http://www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=325452
«Ничего-ничего, крепкий кофе заварен-заварен,
горький кофе взамен пары глиняных кружек глинтвейна,
А взамен пустоты – рыбка фугу и худенький парень,
ничего-ничего не увидевший в гуще кофейной.
Райзэ-райзэ*, сынок. Ничего-ничего не случилось,
только мокрые простыни жадно желают подругу.
Расставаясь – не плачь и не смей становиться причиной
женских слёз и обид, не умеющий жить мальчик-фугу.
У тебя – хэппи-Ян, у неё – хэппи-Инь, всё спокойно;
ничего-ничего, кто сказал, что развод – это больно?..»
• Райзэ (нем. reise) – императив глагола reisen (одно из значений – «отправляться в путь») (прим. автора)
Прежде чем приступить к «разбору полётов», хочу признаться, что я читала рецензию Галины Ольховик на это стихотворение и даже кое-что написала в комментариях. Поэтому, если автор не возражает, я буду одновременно говорить о своём прочтении этого стиха и немного полемизировать с Галиной. Повторять то, что уже сказала Галина и с чем я согласна, не стану, это ни к чему.
Стихотворение мне симпатично. Нравится рефрен «ничего-ничего», 4 раза употреблённый в тексте в 2 разных значениях. Этот рефрен усилен рефренами «заварен-заварен» и «райзэ-райзэ».
Нравится звучание слов «рыбка фугу и худенький парень», вот это перетекание «фуг-худ» («фу-ху» - удачная звукопись, дополнительная краска для определения «мальчика-фугу, не умеющего жить»), этим же нравится и строка "жадно желают подругу".
Стихотворение - раскаяние «мальчика-фугу», стихотворение – сочувствие (а вместе с тем и осуждение, и напутствие) отца, не важно, реально существующего или присутствующего только в памяти или мыслях ЛГ.
«Здесь, как и в массе других стихов, на первом плане - любовь, но без слез и без надрыва, даже с какой-то самоиронией, с привкусом горечи, которую ей придает кофе», - пишет Галина Ольховик, и я не согласна, потому что не увидела «какую-то самоиронию с привкусом горечи, которую придаёт ей кофе», а увидела сарказм, довольно тяжёлый и жёсткий. «Без надрыва»? Хм… А по-моему, надрыв очень глубокий, и этот «тихий» сарказм его только усиливает, а «физиологичность» такой детали, как «мокрые простыни», ещё и показывает отчаяние ЛГ, т.е. создаёт зрительный образ. Раскаяние – сложная вещь, а ЛГ раскаивается, причём раскаивается отчаянно и до самобичевания, и «мокрые простыни» доказывают это ярче, чем суггестия всех рефренов. Строка «горький кофе взамен пары глиняных кружек глинтвейна» тоже может служить косвенным тому доказательством: ЛГ получил «кофейную» горечь сожаления взамен «глинтвейна» любви, но «глинтвейна»-то было всего «пара глиняных кружек». «Глиняных», да…Многозначная строка: с одной стороны – горечь, с другой – психологически объяснимая попытка ЛГ уменьшить, «оглинянить» значение того, что потеряно, ожесточение против того, что было – и прошло. Это – один вариант прочтения, далее напишу о другом варианте.
«Итак, кофе не просто заварен, он заварен-заварен. Сначала подумала, что лишнее второе слово, ну, зачем повторять дважды. Подумала – для того, чтобы выдержать размер. […]Потом увидела, что это прием, возможно, аутотренинг. Стих и начинается с такого аутотренинга – ничего-ничего» (Галина Ольховик) – и здесь я с Галиной не согласна. Конечно, рефрен «ничего-ничего» в начале и в конце стихотворения можно принять за «аутотренинг», самоуспокоение. Это «ничего-ничего» очень похоже на американское «easy, easy» или «It’s OK, It’s OK». (Как обычно: герой истекает кровью, корчась от боли, а ему: «It’s OK, It’s OK») Но, всё-таки, в этом «ничего-ничего» есть смысловая «вилочка», и я покажу её в конце рецензии.
