"Птичку... жалко!"

                                                  «Птичку…жалко! ».

                                        (или один день боевой службы)

          

           Старший лейтенант Сергей Мурин, в хорошем расположении духа и приподнятом настроении, негромко постучал в металлическую дверь матросского кубрика №10.  Чуть помедлив, он уверенно открыл её. Входя в помещение, Сергей встретил безразличные, и даже озлобленные взгляды пяти младших офицеров. Такое единодушие слегка огорошило Мурина. Все пятеро, словно поражённые слабым током или, в лучшем случае, произошедшим каким-то неординарным событием, сидели по углам просторного кубрика и откровенно грустили, зыркая глазами. Царила опустошённость и безысходность.

На гитаре, вяло перебирая аккорды, бренчал лейтенант Крестовский. Даже если бы слон наступил слушателю на ухо, всё равно «классическую» мелодию – «Чижик-Пыжик», просто невозможно перепутать ни с какой другой на свете.                                                                                                                    

Предыстория проживания младших офицеров корабля в данном кубрике проста и банальна. Они были выселены из своих кают одиннадцать месяцев назад, когда плавбаза обеспечения подводных лодок прибыла на боевую службу, а на борт перебазировали с другого флагмана штаб Средиземноморской эскадры. Естественно на их места заселили привилегированных офицеров штаба. Мурин как раз и входил в их число. В кубрик №10 он приходил часто, к своим однокашникам, которые составляли половину местных постояльцев.

- Я ощущаю всей своей кожей свершившийся факт трагедии, витающей в воздухе, - произнёс Сергей с улыбочкой на лице.

- Ты недалёк от истины, - ответил ему за всех, с грустью в голосе, старший лейтенант Виктор Сидяков. – Жаль. Не успели сделать прижизненную фотографию, вернее не додумались, а то бы она сейчас висела на самом видном месте, в чёрной рамке, - его рассуждения были словно продолжение уже начатого разговора. – Ничего, скоро Василий принесёт какую-нибудь вырезку из газеты, соответствующую нашей печали. Что-то он долго в библиотечных подшивках копается, - встрепенувшись, выразил беспокойство Виктор.

- Приходи вечером, - вяло произнёс старший лейтенант Руслан Макаров, обращаясь к Мурину, - поминки будут.

- Вот те раз! Мне кто-нибудь скажет наконец-то, что случилось, - произнёс Сергей, теряя терпение.

- Тебе же сказали, что у нас горе. Наш героический Антистас при исполнении служебных обязанностей, на боевом посту, на боевой службе погиб, - медленно, подбирая слова, произнёс капитан-лейтенант Евгений Романов.

Его мысль, со скорбью на лице, продолжил командир группы радиосвязи БЧ-4 старший лейтенант Антон Крутов.

- Доктор гад, не предупредив, начал травить тараканов. А у нас было всё так хорошо! Антистас местных «стасиков» почти всех съел, а после такой подлой выходки «нашего Айболита», он героически погиб. К нам же в наказание новые, оставшиеся в живых, прибежали толпой.

- Всё равно ничего не понимаю, объясните толком, - Мурин развёл руками.

Пояснить ему взялся Сидяков.

- Три дня назад, к нам в открытый иллюминатор залетела маленькая птичка.

- В два раза меньше воробья, - уточнил Руслан Макаров. – Мал золотник, да дорог.

- Вон оттуда прилетела, - Виктор подошёл к иллюминатору и показал в сторону берега. – Это её малая родина, - произнёс он проникновенно.

Плавбаза неделю уже стояла вблизи Тунисских берегов. Очень часто, особенно ночью, на свет верхнепалубных фонарей к кораблю прилетала масса всякой живности. Это были маленькие и большие птицы, бабочки, жуки и экзотические насекомые.

- Когда она залетела в кубрик, сразу же, на наших глазах, поймала и съела таракана, - продолжил повествовать о славном пути и подвигах птички Виктор. – Мы срочно задраили иллюминаторы, сделали сетки, и всё было в ажуре. Антистас на следующий день тараканов щёлкал как семечки. Представляешь! – его восторгу не было предела.

- Это уже нечто, что проливает свет на обстоятельства, - безразлично произнёс Мурин.

Все в кубрике зашевелились и наперебой стали делиться светлыми воспоминаниями о легендарном друге.

У Мурина в голове мысли стали трансформироваться и приобретать форму сочувствия.

- Да ребята, явно ощущается двенадцатый месяц вдали от дома. Птичку боготворить, это уж слишком.

Он мог понять их состояние только теоретически, так как у самого начался всего лишь второй месяц нахождения в море.

Плавбаза, как её ещё называли штабные офицеры – «плавбаня», по придуманному кем-то наверху порядку, несла боевую службу по году, а то и больше. Экипаж состоял в основном из молодых людей по возрасту, так как должности здесь выше капитан-лейтенант можно было по пальцам пересчитать, остальные и вовсе старлеевские. Умудрённым опытом и старым закалённым моряком на корабле считались командир, стармех и помощник командира. Если взять уровень ниже, то костяк составляли человек десять мичманов – «зубров». После такого срока люди находились явно в депрессии и старались придумывать себе различные занятия и утешения, чтобы уйти от апатии. Они к этому явно не стремились, но поведение становилось странно-оригинальное.

- Ещё не клиника, но уже в голове птички, - издевался мысленно Мурин. – И что, ваша птичка никого не пометила? – спросил он.

- Ну не без этого. Косте на тропичку капнула, а он её только постирал. Мы простили птаху, - открыл ему секрет Антон Крутов.

Крестовский подтвердил информацию, утвердительно кивнув головой.

- Что естественно, то не безобразно, - добавил он.

Первым не выдержал напряжения старлей Крутов. Он молча встал, на ходу взял с тумбочки боксёрские перчатки, надел их и подошёл к мешку, висевшему в углу помещения. На импровизированной боксёрской «груше» был нарисован контур человека.

- Это ненавистный старпом Рысин приказал доктору тараканов потравить, - произнёс он с презрением в голосе.

- Ты прав, это доктор со старпомом нам «свинью» подложили, - выкрикнул Макаров.

Старший помощник командира, которому вечно до всего было дело, являл собой всеобщего нелюбимца, после перловой каши и политзанятий.

Крутов начал колотить «грушу», вкладывая в это удовольствие всю силу и произнося слова: «Вот тебе Рысин, получай. Получи ещё раз, в печень. За птичку, за Антистаса».

- Дай ему, дай! – полетели слова одобрения со всех углов кубрика. – Жёстче бей.

- И про доктора не забудь, - выкрикнул Крестовский и в убыстрённом темпе, усилив голос, с пафосом запел «Чижика-Пыжика».

- Да вы тут со своей птичкой чокнитесь, - не выдержал Мурин.

- Не святотатствуй, - угрожающе пригрозил ему Романов. – Это была удивительная птаха!

-  Сочувствия от тебя видно не дождаться, - упрекнул Сергея Макаров.

- Я прямо обрыдался от вашей истории. Самому не смешно? – с улыбкой на лице он обратился к Руслану.

Открылась входная дверь, и в кубрик вошёл старший лейтенант Василий Песков. Все взоры потянулись к нему.

- Сделал? – спросил у него, с нотой заинтересованности в голосе, Крутов.                            Он ближе всех находился к входной двери. Песков, не обращая ни на кого внимания, молча подошёл к переборке, развернул рулон и приложил его к борту, на свободное место между двух иллюминаторов. На глянцевом листе из журнала была изображена сидевшая на ветке, нахохлившаяся грустная ворона. Лист опоясывала чёрная траурная рамка. Внизу таким же цветом скорби была сделана подпись, выражавшая крик души: «Птичку... жалко!».

Народ некоторое время недоумённо таращился на столь оригинальное решение. В воздухе повис вопрос.

- Ты чего Василий, с дуба рухнул, - нарушив всеобщее оцепенение, медленно произнёс Крестовский. – Ей ещё сыра с дырками в клюве не хватает, а у нас тараканы. Поясни.

- Пойди и сам поищи, ничего подходящего больше не нашёл, - огрызнулся Песков.

- Ну ладно, - растягивая слова, Сидяков попытался перевести обсуждение в область философии. - Включим воображение, это особый случай.

 Следовало срочно выводить товарищей из очередного огорчения.

- Обсуждение детальной стороны изображения портрета героя опустим. Будем считать, что даже чайка в бушлате грустит по-нашему Антистасу. Номинально она всё-таки тоже птица, - он вздохнул, и, ища поддержку у коллектива, обвёл всех взглядом.

- Только у неё какие-то виноватые глаза, как у нашего продовольственника, - произнёс Пугачёв.                                                                                                                                        

Он подошёл ближе к плакату и пристально разглядывал представительницу пернатых.

Василий, после противоречивых высказываний оппонирующей стороны и всеобщего обсуждения, спонтанно организованного собрания, получил молчаливое одобрение от народа. Достигнуть единодушия в этом вопросе оказалось делом непростым,  в другой ситуации даже нереальным, но оно состоялось. Жирную точку в эмоциональном споре, авторитетно поставил Романов.                                                                   

- По этому поводу есть разные мнения, но мы решили и постановили, что плакат выполнен на высоком художественном уровне.

Песков с серьёзным лицом прикрепил клеем БФ картинку к переборке корабля.

- Трёхдневный траур, - объявил Макаров.

Офицеры разошлись по своим углам.

- Вечером накрываем стол, - напомнил всем капитан-лейтенант Романов.

По корабельной трансляции объявили о начале обеда.

Мурин, выходя из кубрика, подумал: «Дурдом уже начался».

