Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен"

Руку козырьком ко лбу:
- Откель вы, хлопчики?
- Мы туристы из Увелки, вон там стоим, - я махнул в сторону гор.
- А чего вам?
- Так это, может, продадите что – у нас кончился хлеб, молока б купили, яиц, сала.
- А много ль вас?
- Тринадцать человек.
Старуха перекрестилась двумя перстами.
- Дед сейчас пасёт, вернётся, я ему скажу. Бурнак, проводи гостей.
Сама повернулась к дому, а пёс мотнул головой и дважды рявкнул – проваливайте, мол, по-хорошему, а то и вправду провожу.
Гость появился в лагере перед закатом – верхом на лошади, с торбой на плече. Лицом не русский, не татарин – смесь бульдога с носорогом, говорит по-нашенски, да не всё поймёшь. Спешился, подошёл, поздоровался, достал из торбы два каравая, сухари в мешочке, шмат копчёного сала, масло топлёное в горшке.
- За молоком сами приходите с ведром.
Девчонки, забрав провизию, засуетились:
- Садитесь к костру. Может, ухи? Чаю хотите?
- Чаю.
Оскаровна:
- Как вас зовут? Что мы должны за хлеб и остальное?
- Зовите Абузаром. Батарейки есть?
- Какие батарейки?
- У меня хвинарик есть и тарахтистер - батарейки сдохли.
Оскаровна с тревогой оглядела пацанов:
- Нет батареек. Мы вам деньгами.
- К чему они?
- Батареек купите.
- Я не бываю в городу.
Попив чаю, гость поднялся, вскарабкался в седло, тронул уздечку:
- За молоком утром приходите.
- А как вашу жену зовут?
- Лукерья, - донеслось из темноты.
Поспорив о том, что на халяву брать неудобно, решили – за молоком стоит сходить.
Наутро, почистив ведро от сажи снаружи и от чайной накипи внутри, девочки готовы были идти. Мы вызвались с Толяном проводить.
Бабушка Лукерья в ведро молока нам налила и предложенные деньги взяла:
- Сыну отдам, когда приедет - нам-то ни к чему.
- А где ваш муж?
- Пасёт.
- А где?
- Да там, - она махнула вдоль реки.
Я палку присмотрел, просунул под дужку ведра:
- Смотрите, девочки, как удобно.
- А вы куда?
- Да к деду-старожилу – уж если он не знает, где пещера, то нам тут нечего искать.
- Какие хитрецы!
Мы разошлись в разные стороны.
У Абузара стадо небольшое – три лошади, два стригунка, два телёнка, две коровы и бык-бугай, овец десятка полтора, собака. Пастух на дудочке играл, пёс чибисов гонял. Бери краски, холст - пиши картину «Идиллия на берегу реки».
- Красиво тут у вас! – мы поздоровались, присаживаясь к пастуху.
- Курорт, - согласился Абузар.

Тут я решился на вопрос, точивший меня с вечера сомненьем:
- А вы из осёдлых будете, уральцев коренных? Чьих вы кровей, народности какой?
- А ты как мекаешь?
- Ну, бабушка Лукерья, наверное, потомок староверов, что за Урал бежали после раскола церкви.
- Глазастый. А про меня, что скажешь?
- Наверное, ваши предки сюда с монголами пришли семьсот с лишним лет назад.
Абузар хмыкнул:
- Вот тут ты, парень, маху дал – предки мои не от монголов, а от людей пещерных.
- Пещерных? Это как?
- Пещера здесь была, да не простая щель в горе, а вход в иную жизнь. Так у нас говорили – кто в щель попал, пропал навеки. А иногда из щели диковинные птицы вылетали, неведомые твари выползали…. Однажды вышло несколько людей. От них пошёл наш род.
- Давно это было?
- Да не семь сот тому годов назад, а немножко ближе.
- А где это пещера? Можно на неё взглянуть?
- Утопла. Как мрамор искали, всё вокруг взрывали – горы сместились, речка поменяла русло.
- А под водой никак нельзя найти?
Ухмыльнулся Абузар:
- Емелькин клад покою не даёт?
- Чей клад? Что за Емелька?
- Когда после разгрома бунта искали Пугачёва, ему местные мужики щель показали в горе – мол, уходи, царь-батюшка, в мир иной, в этом тебе житья уж не дадут. Он в щель спустился, за ним два казака несли сундук с казной - там, говорят, сокровищ видимо-невидимо. Вернулся Емельян один. Нет, говорит, я ещё на этом свете погуляю. Не погулял – поймали.
Я усомнился:
- Много про пугачёвское восстание читал, но такой легенды не встречал.
- А я встречал, да и не я один – лет пять тому назад четверо здесь объявились. Поставили палатку там же где и вы. Вот также в гости приходили, расспрашивали про пещеру. Мы, говорят, учёные из Ленинграда. А я мекаю, хороши учёные – руки сини от наколок.
- Нашли они пещеру?
- Я показал им место, где был вход.
- И что?
- Они полезли и пропали.
- Совсем?
- Как не бывало.
- Это правда?
- Могу палатку показать.
- И что, их даже не искали?
- Кому они нужны, учёные из Ленинграда?
Это было сказано не без ехидства.
- А нам покажите пещеру? – я пытал.
- Если не боитесь.
По дороге в лагерь Деньга сказал:
- Ты ему веришь? Врёт старик.
- Зачем?
- Чтоб слушали – болтать-то не с кем.
- Да нам-то что с его вранья? Пусть заливает – вечером проверим.
Вечером у нашего костра Абузар пел по-иному:
- Шли бы вы отсюда – не доброе тут место.

- Это почему?
- Нечисть какая-то в горах живёт, и люди здесь частенько пропадают.
Оскаровна:
- Вам что за корысть нас пугать?
- Да мне как раз-то никакой. Останетесь – я вам продукты буду поставлять, но всё-таки остерегайтесь.
Оскаровна пытала старика:
- Мы ищем древнюю пещеру с наскальными рисунками. Вы слышали о ней?
- Утопла. Под рекой она.
- Давно?
- Да уж годов…. как бы ни соврать. Вот как карьер начали рвать….
- Какой карьер?
- Где мрамор добывают.
- Да это ж далеко.
- Далековато… а земля качалась, и горы сдвинулись, и речка русло поменяла.
Попил чайку, домой собрался. Мы с Толей Деньгиным за ним.
- Вы обещали показать нам вход в неё.
Он махнул рукой:
- Вон там, где скала горы стеною над рекой. У прошлом годе по верёвке старик седой туда спустился – обратно не поднялся. А верёвку я забрал, как и палатку мужиков из Ленинграда.
- Седой? – я встрепенулся. – А как он выглядит?
- Мельком я видел издали его – такой, большеголовый, краснолицый, бритый, но с длинными патлами. Ростом аккурат с меня. Подвижный дед - ещё не горбится. Но гордый – к нам не пришёл.
По описанию пропавший старик очень походил на займищенского Робинзона.
Когда гость уехал, я высказал Деньге свои предположения.
- И что?
- Как что – давай, поищем.
Утром мы с Деньгой отправились на поиски. Нашли обрыв, к которому не подступиться. С обратной стороны зашли – та же история.
Деньга:
- Перехитрим.
И в лагерь за канатом. Его подвесили меж двух сосён для тренировок туристических навыков – на карабинах через пропасть пробираться.
- Потом вернём, - Деньга трос отвязал и в гору.
Я за ним. Привязали один конец  за ствол сосны на краю обрыва, другой опустили вниз.
- Достанет до воды?
Деньга плечами жмёт:
- Что-нибудь увидим. Рискнёшь?
Я полез по канату за обрыв, метра на три спустился. Перед лицом гранитная стена. Внизу река бурлит на перекате, гольцы поблёскивают острыми краями – упадёшь, костей не соберёшь. Спустишься вниз – сил может не хватить подняться. Тогда – кердык.
И я поднялся.
- Что там?
Мотаю головой.
- Понятно, - Деньга полез.
Я отдышался, дрожь в руках унял. Кричу:
- Ты где там?
Молчание в ответ. Впрочем, шум такой на перекате, что голоса возможно не слыхать. Взялся за канат – он вздрагивал. Значит, Деньга жив – куда-то лезет. Вверх или вниз?
Толяна голова показалась на краю обрыва спустя полчаса.

- Ну, что там?
Он не ответил, выбрался наверх, лёг на живот и долго отдыхал, дыша, как паровоз. Потом поднялся.
- Пойдём рубать.
- Канат отвяжем?
- Пусть висит.
Поели. Я сгорал от нетерпения.
- Ну, что там? Пещеру видел?
- Видел. Туда течёт вода.
- Течёт вода? А где же вытекает?
Толян не знал. Оскаровна пристала:
- Куда канат девали?
- Да ладно, принесём.
Но пока отдохнули, то, да сё – день к закату наклонился.
Оскаровна:
- Ну, что с канатом?
Толян:
- Ну, ладно, всё, идём.
Меня за руку тянет.
Я:
- Куда ты, на ночь глядя?
Он:
- Фонарик возьмём.
С трудом и риском пробрались к обрыву. Подняли канат. Задержались, любуясь красками заката. А тут и ночь.
- Слышишь? – Деньга спросил.
- Гольцы шумят.
- Нет, ты послушай, - он выключил фонарь.
Долго сидели, я ничего не слышал кроме шума воды.
- Пойдём.
- Да нет, сиди.
Рёв, вой, утробная икота исполинского чудища…. Что ещё? Из чёрной пасти обрыва донеслось.
- Ты слышал? – Деньга вцепился в мою руку.
- Пойдём отсюда.
Но прежде, чем мы поднялись, пронёсся звук – такой знакомый, такой понятный, но не объяснимый. Топот стада лошадей. Откуда? Здесь? Кругом леса и горы, внизу река. Где могут разогнаться они так? Куда и от кого скакать? Сплошная мистика!
- Пойдём отсюда, а то тронемся башкой. Наверное, газ какой-то поднимается сюда и крышу сносит.
Ребята сидели у костра, и потому как всё было обычно – гитара, песни, шутки, смех – мы поняли, что таинственные звуки сюда не достигли. Толик палец приложил к губам – молчок!
Утром в лагере переполох. Девчонки пошли в кустики малины, полюбоваться на зарю, и косолапого спугнули. Видели, как верхушки качались, слышали, как кусты трещали - решили, что медведь.  
Оскаровна:
- Надо уходить – медведей нам только не хватало.
- А как же альбом на слёт?
- Напишем в отчёте, что пещеру затопило.
Пофотографировались на прощание, свернули палатку, закопали мусор. Попрощались с бабушкой Лукерьей на фазенде, с Абузаром у реки.
- Спасибо за всё.
- Приходите ещё. И батареек прихватите.

