё беспомощное состояние, сыщик ничего
конкретного другу не пообещал.
Речь шла о знаменитом Павле Львовиче Лакове, одним
из первых в научном мире примкнувшем к кооперативному движению. Он зашибал
бабки и тогда, когда коллеги бедствовали, получая на кафедрах почти столько,
сколько нищие на помойках. Лаков открыл в центре мегаполиса крохотную аптеку
«Знахарь», где сбывал травы и порошки. Кто-то относился к этому как к
шарлатанству – немало народу интересовалось целительной силой растений.
Заглядывали к нему пожилые люди или разочаровавшиеся в больничных лекарях.
Заходили порой пациенты, в которых сама официальная медицина разуверилась,
вынужденно признавая бессилие.
Интернет завален статьями об учёном и бессчётными комментами к ним. В преподавательской
среде многие осудили отступника, предавшего науку ради золотого тельца. Их
комментарии брызжут желчью и нескрываемым презрением. Павла Львовича называют
то троянским конём, то случайным прохожим в науке, накропавшим диссертацию со
студенческим подспорьем. То, что некоторые его труды переведены на иностранные
языки, недоброжелатели объясняли конъюнктурой и заурядным везением. Чертыхнётся
человек, нахамит офигительно – значит, завистник, бывший коллега выпускает
пары. Недруги налицо, зачастую влиятельные, хотя непримиримой злобы не
чувствовалось. Стаи ворожей и приворотчиков польщены: настоящий учёный
присоединился к ним, признав в снадобьях лечебную силу. Никто из знахарей даже
не помышлял о соперничестве с Лаковым. Его авторитет стал внушительным, рея над
ними знаменем. Покушаться на знаменитость? Это равносильно ниспровержению
святая святых. Жена учёного уверяла, что он был крепок физически, как дуб, и
что его убили. Ругала на чём свет стоит оперов, не сумевших выйти на след
преступника. Её несложно понять. Аптека без хозяина захирела, готова вот-вот
обрушиться. Женщине понравилась роскошь, поездки за границу. Без предприимчивого
супруга наладившийся уклад трещал по швам.
Ефим
не шибко жаловал науку: ему казалось, что она околесицу стремится выдать за основную
истину. Проще свихнуться, чем найти тропу в её дебрях. Детектив никогда и не
лез в них. Пусть этим занимаются другие, более башковитые. У него собственных
хлопот полон рот, хотя знахарство само по себе не лишено интереса. Он помнил
немудрёную историю. В их деревушке когда-то не было ни врача, ни фельдшера, а
исцелением занималась его прабабка, и кое-кого она буквально вытаскивала из
могилы. Лечила молитвой и травами. Павел Львович к молитве вряд ли прибегал. А
как пользовал пациентов? Рябинкин ясно видел, что Лаков совмещал аптекаря, и
врача, и даже шептуна. Это могло произойти исподволь, так как настоящий доктор
скорее пропишет таблетки, чем какую-либо траву. Учёному наверняка приходилось
подбирать аналоги распространённым лекарствам. Причём весьма удачно. Вот
лишь некоторые заголовки статей о нём: «Возрождение приворота», «Знахарь
милостью Божьей», «Проникая в душу трав», «На дружеской ноге с растениями»…
Чувствовалось: в комментах благодарность пациентов искренняя, таких откликов
много – тех, кому помог лекарь.
Сыщик
обратился к его личным статьям. Он писал о бессмертнике, женьшене, тибетском
рецепте молодости, мать-и-мачехе, пчелином яде, химический состав которого до
сих пор изучен не полностью. Автор стремился проникнуть в тайны, до времени не
приоткрытые природой. Статья «Сексофазантрон» посвящена сексуальному долголетию
мужчин. Павел Львович назвал сексофазантроном порошок из высушенных корней
петрушки, укропа, хрена и женьшеня, выдвинув лозунг «не трусь и трахай!»,
обращённый к тем, кому за шестьдесят.
Ефим
поднялся с тёплой постели и направился на кухню. Там он откупорил бутылку,
налил в стограммовый стаканчик и выпил, не закусывая, хотя на столе лежал
аппетитный сухарь. Потом лёг в постель, укрылся с головой одеялом и стал читать
по навороченному мобильнику учёные труды. О чём он только не писал! Сексофазантрон
был его ноу-хау, он открыл также новые целебные свойства подорожника и чеснока,
зверобоя и лука. Небольшие статьи посвящены учёным девятнадцатого века. Восхищался
многими из них за самоотверженность и преданность делу жизни. И это человек,
которого хором корили за предательство науки. Всю ночь не выпускал детектив из
рук телефон. Когда рассвело, стало клонить в сон, однако он поспешил прогнать
его, одолев ещё одну работу. Лаков не имел секретов, щедро делясь с читателями
львиной долей из того, что узнал сам.
Наступил, наконец, желанный час, когда люди появляются на работе,
открывают кабинеты, включают компьютеры. Рябинкин звякнул приятелю.
- Знаешь, удалось разгрызть орешек, который ты
подкинул.
- Не может быть.
- Стопроцентно.
- Ни фига себе. Ну и как?
- Думаю, предварительное следствие пришло бы к
тем же выводам, что и я, если б нашлось время для чтения статей покойного. Он
создал порошок под названием сексофазантрон из высушенных корней лекарственных
растений. А главное, пробовал порошки и лекарства на себе. Применял по
нескольку раз, убеждаясь как в эффективности, так и в безвредности. Такой
антропос. Честный в малом, не только в большом. Образцом для него являлись лучшие
русские ученые. С сексофазантроном он перемудрил. Порошок, скорее всего,
сработал, но сердце не выдержало. Ему тоже было за шестьдесят.
2011