Вдогонку он услышал в свой адрес приглашение:

- Серёга, в 20.00 ждём к столу, - произнёс Руслан Макаров.

- Да, явка обязательна, - предупредил его Песков.

- Всё верно, если не уважаешь птичку, значит, не уважаешь и нас, - поддержал его Сидяков. – Приглашение за наш стол получает не каждый, а только тот, кто к нам вхож. Так что друг, тебе оказана высокая честь, птичку помянуть.

За Муриным захлопнулась дверь.

- Парень мнительный, - произнёс так, между прочим, Василий. – Думает, мы тут все  «того», рехнулись.

- Я тоже это заметил, - высказал свои наблюдения Макаров. – Серёжа решил, что в нашем коллективе уже начались неадекватные поступки.                                                                                                                                              

- А что у нас сегодня к столу, из горячительных напитков? – обратился к народу Крутов. – Какие будут соображения?

- Вадим нам «шила» нальёт, - предложил один из вариантов Песков.

- Надоело употреблять технический спирт, Витя сходи к доктору. Объясни ему популярно, что он не прав и про то, как каждому из нас личную обиду нанёс. Натворил, пусть свою вину загладит медицинским спиртом, - на правах старшинства обратился капитан-лейтенант  Романов к Сидякову. – Да, и пригласи его на поминки.

Последовал уточняющий вопрос.

- Каков эквивалент его вины?

- Возьмёшь флягу, из которой мы обычно откушивать изволим. Всё должно быть в умеренных дозах. Нам сегодня сильно напрягаться нельзя, после обеда подойдёт сухогруз, должен почту привезти.

- И что это значит? – недоумённо переспросил его Виктор Сидяков, мысленно не увязав одно с другим.

- Это значит, что на Костю должна прийти выписка из приказа о присвоении очередного воинского звания. Обмывание погон предстоит - сэр.

       Офицеры коротали время перед обедом, каждый занимался своим делом. Изредка обменивались новостями, задавали друг другу вопросы, выходили из помещения и заходили обратно. Прошло немного времени после объявления обеда, Сидяков предложил направиться в сторону кают-компании. Офицеры неспеша потянулись к выходу.

     К концу боевой службы, после такого продолжительного пребывания вдали от родного берега, человеком овладевала апатия и меланхолия, часто проявлялась сентиментальность. В своих мыслях все они словно находились в замкнутом круге, выход из которого – терпение и вера. Каждый мечтал о долгожданной встрече с родными и близкими. Между членами экипажа, во взаимоотношениях чувствовалась натянутость. Такие вот полуночные посиделки хоть как-то отогревали душу. Когда они прибудут домой, то через месяц это будут уже совсем другие люди. А пока, как и все одиннадцать месяцев, сильные духом мужчины искали самовыражения. Это приобретало разные формы: увлечение спортом; чтение книг, для духовного роста; изготовление различных поделок; в свободное время рыбалка и т.д.

         Обед закончился, и офицеры возвращались в свою «общую» каюту на «адмиральский час» сна. Они вернулись не все сразу, а шли вереницей, растянувшись по времени один за другим. Кто-то задержался, чтобы покурить, а кому-то, по служебным делам, надо было находиться с личным составом. Были и те, кто сегодня дежурил с повязкой на рукаве. Постепенно почти все они вернулись, чтобы в этот знойный день отдохнуть и поспать час. Предпоследним пришёл капитан-лейтенант Романов

- Все те же лица, - произнёс он равнодушно, со скучной физиономией.

Последним явился Виктор Сидяков, когда все присутствующие уже лежали в кроватях. В руках он держал чёрный потрёпанный портфель, с широкой красной полосой по диагонали. В таких, на службе, обычно переносят секретные документы.

- Вижу, что доктор не сопротивлялся, - подметил очевидный факт на лицо, Крутов.

- Да, доктор искупил свою вину, но помянуть Антистаса отказался.

- О, как! А чего это он? – удивлённо спросил Макаров. – Вроде бы ему ничто земное не чуждо.

- Обещал на девять дней прийти. Сейчас лечит адмирала, пить ему никак нельзя.

Сидяков достал из портфеля плоскую флягу и, открыв рундук, положил её среди вещей.

- Доктор кроме адмирала, ещё старпому копчик лечит, - дополнил сенсацией прежнюю информацию Виктор.

Управившись, он разогнулся и стал снимать с себя тропичку, чтобы на белоснежных простынях отдохнуло тело.

- Неужели у нашего неутомимого Рысина появился недуг? – с открытой иронией в голосе произнёс Романов. – Он же по поводу и без любит повторять, что все болезни у военнослужащего от низкой воинской дисциплины. Отсюда вывод…

- Док поведал мне врачебную тайну. «Героический» старпом пятился как рак от командира, когда он  «распекал» его по полной программе, и неудачно упёрся в вентиляцию.

- Главное, почта от родных и близких пришла, после обеда сухогруз будет швартоваться, - довольно, растягивая слова, произнёс Крестовский. – А на старпоме, как на собаке всё заживает.

- Я слышал на этом судне, и ларёк привезли, - дополнил разговор своей порцией информации о прибывшем посланце с Родины, Песков.

- Рано радуешься, забудь. Нам, как всегда, крохи, может быть, достанутся, -  охладил его ложную надежду на часть деликатеса Макаров. – Мурин нам в прошлый раз рассказал интересную историю про то, как подарок с берега в штабе делили.

- Он что присутствовал при этом? – ухмыльнулся Василий.

- Ему ларёчник штабной поведал. Есть у них там мичман такой, тот ещё жук. Фамилию забыл.

- Карпенко Тарас, - подсказал Сидяков.

- Точно, этот Карпенко ему в жилетку поплакался. В прошлый раз привезли товар, мичман разложил его, как там у них полагается, по заведённому порядку. Ждал прибытия Начальника Политотдела, который всё это распределяет, и крутился по своим делам.

- Знаем мы это распределение. Это тебе, это опять тебе… - усмехнувшись, вставил шутку Крутов.

- Вроде того. Вдруг открывается дверь и заходит особист. Тот, который главный, кап раз с красной рожей, в очках. Карпенко вытянулся  и глазами хлопает. Особист осмотрел хищно кучу добра и говорит: 

- Так мичман, мне пятнадцать тельников, пак кофе и два пака конфет. Всё это доставить в каюту.

Развернулся и на выход. Карпенко начал возражать, мол, НачПо распределяет, а он всего лишь мелкая сошка.

А особист как рявкнет:

- Я на тебя дело заведу!

Этот Тарас Карпенко прибежал к Мурину в каюту, трясётся весь.                                           

- «Мужики, что мне делать? НачПо с особистом ругаться не будут, а на меня всех собак спустят», – причитал он жалобно.

- Что тут сказать? – выступил в роли мудреца Романов. – Проблемы с совестью бывают и у тех, кто носит большие погоны. У них тоже ведь есть свои пороки.

- Его младший собрат, корабельный особист, не лучше. Капитан-лейтенант, а ведёт себя очень заносчиво, - вступил в разговор Сидяков. – Играли мы как-то на вертолётке в волейбол. Он в паре с механиком проиграл. Пролетел, уходи. Наступила наша очередь с Валентином Генераловым. Каплей начал просить чтобы ещё партию сыграть, а у нас обед заканчивался. Я отказал. Видели бы вы его лицо, как он зыркал глазами и скрипел зубами. Всё указывало на то: «Я тебе ещё припомню!».

- Ну и что было дальше? – нетерпеливо спросил Макаров, видя, что он не собирался больше продолжать повествование на эту тему.

- Да ничего особенного, при встрече отворачивался. Прошло шесть месяцев, и его заменили, другим «мохнатым ухом». «Пахарь моря» в союз укатил. Они же не могут как мы, до безумия, по двенадцать месяцев, лямку тянуть вдали от дома.

В кубрике повисла тишина, которую нарушил Руслан Макаров.

- Вот бы посмотреть на «образцово-показательный» скандал.

- Ты о чём? – произнёс в полудрёме Крутов.

- НачПо с особистом.

- Наивный. Ворон ворону, а дальше сам  всё знаешь.

- Нынешний вроде бы ничего, - заступился за работника невидимого фронта Крестовский, - учтивый такой, умные беседы о жизни ведёт.

- Хороший человек, это не профессия, - оборвал его рассказчик. - Ты от него лучше подальше держись. А то сначала будешь для него свой в доску, потом и сам того не    заметишь, как в «сексоты» запишешься, – Давайте поспим. Сегодня вечерний стол у нас будет, в виде формы общения.

Крутов зевнул в предчувствии сладкого сна. Вслед ему, через две секунды, зевнул Макаров.

- Ты чего дразнишься, меня повторяешь? – предъявил он претензии Руслану в шутку, с серьёзным выражением лица.

- Резонанс, друг мой. Как в радиотехнике, колебательный контур. Вон смотри и Костя зевает.

Через пять минут в кубрике, словно после щелчка выключателя, установилась тишина, было слышно только сопение и скрип пружин коек под переворачивающимися с боку на бок офицерами.

Не спал только один капитан-лейтенант Романов, он держал в руках книгу и лёжа дочитывал какой-то рассказ. Открылась дверь, вошёл лейтенант Вадим Пугачёв. Евгений оторвался от чтения.

- И где тебя носило? – шутя, с ухмылкой тихо спросил он.

Вадим устало махнул рукой, его от жары начало «возить», слипались глаза.

- После обеда флагсвязист пересаживается, наш важный «Перец».

- Этот неуравновешенный офицер? – продолжал шептать капитан-лейтенант, чтобы не разбудить остальных.

- Матросы каюту его драили, а меня туда «бычок» старшим послал.