Мы к горизонту полем шли, а он стоял изваянием на холме у берега реки и вслед смотрел. Потомок из пещеры вышедших людей.
Сразу по прибытии на слёт (а это, как всегда, берег озера Подборного) наши девятиклассники уединились, напились и пошли выяснять отношения в пионерский лагерь. Там крутил киноустановку смертный враг одного из них. Не простой одноклассник ваня, а Хижняк, сын председателя райисполкома Хижняка. Злодейство было задумано и исполнено по законам жанра. Но только в первой его части. Умышленники вычислили комнату, где ночевал кинопрокатчик, вызвали его стуком и оглушили ударом ржавой трубы по голове.
Тут из темноты прилетел крик:
- Эй, что вы делаете!?
Пути отхода «мстители неизвестно за что» не предусмотрели и бездарно врассыпную понеслись. Один умудрился заскочить в спальное помещение девочек - перепугал их до смерти, и сам чуть не отдал концы от многоголосого визга. Другой промчался столовым помещением, и был замечен вечерявшими там поварами. Третьему совсем не повезло – он заскочил во дворик лагерного сторожа и был атакован цепным псом. Четвероногий друг человека порвал ему трико и ягодицу прокусил.
Лагерь всполошился. Неподвижное тело Хижняка увезли в райцентр. Оттуда – оперативно-следственная бригада. До рассвета служители порядка опрашивали свидетелей. Очевидцы единодушно утверждали – спортсмены с туристического слёта.
С рассветом люди в форме нагрянули к нам в лагерь. Расспрашивали костровых, преподавателей. Потом оккупировали пустующий домик заводской базы отдыха и начали допрос подозреваемых. До обеда  вызывали всех подряд. После обеда из Увелки весточка пришла – пострадавший пришёл в себя и назвал имя вероятного преступника. А он вот он, член команды сорок четвёртой школы.
Взяли нас под стражу и стали по очереди вызывать на допрос.  Одного пугали, другого стращали, третьего взяли на понт. Мол, так и так, товарищи сознались – и ты, стало быть,  паровозом идёшь. Общаться не давали, ну и дрогнули юные сердца. Затараторили наши герои, валя вину с себя на другого, ну, а мы с Толяном ни при чём. Нас отпустили, а их квартет уехал на гастроли - в Увелку, под конвоем.
Команду, увы, с соревнований сняли.

5

Года два назад пришёл в школу новый учитель физики, выпускник пединститута – Пётр Трофимович. Был он роста невеликого, но умный очень и демократичный – как-то сразу всем понравился. Возглавил параллельный класс. А в этом году ему доверили ещё и руководство туристической командой.
Трофимыч отнесся к порученному делу творчески. Изучил всю технологию соревнований, нашёл узкие места, которые стоило бы расширить. Главное, это, конечно, палатка. Её установка требовала сноровки, приобретаемой в бесконечных тренировках.  Пётр предложил усовершенствование. По его настоянию была куплена двухместная палатка. Растяжки в ней верёвочные заменили на резиновые, причём объединили нижние и средние одним кольцом. Такую палатку устанавливали двумя движениями.
Раз – вчетвером натянули растяжки сразу днища и середины. Причём резина компенсировала недотяг и перетяг.
Два – двое ставят колья, двое крепят центральные растяжки (тоже резиновые).
Раньше мы палатку ставили полторы-две минуты. Теперь – легко за десять секунд.
Новаторство? А то.
Не позволил нам Петруха сибаритничать и на предварительном этапе. Схитрил, конечно, но, как говаривал самый известный император Франции: «Цель оправдывает средства». По положению до начала слёта на территорию его проведения заходить нельзя. А мы раскинули палатки у самой границы – возле кордона Хомутиниского лесничества. Утром ходили по маршруту будущего ориентирования – изучали местность, сверяли с картой, помечали ориентиры. После обеденного отдыха работали над техникой – установка палатки, переправа через препятствие, вязание узлов и т.д. и т.п. Ни тебе песен у костра, ни приключений каких-нибудь.

Трофимыч, закручивая гайки дисциплины, вопрошал:
- Победы хотите?
Мы с Деньгой хотели – сколько ж можно позорить школу? Юра Мокров с Серёгой  Корабельниковым – новички, но оба из Петрухиного класса: уже привыкли ему подчиняться.
Соревнования мы выиграли заслуженно, но не скажу, что запросто - были моменты, когда успех висел на волоске. Поведаю о них.
Палатку поставили секунд за восемь - жюри и рты поразевали. Ну а что вы хотели – столько пота было пролито. Впрочем, всегда и в любом деле найдётся дурак, который вдруг захочет отличиться. Таковым оказался Корабеля. До автоматизма отработанную установку палатки он в последний момент решил усовершенствовать. Всегда было так - он хватал шест и укреплял его на входе, я брал другой и нырял вовнутрь. Парни в этот миг тянули центральные растяжки.
Корабеля схватил два шеста и один, не глядя, сунул мне. Я лечу в полуприсяде, нацелившись схватить его с земли, а он отрывается и – бац! – мне в переносицу. Ладно, не в глаз. Но удар хороший получился. В боксе это, наверное, нокдаун называется. Поплыла вокруг земля и закачалась, но автоматизм тренировок сказывался и сбоя не давал.
Палатка установлена, на автопилоте лечу к полосе препятствий. Она пройдена. Мы вчетвером в лодку. Оголовок обогнули. Здесь трое должны прыгнуть, и вплавь достигнуть берега. Четвёртый лодку следом гонит. Секундомер останавливается, когда последний участник команды вбегает на линию финиша.
Прыгнули в воду, выныриваем, и тут со мной отключка приключилась – нокдаун этот самый догнал. Верчу головой, а берега не вижу. Поплыл, а оказалось в обратную сторону. Мне кричат, а я не слышу. Корабеля – он хорошо плавал – догнал, за шиворот схватил и к берегу повлёк. Ему бы крикнуть, направление указать, а он потащил. По сути дела окунул меня в воду, и начал топить. Я и говорю, балбес  – таких от команды держать надо подальше. Вырвался я, лягнув его под дых – теперь он вместо меня начал тонуть. А мне и дела нет. Добрался до берега, Корабеля следом – бредёт, шатается, водой рыгает, меня ругает. И даже не смотря на это, у нас лучший результат.
На ориентировании опять он номер отколол. Бегали парами. Деньга с Юркой первыми ушли, первыми на финиш прибежали, и все КП нашли. Мы с Корабелей стартуем и…. невпопад. Вокруг озера километров семь или восемь, да плюс КП ещё надо найти. А он рванул, как на стометровку, и на меня ворчит:
- Ну, что ты плетёшься?
Я могу час бежать, два, шесть – и отдыха не надо, только темп держать. А с этим остолопом сбил дыхалку, сил потратил уйму, за ним гоняясь.
Потом он сдох – сел на пенёк:
- Всё, больше не могу - беги один.
Если б я мог, бросил его здесь без всякой жалости, но вернуться надо обоим.
Говорю:
- Беги по дорожке, жди меня недалёко от финиша.
И побежал КП искать. Все нашёл, все отметил, к финишу несусь. Корабеля отдохнувший, повеселевший, подскакивает ко мне, хвать карту и чесать. Ну, не дурак ли? Секундомер останавливают не по карте прибывшей, а по последнему участнику. Лучше б руку дал и помог бежать оставшиеся полкилометра - силы-то на исходе.
Добежал до финиша, а он шипит:
- Из-за тебя продули.
Но мы не проиграли. У Юрки с Деньгой лучший результат по ориентированию. Мы с Корабелей тоже не последние. Учитывая все слагаемые – наше лидерство на туртехнике – победа была безоговорочной и заслуженной. Нас ждал областной турслёт.

Трофимыч подметил все наши огрехи, только неверно их виновника определил. Доходят до меня слухи, что ребята собираются в школе, тренируются, а меня почему-то не зовут. Другого парня пригласили – Саню Кудряшова, тоже из опекаемого Петрухой класса. Подулся я немного и плюнул – а, нехай! Да случай всё переиначил.  
Готовясь к областному слёту, парни туртехникой в школе занимались, а по утрам бегали кроссы. Только Корабеля сачковал - он, мол, футболист известный, и всем до него в беге, как до Парижа пешком. Ему верили, помня его финишный спурт. Но перед самым отъездом капитан команды Толик Деньгин настоял - явись и пробежись. Корабеля пришёл, со всеми побежал – а там километров десять в одну сторону – на полпути сдох и отстал. Развернулся и назад пошёл. Когда его ребята на обратном пути догнали, он рванул и первым прибежал. Ещё кривляется:
- Ну, что я говорил?
А Толик к Пасичнику:
- Либо он, либо я. Решайте.
Тут Трофимыч вспомнил обо мне. Гонцом сам Деньга прискакал:
- Тезка, мигом собирайся – электричка через час!
А я в лес собрался с бугорскими ребятами - вина купили, закусон. Нет, мне, конечно, очень хочется на областной турслёт, но обида, гордость – я мотаю головой. Деньга по-своему расценил мои колебания - взял из общей сумки две бутылки.
- Есть возражения? – окинул суровым взглядом народ.
Народ не возражал - Деньга был первым увельским культуристом, его уважали.
- Поехали, Толян.
Ну, как тут отказаться?
Областной турслёт проходил на берегу озера Еланчик в Чебаркульском районе. Добирались электричкой до Челябинска, потом поездом до Чебаркуля и пешком до озера. По дороге выпили эти две бутылки без закуски, и нас развезло. Топаем с вокзала в указанном направлении, а сами лопочем без умолку и смеёмся любому пустяку. Петруха головой качает, но молчит, наверное, дуется – его не угостили. Палатки установили, костёр развели, полезли купаться. Вода студёная - мигом протрезвели.
Команд было много. Давайте посчитаем - в области девятнадцать сельских районов и, примерно, столько же городов. Да, так и было - команд сорок, не меньше.
На туртехнике мы вошли в первую десятку, ближе к пятёрке, скажем, шестыми были, хотя без конфуза не обошлось. Водный рубеж преодолевали на четырёхвёсельном ялике. Оно понятно – вода к купанию не располагает. Кудряш уключину  умудрился утопить. Пришлось перегруппироваться. Мы с Юркой с одного борта двумя вёслами гребём, Деньга с другого одним справляется. А Сашка на корме сидит, своё весло вместо руля в воду опустил и командует:
- И-рр-аз…! И-рр-аз…! И-рр-аз…!
Тут и потеряли драгоценные секунды.
Во всех командах по две девочки – повар и его помощник – а мы четырёх сразу  привезли. На следующий день был конкурс туристской песни. Мы говорим:
- Вам бегать, орентируясь, не надо, идите и отдувайтесь.
В смысле, отпевайтесь. А сами, позавтракав, отправились в поход вокруг Еланчика. Берега живописные – сосны, камни. Тропинка широкая натоптана. Солнце бликами играет. Повсюду отдыхающие, и у нас душа поёт. Надолго ли?
Солнце в зените, всё идём – конца и края не видать пути. Голод наплывает. Но мы ребята закалённые, тренированные, поставили задачу - Еланчик обойти, – умрём, но обойдём.
Солнце покатилось к горизонту. Мы вышли на утёс, смотрим - вон он, наш лагерь, напротив, по воде рукой подать. И ещё видим, то, что обогнули – заливчик небольшой, Еланчик такой огромный – берега скрываются в тумане. И поняли, что проиграли – его за день не обойти.

Узрели, к радости негаданной, лодку под утёсом. А вон и обладатели её – парень с девушкой багульник собирают. Они  из пансионата сюда приплыли и нас на тот берег любезно согласились отвезти.
- Только сначала, - говорят, - разденьтесь и осмотритесь.
Залезли мы в кусты, разделись догола - мама дорогая! - сколько клещей зараз я сроду не видал. Набухли все, кровушки напились – лопаются так, что брызги во все стороны летят. Окровавленные, полезли в воду отмываться – не клещи, конечно, мы.
Лодка легко скользила по неподвижной глади озера под алою зарёй в полнеба. Мы гребли попеременно, парень на корме сидел, девушка впереди. Красивая, но не её купальник привлекал внимание, а песня – тихая и грустная. Тысячи лет точит Еланчик гранитные берега. Сотни лет украшают их сосны. Когда-то в долблёных челнах плавали здесь наши предки, ловили рыбу, любили девушек, которые пели им чарующие песни. И мне вдруг открылся смысл жизни. Ни учёба главное, ни институт - надо найти красивую подругу, влюбить её в себя, самому влюбиться и вместе жить, исполняя земное предназначение.
Девчонки наши на песенном конкурсе, должно быть, стали звёздами – мы прибыли голодными, а они спят. Ни тебе каши к ужину, ни чаю на ночь. Взялись готовить себе сами, но туман с Еланчика не давал разгореться костру. Так и не дождавшись, когда закипит вода, бухнули туда лапшу. Получилось что-то малосъедобное, и мы голодными повалились спать.
Кроме песенного конкурса пропустили одно важное и нужное мероприятие – знакомство с маршрутом ориентирования. И карты не видали. А увидев – растерялись. Наши хомутининские проще: вот линия – это дорога, а это берег озера, а это…. Словом, не карта - схема. Здесь же никаких дорог и озёр нет, сплошные сопки и обозначены они кружками – мал мала меньше – как матрёшки, один в другом. Высоты обозначены, и должны были мы определить по этим матрёшкам та ли эта сопка, или, может быть, вот эта.  
Короче, получили с Кудряшом карту, с помеченными на них КП, и рванули. Бежим, бежим, потом – стоп! – куда бежим? Определиться надо. Смотрим в карту, ничего понять не можем. Кое-как два КП нашли. Потом на четвёртое набежали. Нам говорят - без третьего пароль вам не откроем. Ищем третий. Напарник скуксился - сначала с бега перешёл на шаг, а потом вообще на сопки отказался подниматься. Ходит распадками и всех встречных с толку сбивает  - посылает в неверном направлении, и хохочет в удаляющиеся спины. Но мысль разумную мне подсказал – что толку бегать, если не знать, куда и зачем.  Пошёл с ним рядом, а сам пытаю карту – эта сопка перед нами или, может, та. Потом понимание пришло всех этих цыганских юбок. И не спеша, со смешками, с подтруниванием над ошалелыми соперниками (или собратьями по несчастью?) пошли от КП до КП. Правда, на пятом нам сказали, что время зачётное уже прошло, и не стоит больше напрягаться, а лучше подождать, когда вездеход придёт за судьями, нас с ними заберёт, а то, не дай Бог, заплутаем.
Ждать мы не стали и побрели в лагерь, всех встречных продолжая дезинформировать. О содеянном пожалели позже - уж вечер близился, а в лагерь вернулись далеко не все, кто стартовал. Вездеход с гусениц сбился, разыскивая заплутавших. На закате вертолёт пророкотал по-над берегом и скрылся в той же стороне.
Да-а, чего-то не предусмотрели устроители слёта - открывали торжественно, а вот закрытия и подведения итогов мы не дождались.
Ребята наши – Деньга с Мокровым – отметили все семь КП, хотя в зачётное время тоже не уложились. Прошли весь маршрут, так, для себя, из самолюбия, а у нас его не нашлось. Зато ехидничать мы мастера - клял Кудряша, с себя ответственности не снимая. Не по нашей ли вине теперь вся эта суета?
На следующее утро мы сворачивали палатки, а вертолёт всё барражировал небо над  окрестностями.
Интересно, всех заблудившихся тогда нашли иль до сих пор вокруг Еланчика гуляют?

Воспитание чувств

Наиболее достойные любви наиболее несчастны в любви.
(Э. Рей)

В десятый класс пошёл с твёрдым, можно сказать, выстраданным намерением завести себе девушку. Звучит, правда, как-то ни того - согласитесь. Разве можно девушку завести – будто собаку или голубей? Нас ведь как воспитывали книги и фильмы – идёшь, видишь, оглядываешься и вдруг понимаешь: вот она, единственная. То есть всё должно произойти однажды вдруг, а планировать любовь – не романтично.
Взрослые наоборот считают, что никакой любви нет – так, сказки для маленьких. Не знаю, что внушают матери дочерям, но отцы-то уж точно критически относятся ко всем этим сердечным переживаниям, от которых «крышу сносит», и вообще совершаются всякие прочие глупости. Мне отец так говорил – сначала определись, а потом женись. А когда же любить?
Старшие мои товарищи, которые о любви и женщинах знали не с чужих слов, кривились - кака любовь? пришёл, оттяпал, и титьки на бок. Причём тут титьки, и почему они должны быть на бок, я не знал, но и не спрашивал. Интуитивно чувствовал - то, о чём они говорят, ничего общего с настоящей любовью  не имеет.
Свои отношения с будущей избранницей планировал строить на принципиально иной культуре.
Во-первых, это будет красивая и умная девушка, которую я буду обожать, защищать, оберегать от всех напастей, которую исподволь, не торопясь, буду готовить к роли жены и матери моих детей - воспитывать в ней чувства, необходимые для совместного благополучного и счастливого проживания. Сестра, извечный мой критик, не раз, однако замечала, что я буду хорошим мужем. Потому что характер у меня спокойный. Учился я успешно и мог стать большим начальником с приличным окладом. А вещи мои и книги были в порядке, в отличие от её – вечно пропадающих неведомо куда. Вот если бы у меня была своя комната, в ней не надо было делать генеральной уборки - всегда уют и чистота. Об этом тоже говорила мне сестра.
Во-вторых, я не курил, не испытывал пристрастия к спиртным напиткам и не сквернословил. Был интересен, я знаю, в общении. А после статуса, негаданно свалившегося мне на голову, спокойно мог гулять с девушкой в любое время, в любом районе посёлка, ни сколько не заботясь, а как это может быть воспринято местными авторитетами. Более того, все известные увельские [*цензура*]ганы считали за честь подержать в своей пятерне мою. Был свидетелем такого случая. Однажды Смага останавливает на улице парня гораздо старше и крупней его, гуляющего под руку с двумя девушками. Останавливает и говорит:
- Значится так, метёлки, если вы сейчас не накидаете мне в ладонь на бутылку, я лишу вас ухажёра.
Девушки трясущимися руками потрошили свои сумочки, а их парень стоял бледный, как поганка. А как ещё можно назвать мужика, взявшего под руку девушку и не умеющего её защитить? Или за себя постоять. Можно такого полюбить? Я думал, что нет.
В-третьих, в отличие от всех моих друзей, я не испытывал нестерпимого полового голода, который следует немедленно удовлетворить, завидев женщину, особенно по пьянке. Я не ходил подглядывать в общественную баню, не охотился на девчонок на ночных улицах. Однажды к Серёге Грицай пришла одноклассница. Возможно, он ей нравился. Быть может, другая причина заставила вчерашнюю семиклассницу посетить нашу улицу в вечернюю пору. Только Серёга не ответил на её чувства и даже не вышел из дома, и несчастная стала нашей добычей. Что скрывать, стыдно, а признаюсь – участвовал. Подхватили мы её на руки, унесли за околицу. Сначала она билась и кричала, а как раздевать начали, успокоилась. Только попросила:

