Холсты Левенталь

9 июля 2012 — Елена Кабардина

Читать Левенталь (Наталию Солянову) – значит, вникать и думать. Во-первых, потому что лирика её многообразна по тематике и многозначна, а потому - интересна. Во-вторых, что особенно важно лично для меня, язык её лирики богат, сочен и метафористичен. В-третьих, всегда приятно читать умного, эрудированного и думающего автора.

Но даже не многообразием тем и стилей, не историко-культурологическими аллюзиями интересны для меня Наташины стихи, а ракурсами, трактовками и переплетениями мыслей и эмоций, и в этих переплетениях всегда есть «вилочка», которую я так ценю во всём.

«Квадрат? Сплошной квадрат! И вот опять!

И этим восторгается Европа?

Ну, сколько можно миру объяснять,

Что для искусства главное - синкопа!» («Музыкант»)

Со смешанным интересом словесника-профессионала и ныряльщика-любителя я наблюдаю за «нырянием» Левенталь в философско-лингвистические глубины (мол, «Ныряй, здесь неглубоко!») и каждый раз облегчённо выдыхаю, потому что Наташа для «нырков» выбирает места поглубже, а выныривает легко и элегантно.

«Небо разлито в груди океаном судьбы,

но не спешат этой синью солёной напиться,

прячут неловко в толпу неуютные лица,

ожесточённые необходимостью быть.

Что же вы, люди? Ведь это несложно - глотнуть

синего-синего, с облачной белой прожилкой!

Но бесконечность упёрлась в округлость затылков,

вечно спешащих, сменивших на суетность суть.

Узники жизни, зашторив очками глаза,

вместо небес вы вдыхаете дым магистралей.

Вы обманули себя, вы себя обокрали!

Вы не позволили сердцу войти в небеса […]».

Некоторые Наташины стихи – повторяю про себя, как заговоры: завораживают…

«Евангелие от Юдифь.

Евангелие от Саломеи.

Рифмой разрезано вкривь,

нежности капли алеют».

Предполагается, что, если стихи пишутся женщиной, то это «женская лирика». Честно говоря, я и не люблю «бесполые» стихи: и в стихах должны, на мой взгляд, быть «гормоны», и «женская лирика» имеет такое же право на существование, как и «мужская». Лирику Левенталь я бы назвала «жёсткой женской лирикой», потому что в её стихах ярко и сильно звучит мотив «резистенциальности», это не сентиментально-слезливо-истеричный женский протест против трудностей быта, а сопротивление личности негармоничности мира, попытка себя с ним примирения. И если читатель хочет утешительного поглаживания по плечу, то ему лучше вовсе не открывать сборник стихов Левенталь: ему не сюда. Левенталь не жалеет читателя, и она, возможно, имеет на это полное право, потому что она точно так же не жалеет и себя. Взгляд Левенталь – это взгляд женщины, знающей, «из какого сора растут стихи», это взгляд «предупреждённого», и, стало быть, «вооружённого» человека, не тешащего себя и других никакими иллюзиями, испытавшего боль и разочарование, но пытающегося простить, понять смысл этих испытаний и примириться с ними. Но примириться сложно… Поэтому у Наташи так часто встречается тема ухода:

«...Идти сорок лет, избывая ментальность раба,

привычку к оседлости сытой, к магниту дивана.

Приходит пора и решимость уйти из себя

на поиски истины, даже не обетованной».

«…Я готовлю побег. В багаже моём снежная сырость -

Наконец-то оплаченный долг депрессивных атак.

Убегу в те пространства, где снова нелепо навырост

Будут мысли и небо, и сердца случайный затакт.

Я готовлю побег, потому что уже не по Сеньке

Стала шапка и давит вчерашних надежд витражи,

Я, конечно, сбегу, навсегда, грохоча по ступенькам,

Потому что иначе мне просто не мыслится жизнь».

В «резистенциальных» стихах Левенталь я увидела ещё и один очень щемящий (несмотря на жесткость отношения автора к себе) момент, некий «эффект бабочки», желание перерождения:

«Кого винить? За что? Не лучше ли, смирясь

С отсутствием боа и жемчуга в причёске,

Любить свой трудный век, не наступая в грязь,

И весело дымить горчащей папироской?»

Между всех строк – сильная и цельная личность, без истерик и метаний стремящаяся принять реалии мира и при этом уберечь свой внутренний «космос»…

«Тёмную ночную косность

Вымело одним движеньем.

Макрокосма в микрокосме

Удивилось отраженье».

Читая стихи Наталии Соляновой, порой думаешь: «Ну, всё, автор уже на том самом карнизе, и мы с ней сейчас…»

«Уже до красноты захлопаны ладошки,

и туш в моих ушах - расплавленная медь.

Но не нашёлся, кто "люблю" - хоть понарошку,

кто мог бы мне соврать, кто мог бы пожалеть»,

но Левенталь, обнажая свою (и чужую) боль, порой даже надавливая на больные места («Видишь, чувствуешь, где болит? Я знаю, что и где, я слежу за твоими зрачками»), всё же со-чувствует, принимает на себя, будто в последнюю минуту берёт за руку и держит, не отпуская и не способствуя расслаблению и потере сопротивляемости:

«На дороге узнаю свои ориентиры,

Улыбнувшись, опять попытаюсь поспорить.

Не желаю быть серой. А ежели сирой -

То поверьте, что я не заплачу от горя».

И – верю, не заплачет, не будет «заходиться» в причитаниях.

«То ли плакать? Отвыкли глаза, разучились

наливаться солёною тажестью слёз.

А по окнам - мазками, нещадно, внахлёст

ожиданье заката мешается с пылью.

Ничего не дано! Торопливо, упорно

утешенья ищу, учащённо дыша.

В кровь и медь изливается неба душа.