Лейтенант быстро разделся, юркнул в койку, прикрывшись простынёй, сомкнул веки и стал «догонять» спящих товарищей.

       Через час по корабельной трансляции объявили: «Команде вставать, приготовиться к построению».

В дверь раздался стук. Она открылась, на пороге стоял матрос, подчинённый Макарова.

- Товарищ старший лейтенант, вас старпом вызывает к себе.

- Хорошо, иду, - с недовольством в голосе ответил Руслан. – Чтоб его командир и копчик замучили, - пробормотал он, когда за матросом закрылась дверь.

Все об этом знали, что больше всего на свете старпом боится вспыльчивого командира корабля.

Через пятнадцать минут офицеры вереницей потянулись на выход.

- Когда сухогруз принимать будем? – спросил Пугачёв на ходу у штурмана Пескова.

- Через час.

        Военнослужащие корабля и штаба с нетерпением ждали почту, вестей  с берега от родных и близких. После построения и инструктажа, экипаж разошёлся по боевым постам, службам и командам. Продолжалась обычная рутинная работа и служба. Проводились запланированные занятия, учёба боевому мастерству, отработка элементов задач по боевым тревогам, уход за материальной частью, работа с документами, исполнение приказов и других элементов в жизнедеятельности корабля. Несмотря на духоту и жару, необходимо было исполнять обязанности. Радисты сидели в приёмном радиоцентре на своих местах с наушниками в одних трусах, а у раскалённых дизелей нёс вахту, в таком же «наряде», личный состав БЧ-5. И те, и другие обливались потом.

    По трансляции прошла долгожданная информация: «Швартовой команде построиться. Место построения, шкафут правого борта».

По кораблю прокатилась невидимая волна, которая обострила эмоции и растревожила чувства у всего личного состава. Почта! Вот, что сейчас будоражило умы от матроса до офицера. Все до одного на корабле знали, что после этой команды будет подходить и швартоваться сухогруз. На верхней палубе закипела работа, готовились к приёму продуктов, овощей и пополнения других запасов. Всё происходило в привычном штатном режиме, действия команды расписаны были по определённому алгоритму.

Пришвартовалось судно, с него перешли прибывшие с отдыха офицеры штаба эскадры. Перегрузили  почту, с которой были не только письма из дома и пресса, но приказы и указы «свыше», руководящие документы, всякого рода служебные посылки. После этого заработал судовой кран. Кран-балка осторожно поднимала из трюма и опускала на палубу плавбазы мешки, ящики и бочки, где их в готовности ждала команда снабженцев. Умудрённый опытом, с большим сроком службы седой боцман, мичман Гаврилов, зычным голосом отдавал приказания матросам.

- Куда лезешь под кран-балку, сынок? Дома мамка ждёт. Мне тебя живым для неё нужно сохранить, - пресекал он всякие отклонения и нарушения правил безопасности.

Через каких-то минут двадцать по кораблю разлетелись конверты, телеграммы и газеты. У кого была возможность, те забивались куда-нибудь подальше и, испытывая волнение от разыгравшихся чувств, вскрывали один конверт за другим. Ведь письма скапливались в стопку где-то на почте, пока не попадали к адресату. Бывало и так, что с берега приходили и не совсем хорошие вести, даже драматичные. Молодым людям, если они были связаны с противоположным полом, пережить это было особенно трудно.

Офицеры штаба, в большинстве своём, находились уже в солидном возрасте, но и они были подвержены эмоциям, общей эйфории – эйфории почты.

      На юте стоял и курил, проницательно смотря в морскую даль, флагманский специалист ракетного оружия, капитан первого ранга Силин. Он не обращал ни на кого внимания. На его лице периодически появлялась улыбка умиления. К нему подошёл капитан второго ранга Потапчук.

- Что это ты Сергей Петрович улыбаешься, в задумчивости?

- Жена пишет, дочка внука родила. Этот внук у меня первый! Стою, и представляю, какой он будет, когда вырастет.

- А у меня сын Сашка в  ВВМУ подплава, Ленком поступил. Тоже радость.

Они поздравили друг друга.

Всё, что простиралось до границ дозволенного в семейной жизни, моряки делились друг с другом, облегчая порой душу.  В этих исповедях непременно были радости и огорчения, переживания и сочувствие.

        В кубрике №10 собрались почти все её обитатели. Стояла тишина, сквозь которую иногда проскакивали какие-то короткие эмоциональные звуки, возгласы и мычания. Надо было видеть, эти счастливые глаза офицеров!

Вошёл старший лейтенант Сидяков.

- Кубрик-читальня, - бросил он с порога.

Сел на свою кровать, достал из кармана пачку писем и углубился в чтение. Никто не обратил внимания ни на его реплику, ни на него самого.

Следом за Виктором пришёл Крутов. Он огляделся вокруг, все увлечённо читали. Самый сосредоточенный вид был у Крестовского. Это его позабавило.

- Костя, что пишут из дома? – не удержался он и спросил шутя.

Крестовский услышав свою фамилию, с трудом оторвался от чтения.

- Чего ты хочешь? – грубовато переспросил он.

- Я спрашиваю, что подруга из дому пишет?

- Целую крепко, твоя репка! – отмахнулся Константин от товарища, желая чтобы его оставили в покое, и снова углубился в чтение.

- Хорошо, когда так целуют страстно, - видя что Константин готов завестись, он оставил его в покое и взялся за свою почту.

Глаза побежали по строчкам, по согревающим душу словам из дома.

  - Вот это гром среди ясного неба! – произнёс резко Пугачёв.

Все оторвались на секунду от чтения и посмотрели в его сторону. Внешний вид Вадима отражал глубокое удивление и непонимание.

- Друг мой по училищу, Генка Васильев, пишет с Камчатки. Жена от него ушла к другому. Представляете! – он смотрел на окружающих так, словно его обидели.

- В жизни всякое бывает, - равнодушно произнёс Романов, - уходят, приходят. Вечный процесс.

- Нет, ну это глупость, - от волнения и досады, он даже не смог внятно выразить своё возмущение.

Немного успокоившись, Вадим продолжил.

- Гена познакомился со своей Верой на четвёртом курсе, а на пятом они поженились. После училища, по распределению уехали на Камчатку. Вся беда в том, как оказалось, что до него она встречалась с курсантом из нашего же училища. В их взаимоотношениях что-то произошло, они поругались и расстались. Её прежний друг выпускался на два года раньше нас. По иронии судьбы, Генкина жена его встретила на Камчатке и у них вновь вспыхнула любовь, - он ещё до конца не мог поверить в случившееся с его товарищем. - Хорошо, что ещё детей не завели. Вот так у моего друга в одночасье рухнул мир личной жизни, - произнёс он, с большим огорчением, последнюю фразу.

- Женщина оказалась с прошлым. Получается что с первым у неё была любовь, а с твоим корешем просто дружба, - рассуждал вслух всегда и всё знающий Романов. – Вот и сделала ему ручкой.

- У каждого своя правда, и у неё и у него. Переживёт твой друг, - категоричным тоном высказал своё мнение Сидяков, - через это, к сожалению, много моряков прошло.

Все вновь углубились в чтение. Прошло некоторое время, дверь резко открылась, на пороге стоял замполит корабля, капитан третьего ранга Павленко. От природы глаза у него имели одну особенность, почти на половину располагались на выкате. В данный момент и вовсе готовы были выскочить. Как человек, на удивление он был крайне озабоченный, с замашками сельского дояра, которому всегда хочется дёргать женский пол за титьки. Боевая длительная служба обострила эти наклонности. Он часто и бурно выражал свой восторг, не по чину и не по должности, когда при просмотре очередного кинофильма, на экране появлялась женщина с красивой грудью. Не сдерживая себя в рамках приличия, Павленко каждый раз громко комментировал женские достоинства.  Он активно обращался к рядом сидящим со своей «фирменной» репликой:

- Смотри, смотри какие аппараты!                                                                                               

Со стороны это выглядело крайне несолидно и создавалось впечатление, что «товарищ» не совсем здоров на голову. Подобная «невинная шалость» коробила окружающих. В семейной жизни Павленко слыл большим ревнивцем.

- Крутов, - грозно зарычал он, не переступая порог, сверкая безумными глазами, - мичман Кукарешту твой подчинённый?

- Мой. А что случилось? – лицо Антона отображало наивное недоумение.

- Быстро найди его, командира БЧ-4 и ко мне в каюту. Я с вами разбираться буду.

Тучный замполит со всей силы, яростно хлопнул дверью.

- Железо всё выдержит, - спокойным голосом произнёс Сидяков, моргая глазами,  – Услышали приглашение, в мягкой форме, - добавил он.

- «Хорошие»  люди всегда не вовремя приходят, - прокомментировал, в свою очередь,  Песков, усмехаясь. – Явление конечно малоприятное.

- Только помяни чёрта, а он тут, как тут, - присоединился к ним Романов.

У него с замполитом были свои, «особые» отношения. Упустить шанс проехаться по заму, хотя бы словесно, он никак не мог.

Антон сложил письма в тумбочку, надел тропическую пилотку и с озабоченным видом направился на выход из кубрика. По пути он обронил фразу: «Не задался сегодня день!».

- Последнее время поводов огорчаться гораздо больше, нежели восторгаться, - прокомментировал ситуацию Романов, глядя на расстроенное лицо товарища. – Вижу, что ты явно ещё не соскучился по общению с ним.

Все остальные продолжали читать, в полном молчании. Вскоре вернулся Крутов от замполита. Взгляды присутствующих сошлись в одной точке, на старшем лейтенанте.

- Ну что? – нарушил всеобщую тишину Романов. – Выслушал пламенную «проповедь»?

Со словами: «Кто остановит этот произвол и форменное издевательство?», - Антон сел на краю своей койки. - Говорил я Кукарешту: «Коля не зли его». Так оно и вышло.

Крутов смотрел на товарищей озадаченно.

- Подробней, пожалуйста, - поинтересовался Сидяков. – Может так статься, что и нам придётся от него отбиваться.

- Поведай нам, что же натворил твой «Кукареку» из Бессарабии, - поддержал его вопрос Песков.

- Вам это не грозит, а история такая. Замполит по вечерам, проходя мимо нас на бак, для просмотра со всем экипажем кинофильма, повадился заглядывать в КПС (корабельный пост связи). Если дежурил Кукарешту, то он безапелляционно совал ему записку со словами: «Коля, позвони мне домой. Узнай как дела, как обстановка. На обороте ответ запиши». У нас в смене, как правило, состав смешанный, дежурный по связи - офицер штаба, а помощник - корабельный мичман. Что, значит, позвонить его жене в наших условиях? Этот нахрапистый зам даже не представляет себе. Необходимо по служебной связи выйти на какой-нибудь береговой пост, упросить дежурного, чтобы он по городскому телефону позвонил замполиту домой. Проще иметь там знакомого, но где его возьмешь. Потом он должен записать от «Дездемоны» ответ, как правило, расхождения одного текста от другого невелики, так как зам звонит постоянно, и потом всё это репетовать к нам обратно. Если такое действо происходит периодически, на протяжении длительного времени, то оно может достать кого угодно, даже тех, у кого железные нервы. Дежурные, на береговых постах, поначалу шли ему навстречу, а потом стали отказывать. Да и замполит раньше являлся приблизительно раз в десять дней, а последние два месяца совсем обнаглел, через каждые два дня. Это стало очевидной нормой. Все  устали от его назойливости. Когда Коле начали отказывать, он нашёл выход, писал на обороте ответ от «балды» за брата и за свата. Да так увлёкся, за последние два месяца ни разу не позвонил. Я предупреждал его, что всё это всплывёт потом. И случилось то, что должно было случиться. Сегодня Павленко получил от своей жены письмо, в котором она спрашивает, почему от любимого «пончика» не было ни одного звонка за последние два месяца.

- Ну и что дальше? – спросил Пугачёв.

- Дальше, ты всё сам видел. История ещё не окончена. Павленко сказал, найдёт повод и добьётся того, чтобы мичмана с боевой службы отправили домой. С формулировкой: «Невыполнение оным должным образом своих обязанностей». А для начала, замполит с завтрашнего дня в БЧ-4 будет проверять конспекты и тетради по политзанятиям. Наверное, с пристрастием. 

- Вижу, ты расстроился? – с сочувствием произнёс Пугачёв.

- Конечно, по сути, Коля не виноват. Он же не волшебник, а простой мичман. Где я ему замену найду? Хороший специалист, добросовестно обязанности исполняет. Этого зама обратно отправь, абсолютно ничего бы не случилось, а мы тут как в одной цепи. Звено выдерни, на остальных пропорционально нагрузка увеличивается, - он с огорчённым лицом, глубоко вздохнул. – И надо было этой «попадьихе» своему «пончику» пожаловаться. Неужели не о чем больше писать?

Крутов небрежно махнул рукой.

- Остаётся с благодарностью вспоминать только прежнего зама, хороший был человек. Не то что этот, - с огорчением высказал своё мнение Романов.

- У меня ещё терпимо, а вот артиллерист сейчас на ковре у Командующего эскадрой вместе с командиром, старпомом и замполитом. Они по-особому случаю «подарки» получают.

В кубрике наметилось оживление, все оставили чтение и устремили заинтересованные взоры в его сторону. «Жареная новость» не оставила никого равнодушным.

- Упёртый старпом за что-то взъелся на командира БЧ-2 и в полдень устроил им проворачивание материальной части, с его личным присутствием. Рыскал по постам, придирчиво осматривал и давал «вводные». В районе бака, где каждый день в обед ходит по кругу адмирал, он постоянно на том месте с дряхлостью борется, по команде с поста, опустили ствол. Вы же видели, как комэск ходит? Смотрит в палубу, думает о «своём», адмиральском, и нарезает круг за кругом. Я не сомневаюсь, что он уже с завязанными глазами сможет пройти этот маршрут с препятствиями, в нужных местах высоко поднимая ноги. Но не это главное. Когда адмирал лбом въехал в опущенный ствол, то оказался на пятой точке. В глазах загорелись маленькие, маленькие  звёздочки, но много. Потом заревела «сирена» и началось.                                                                                   

- Говоришь много звёздочек! – перестав смеяться, шутя, произнёс Пугачёв.

- Да. Если собрать с наших погон в этом кубрике все, то надо ещё возвести в третью степень, - он продолжил свой рассказ. - Командир, узнав об этом, чтобы зад свой прикрыть, объявил БЧ-2 оргпериод. Но, кажется это ему, а особенно старпому, не поможет. Получат они и в хвост и в гриву!

Дверь кубрика открылась, зашёл лейтенант по имени Валентин, со звучной фамилией Генералов. Он был хорошим другом лейтенанта Пугачёва.

- Привет! Я в «десятку» попал? – спросил он весело, глядя на озабоченные, немного усталые лица.

- Это, смотря, куда целился, - в такой же тональности ответил ему Песков.

- В самое «яблочко», - взгляд его остановился на переборке. - Что это у вас портрет старпома на самом видном месте? Я что-то пропустил? – усмехнувшись, спросил он. – У него что, сегодня день рождения?

Валентин кивнул в сторону мрачной вороны.

- Это место, предназначено ей судьбой, а участь старпома сейчас решается на «торжественной церемонии» у адмирала, - оторвав голову от подушки, произнёс Вадим. – Если вернётся оттуда с лёгким испугом и без последствий, значит, у него сегодня будет второй день рождения.

- Слышал я про это, - иронично усмехнулся Валентин, потирая ладони. - Далеко идущие выводы от начальства и втык он точно получит. Птички вашей что-то не видать? Неужели всех тараканов съела, и вы её выпустили? Кстати, я видел недавно, как две чайки поймали вот такую птаху и разорвали на лету. Вроде она на рыбу не похожа, - он удивлённо пожал плечами.

- Мы тоже не съедобные, но жрут нас каждый день, - вставил с мрачным видом реплику в разговор Романов.

- У нас другая история. Наша легендарная птичка приняла жуткую смерть от морёного таракана, - гордо произнёс Пугачёв.

- Что долго мучалась? – участливо спросил Генералов.

- Нет, смерть мгновенная. Видно док постарался с дозой. А до этого всё было так прекрасно, всё в ажуре, - Вадим закатил глаза, - ещё немного и обрела бы она свободу. Мы уже почти решили, что выпустим птичку на волю, в награду за славный труд. Фактически вопрос был уже решён, оставалось назначить дату, написать сценарий церемонии и – «Здравствуй родина!». Надо же было такому горю случиться!

- Это точно, птичке не хватало свободы, как и нам тоже, - поддержал его Василий, произнеся задумчиво, – Я видел её грустные глаза, - он встал и посмотрел на себя в зеркало, которое висело возле кровати.

- Реальность, как водится, внесла свои коррективы. Вы ей хоть последние почести отдали? – продолжая скорее дурачиться, спросил Валентин.

- А как же! Она, как член нашего экипажа, с почестями была предана морю, вблизи берегов своего отечества, - пояснил Вадим, уже с лукавой, спрятанной в усы улыбкой.

Лейтенанты Пугачёв и Генералов стали о чём-то говорить в полголоса и потеряли интерес к предыдущей теме. Офицеры почти все прочитали адресованные им послания из дома, вдумчиво перелистывали газеты и журналы, утоляя информационный «голод». Макаров обратил внимание на то, что Крестовский получил больше всех писем и ещё не закончил их читать. Он безошибочно определил, что такая большая стопка, за редким исключением, может быть только от невесты. У претенденток на место рядом с моряком, ещё нет такого большого круга обязанностей, как уже у состоявшихся славных спутниц. Поэтому у них имеется много времени, чтобы страдать на бумаге.

- Костя, а ты ещё не женат? – спросил он с целью, чтобы подтвердить свою версию.

- Пока нет, но на берегу мне уже шьют свадебный костюм. Вернусь и в ЗАГС.

- Понятно, - удовлетворённый полученным ответом, благодушно протянул слова Макаров.

- Валентин, а куда это ты сегодня, после утреннего построения, сломя голову мчался? - спросил у Генералова Романов.

- Вызвал меня на КП зам флагманского механика, - оторвавшись от беседы, поведал Валентин. – Мозги промывал из-за одной ерунды.

- Это такой чудаковатый кап два, который постоянно находится в себе, молчит и в палубу смотрит?

- Да, это он, Мохов – чисто специалист в военной форме. «Типа образцовый», всегда застёгнутый на все пуговицы офицер. Противоречивая фигура: неглупый, мыслит нестандартно, но какой-то забитый и бывает очень вспыльчив. Из его второстепенных недостатков, я бы отметил напрочь отсутствие чувства юмора. Представляешь, - он  обратился к Пугачёву, - этот нудный зам, сегодня в ходе воспитательной беседы вышел из себя, выпучил глаза, и начал на меня орать и брызгать слюной изо рта. Я тактично дал ему отпор, так он разнервничался ещё больше, и давай меня своим ноющим голосом строить. Видите ли, его солидного человека несолидно возили носом на ковре у начальства, из-за какого там лейтенанта. Потом в повышенном тоне, почти криком объявил: «Вы генерал Лейтенантов меня подвели, вы у меня допрыгаетесь!». По своей природной тугодумости, этот Мохов даже не догнал, что сказал обидную глупость.