- Платье не порвите.
Мы сняли с неё всё. Подстелили ей её же платье и принялись за пиршество. Нас было шестеро, потом Серёга Грицай примчался - и каждому достался кусок нагой плоти. Нет, вы не подумайте плохого, или совсем плохого - мы не насиловали эту девушку. Кстати, для пятнадцатилетней она была неплохо сложена. Нашими инструментами были руки и губы - мы тискали её, целовали, ставили засосы. Не знаю, как насчёт морального аспекта процесса, но физический ей пришёлся по душе - заверяю, как участник. Мне досталась её прелестная головка и шея. Я приник к последней как вампир, а потом поцеловал Светку в губы. Светкой её звали – забыл представить. А она ответила на поцелуй, и стали мы с ней целоваться. Что там творили другие насильники – их дело. И грудям, и бёдрам Светкиным досталось, и животу тоже. Сашка Астахов ноги девушке раздвинул и уткнулся носом в лобковую растительность. Потом уверял, что более восхитительного запаха отродясь не нюхивал. Рассказывал, а мы не смеялись.
На следующий день встретил Свету на улице, и она сама подошла ко мне с просьбой – не соглашусь ли сопроводить её в лес. Её бабуля хворая просила ягод шиповника для поправки здоровья. Бабушку я пожалел и пошёл со Светой в лес. Ягод набрали, а потом сидели на полянке, и она плела венок из цветов. Света положила голову на мои колени и сказала:
- Хорошо как. Смотри, облака плывут по небу и не падают – будто невесомые.
И я принялся объяснять, почему это происходит.
На обратном пути Светка сказала:
- Вы, мальчишки, только толпой смелые.
Я понял, о чём она, но не было никакого желания тискать её или целовать – не увлекала. Она ещё несколько раз приходила к нам на улицу и уже не на руках возбуждённых пацанов, а своими прелестными ножками топала за околицу. Я в этих оргиях больше не участвовал - уж больно они смахивали на собачьи свадьбы. Потом Грицай запретил Светку тискать и стал гулять с ней. Нет, Серёга не был уличным авторитетом, но если у девушки был парень, её не трогали. Таков неписаный закон.  
Короче, я решил завести себе девушку, но совсем не для того, чтобы лазить к ней под юбку или за пазуху. Девушка мне нужна, чтобы из меня, половинки, получилось рядом с ней нечто целое, гармоничное, способное к дальнейшему совершенствованию.
Наверное, заумно загнул? Но именно что-то такое в голове и проносилось.
Впрочем, прежде чем рассказать, как это у меня получилось, давайте ещё отвлечёмся на один эпизод. Их не так уж и много было - этих фактов моего полового воспитания. По пальцам можно перечесть. Так вот….
У соседа нашего латыша дяди Саши Вильтриса родня нашлась, и ему разрешили вернуться на историческую родину. Он уехал, жена его гражданская Аграфёна Яковлевна осталась. Скучно ей одной жилось: дети выросли, из гнезда родительского выпорхнули - стала она жиличек принимать. В основном молоденьких медичек. С одной я вечера три просидел на лавке под клёном до рассвета - она была старше, и ей хотелось замуж. Потом появилась Валя - вцепилась в меня намертво. Я только вечер с ней посидел, а потом отбиться не мог – характер не позволял: не могу слабый пол обижать.
- Не любишь ты меня совсем, - она со вздохом заявляет. – А захотела б, собачкой бегал.
- Это как, приворотом что ль?
Кивает.
Меня любопытство разбирает. Ну, ни капельки девушка не нравится – как же можно заставить полюбить?
- Ну, приворожи, приворожи, - прошу.
- Ладно. Только не жалей потом.
Как-то вечером подходит – а ходила она смело, и никто её не трогал, считая моей – предлагает:
- Поцелуй меня.

Мы и раньше целовались – так что для меня это не подарок. Целую, чувствую - языком толкает мне в рот какую-то ерунду. На семечку похоже. Я выплюнул.
- Испугался?
- Чего? Это приворот что ль был? А как он выглядит?
- Семечка такая. Струсил, значит.
Спички у ребят взял, весь коробок спалил, но бесполезно: под ногами столько шелухи – пойди, найди, где тут приворотная.
Как-то поддали крепко, и побрёл я домой, огруженный алкоголем, как купеческое судно товаром. Вдруг Валя – откуда нарисовалась? – шмыг под руку:
- Давай доведу.
Забралась за мной на чердак, в постель мою резиновую шмыгнула:
- Полежу с тобой.
Так и уснули в обнимку. Ночью я встал по нужде, и возвращаться на чердак не захотел – домой досыпать удрал.  
Ребята видели, как она за мной на чердак поднималась, накинулись с расспросами:
- Ну, что, чпокнул? Целка была?
Я рукой махнул – что толку объяснять.  
Потом Сашка Астахов пристал:
- Ты всё равно её не трогаешь – уступи мне.
Мне жалко Валю – какая-то она беззащитная была в своём стремлении покорить моё сердце. Я сказал:
- Пожалуйста, дружите. Только, Саня, учти – если она пожалуется на твою грубость, я набью тебе морду.
Астах согласился. Стал он донимать Валю ухаживаниями - цветы приносил, шоколадом потчевал, курить учил. Валя сначала жаловалась на его домогательства, потом перестала – приняла. Смотрю – уже целуются. Стоят под клёном, прижались друг к другу – ну, блин, последняя встреча. Отец затеял дом новый строить, а я ему помогал. Таскали в носилках камни для фундамента. Я упираюсь, а Сашка с Валей целуются, и какое-то поведение их необычное – жмутся дружка к дружке неестественно.
Вечером на улицу вышел, Сашка за рукав меня в сторонку тянет:
- Слушай, получилось - чпокнул я её.
- Когда?
- Да сегодня, когда ты с носилками своими носился.
- Не понял. Как?!
Я действительно ничего не понимал, и Сашка поведал. Давно он к ней приставал - дай да дай. Насильничать не смел – меня боялся. Потом она сказала - ладно, вечером. А он до вечера терпеть не мог. Короче, уговорил  – сунула она ему руку в штаны и всё сделала, как он хотел.
- Слушай, - усомнился я. – А разве онанизм можно чпоком считать?
Сашка наставительно:
- Смотря, кто делает.
Потом Валя уехала. Да Бог с ней.
Остаток лета ломал голову над кандидатурой своей избранницы. На улице таковых не нашлось. Перебрал в мыслях всех своих одноклассниц. Конечно же, Нина - умна, красива, воспитана, порядочна очень. Решив, что это будет она, не мог дождаться начала учебного года - уговаривал друзей нагрянуть на танцы в сельский клуб далёкого Дуванкуля, где жила моя избранница.
Мечты на счастье с Ниной рухнули первого сентября. Нет, она не стала хуже выглядеть, не научилась курить и не явилась на первую школьную линейку в подпитии. Она стала ещё прекраснее, но была не одна. Он пришёл к нам в девятом классе - высокий сильный красивый сельский парень со смоляными кудрями, Сашка Шумаков. Они жили с Ниной в одном интернате, виделись с утра до вечера, а может и ночами гуляли вместе или сидели у окна – потому, что гулять по ночной Увелке не всякий отважится.
На первой школьной линейке я подошёл к Нине.

- Здравствуй, - сказал.
- Привет, - ответила она и отвернулась.
Потом села с Шуриком за одну парту, и я понял, что потерял её.
Классика жанра учит - за любовь надо бороться. Я терпел две перемены, а на третьей взял Шумака двумя пальцами за отворот пиджака:
- Пойдем, поговорим.
- Пойдём.
Не скажу, что он ни грамма не боялся - тоска в глазах выдавала его смятение, но он держался.
- Что у тебя с Ниной? – спрашиваю.
Он был выше и крупней меня. Начни с ним поединок, я не смог бы предсказать его исход. Но я был местным, и у меня был статус. Мне не обязательно махать кулаками, чтобы испортить ему жизнь – достаточно шепнуть пару слов увельским [*цензура*]ганам, и они с большим для себя удовольствием лишили бы парня не только карманных денег, но и тех припасов, привезённых им из дома для недельного существования. Они могли его так прижать, что поставили бы под сомнение честолюбивые мечты получить аттестат о среднем образовании. Он это знал и, изо всех сил сохраняя твёрдость духа, смотрел в мои глаза.
- Тебе-то что?
- Да так, ничего, счастья пожелать хотел.  
Всё, борьбу за Нину я проиграл. Смотрел на неё на уроках и томился вдруг нахлынувшими чувствами - оказывается, я её очень сильно люблю. Так люблю, что сама жизнь без неё стала не в радость. Весь сентябрь я страдал. Потом….
Потом пришло новое увлечение.  
О наших суровых нравах в классе я уже рассказывал. Девушкам не иметь своего парня было ни только не престижно, но и опасно - бесхозных тискали каждый день, тискали все, кому не лень. И девчонки, кому противны были похотливые руки и сопливые губы, пускались на всякие ухищрения, чтобы их избежать.  
На самой первой школьной линейке ещё в девятом классе ко мне подошла высокая девушка в очках.
- Ты - Толя Агарков? Я буду учиться в вашем классе, и сидеть с тобой за одной партой.
Девушку звали Валя. Она была отличницей. Причём этот статус давался ей ценой невероятных усилий. У нас имелась своя отличница – Надя, но у этой хоть какие-то проблески способностей присутствовали. Валя была стопроцентной зубрилкой. Каждая минута пребывания в школе посвящена была одной цели – получить пятёрку по предмету. Она пожелала сидеть со мной, так как наслышана была о моих математических дарованиях. Она ненавидела перемены – когда класс покидал преподаватель, и вступали в силу суровые законы школьной действительности. Валя засыпала меня вопросами, и пока я трудился над их ответами, она пристраивала голову на моё плечо, или руку на мою спину, или тёрлась бедром о мою коленку. Другими словами – демонстрировала всем какую-то существующую между нами близость. Но какая близость - друзья мои! – она на голову выше меня.
Светка, которая наша, а не пришлая, подходила на переменах и пристраивала мне на плечо свой роскошный бюст. Они даже поспорили с Валей за место рядом, и та великодушно уступила меня, но только на химию - Света мечтала поступить в медицинский институт, и этот предмет был определяющим.
Третьей девушкой искавшей моего покровительства была Надя- отличница. Вообще-то у неё были очень [*цензура*]ганистые двоюродные братья. Но самый младший – Пеня – прошедшим летом благополучно утонул по пьянке, так и не научившись плавать, а старшие были слишком взрослые, чтобы ходить в школу, разруливать проблемы сестры. Надя по окончании уроков бесцеремонно ставила передо мною свой большой портфель:
- Проводишь?
И я безропотно волок его до её дома. Впрочем, нам было по пути.