«Далее мне показалось интересным слово «взамен». Кофе взамен глинтвейна, фуга взамен пустоты. Глинтвейн (алкоголь) пьют, чтобы забыться, кофе,- чтобы успокоиться» (Галина Ольховик) – ну, глинтвейн пьют не только чтобы забыться, это ещё и лекарство от простуды и озноба, и можно, конечно, принять глинтвейн в качестве такого лекарства от «озноба любви» (не для того, чтобы забыться, от глинтвейна забыться сложно, а для того, чтобы излечиться), но ЛГ выбирает кофе, и кофе этот «заварен-заварен», и, конечно, это приём, причём, на мой взгляд, довольно удачный: глагольный рефрен усиливает значение глагола («я тебя жду-жду», «он бежал-бежал»). Здесь рефреном - причастие, тоже форма глагола, - и очень удачно получилось: этот кофе заварен крепко, можно не сомневаться. А разве для успокоения кофе крепко-крепко заваривают-заваривают? И когда это кофе было символом успокоения? Кофе – это горечь и «взбадривание», «будоражение» нервов, мыслей, и не стоит говорить о наличии или отсутствии кофеина в кофе, потому что я-то говорю о слове.
«Гуща кофейная – тоже символ, на ней гадают, пытаясь увидеть суженого. Здесь в гущу кофейную смотрит ЛГ, и ничего не видит, только пустоту» (Галина Ольховик) – и снова я не согласна. Гадание на кофейной гуще – это предсказание будущего (ну, для чего ЛГ суженый?!)
Интересны строки:
«А взамен пустоты – рыбка фугу и худенький парень,
ничего-ничего не увидевший в гуще кофейной»
«Следующий символ – рыбка фугу. Известно, что фугу несет смерть, ну, если не смерть, так отравление. […]Здесь фугу отравляет любовь, когда она уходит, наверное, уже все равно, наступает безразличие, которое сменяет отчаяние», пишет Галина Ольховик, но меня-читателя не удовлетворяет такое объяснение. Рыбка-фугу – символ сожаления и раскаяния, отравляющего душу и мысли ЛГ, и Галина пишет: «рыбка фугу и парень, которые существовали по отдельности, соединились». Вот! Взамен «глинтвейна любви» - пустота, попытка (очень по-мужски) обесценить потерю (поэтому и звучат в голове ЛГ слова его отца «Расставаясь – не плачь и не смей становиться причиной женских слёз и обид») и принятие в себя «фугу» досады, но «райзе-райзе» ЛГ не может, потому что не видит своего пути и будущего («худенький парень, ничего-ничего не увидевший в гуще кофейной»). «Без надрыва», говорите? И слава богу, что есть этот надрыв, именно этот надрыв и даёт повод считать, что ЛГ сможет «держать удар».
«Понравилось и то, как обыгран хэппи-энд. У героев теперь разные дороги и разный финал», «Пустота осязаема, она кричит, она давит», «Герой уговаривает себя, что это не больно, но весь стих кричит: больно, очень больно, и нужно время, чтобы притупилась эта боль» - «Легкий и изящный стих» (Галина Ольховик) – без комментариев, потому что рецензент противоречит сам себе.
«У тебя – хэппи-Ян, у неё – хэппи-Инь, всё спокойно» - да, конечно, «в Багдаде всё спокойно», и что с того, что «кофе», заваренный-заваренный на отчаянии, и отрава «рыбки фугу» не дают ЛГ отныне покоя.
Ничего-ничего, то ли ещё будет… И здесь это "ничего-ничего" вовсе не эквивалентно американскому "easy-easy", а звучит вполне угрожающе: дескать, это только начало, ещё не то будет, и "фугу" будет отравлять ЛГ до тех пор, пока он не найдёт свой новый путь. Так что никакого "хэппи-энда" не случилось. И стих вовсе не "лёгкий и изящний", а вполне выстраданный, полный отчаяния, противоречивых тяжёлых эмоций, и это доказывает сам текст, его лексика и использованные автором приёмы.
Ещё раз:
мне стихотворение понравилось:
во-первых, этот рефрен "заварен-заварен" показался таким достаточно свежим приёмом (в таком «лексическом ракурсе» я его, во всяком случае, не встречала).
во-вторых, "вилочки" очень люблю: как смысловые-лексические, так и эмоциональные.
в-третьих, текст не "в-лобный", этакий "маскированный", "запластованный", и это тоже мне нравится.
Можно, конечно, прочитать поверхностно, но здесь, на мой взгляд, всё глубже, психологичнее и драматичнее, и автору, я считаю, эту "психо-драматичность" показать и выразить удалось!
Моя оценка «8».
Автору – спасибо за стихотворение, Галине Ольховик – за рецензию, которая привлекла моё внимание к этому тексту.
С уважением,
ваша ЕК.
PS. С позволения автора оставляю за собой право возвращаться к этому стиху, к этой рецензии и вносить поправки и дополнения (если будет нужно).
Другие произведения автора:
ДВОЕ ЗА СТОЛОМ («COFFEE-FOR-TWO»)
Гранатовый браслет Натальи Малининой
«Здравствуй, Сахар-Рафинадович из десятого подьезда!» Татьяны Кадниковой
Это произведение понравилось: