НАШЕСТВИЕ (13)

 

(продолжение)

Начало см. Агент НКВД

СОВЕЩАНИЕ В ВАРШАВЕ. ТОТАЛЬНЫЙ ШПИОНАЖ.

1.

В конце января подполковник Ганзль приказал Павлу прибыть к нему. Предстояла командировка в Варшаву.

– Канарис всех нас собирает на совещание, – сказал Павлу подполковник. – Разговор будет идти о направлении нашей будущей работы.

Армейским транспортным самолетом они ночью вылетели в Варшаву и под утро уже были на месте. 

2.

Сделав круг над заснеженной Варшавой, самолет снизился над ровным полем аэродрома и, пробежав свои положенные сотни метров по нему, остановился. К самолету мчался под стать окружающей природе белый «опель-адмирал».

Через открывшуюся дверь самолёта высунулась голова в пилотском шлеме, и на землю упал металлический трап, по которому в следующую минуту спустился невысокий человек в фуражке и кожаном утепленном пальто. Он обвел глазами белую пустыню с отдаленным от самолета зданием аэропорта. Он подождал, пока к нему подъедет «опель-адмирал». 

Из замершей в трех метрах машины выскочил оберст-лейтенант и, сделав два шага, приложил руку к фуражке, сказал:
– Герр адмирал, с прибытием. 

По всей видимости, скромная встреча адмирала Канариса, а это был он, не смутила. Не здороваясь с подполковником, он спросил:
– Собрались все, Шмальшлегер?
– Практически все, экселенц, – снова козырнул подполковник и распахнул перед Канарисом заднюю дверцу лимузина.

Канарис уселся, аккуратно накрыл полами пальто колени. Сопровождающий его полковник сел с другой стороны рядом с ним. Подполковник Шмальшлегер занял место рядом с водителем.

Адмирал, слегка повернув голову вправо, без интереса смотрел на проплывающие мимо пейзажи, казалось, мертвого, занесенного снегом города. Развалины, сменялись развалинами. Изредка попадались какие-то полуживые, куда-то бредущие по тропкам среди снежных завалов прохожие, опасающиеся выйти на проезжую, очищенную от снега, дорогу, – немцы могли принять такого прохожего за террориста и застрелить без предупреждения. 

Канарис скривил губы, отчего шевельнулся его торчащий треугольником нос – трудно поверить, что в таком городе немецкие офицеры могли вести веселую жизнь. Хотя, хотя одно пребывание за тысячу километров от фронта могло поднять настроение фронтовику, изголодавшемуся по тишине, хорошему вину и женщинам. А некоторые полячки, говорят, весьма недурны и раскованы в любви.

И снова Канарис улыбнулся. Ему вспомнилась его давняя любовь, незабываемая Маргарет Зеле, она же Мата Харри, отдававшая в сексе всю себя и требовавшая этого же от партнера. В ее руках даже самый мужественный мужчина превращался в объект ее любовных экспериментов, поражаясь ненасытности и ловкости этой танцовщицы. С большим сожалением он пожертвовал ею, работавшей на него против французов, словно пешкой, следуя приказу английского резидента, которому он, попавшийся на крючок обер-лейтенант германского флота, тогда подчинялся.

                                                

Проехав весь город, они уже на его окраине проскочили заранее распахнутые ворота, ряды колючей проволоки и остановились у приземистого двухэтажного здания и линейкой бравых часовых с автоматами.

Раздевшись в кабинете подполковника, Канарис выпил стакан горячего чая и приказал Шмальшлегеру:
– Проводите, оберст-лейтенант. 

Зал, в котором собрались начальники абверштелле, абверкоманд, абвер-групп и разведшкол, был невелик, но вместил всех.

Шмальшлегер, заскочив вперед адмирала, крикнул:
– Внимание! 
Офицеры вскочили с мест, вытянулись по стойке «смирно». Канарис, переступив порог, улыбнулся им общей улыбкой и махнул рукой: садитесь.