Вот этих трёх девушек оберегал мой авторитет от похотливых рук одноклассников.
Однажды любители женской плоти, набравшись храбрости от спиртного, вызвали меня за школьный туалет для собеседования.
- Слышь, не много ли тебе трёх сразу баб?
- В самый раз, - говорю. - А что, есть проблемы по теме?
Никто не был себе врагом. Впрочем, бесхозных девочек вполне хватало.
Как видите, недостатка в девушках я не испытывал - не было только той, единственной, от вида и голоса которой, сладко должно было таять сердце. Нина могла бы стать, но я проморгал её и теперь страдал, глядя, как улыбается она Шурику, каким счастьем сияют её глаза. Весь сентябрь страдал, а потом….
Валя, соседка по парте, рассказала мне вчерашний эпизод. Пьяный мужик привязался к ним с подружкой на остановке - который час да куда едите?
- Оля его отшила. (Оля – это подружка Валина, девушка из параллельного класса.) Мужик разобиделся и говорит: «Язык у тебя острый, а ноги кривые – никто замуж не возьмёт. Вот у подружки твоей ножки что надо».
Валя закончила рассказ и опустила руки под парту. Чуть-чуть приподняла подол школьного платья, демонстрируя «ножки что надо». Они были худыми, длинными и прямыми, как у школьного циркуля.
Был такой случай. Контрольную работу писали по математике. Валя что-то суетится, а я заметил грязь у неё над коленкой. Подол тихонечко приподнимаю – мама дорогая! – у неё бедра до самых трусиков формулами исписаны. Она палец к губам прижимает – тс-с-с…. Мол, надо – списывай, только, чтоб математичка не засекла.  
Так вот, задрал я тогда Вале подол до трусиков, и никаких чувств от её голых ног не испытал, одно только удивление – надо же так «пятёрки» любить, чтобы себя измалевать. А на подружку-кривоножку захотелось взглянуть.
Снова отвлекусь, чтобы быть понятым, как это можно учиться в параллельных классах и не знать друг друга. Дело в том, что год моего рождения был очень урожайным на детей из, так называемых, благополучных семей. Или очень благополучных – свою-то я не считал плохой и очень любил родителей. Когда эти ребятишки пошли в школу, набрался их целый класс – сынков и дочек начальников, директоров, заведующих. На худой конец – простых учителей. Представляете – целый класс образцово-показательных детей, тщательно отфильтрованных, подобранных один к одному. Они так и учились на четвёрки и пятёрки, радуя родителей и педагогов. Мы что, мы ненавидели их, конечно, презирали и гоняли при первой возможности. Переходя из класса в класс, мы теряли боевых товарищей – двоечников и [*цензура*]ганов. Наши выпускники пополняли колонии (Юрка Синицын) и тюрьмы (Смага). А их – коллег наших из параллельного класса - фотомордочки желтели от времени на школьной доске почёта.
Этот дифференцированный подход к ученикам по социальному статусу их родителей разлучил подруг. У Оли папа был завотделением в районной больнице, а Валя, хоть и была круглой отличницей, имела простенького папу, который воспитывал двух дочерей в отсутствии мамы. Наверное, и дружба их дала трещину – иначе, зачем Вале рассуждать о кривизне ног своей подруги.
Заинтригованный, пошёл на перемене взглянуть – так ли страшен чёрт, как его малюют. Валя, как на заказ, с подружкой под ручку туда-сюда, сюда-туда. Я смотрю во все глаза, и не вижу ничего такого, что можно было бы покритиковать. Никакой кривизны в Олиных ногах не обнаружил – ножки как ножки, спортивные, фигуристые. Лодыжки тонкие, коленки круглые, а на бёдрах мускулы играют. Юбочка короткая – у меня аж дух перехватило: а девчонка-то что надо! Губки бантиком, на щёчках ямочки и в глазах бесята. Да и ростом она мне подстать. Вспомнил - об этой девушке уже думал однажды.
Дело было на Еланчике. Сидели ночью мы с девочкой Таней костровыми. Кавалер её, Юрка Мокров, покрутился немного и в палатку нырнул спать. Таня в рассказы ударилась, про эту самую Олю, которая Юрке проходу не даёт.
- Свидание ему назначила. Юра говорит: «приду». Она ждёт-пождёт, а мы с ним в это время на лавочке возле моего дома целуемся. Дура, правда?

Какие горячие у вас рассказы! Почти такие же, как девушки из салона эротического массажа https://igsu.org.ua/istoriya-eroticheskogo-massazha-v-sumskoj-oblasti/ обязательно загляните к ним, обещаю - будет жарко!

Я так не считал. Юрка в этой истории смотрелся неприглядно, да и Тане стоило подумать – обманул одну, обманет и другую. Каждый верит в исключительность свою, но, увы, не каждому она даётся.
Прозвенел звонок, и дивное видение упорхнуло на урок. Я к Вале с расспросами:
- У неё парень есть?
- Увлёкся? Хочешь – сведу?
В каждой женщине дремлет сваха, и моя соседка по парте не была исключением. На следующей перемене она пошла на рекогносцировку и вернулась с неутешительной информацией.
- Оля не хочет с тобой встречаться - ей Юрка Мокров нравится.
Для меня это не было новостью.
- У Юрки есть подружка.
Валя:
- Вот она и страдает. Но ты не отчаивайся – что-нибудь придумаем. Сегодня после общешкольного комсомольского собрания проводи меня домой – мы вместе будем.
Вместе, в смысле, с Ольгой. Ну, что ж, попытка не пытка.
- Хорошо, - говорю. – Провожу.
Только до собрания был ещё футбол на первенство школы между старшими классами, потом комсомольское бюро, членом которого я был (уж и не помню, как это случилось). Ну, а потом собрание, скорее диспут на тему: «Что такое счастье?». Мнений – не переслушать. Каждый хочет выступить, заявить о своём понимании человеческого счастья. Учителя пытаются внушить, что счастье – это исполненный долг. А ученики горячатся – каждый, мол, счастлив по-своему. За окнами уже стемнело, а мы не можем решение выработать. Наконец, договорились – обдумать всё хорошенько, ещё раз собраться и обсудить вопрос снова.
Я в двери кинулся, чтоб девчонок перехватить у входа, а меня историчка за рукав:
- Ну, Агарков, ну, Анатолий – от кого-кого, от тебя не ожидала. «Счастье может быть только семейным». Сам выдумал или где прочёл? А Павка Корчагин, а молодогвардейцы, отдавшие жизнь за нашу с тобой свободу - разве они несчастны? Их знает вся страна.
- Чтобы меня в холодный шурф шахты? Да Боже упаси! И славы никакой не надо.  
- Это частности. Служение народу и даже смерть за благо его – вот истинное счастье.
- Ну, Лидия Васильевна, тогда считайте меня глубоко несчастным человеком.
- Всегда в тебе это подозревала, а теперь окончательно убедилась. Ну, получишь ты у меня оценку в аттестат.
- Вот, уже угрозы начались, а соврал бы – обошлось. Кого же вы из нас воспитываете?
Короче, девчонок я проморгал. Выскочил на школьный двор – туда-сюда – их нет. Бегом вдогонку. А голод даёт себя знать – с утра маковой росинки во рту не было. По дороге общественная баня, там буфет, а у меня мелочь в кармане. Заскочил, купил рыбку из теста печёную, жую. В толпе пьющих пиво мужиков Вовка Грицай с одним типом разборки учинили.  
- Толян! Подь сюды.
В руках початая бутылка водки, к которой они прикладываются по очереди.
Мне протягивает:
- Будешь?
- Давай.
Сделал два-три глотка, рыбкой закусываю. А разговор их дальше течёт.
Мужик:
- Тебе тогда просто повезло - пьян я был. А кабы нет – кувыркался б ты в пыли.
Грицай:
- Чего впустую базарить, счас допьём, выйдем и посмотрим, кто будет кувыркаться.

Какие горячие у вас рассказы! Почти такие же, как девушки из салона эротического массажа https://igsu.org.ua/istoriya-eroticheskogo-massazha-v-sumskoj-oblasti/ обязательно загляните к ним, обещаю - будет жарко!

Спасибо. Я уже в том мудром возрасте, когда говорят - сами придут.