Офицеры рассмеялись.

- Вот и я говорю, народ насмешил, а мне обиду нанёс, обозвал – «генералом Лейтенантовым». Даже не выговоришь правильно, - Валентин тоже усмехнулся.

- Наоборот, он тебя возвысил, если посмотреть с другой стороны. Ты что обиделся? – продолжая смеяться, спросил Сидяков.

- Во-первых, я морской офицер, а во-вторых, наша фамилия гремит во все века. А что значит Лейтенантов? – он недоумённо пожал плечами. – Всегда в одной поре.

- Представляешь, Валентин, что будет, если ты вырастешь по службе до адмирала, - продолжал дурачиться Сидяков. – Это будет звучать грозно и экзотично – адмирал Генералов!

- Скорее экстравагантная форма сочетания, - присоединился к обсуждению Романов. – Но ты не обольщайся и не расстраивайся раньше времени. С такой военной профессией – механик, стать адмиралом уже в два раза нереальней.

- Я пока и не хочу быть адмиралом, я домой очень хочу, - в шутливой форме парировал лейтенант. – Двенадцать месяцев боевой службы, это круто, - он вздохнул. – Однообразие заметно раздражает, накапливается какая-то критическая масса.

- Вообще, я полагаю, человек не задумывается, созвучна или нет его фамилия приобретённой профессии или ещё раньше, на этапе её выбора, - вступил в разговор Макаров. – Разве мог знать лейтенант Генералов, что на службе он будет король воды, дерьма и пара. Это у женщин, под цвет пальто подбирается сумочка или сапоги, а фамилия, увы. Подобные сочетания, скорее всего ирония судьбы: лейтенант Майоров, матрос Каюткин, матрос Солдатов или наоборот, ну и лейтенант Генералов. Таких вариантов море.

Мысль развить ему не дали. Открылась дверь, и вошёл командир БЧ-4 капитан-лейтенант Потапов.

- Чего вы сидите, как засватанные, наливайте, - произнёс он ухмыльнувшись.

- Что Сергей Васильевич, прямо сейчас? – не поняв намёка, серьёзно это или шутка, спросил Крутов.

- Наливать завтра будете, на Крестовского выписка из приказа пришла, о присвоении очередного воинского звания старший лейтенант. А прямо сейчас нас собирает в своей каюте флагсвязист Харламов. Если вы забыли про него, то зря. Желает самолично нам в глаза посмотреть. Соскучился, наверное.

Он подошёл к Крестовскому и подал руку.

- Поздравляю тебя, Костя. Так держать! У меня к тебе по службе претензий нет.

- Спасибо, Сергей Васильевич, - ответил он, смущаясь и испытывая лёгкую неловкость, получив от своего командира твёрдый кредит доверия. – Когда можно будет стол накрыть?

- Завтра после бани. Совместим приятное с полезным, немножко и отметим. Только не так, как недавно у механиков. Группа товарищей отмечала личный праздник одного из них. Накачались «шилом» до поросячьего визга и море стало по колено. Виновник торжества напился, вы знаете, о ком я говорю, до такой степени, что перешёл в разряд «вездесущих» и «застенчивых». Произошло это по причине, как бы это тактичней сказать, низкого уровня воинской культуры. Ну что это такое, совсем не солидно?! – возмутился он. - В «хлам» пьяного, держащегося за переборку и ничего не соображающего «юбиляра», обнаружил, при ночном обходе, один из начальников. Нам такие неприятности ни к чему, - он покачал головой. - Помни Костя всегда поговорку: «Береги честь смолоду!».

- Мы норму знаем, - ответил за всех Макаров.

Потапов посмотрел на часы.

- Через десять минут встречаемся у каюты флагсвязиста. Погоны тебе на вечернем построении командир вручит. Понятно?

- Да, - бодро ответил сияющий Крестовский.

- Василич, а что с Кукарешту? – спросил, переживая за подчинённого, Крутов.

- Отобьём, я к командиру корабля схожу, - ответил уверенно командир боевой части связи.

Потапов двинул к выходу, но у плаката с вороной остановился.

- Зачем вы её повесили? – спросил он, ничего не понимая. – Какая-то невразумительная картина.

- Да, так…- с неопределённостью протянул слова Сидяков.

- Странное у вас представление о красоте.

- Вы предлагаете повесить плакат с обнажённой девицей, которая разгоняет кровь? – усмехнувшись пошутил Макаров. – Проблем нет, мы их в Сирии купили в достатке, только замполит не поймёт.

Командир БЧ-4 ухмыльнулся и покачал головой.                                                               

- Лучше не давайте ему повода. Для зама это будет «приятный сюрприз».

Потапов вышел из кубрика.

Офицеры стали поздравлять Константина и пожимать ему руку. Он лишь улыбался и кивал в ответ.

- Товарищ старший лейтенант, все основные пожелания мы Вам завтра выскажем, за столом, - в шутливой форме выразил всеобщее мнение Песков. – Обмывание погон – веками устоявшаяся традиция, - пафосно добавил он.

- Лейтенант всё знает, но ничего не умеет, - произнёс Романов медленно. – Старший лейтенант всё знает и умеет. Ты теперь Костя всё знаешь и умеешь.

- А дальше, - спросил Крестовский.

- Дальше. Капитан-лейтенант всё умеет, ничего не помнит. Капитан 3 ранга, зачем ему знать и помнить, ему надо руководить знающими и всё умеющими.

      Кубрик опустел, офицеры убыли по постам для продолжения исполнения должностных обязанностей. Остался лишь один старший лейтенант Сидяков, ему надо было подготовиться к заступлению на дежурство по кораблю. Раздался стук в дверь. Она открылась, в проёме стоял с чемоданом и сумкой капитан-лейтенант Кирилл Павлов. Он переступил порог.

- Привет! Квартирантов принимаете?

- А что так? Что привело Вас к месту нашего жития? – удивлённо переспросил его Сидяков. – Неужели ты тоже начал вести кочевой образ жизни?

- Переводчика из штаба на моё место поселили, - упавшим голосом пояснил Павлов. - Я вещи здесь брошу, ночь перекантуюсь на посту, а завтра к вам.

- Добро! Пустых коек много, выбирай любую, - дружелюбно согласился Виктор. – Считай, себе место застолбил.

- Возможно, завтра у меня ещё один вариант появиться.

- А если не появиться, то ждём тебя с пропиской. Ничего не поделаешь, они же «штаб», - иронично пошутил Сидяков над офицером, который продержался в своей каюте все одиннадцать месяцев. – Теперь будешь мыкаться по чужим углам, как мы.

- На кого это у вас «дружеский» шарж висит? - обратив внимание на ворону, спросил Кирилл. – На старпома или замполита?

- На того, к кому народная «любовь» крепче. Угадай?

- У кого сейчас копчик болит, - смекнул Павлов.

- Прямо в точку. А ты не слышал, адмирал его взгрел?

- Если верить помощнику, к сожалению, наш рьяный службист «отскочил» в сторону.

- Значит, в переводе на простой язык, получил всего лишь подзатыльник.

- Вроде того, пожурили.                                                                                                                 

- Нет, мы так не согласны, - показушно возмутился Виктор и развёл руки. – Адмирал головой в ствол, а он не причём. Люди, что же это такое твориться! – произнёс Сидяков, демонстративно кривляясь.

     Прошло ещё несколько часов, старший лейтенант Макаров вышел покурить на ют. До ужина оставалось ещё полчаса. В курилке он встретил штурмана Пескова.

- Василий, одолжи, пожалуйста, сигаретку.

- Ты чего весь такой взъерошенный?

- Флагсвязист нас только что отпустил. Полтора часа мозги компостировал, я ещё даже в кубрик не заходил.

- Понятно, «заблудших» наставлял на путь истинный? – усмехнулся Василий. - Что он от вас хотел?

- Красной нитью в его рассуждениях проходила мысль, что он только один служит. От нас поддержки и помощи никакой нет. Потом, наш не в меру усердный, повышал рвение к исполнению служебных обязанностей. Это метода у него  такая. Чего только стоит  знаменитая фраза, постоянно им повторяемая: «Боевая служба – это учебник жизни, в суровых условиях». Харламов отдохнул хорошо, а из нас теперь жилы тянуть будет. В счёт не берётся, что за плечами у экипажа одиннадцать месяцев боевой службы, на это наплевать и растереть.

Макаров, раскурив сигарету, глубоко затянулся и медленно выпустил дым.

- Вообще, он какой-то странный. Вернётся из отпуска, сама любезность. Продолжается это благоденствие до первого замечания ему от командования. Потом начинается самое интересное, орёт месяца два, как недорезанный. Маленький, плюгавый, а от его крика перепонки лопаются. Никакой солидности. Пока добрый и не «завёлся», рассказывает нам всевозможные истории и случаи, из богатого жизненного опыта, поучает. Такой хороший, хоть к одному месту прикладывай от всех болячек, - Руслан произнёс нервно и вздохнул. – Оно мне надо, целый час стоять перед ним и выслушивать всякую бодягу, - он посмотрел на Пескова, ища у него понимания и поддержки. - Есть в нём какое-то внутреннее зло.

- Ему что, никто ни разу не возразил?

- Один был такой, по рассказу старших товарищей, как-то сказал слово против: «Для того чтобы вас услышали, не обязательно кричать». С первой оказией отправили домой, с характеристикой, по содержанию, вроде «волчьего билета».