Встав за стол, Канарис бросил на стол, поданную ему сопровождающим его полковником папку и, заговорил. Сначала он коротко обрисовал сложившееся после поражения немецких войск под Москвой положение на всем Восточном фронте от Мурманска до Черного моря. Из его слов следовало, что война приняла затяжной и тяжелый для Германии характер, в которой разведка должна играть важную роль. Адмирал сказал:
– Мы должны видеть и слышать все, что делается в тылу противника от линии фронта до ледяных пустынь Сибири, где русским пытаются восстановить свой промышленный потенциал. Для этого мы должны начать вести тотальную разведку, забрасывая в тыл к русским тысячи наших агентов. Работа с эмигрантами, давно потерявшими связь с Россией, не принесла нам успеха. Они не знают современной жизни в стране и становятся легкой добычей для русской контрразведки. Мы должны изменить тактику и большее внимание обратить на военнопленных. Из тех миллионов русских солдат и офицеров, что наша доблестная армия взяла в плен, мы можем и должны отбирать пригодных для нас и готовых служить нам. Направляйте в лагеря вербовщиков, чтобы они там искали агентов. Если до настоящего времени наши школы и курсы делали основной акцент на подготовке диверсантов, зачастую разовых, то сейчас требуется увеличить подготовку квалифицированных агентов-разведчиков для ближнего и дальнего тыла и радистов, не снижая количества диверсантов, часть из них готовя для проведения сложных диверсионных и террористических акций. Не скупитесь им на обещания лёгкой жизни после возвращения из русского тыла.

Закончив свой доклад, Канарис обвел глазами офицеров и не увидел в них энтузиазма. 

                                         

– Какие вопросы, господа?

С места поднялся немолодой майор с железным крестом на кителе.
– Герр адмирал, из личного опыта знаю, отправленные в русский тыл диверсанты не возвращаются. К нам за четыре месяца из сотни обученных вернулись лишь пятеро. Военнопленные воспользуются нашими школами, как воротами, для возвращения к своим.

– Некоторая часть воспользуется, – согласился Канарис. – Если русские расстреляют тех, кто явится к ним с повинной, Германия ничего не потеряет, если другая часть завербованных нами и обученных военнопленных станет выполнять наши задания добросовестно. Но и вы, и ваши вербовщики должны стараться отбирать в школы тех, на кого можно положиться. Вы должны усилить внутренний контроль над курсантами. Теперь у вас будет больше времени на это, так как сроки обучения удлинятся от двух до четырех месяцев, вместо двух-четырех недель.
Наше поражение под Москвой не должно повергать нас в уныние. Противник тоже потерял немало, больше нас. Фюрер готовит новое наступление в весенне-летнюю кампанию, которое непременно завершится нашей победой.

После окончания общего заседания Канарис встретился с начальниками разведывательных органов и разведшкол, ставя перед каждым из них определенные задачи и выясняя их нужды, с учетом возросших объемов работы.

3.

Начинался новый этап войны. Отброшенные от Москвы немецкие части зализывали раны в тылу. 

По приказу из Берлина абвергруппа была реорганизована в разведшколу широкого профиля под кодовым названием «гауптман Шульц» с запланированной численностью курсантов в пятьдесят человек. 

Павел назначил ответственным за вербовку лейтенанта Фосса, его помощником Алексеева и еще подключил к вербовке двух русских из числа курсантов, бывших командиров, уже окончивших курс обучения.

Несмотря на тяжелые, бесчеловечные условия в лагерях, в очередь перед вербовщиками, расхваливающими будущие курсантские и шпионские блага, военнопленные не выстраивались. На предложение перейти на службу Великой Германии охотно откликались немногие. Но Сергею Дмитриевичу и не нужны были добровольцы, хотя и среди них могли оказаться люди, желающие не просто спасти свою жизнь, но поставившие своей целью обмануть врага и попасть за линию фронта, к нашим, с одной целью: продолжить борьбу с ненавистными захватчиками.

16 февраля первая группа в сорок человек приступила к занятиям.

Павел и Сергей Дмитриевич внимательно наблюдали за курсантами, выискивая среди них таких, на которых можно было бы положиться, зная, что каждый раз открываясь тому или иному курсанту, они рискуют жизнью. Но им помогал уже накопленный опыт, интуиция, доносы осведомителей и прослушивание почти всех комнат и закоулков, где курсанты могли поговорить. Но разведшкола не то место, что располагает людей к откровенным признаниям. Хотя некоторым внутришкольным осведомителям иногда удавалось разговорить кое-кого из курсантов. Но никто из них не изъявлял желания после переброски через линию фронта сразу бежать с повинной в НКВД. Все понимали, что нужна осторожность.

Павел вглядывался в лица курсантов, но большинство из них были непроницаемы.


(продолжение следует)