- А это видел? – мужик достал финку, нажал кнопку, и её жало, вынырнув из рукоятки, нацелилось Вовчику в живот.
- Дай сюда, - я схватил финку за лезвие.
Мужик глазами меня сверлит:
- Уйди.
Грицай:
- Не лезь, Толян, это наши разборки.
- Отдай, говорю, - я сжал лезвие изо всех сил и вырвал финку из его лап. – Покурите, ребята, я сейчас.
Мне захотелось догнать-таки Олю, рассказать ей о своих вдруг вспыхнувших чувствах, ну, а если, кто-нибудь станет на моём пути…. Короче, хмель оседлал меня и погнал вдогонку за девчонками.
Мужик рванулся было за мной, но Грицай удержал его за плечо:
- Стоять! Если Толяха сказал, сейчас вернусь – так оно и будет.
Я примчался к Олиному дому – окна её квартиры были темны, но светились Валины окна, и калитка ворот, и входная дверь оказались незапертыми. Я вошёл - девушки пили чай и удивлённо уставились на меня.
- Чаю хочешь? – предложила Валя.
- Мне бы руки помыть.
Я достал длань из кармана куртки - на пол с глухим стуком упала финка, кровь хлынула потоком. Девчонки заахали, засуетились, промыли, перевязали мою рану.
Оля:
- Где это ты так?
Хмель ещё гулял в крови, и я подумал, если ни сейчас, то никогда уже не произнесу эти слова:
- Жить без тебя не могу.
- Вот счастье-то привалило, - сказала она, и это не звучало как «да».
Понемногу начал трезветь. Пил чай, слушал щебет девичий и приходил к пониманию, что наскок не удался - крепость оказалась неприступной.
Классика жанра советовала в таких случаях переходить к осаде. И она началась.
Несколько раз предлагал проводить её домой после школы. Ответы не отличались разнообразием - не стоит. Ну, не стоит, так не стоит. Я страдал и ждал подарка от судьбы – такой возможности, когда без меня она совершенно не смогла бы обойтись. Подумывал, какой бы подвиг совершить в её честь.
Однажды перекидывались в школьном  дворе  снежками, и надо же – один прилетел ей прямо в глаз. Синяк разлился. Оля всплакнула.
Я отвёл виновника инцидента в сторону:
- У тебя есть только три урока и две перемены, чтобы загладить свою вину – иначе я тебя убью.
Он учился в параллельном классе и был «сынком», но знал, что я не шучу, что угроза, мною произнесённая, была вполне реальна, и если не сегодня, то уже с завтрашнего дня за ним начнут охоту все [*цензура*]ганы Увелки, и жизнь его станет дешевле пятака. Он это знал, и стремглав бросился с извинениями.
Потом примчался ко мне:
- Я извинился.
- Да дело не в том, извинился ли ты, дело в том – простили ли тебя.
Потом пришла делегация из параллельного класса:
- Оля его простила.
- Я как об этом узнаю? – пожал плечами.
После уроков на школьном дворе ждала возлюбленная.
- Проводишь? – подала мне свой портфель.
Я был на седьмом небе от счастья. И на следующий день первым подал руку неудачному метателю снежков. Однако счастье моё на том и закончилось. Когда я снова подошёл к Оле с намерением проводить её домой, прозвучало:

- Не стоит.
Потом был Новый год.
Мы отметили с друзьями где-то чем-то, подцепили девиц, но меня неудержимо влекло к её дому. С Гошкой Балуйчиком мы барражировали ночными улицами, прихлёбывая водку из горлышка, с каждым кругом приближаясь к заветной двухэтажке. Водка кончилась, надо было возвращаться к кинутому застолью, и тут мы встретили Лену, младшую сестру моей соседки по парте. Она была в курсе моих сердечных дел - удивилась:
- А ты что не пришёл? У нас все ваши собрались, и Оля тоже.
- Кто-то бы меня пригласил, - ответствовал мрачно.
- Они сейчас гулять ушли, а вы есть хотите? Выпить?
- Выпить не откажемся, - подал голос Гошка.
Она вынесла из дома бутерброды с сыром и вино в плетёной бутылке. Лена сама пила его с нами из горлышка. Пошли искать загулявшую компанию. Гошка цапнул девушку под руку, а она захмелела и меня всё тормошит:
- Бедненький.
Один раз даже поцеловала в щёку. Хорошая она девчонка, только высокая очень и мне не пара. Гуляли долго - вино замёрзло в бутыли, замёрзли и мы. Проводили Лену домой, а одноклассников моих так и не встретили. И Олю тоже.
Однако этот вечер не прошёл бесследно, и долго был на языках школьных сплетников. Говорили, что девчонки на нём перепились и позволили лишнего - как будто, голыми плясали на столе, и спать легли с мальчишками.
Я смотрел на Олю, и болью слезились мои глаза – неужто?
Потом одноклассник Витька Извеков, тоже участник той памятной вечеринки, стал хвастать, что у него есть фотография голой Оли. Этого я уже стерпеть не мог.
- Покажи, - подхожу.
Он сунул руку в грудной карман пиджака, а потом будто прочёл что-то в моих глазах и кинулся бежать. Не далеко успел - я поставил ему подножку, а когда он поднялся, ударил его с левой, а потом правой. Он кувыркнулся через парту, полежал немного, сморкаясь кровью, потом собрал книжки и ушёл домой. Но для меня это не исчерпало инцидент - тем же вечером нагрянул к нему в гости. Он не сказал матери, кто наградил его фингалом, и она, открыв дверь, впустила меня. Я был зол и нагл - снял ботинки, выбрался из куртки и прошёл в Витькину комнату.
- Покажи.
Руки его тряслись.
- Толян, это фотомонтаж. Поверь - монтаж.
Он положил фотографию на стол. Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться в его правоте. Головка было Олина, а тело очень крупной и взрослой женщины - у неё груди висели до пупа, и живот расплывался в стороны.
- Порви, - сказал я. – Ещё есть?
Витька замотал головой.
- Давай так – ты закроешь рот и никогда больше не вспомнишь о новогоднем вечере.
- Договорились, - он протянул мне руку, и я с чувством её пожал.
Вечеринка эта злополучная несколько остудила мои чувства - я так и сказал об этом Вале:
- Жена Цезаря выше подозрений, но сначала надо ею стать.
Что-то всё-таки произошло в тот злополучный вечер, иначе, зачем Вале прятать от меня глаза.  
Я больше не предлагал Оле услуг носильщика и провожатого, не пожирал её глазами на переменах. Она сама подошла ко мне с просьбой.
- Толик, ты не мог бы избавить меня от одного мужика – прохода не даёт.
- Что за мужик?

- Баянист в Доме культуры. Я туда на танцевальный хожу, а он пристаёт – полюби да полюби.
- Хорошо, я его сам полюблю. Познакомь.
В следующий выходной пришёл в ДК. Оля показала мне настырного баяниста – это был плюгавенький мужичонка скорее сорока, чем тридцати годов. Он играл с каким-то солдатом в шахматы, пристроив доску на подоконник. Я смотрел на них и томился ожиданием. Бить его без Оли не хотелось – урок должен быть показательным. Потом обеспокоился другим обстоятельством – а как поведёт себя солдат, не кинется ли защищать шахматного партнёра? Драться с двумя противниками даже на глазах любимой не хотелось.
Зашёл в ДК парнишка из красноармейской ватаги Ваня Страх.
- Слово и дело, - пригласил в компанию  девизом опричников его Грозного тёзки.
- Не вопрос – поможем, - согласился он.
На его долю приходился солдат, которого впрочем, не прояви он агрессивности, можно было и не трогать. Но Ваня настроился и, как я, томился ожиданием.
Закончились занятия танцевального кружка, появилась Оля.
Я потянул за угол воротника баяниста:
- Мужик, ты видишь эту девушку?
- Ну и что дальше? – пожал он плечами, но в глазах его уже плескалось беспокойство.
- Сейчас я тебе дам в хайло, а в следующий раз, если она пожалуется, изобью до смерти. Уяснил?
- Что?!
Я ударил его в подбородок снизу, вложив всю силу руки и плеча. Он не попятился, он потерял опору на том месте, где стоял – полетел спиной вперёд, рукой смахнув шахматы с подоконника, боднув затылком солдата. Служивый стоял, размышляя над позицией, во фривольной позе, скрестив ноги - это его и подкосило. Он упал, осыпанный шахматными фигурами. Сверху на него баянист. Куча-мала - и это с одного удара!  
Заахали очевидцы. Кто-то крикнул:
- Милиция!
Я взял любимую под руку, и мы вышли из ДК. Ванька Страх догнал на улице.
- Классно ты – одним ударом завалил обоих. О, чёрт!
За спиной заверещал милицейский свисток. Иван шмыгнул в подворотню, а через минуту следом пробежали две фигуры в форме. Молодец Ванятка – увлёк за собой погоню. А я степенно шёл под руку с любимой девушкой, и сердце моё ликовало.
Счастье длилось ровно неделю. В следующую субботу в школе устроили вечер отдыха для выпускников. Включили музыку, объявили белый танец. И вот Оля идёт через весь зал в мою сторону. Сердце зашлось в любовной истоме - поднялся со скамьи, сделал шаг навстречу, а она мимо и подаёт руку Валерке Шарову:
- Можно тебя?
Я вздрогнул, как от пощёчины. Это ли не оскорбление? Зачем же она так со мной?
Стою оплеванный и проклинаю всё, а Шарик кочевряжится:
- Да не умею я, да не хочу….
Он и, правда, такой – робкий с девушками. А может, меня боялся. Только Оля от его ужимок попала в положение не лучше моего. Она настаивает, Валерка упирается, и я рядом стою, как обалдуй. Представляете картинку?  
Потом жёлтая вода ударила мне в голову - оттеснил тихонечко Олю.
- Тебя не учили – надо стоять, когда с дамой разговариваешь?
Валерка начал подниматься, а я его ударил. Кровь брызнула из его носа – ему на рубашку, на стену, на мой кулак. Ольга оттолкнула меня и кинулась к Валерке со своим платочком. Толпа парней попросила на школьный двор. Нет, расправы я не боялся, да никто и не решился бросить вызов оберегающему меня статусу - они лишь кричали, что я в корень обнаглел, докатился до беспредела, и скоро никто не захочет со мной дружить….