- Чтоб другим неповадно было, это мы проходили, - задумчиво произнёс Василий. – Однако, как я погляжу, в службе есть всегда место «подвигу», - уже улыбаясь, пошутил Песков.                                                            

- Как у классика, герой боролся с ветряными мельницами, пока одна его не придавила, - с пессимизмом в голосе произнёс Макаров.

- Я слышал о том, что он у вас известный говорун, - с тактичной осторожностью произнёс штурман и скосил глаза в сторону, оглядев окружающих.

- Хорошее ему определение ты дал. Сегодня начал с того, что через два дня, ночью, принимаем атомоход. Надо, говорит, чтобы по связи не было замечаний и всякое такое разное. Закончил из другой «оперы». Если мы пропустим боевой сигнал, то его, раба божьего, вместе с нами повезут в Магадан за колючую проволоку, в Колымские лагеря, если конечно Сибирь проскочим. Это в лучшем случае, а по худшему сценарию, расстреляют безжалостно на юте.

- И у вас резко боевой дух подскочил, - рассмеялся Песков. – Вообще интересный чудак! Расскажи ещё что-нибудь про него.

- Поведал нам, как в прошлом году с женой в Пятигорске отдыхал. Умрёшь со смеху. Иду, говорит по городу, а на встречу матрос-дембель грузинской национальности. Брюки на нём клёш немыслимый, фланка ушита до такой степени, что только с мылом её надеть можно. Вместо погон бархатные чуть ли не эполеты, с бахромой. На груди красуются аксельбанты, а на макушке сидит маленькая бескозырка. Форму дембеля дополняла масса различных значков и нашивок. Антураж всего этого завершал большой нос, орлиные глаза и сросшиеся брови. Дословно передаю его слова:                                                                       

- Мне так хотелось подойти к нему и поэтично сказать: «Здравствуй, Лермонтов!».

Руслан и Василий громко рассмеялись.

- Вы чего ржёте на всё Средиземное море, - к ним подошёл Антон Крутов, держа в зубах сигарету.

- Да, рассказываю Василию, как нас воспитывает сердитый флагсвязист Харламов.

- Он не воспитывает, а мытарит больше, - возмущённо произнёс Крутов.

- Четыре месяца назад, - продолжил Макаров, - он придумал для нас наказание. А предыстория была такая. Накануне, его отругал Начальник штаба эскадры за какую-то загубленную телеграмму, вот он нам и начал мстить.                                                               

- У военных это называется воспитывать, - поправил его Крутов.

- Какая разница? Завёл журнал и составил график, по которому все свободные от дежурства офицеры-связисты, в ночное время должны проверять боевые посты своей боевой части. Представляешь, я должен был писать замечания на товарищей и сослуживцев! Мы парни тоже не простые, элементарно приходили сразу после подъёма и делали стандартную запись: «Боевые посты проверил такой-то, замечаний нет». Флагманский связист собрал нас через месяц и начал, как всегда, отчитывать. В конце сотрясания воздуха, говорит:

- Что, значит, нет замечаний? Я вам в Кремле пятьдесят замечаний найду.

Ушёл он в отпуск, мы этот журнал использовали вместо туалетной бумаги.

- А ты слышал, - подключился к разговору Антон, со своей порцией «небылиц» о Харламове, - как он проверял в прошлом году, вместе со штабом эскадры, какой-то БПК Северного флота?

- Не припомню.

- Эту историю рассказал нам как-то офицер штаба, в курилке. После проверки боевых постов корабля, построили весь экипаж на строевой смотр. Наш эксцентричный кап раз двигается вдоль строя, проверяет форму одежды. Дошёл до офицеров и мичманов. Остановился у первого военного.

- Мичман Бодунов, - представился тот.

Осмотрел он его, двинул дальше.

- Мичман Бухун, - докладывает следующий.

- Вижу, готовились, - довольно произнёс флагсвязист и пошёл к следующему.

- Лейтенант Синяков, - с непроницаемым видом браво рапортовал офицер.

На лице Харламова нарисовалось сильное удивление. Он повернул голову в сторону командира БЧ-4 корабля.

- Фамилии у вас какие-то градусные, - сказал он, сделав акцент на последнем слове. - Специально что ли их собрали в одном месте, - на его лице проскочила редкая улыбка.

Он ехидно хихикнул один, на фоне суровых выражений лиц задёрганных моряков корабля.

- А ещё, у нас есть Кисляков в БЧ-2, - послышалось откуда-то со второго ряда.

На том месте, где должна быть солидность, «выросла» растерянность.

- Разговоры в строю, - прикрикнул флагсвязист, вернув атмосферу в русло строевого смотра.

- Пора в кубрик топать. Рабочий день закончился, будем коротать время до ужина, - предложил Макаров. – Скучен день до вечера, коли делать нечего, - дополнил он свои слова поговоркой.

- Пойдём, - согласился с товарищем Крутов.

Офицеры собрались уже уходить, когда к ним, закуривая сигарету, подошёл старший лейтенант Мурин.

- Ну что, во сколько сегодня официоз начинается?– спросил он, про намеченное на вечер мероприятие. - В том же «тронном зале»?

- Нет, блин, в тенистом парке! – вышел из себя Крутов. – Тебя что-то смущает?                                                           

- В двадцать часов и одну секунду, - уточнил Макаров. – Да, ты не забудь что-нибудь из закуски вкусненького прихватить с собой. Вы там штабные подъедаетесь в ларьке, не то что мы простолюдины. Небось, чернослив в шоколаде лопаешь килограммами, а у нас сахар вместо конфет.

- Зашибись! Первый раз вижу поминки в складчину. Птичка то, ваша? – произнёс крайне удивлённый Мурин.

- Ты хочешь вместо птички клюв раскрывать? Не выйдет, - осадил его халявные намерения Крутов. – Придётся раскошелиться.

- Да ладно, я пошутил, - оправдывался Сергей. – Но это мне напоминает стародавнее обложение данью. А проще говоря – явный факт поборов. Я вашей птички в глаза не видывал.

        Через некоторое время почти все офицеры собрались в кубрике. Одним из последних появился Костя Крестовский.

- Мы сейчас с Вадиком слышали интересный прикол, - он на ходу снял куртку тропички, пилотку и повесил на вешалку у входа.

- Ну, давай, валяй, - вяло произнёс Романов, развалившись на койке и как обычно, в такие перерывы, не выпускавший книгу из рук. – В нашем сообществе возможности погрустить спокойно в блаженной тишине или помечтать, всё равно не дадут.

- Сидели мы с ним на посту, ремонтировали неисправный приёмник. Дверь была приоткрыта, чтобы хоть какой-то сквозняк чувствовался. Слышим в коридоре один из наших «аборигенов», старый мичман Карташов Иван Иваныч с БЧ-5, который почти с постройки корабля служит, остановил матроса Кривенко и воспитывает. Он что-то ему минуты три выговаривал, а матрос периодически оправдывался и огрызался. Затем Карташов не выдержал и говорит:

- Мы с тобой разговариваем, как космонавт с татарином.

А тот в ответ с удивлением:

- Товарищ мичман, а я и не знал, что вы татарин! А так похожи на русского.

Иван Иваныч, как заревёт:

- Да я тебя с дерьмом смешаю!

Затем последовали «трёхэтажные выражения». Вы же знаете, что он без мата – как без хлеба. Матрос - «маслопуп»  рванул по коридору быстрее пули, раздался только топот и рёв Карташова.

Дверь открылась, вернулся Пугачёв.

- Ты куда делся? – спросил его Крестовский.

- Ходил друга навестить. Зашёл в каюту, а у них вонище, спасу нет! На кабельтрассах где-то рядом с каютой крыса сдохла и тухлятиной прёт на всю округу.

- Вадим, интеллигентные люди говорят: «дурно пахнет», - поправил его капитан-лейтенант Романов, с присущим ему лёгким высокомерием.

- Согласен. Но, я просидел у них ровно минуту. Можно я скажу наполовину интеллигентно? – он обратил свой взор к Романову. – Без литературных, так сказать, изысков.

- Давай.

- И ощутил, что у них дурно воняет. Вскочил, и прыжками кенгуру покинул это место. По их рассказу, у соседей, вообще неинтеллигентно пахнет, смрад стоит неимоверный. Парни все переселились на посты спать. Хоть бы посочувствовали мне, еле живой оттуда ушёл. Ещё немного и угорел бы, - пробормотал он и плюхнулся на своё спальное место.

- Да, чуть не забыл, - воскликнул Вадим что-то вспомнив. – В коридоре встретил доктора. Представляете, он мне говорит:                                                                                                                              

- Чтобы вы на меня не дулись, предлагаю бесплатно сделать вскрытие вашему другу. Я поставлю точный диагноз. А то он может быть загнулся от некачественных продуктов или нелепой случайности, а вы теперь меня до конца боевой шантажировать будете, каждый раз появляясь за спиртом, с кружкой больше предыдущей.

Народ воспринял новость в «штыки».

- Ну и что ты ему ответил? - не выдержав такой наглости, спросил Романов.

- Ничего себе! – выразил возмущение и Сидяков, который не смог удержаться от охватившего его удивления.                                                                                                                                  

- Я ему сказал, что не требуется. Ничего похожего случиться не могло. Главное мы знаем от чего и кто, а от нашего друга уже осталась только светлая память.

- Правильно ты ему ответил, мы категорически против. Выкручивается док, - негодование большинства, с лёгкой усмешкой, выразил Песков, - хотел стрелки на нас перевести.

        Жара вымотала всех. Макаров лежал на койке, о чём-то мечтая, подложив обе руки под голову и перекинув, нога на ногу. Руслан отрешённо смотрел в одну точку и молчал. Крутов встал со своего места, чтобы утолить жажду. Он направился к бачку с водой. Проходя мимо койки Руслана, Антон остановился на секунду рядом.