Потом они вернулись на вечер, а со мной остались только близкие друзья. Мы купили водки и напились - я расплакался о своей несчастной доле и неразделённой любви. Друзья решили помочь - вернуться в школу и спросить, почему Оля не хочет со мной дружить. В школу мы вернулись, но Олю не застали, и вообще вечер закончился, последние его участники расходились. У меня под мышкой оказалась Светка - та самая девочка, которую мы чуть не разобрали на запчасти на оружейном столике. Пошёл её провожать.
Наши поцелуи под её окнами прервал старший брат.
- Светка, домой.
Подошёл ко мне:
- Ты что, хмырь, горя хочешь?
Потом пригляделся повнимательнее:
- Где-то, парень, я тебя видал.
Через пару дней он сам подошёл ко мне на улице, подал руку:
- Ты вот что, со Светкой дружи – я не против.
Но мне по барабану были его разрешения, как впрочем, и запреты. Ни с какими Светами, Олями и прочими красавицами не хотел больше встречаться. Страдал я в те дни ужасно. Если удар в ДК принёс мне славу, то инцидент с Шариком покрыл несмываемым позором – давно уже в нашем классе не дрались по такому пустяку. Решил, хватит с меня этих любовей, надо учёбой заниматься – экзамены на носу.
Успеваемость моя заметно пошатнулась в десятом классе – хотя были тому и объективные причины. Преподаватель математики Ксения Михайловна уехала минувшим летом, недоучив, как обещала, до выпускных. Занималась она со мной по индивидуальной программе, и в девятом классе добрались мы до интегрального с дифференциальным  исчислением, а новый преподаватель вернул меня с вузовских вершин в алгебру с её элементарными функциями. Скучно стало на уроках математики - в окошко глазею, а математичка бубнит:
- Рашайте, рашайте, кто рашил – проверайте.
  Однажды, смеха ради, решил простенькую задачку, применив неопределённый интеграл.
Она мне двойку закатила и прокомментировала:
- Где списал, не знаю, но неправильно - факт.
Эта была моя первая «непятёрка» за последние пять лет. К сожалению, не последняя. На школьную олимпиаду по математике я никогда не ходил, не пошёл и в десятом классе. И напрасно. Математичка не допустила меня к районной – то ли не знала о моих способностях, то ли была большим любителем формальностей. Так или иначе, я оказался за бортом, а лучшим арифметиком десятых стал Юра Мокров. Он и в районе победил, и в область ездил, впрочем, также безрезультатно, как и я.
Тут у меня с химичкой нелады случились – Светка, которая наша, подначила. Заспорили мы с ней – кого химичка родит: мальчика или девочку. Ходила та изрядно на сносях, и нам бы подождать ответа от природы, но Светка допекла. Руку поднимаю:
- Елена Григорьевна, вы были на УЗИ?
Химичка насторожилась:
- К чему это ты?
- Да вот, - говорю. – Заспорили мы, кого вы Родине подарите – защитника или ещё одну изменницу.
Химичка:
- Об этом я скажу твоему отцу – вон из класса!
Отец не ходил на школьные разборки даже в первом классе, а тут выпускной. Короче, остался я без твёрдых знаний по химии. Все на урок – я в коридоре болтаюсь. Два месяца прошло – ушла химичка в декрет. Пришла другая, и я в класс вернулся.
Новенькая удивляется, где пропадал - за два месяца ни одной оценки, и начала меня гонять по пропущенному материалу. А мне ведь учителей не надо – все знания самостоятельно  черпал из учебников да книжек разных познавательных. Разве только Ксения Михайловна – единственная, кого мои вопросы не загоняли в тупик - но то был математик от Бога, и замечательнейший человек. Как мне теперь её недоставало!

Проблемы мои начались с первым экзаменом – и это была химия. Беру билет, сходу решаю задачки. Смотрю первый вопрос – знаю, и готовиться не надо. Второй читаю – «крекинг нефти» и чувствую, «поплыл». Что такое крекинг? Хоть убей, не знаю. Вот она цена пропущенных занятий. Уплыла пятёрочка! Какая пятёрка – тут бы тройбан не получить. Да нет, не должны срезать – один вопрос знаю, задачи решил. А что такое крекинг? Кто слово-то такое выдумал? Знал бы – из рогатки пристрелил.
Химичка усмотрела мои терзания, подошла.
- Ну, что у тебя?
Тычу пальцем во второй вопрос.
Она:
- Иди к доске – там есть плакаты, по ним всё и расскажешь.
Топаю, шуршу плакатами, нахожу этот самый крекинг. Ага, кое-что проясняется. Крекинг – это, оказывается, разложение нефти при нагревании на жидкие и вязкие составляющие. Вот бензин, вот мазут. Что ещё добавить к плакату? Что Менделеев, кажется, сказал, что топить нефтью, всё равно, что сжигать в топке ассигнации. Ещё бензины бывают разных октановых чисел, и чем оно выше, тем бензин дороже. Чувствую – несу околесицу. Комиссия головами качает недоброжелательно, химичка высматривает кого-то в окно. О, господи, что ж они задачки-то мои не проверяют, первый вопрос почему не спрашивают?  
Вышел с экзамена сам не свой. Оля вертится среди моих одноклассников - у неё химия завтра. Ко мне:
- Ну, как?
Машу рукой – всё плохо.
Оля:
- Слушай, народ, анекдот. Приходит дитя из садика, поужинало, потянулось и говорит: «Музикапи». И так каждый вечер. Заинтригованные родители в садик. Там дородная воспитательница почавкала, потянулась и басом: «Мужика бы!».
Кто-то хихикнул. А я смотрю на неё и думаю – никакая ты не звезда пленительного счастья, такая же, как все, а некоторых хуже. Может, все девчонки такие – не бывает идеала. А может, не встретилась ещё, и в Оле я ошибся.
Тут химичка выходит:
- Четвёрку натянули.
- Круто, - не согласился я.
- Так ты даже определения не дал, что такое крекинг – как можно.
- Что поставят в аттестат?
Химичка плечами пожала. А я поплёлся домой.
Вот так, с неудачи начались выпускные экзамены. За год у меня «пять», «четвёрка» за экзамен – что будет в аттестате?
Следующей сдаём историю, но мне и учебник в руки брать не хочется. Куда взор не брошу, всюду этот «крекинг» проклятый мерещится. Наверняка немцы словцо придумали. У, фрицы проклятые!
Стащил постель резиновую с чердака в тень сада, прилёг с книгой под головой - страдаю. Эх, где ты, жизни справедливость?
У ворот мотоцикл затарахтел - не наш «Иж-49», тяжёлый какой-то. Выглядываю и глазам не верю - Валерка Шаров на «Урале», в люльке Валя, соседка по парте, с заднего сиденья Оля машет рукой:
- Поехали кататься.
Уступила мне своё место, и мы поехали. Я сообразить ничего не могу, за какие заслуги нечаянный подарок судьбы: вот Валерка крутит ручку газа, девчонки, одна из которой дороже всех на свете, поют дуэтом - Олину пятёрку по химии обмывают. Ещё час назад разве мог мечтать о таком счастье?

Ехали полем, ехали лесом, приехали на аэродром. В доме офицерского состава жила  наша одноклассница ещё одна Валя. Обрадовалась, чашки сервизные на стол расставляет для чайно-конфетной церемонии. Оля усмотрела на дверце шкафа парадный мундир хозяина квартиры – синее сукно, регалии, золото погон. Возлюбленная моя потёрлась о звёздочки щекой и вопрошает:
- Анатолий, ты после школы куда намерен поступать?
            Пожал плечами:
- В министры приглашали….
Оля:
- Вот при свидетелях говорю - пойдёшь в военное училище, три года жду, а потом замуж за тебя пойду.
Я пальцем в щёку тычу:
- Обет скрепить бы надо поцелуем….
Оля летящей походкой через комнату ко мне, губки в трубочку и в щёку норовит попасть, а я, парень ловкий, в последнее мгновение подставил губы. Её замерли в полусантиметре от моих. Потом она взяла лицо моё в ладони и приникла к  губам долгим,  нежным поцелуем. Сколько он длился – не знаю, но на всё это время друзья наши замерли на своих местах, боясь шевельнуться и нарушить это чудное мгновение. А когда губы наши расстались, и Оля отпустила мою голову, они вновь пришли в движение и продолжили, прерванный было, трёп.
О военной карьере не грезил, и вряд ли Олино желание и даже её поцелуй смогли бы возбудить во мне честолюбие полководца. Скорее это был случайный эпизод, мимолётное желание – возникшее и тут же удовлетворённое. Я мог утешить честолюбие своё – девушка, которую так долго и безуспешно добивался, всё-таки одарила меня поцелуем. А Оля могла успокоить свою совесть – отблагодарила-таки преданного и настойчивого, но ненужного ей кавалера. Мы с ней так всё это и поняли. И я не побежал с гитарой тем же вечером под её окна. И она на следующий день лишь помахала издали рукой:
- Привет!  
Друзья:
- Вы что, уже поссорились?
- С чего бы?
- А почему опять не вместе?
- А мы никогда не были вместе, и никогда не будем.
- Как сложно с вами, - заметила соседка по парте.
Но сложности у неё были не с нами. Валя с незавидным постоянством валила экзамен за экзаменом. Окончив десятый класс круглой отличницей, она будто решила доказать, что способна получать оценки и похуже.
Наверное, зря я таким тоном - мне в те дни искренне было жаль соседку по парте. Удивлялся её животному страху перед экзаменационной комиссией и внушал:
- Ну, разозлись ты на них, представь, что это злейшие твои враги, которых ты сейчас втопчешь в грязь своими знаниями.
Она никогда не спорила и не – Боже упаси! – ссорилась с учителями. Представить ей такое было не под силу. Наши педагоги, когда у Вали вслед за первыми двумя четвёрками, посыпались и трояки, за головы схватились:
- Ну, успокойся, Валечка, возьми себя в руки – ведь ты же можешь!
Но Валя была близка к истерике – пила пустырник стаканами и таскала на экзамен валидол.
У меня же всё было с точностью наоборот – после первого провала на химии, оценки моих знаний на выпускных экзаменах не отличались разнообразием, а вот поведение оставляло желание быть лучше. Мне наша дама классная не раз делала замечания:
- Веди себя скромней.