- У тебя дырка на синем носке, белеет, - обратил он внимание товарища, произнеся это, между прочим.

Крутов  продолжил свой путь.

Макаров даже не пошевелился, чтобы посмотреть, соответствует ли действительности предупреждение товарища. Он просто откровенно скучал.

- Что такое дырка? – начал Руслан, выдержав паузу, монотонным голосом рассуждать вслух. – Короткое, но ёмкое слово дырка вмещает в себя огромный смысл и сочетание различных понятий. Например. Дырка может быть: большой и маленькой, ровной и кривой, доступной и недоступной, приятной и неприятной. Дырки представлены в разных сочетаниях и количествах, их бывает много, а бывает единицы. Например: оригинальная дырка – обручальное кольцо; пять дырок – олимпийская символика. Посмотрите на свои тропические тапочки, все в дырках. На комнатных шлёпках, обычных, тоже бывают, чаще в районе большого пальца. Она может находиться где угодно. Например: в полупроводнике, на носке, в бюджете и заборе, в земной коре, даже в космосе – «чёрная дыра», а может быть светлой дыркой, в конце тоннеля. Она может называться по-другому. Например: отверстие, дюза, дырища, дырочка. Дырка может иметь ровные края, неровные края, быть с острыми краями, гладкая и с зазубринами. Дырку можно зашить, залатать, заварить, забить и т.д. Через дырку можно увидеть, что угодно.

- Например, в бане, - успел вставить слово Крутов.

- И в бане тоже, - он подчёркнуто артикулировал слова. – Счастливые лица моющихся женщин. Ты это имел в виду?                                                                                                       

Он, не дав опомниться задавшему вопрос, продолжил.                                                                   

- Дырка может приносить удовольствие и может огорчать. Как, например: на носке, в кармане, открытый колодец, случайное попадание заряда дроби в одно место, после которого образуется много дырок, кошелёк жены.

- В кошельке жены, - поправил его Пугачёв.

- Нет, сам кошелёк жены, это уже есть дыра. Я ещё не закончил. Самое огорчительное отверстие - дырка, от бублика.

- Но не будем о грустном, про удовольствие, пожалуйста, - заинтересованно спросил сидевший в стороне Сидяков.

- Пожалуйста. Например: на носке, если посмотреть с другой стороны, выполняет функцию вентиляции. А также: иллюминатор, ветер подует и сквознячок; обручальное кольцо, с вытекающими из этого последствиями; дырки на погонах для очередной звезды; дырка для ордена на мундире. А ещё…

- Слушай, хватит нудить, «дырокол» ты наш умный, - остановил его капитан-лейтенант Романов. – Какую-то белиберду несёшь. Лучше книгу почитай. Наслаждение живописными полотнами, - смакуя слова, начал мечтательно произносить он, - литературными и музыкальными произведениями, только не в исполнении Крестовского, делают духовную жизнь офицера богаче и насыщенней.

- Я уже ничего не хочу, кроме возвращения домой. Когда на сердце тяжело, книга не поможет. А ещё, я мечтал все одиннадцать месяцев жить в своей каюте.

- Тогда копайся в дырках молча, - немного возбуждённо произнёс Романов.

Его вывело из себя безразличие, с которым воспринимались его эстетические рассуждения.

- Не шуми Женя, будто ты не знаешь, что таким образом иногда уходят от реальности, - осадил его Крутов упрёком. – У тебя ведь не первая боевая служба, в отличие от многих нас?

- Чего это тебя так развезло? – спросил Антон Руслана по-дружески. – Откуда взялись такие мрачные мысли?

Он заметил, что у товарища грустные глаза.

- Жена места себе не находит, скучает по любимому и плачет. Всё это мне в письме и  высказала. А чем ей помочь, не знаю? - он вздохнул. - Понять её конечно можно, без помощи осталась. Сын родился у нас, когда я в море ушёл. Кстати, Оксана пишет, что сынуля уже бегает своими ножками. Тычет пальчиком в фотографию и говорит: «Папа!». 

- Понятно, изложила всё, что переполняет её душу, - он понимающе покачал головой. -  Руслан, через месяц будем дома, - успокаивал его Крутов. – Немного терпения – и всё придёт в норму. Увидим мы на причале счастливые и радостные глаза родных и близких, услышим торжественное звучание военного оркестра. Немного осталось.

- Она сама себе выбрала такую судьбу, - начал поучать более молодого товарища  Романов. – В настоящий момент у твоей жены полноценная проверка чувств на прочность.

- Время летит стремительно, а на боевой службе наоборот, - уныло произнёс Макаров.

- Привыкнет, - высказался Евгений в этот раз уже однозначно. – Все через это проходят. Послушайте лучше, я вам сейчас отрывок из рассказа прочитаю, прямо в тему. Мне понравилось. Это не то, что ваши дырки.

Он, неспеша, с расстановкой начал читать:

«Из-за горизонта выглянуло солнце, первый его луч медленно пополз по земле, на своём пути окрашивая всё окружающее в золотисто-жёлтый свет. На скамейке сидел кот, по кличке Силантий, всеобщий любимец местной детворы. От утренней осенней прохлады, он весь вжался в деревянную доску, которую уже нагрел своим телом. Из подъезда, в столь ранний утренний час, не торопясь, вышел капитан 3 ранга Аркадий Мишин. Путь держал он на службу. Офицер остановился на ступеньках и поёжился, по телу пробежал холодок. Они с котом молча обменялись взглядами. Мишин словно прочитал в глазах Силантия жалобу:

- Не жарко сегодня, - красноречиво сетовал на погоду кот.

В мыслях Аркадия в ответ прозвучало сочувствие в форме вопроса:

- Что брат, шуба не греет?

Кот виновато отвёл взгляд в сторону.

Подумав, он добавил:

- У меня тоже, извини дружище, жизнь не сахар, только в отличие от тебя «собачья».

Мишин встрепенулся и одёрнул себя.

- Одичал я совсем, с котами разговаривать начал, - высказал упрёк в свой адрес Аркадий.

Его жизненная история проста - три месяца назад ушла жена. Глядя на одинокого кота, он об этом сейчас вспомнил. На  лице Мишина появилась какая-то жалкая обречённость. Он сник и продолжил свой путь…».

- К чему это ты? На что намекаешь? – усмехнулся Сидяков.

- Ни на что не намекаю, но через месяц к любому повороту судьбы надо быть готовыми, - равнодушно произнёс Романов, с лёгкой улыбкой. – Всякое бывает.

- Спасибо, твои слова добавили нам уверенности в завтрашнем дне, - осуждающе высказался Пугачёв.

- Пожалуйста. Ты им перечитай письмо от друга своего, с Камчатки, - спокойным голосом добавил он.

После небольшой паузы Романов спросил с ехидцей:

- Чего молчишь, крыть нечем? Судьба она такая штука, кому суждено, тот и пять раз полюбит. Только обязательно надо пережить предыдущую разлуку.

- Ты наше будущее в очень тревожных красках описал. Письмо друга это исключение из правил, а поддерживает морально моряка – вера. Вера в то, что ждёт каждого из нас кто-то на берегу и это помогает переносить все тяготы.

- Хорошо сказано! Согласен. Без этого конечно жизни нет, - похвалил сослуживца Евгений. – Меня вот уже вторая надёжная жена ждёт, первая, к сожалению, испытания разлукой не выдержала.

- Понятно, откуда у тебя такой пессимизм, - произнёс Сидяков и покачал головой.

- Это не пессимизм, а реалии жизни, - вздохнув, уточнил Романов.

    Подошло время, офицеры ушли на ужин. Вечером, как было задумано ранее, накрыли стол. Все, кто был вхож в кубрик №10, несли с собой печаль на лице, Мурин пришёл не с пустыми руками, он нёс пакет с продуктами.

Сергей вошёл со словами: «Значимость моменту придаёт личное присутствие».

Романов по старшинству встал, откашлялся и начал.

- Наша птичка прожила короткую, но яркую жизнь. Она переносила тяготы и лишения, - Евгений придирчиво осмотрел матросский кубрик, - вместе с некоторыми офицерами военно-морского флота. На её долю тоже выпали испытания, которые она преодолевала тихо, скромно, не показушно. Вечная память тебе, друг! 

Все присутствующие молча подняли стаканы, наполненные «шилом» разбавленным пепси-колой, которую припрятали после последнего захода в порт Сирии, и выпили.

- Трагедия круто перевернула нашу жизнь, - дополнил предыдущего оратора Макаров. – Портрет Антистаса, - он кивнул головой в сторону вороны, - это незримое присутствие среди нас, ныне живущих, нашего героя.

- Каждый, я полагаю, должен сказать про Антистаса всё, что он оставил в его душе и памяти, - ковыряя вилкой в банке с тушёнкой, произнёс старший за столом. – Кстати, откуда тушёнка? – спросил он с удивлённым видом.

- Антон её от каши отделил, - прокомментировал Макаров в шутливом тоне.

- Это не я, это наш виртуоз продовольственник подарил мне несколько банок. Я ему кое в чём помог, - пояснил Крутов запутанную историю с ценным продуктом.

Штурман поднял стакан и высказался сдержанно:

- Я сейчас не буду перечислять весь список заслуг нашего друга, все о них хорошо знают. Скажу кратко: «Он жил у нас скромно, без претензий».

Все выпили. За столом секунд на десять зависла тишина, народ закусывал.

Потом стали наперебой друг другу что-то рассказывать.

- Прошу внимания, ибо молчать уже нет мочи, - Пугачёв постучал вилкой по гранёному стакану. – Я вспоминаю Антистаса и с дрожью в срывающемся голосе хочу сказать. Он у нас чувствовал себя, как дома, вёл крайне резво. Это доверие, друзья мои.

Следующим слово взял Крестовский.

- Сегодня мы собрались, - произнёс он с мрачным лицом, - чтобы вспомнить единственного и неповторимого нашего друга, геройски отдавшего жизнь в борьбе с неприятными врагами. Наше сообщество сегодня было единодушно во мнении, он останется в  памяти товарищей навсегда.

Пафосные слова, вызывающие только улыбку, лились как из рога изобилия. 

Прошло немного времени, и кубрик заполонил плотный туман дыма от «Беломора», устойчивый запах спирта и кофе. После выпитого градусного напитка, скованность и тяжёлые думы на некоторое время отпустили моряков. Этот факт в разговоре, так между прочим, подметил Макаров: «Медленно поднимается настроение, хочется жить».

Фарс быстро закончился и народ после четвёртой «порции» перешёл к обсуждению насущных дел, смешных историй и приятных воспоминаний.

В мужских компаниях никогда не обходится без нежных рассказов о женщинах и личной жизни, что вызывает только исключительно положительные эмоции.

- Костя, а как ты познакомился со своей подругой? – слышалось с одного края стола.

Это Пугачев поинтересовался, рассматривая фотографию невесты Крестовского.

- Вышел я как-то в город по гражданке, - начал свой рассказ Константин. - Смотрю, идёт лапуля на высоких каблуках, цок-цок, - вдохновлено повествовал Крестовский, с самого начала заинтриговав товарищей. – Стройные ноги, красивая, напомаженная, я и решил подкатить. «Девушка, не проходите мимо страждущего с вами познакомиться», - говорю я ей. Она бросила презрительный взгляд в мою сторону и «ласково», слегка прокуренным голосом ответила: «Сейчас дам каблуком в лоб, сразу расхочется знакомиться. Исчезни и не возникай». У меня сразу же прошла острота первого порыва, в горле что-то застряло. Оказалось что у неё внутри, вместо хрупкой натуры, характер мужлана. Процокала она дальше, а за ней идут две симпатичные девушки, смотрят на меня растерянного и улыбаются. Спрашиваю: «Я что такой смешной?». Да нет, говорят, впервые видим молодого человека, которого чуть калекой не сделали из-за того, что он хотел просто познакомиться. Оказывается, они всё слышали. Одна из них, Катерина, произвела на меня особенное впечатление. Это и есть моя будущая жена, - с умилённым выражением лица, произнёс Крестовский. – Красивая! – произнёс Костя, растягивая приятное слово и закатив глаза.

- Вадим, а ты как с женой познакомился? – в свою очередь спросил Крестовский.

- Иду быстрым шагом через парк, из увольнения, - неспеша стал рассказывать свою жизненную историю Пугачёв. - Вижу впереди на скамейке, на другой аллее, девчонка молодая и красивая сидит. Модная стрижка, ярко накрашена, одета по последнему писку моды, нога на ногу и книгу умную читает. Я притормозил, перешёл на медленный шаг и курс поменял.

- Девушка, вы прямо картинка! – говорю я ей. – Можно немного полюбоваться вами?

Она посмотрела на меня, оторвавшись от чтения книги, и молча ухмыльнулась. Девушка только взглянула, а я уже оказался во власти её обаяния. Потом она оценила меня взглядом, который на некоторое время остановился на нашивках пятого курса.

Я продолжал проявлять настойчивость.

- Девушка, амуры вонзили в меня стрелы, в районе сердца.

Она снисходительно улыбнулась.

- Угадайте теперь, что девушка мне ответила? – спросил он интригуя остальных.

Первым начал шутить Макаров.

- Можно, - ответила она решительно. - Или второй вариант, типа – О-о, да! – произнес он артистично.

- Нет, это банально и просто.

- Покраснела и опустила глаза, - высказался Крутов.

- Нет, она девичью стеснительность уже переросла к тому времени.

- А каблуком в лоб? – развеселил всех Крестовский.

- Нет, она не такая, хотя резвая, - отверг подобный вариант Вадим.

- Если надо добиться расположения женщины, то говорят о красоте и уме, верности и добродетели, - в поэтичной форме представил своё видение ситуации Романов. – А что это за примитив: «Дайте на вас полюбоваться!».

- Так это же была девушка! – поправил его Песков, с возвышенным выражением лица,  показывая указательным пальцем вверх. – Божество, для молодого человека! Женщиной потом будет, - обыденно добавил он.

- Женщиной становятся очень быстро, особенно когда нарываются на нашего красавчика Севу Королёва, - грубо пошутил Макаров.

- Всё не то, - остановил высказывание различных вариаций Пугачёв, видя, что тема вопроса постепенно размывалась шутками. – Она ответила: « Мне кажется, одна стрела попала и в меня. Это и теперь удивительная женщина, у неё красивое лицо и огромные глаза.

Разговор перевёл на другую тему Макаров.

- Послушайте эпизод стажировки Антона на авианесущем крейсере, очень интересно.

Он обратился к Крутову: «Давай, повтори историю, как ты на авианосец прибыл».

- Тяжёлый авианесущий крейсер стоял на якоре, посреди огромной бухты Стрелок, под Владивостоком. Поселили меня в каюту к старлею связисту. День прошёл, вечером с ним встретились. Помню его, звали Сергей Петров. 

- Ну что, надо бы обмыть наше знакомство и начало твоей стажировки, - говорит он мне. – Тем более мы из одного училища. Закуски, правда, нет, - Сергей задумчиво почесал затылок.                                                                                                                                                        

Он достал из шкафчика удочку донку, насадил на крючок хлеб и опустил в море, через открытый иллюминатор. Не прошло и двадцати секунд, Сергей вытащил довольно таки приличного размера первую камбалу. Потом вторую. В умывальнике распотрошил их, почистил и порезал. Сложил куски в скороварку, бросил специи и включил в розетку.

Через десять минут на нашем столе стояло «шило», а в тарелках куски варёной рыбы аппетитного вида.                                                                                                                            

 - Прошу к ужину! – пригласил он.                                                                                  

Оказывается, с корабля сбрасывали пищевые отходы, тут же в море, и под ним кишили стаи рыб. 

Вадим неторопливо закурил.

- Руслан, а что ты будешь делать в первую очередь, когда домой придём с боевой службы? – спросил его Крутов.

- Сяду, напротив жены и буду смотреть на неё два дня, чтобы ваши физиономии вытеснить и стереть из памяти.

-  Я серьёзно. Мне порой, кажется, что этой боевой службе не будет конца. На календарь посмотрю и вижу, что начался особый отчёт времени, а умом воспринять не могу. Не верю.

- И я серьёзно.

- Учись у него, - встрял в разговор Романов, - смотри на всё с обратной стороны дырки. Воспринимай любой негатив в позитивном ключе, включи фантазию.

- Хочешь зацепить. Не получится, - отреагировал Руслан на иронию Романова.

В какой-то момент за столом стало скучно, истории были исчерпаны и не цеплялись одна за другую.

- Костя, может, что-нибудь споёшь под гитару для души, а мы подпоём, - попросил Мурин, до этого сидевший молча. - Давай эту, - он закрыл глаза  и, щёлкая пальцами, как умел, напел первую строчку. – «Над Доном угрюмым, идём эскадроном».

- «Поручик Голицын», - уточнил Константин.

- Точно.

Крестовскому не хотелось сегодня ни петь, ни играть, было не то настроение, и он сразу нашёл повод, чтобы отказать.

- Серёга, просьба мягко говоря некорректная. Ты чего-то перепутал, у нас вечер светлой памяти ушедшего друга, а не фуршет. Извини, сегодня для веселья нет основания.

- Да, да, не именинки, а поминки, - поддержал его Крутов. – Он тебе в другой раз чего-нибудь «сбацает».

Мурин решил откланяться, медленно встал со своего места.

- Спасибо за тёплый приём, пора и честь знать. Завтра заступать на дежурство. Несмотря на заданный шутливый тон разговора, встреча прошла в деловой атмосфере, - пафосно произнёс он на пороге, покидая кубрик. 

- И вам хорошего настроения, - бросил фразу Макаров. – Мы простые парни. Хорошее - радует, плохое – огорчает, - добавил он, когда за Муриным закрылась дверь.

Офицеры ещё немного посидели, продолжая улыбаться и шутить. В дверь постучали, условным кодом. Такая предусмотрительность объяснялась выходом в свет, в те далёкие восьмидесятые годы, спорного указа высшего руководства страны: «О борьбе с пьянством и алкоголизмом». Дабы от греха подальше, вставили хороший замок и стали закрывать «общежитие» на ключ. 

Пришёл отдыхать, находившийся на дежурстве по кораблю Виктор Сидяков.

- Нетрезвые граждане, пора спать, - сказал он слова с иронией в голосе и намёком по смыслу. – Накурили, хоть топор вешай! – возмутился он.

- Это не то, что ты подумал, это психологическая разгрузка, - глубоко вздохнув, о чём-то думая, возразил ему Макаров.

Участники застолья закруглились и улеглись по своим кроватям. В кубрике выключили свет. Ушёл в прошлое ещё один день.

Птичка, это был повод уйти от суровой реальности. И это уже не смешно, так как на двенадцатом месяце боевой службы моральные силы, даже у мужественных парней, находились на своём пределе.

                                                                                                 

                                                                                                  Ю.Таманский

                                                                                                  2011г.     г. Севастополь

 

 

 

 

Другие произведения автора:

"Троечник".

"Невезучий".

"Непростая судьба".