Но меня несло. То ли тому обида за четвёрку на химии способствовала – а кто виноват? – то ли прощальный поцелуй возлюбленной, которая нашла убедительный предлог – стань военным! – нашему окончательному разрыву. То ли суть моя такая от природы – пакостная.  Нелегко, скажу Вам, далось последнее слово, но прозвучало. По доброму-то: ну, знаешь ты предмет на пять с плюсом – так ответь на вопросы и удались без комментариев. А я не мог. Смотрел на членов экзаменационной комиссии, и мнились они барскими легавыми, готовыми загрызть нас, несчастных кроликов, и мстил им за Валины слёзы, за унижения других выпускников.
Нет, я не показывал кукиш или язык - действовал гораздо изощрённей. Первым делом, осмотревшись, находил в комиссии лицо, умевшее ценить юмор и готовое похохотать даже в такой, несоответствующей обстановке. Настраивался на него и обращал к нему ответы на экзаменационные вопросы. Но сами эти ответы настолько были пронизаны репликами, полунамёками и приправлены шуточками, что это лицо, к кому я обращался, начинало улыбаться, хихикать, а могло и оглушительно расхохотаться – будто я анекдоты шпарю, а не защищаю сумму накопленных за время обучения в школе знаний. Члены комиссии тут же делились на две партии – одна из которых расцветала улыбками, другая недоумённо начинала хмуриться. Один из таких на экзамене по физике решил стереть ухмылочку с моего лица дополнительным вопросом:
- А что молодой человек может сказать о втором законе Ньютона?
В тот миг стоял я у доски, и чтобы у членов комиссии не возникло каких-нибудь сомнений в твёрдости моих знаний, тут же нацарапал мелом формулу, объединяющую силу массу и ускорение. А губы с языком понесли околесицу:
- Если вы о яблоке, упавшем с ветки на парик достопочтенного англичанина, то скажу прямо – шибко ему повезло. Представляете: гулял бы он в тропическом лесу, и кокосовый орех, сорвавшись с пальмы…. Узнали бы мы о третьем законе Ньютона? Да не в жисть!
Нацарапал мелом уравнение, в котором сила действия равна силе противодействия, и продолжал:
- С яблоком у него проскочило. Но, оттолкнувшись от прецедента, я задумался - каким же местом товарищ Исаак бился в стену, чтобы открыла она ему третий закон.
Двое из трёх членов комиссии откровенно веселились. Третий оставался мрачным:
- Идите.
Я положил мел, отряхнул ладони:
- А вы не знаете?
- Идите.
Я от дверей:
- Всё равно дознаюсь – и вам расскажу. Хотите?
Вот за такие «выкрутасы» делала мне замечания наша классная.
С экзамена по геометрии меня вытолкали. Жаль, что алгебру сдавали письменно – уж там бы я разговорился. На сочинение настроился самым серьёзным образом. Не очень увлекался литературной частью - знал, что она, как всегда, безупречна. Дважды перечитал черновик, тщательно переписал на чистовик. И его дважды перепроверил. И – о, чёрт! – нашёл-таки ошибку - в каком, не помню, слове вместо «а» написал «о». Или наоборот. Исправил. Единственная помарка на восьми страницах текста. Я был горд собой. Надеялся на высокую оценку. А почему бы нет, убеждал себя - одно лишь исправление ошибки, которую сам нашёл. В этом плане отвлекусь и расскажу о нашем физруке Фрумкине.  
Он, как все уроженцы Кавказа, был заносчив и хвастлив, и за то мною презираем. Но у него была интересная философия. Девчонок он легко отпускал с урока и вообще тяжело переносил их присутствие, но пацанов презирал, когда они приходили с врачебным освобождением от физкультуры:
- Ты не мужчина и с такой бумажкой никогда им стать не сможешь.
С коллегами-учителями спорил:

- Я ставлю пятёрку не за результат, а за старание. Пусть он хоть инвалид хромой и бежит к финишу последним, но он старается и достоин похвалы даже больше того, кто рвёт грудью красную ленточку.
Эта позиция как нельзя лучше подходила к моему единоборству с русским языком. С устной его часть всё было в порядке – мог я выучить стишок или правило и отбарабанить на пятёрку. А вот сочинения…. На них настолько увлекался, что напрочь забывал все правила орфографии, синтаксиса,… чего там ещё? И результат – пять за сочинение, два за его написание. И это было настолько постоянно, что и не стоило голову ломать, когда внося в класс стопку тетрадей, «русачка» обращала ехидный взор свой на несчастную мою особу.
Одно моё сочинение попалось на глаза кому-то из районного отдела образования, понравилось, и решили его отправить на конкурс областной, но в таком виде, конечно, не могли. Меня вызвали в РОНО и заставили переписать, учтя все ошибки. Я, понятно, приказ исполнил, бурча, что это чистейшей воды очковтирательство, и требовал, чтобы мне исправили оценку в журнале за это сочинение.  
За год у меня был трояк по русскому языку, единственный, а по остальным предметам – отлично. Надеялся, что за экзаменационное сочинение будет пять, ну, или, на худой конец, четыре, и появятся шансы на медаль - пусть не золотую, но хотя б из серебра. Вот Ильич наш Ленин, любимый всеми вождь и первый государственный руководитель, тоже имел в своё время четвёрку по латыни, которая, однако, не помешала ему получить золотую медаль. Такие честолюбивые мечты, несмотря на нелады с преподавательским коллективом, проносились в моей курчавой голове.
Наконец, все экзамены сданы. Выпускной!
У меня в десятом классе появился новый друг, о котором я ещё и слова не сказал. Исправляюсь. Звали его Женька Пичугин, и он пришёл к нам на исправление. Ну, а правильнее-то сказать, на окончательное загубление. Он был «сынком» и вместе с сестрой-двойняшкой учился в параллельном классе «А». Девять лет учился, а в десятом у педагогов лопнуло терпение.
Дело в том, что Женька был непоседой - вертелся на уроках, но это ещё можно было терпеть. Пичуга никогда не учил уроки – феноменальной памяти и природных дарований хватало ему, чтобы уяснить однажды услышанную тему и понять пропущенную. Всё свободное время он посвящал чтению. Причём читал всё подряд - захлопывал прочитанную книгу, брал в руки «Пионерскую правду» и читал её от заголовка до «подвала». И не впустую - его память цепко удерживала полученную информацию, и, отвечая на уроках, он сыпал такими примерами, что учителя довались диву.  
В девятом классе Жека заболел «нигилизмом»  - это учение всё отвергать. Или по Марксу - подвергай всё сомнению. И заплакали от Пичуги учителя – лучше бы он читал свои книжки и не мешал вести урок. А  Женька сумму приобретённых знаний использовал для низвержения авторитета педагогов - засыпал их вопросами, ставил в тупик, и сам отвечал, демонстрируя энциклопедические познания. Вот за это его и сослали в наш «[*цензура*]ганский» класс.
Мы быстро сошлись. Женька мог запросто, победив на школьной физической олимпиаде, не пойти на районную – у него, видите ли, хоккейный матч. И не какой-то там судьбоносный – простая встреча дворовых команд, но «ребята попросили….». За это он мне и понравился.
В день выпускного вечера взяли с ним три бутылки портвейна. Мы ещё не знали, что нас ждут в школе крытые столы – и креплёным марочным вином тоже - а хотелось быть «в форме». Две мы спрятали в кустах за школьным стадионом, а одну распили из горла в туалете. Ни культура пития, ни сама обстановка не способствовали правильному усвоению напитка. Другими словами – Женька сблеванул, а я ничего, удержал горячительный напиток в желудке. Потом у него ещё ноги стали заплетаться, когда мы заколбасили в школу. Сунулись в один кабинет, а там девчонки прихорашиваются – прогнали нас визгами. Бедненькие – накрутили пирамид на бестолковках и спали ночью в креслах, чтобы не сломать это войлочное произведение. А некоторые вообще не спали. И для чего все эти жертвы? Убей – не пойму.

В другом кабинете гуртовались парни – в галстучках, в сверкающих корочках. Открыли окна и дымили нещадно. Тоже волнуются – не каждый день школу заканчиваешь – понять можно. Женька вызвался всех успокоить и убежал за нашими припасами. Догадался принести одну, распечатал, хлебнул и пустил по кругу. Когда показалось донышко бутылки, он уже мирно спал на сиденье задней парты – только ноги торчали в проходе. Сообщили его сестрёнке, и вскоре явился папаша и унёс домой беднягу.
В нашей школе не было актового зала. Торжественная церемония вручения аттестатов происходила в фойе первого этажа. Преподаватели уместились за одним накрытым скатертью столом. Девчонкам и пришедшим на торжество родителям принесли лавки из столовой, а парни стояли вдоль стены.
Директриса поздравила выпускников и их родителей. Потом кто-то из учителей, держа спич, всплакнул, и девчонки захлюпали носами.
Началось вручение аттестатов.  Наш класс носил литеру «Б», но начали именно с нас. Я думаю, чтобы усилить торжественность момента – финалистам всегда громче хлопают, разогревшись на дебютантах. Так или иначе, первой прозвучала моя фамилия. И я пошёл, изо всех сил стараясь сохранить твёрдость походки. Но с каждым шагом хмель вытесняли другие чувства. Где же медаль? Я шарил взглядом по столу и не находил заветной коробочки. Ни одной. Директриса поздравила меня, пожала руку, вручила аттестат и похвальную грамоту за изучение математики. И всё.
Всё!
Я кивнул, благодаря, повернулся и пошёл, недоумевая - кто и за что лишил меня медали? На ходу открыл аттестат. Может, поведение подкачало? Нашёл графу – «Отл». Так что же? Побежал по строкам глазами – «отл», «отл», «отл». Химия – «хор». Так, начинается. Русский  язык – «удовл». Вот она причина!
Не знаю, что на меня нашло. И много лет спустя, встречая на улице или школьных вечерах своих прежних педагогов, не мог ответить на один и тот же, изрядно подзатасканный вопрос – как ты мог, Антолий? Да, действительно, как я мог? А что я сделал? Швырнул в сторону свой аттестат и громко так, во всеуслышание сказал:
- Вот, [*цензура*]!
До сей поры, свидетели инцидента считают, что я школу имел в виду. Но это было не так - у произнесённой «[*цензура*]» было своё конкретное обличие и предмет, который она преподавала. Не догадываетесь, кого я так назвал? Ну и да Бог с ней….
Я вышел вон и дверью хлопнул. А за моей спиной, как мне потом рассказывали друзья, состоялся забег на короткую дистанцию. К брошенному мною аттестату одновременно устремились русачка и наша классная дама. Эта маленькая картоночка была поводком, за который дёрнув, меня ещё можно было резко осадить. До боли. Наверное, мне повезло, что Валентина наша шустрей оказалась – прижала к груди мой аттестат и повернулась к подоспевшей коллеге:
- Что вам, Серафима Васильевна?
А я ушёл на стадион, отыскал последнюю бутылку портвейна и начал с ней расправляться. Половина далась относительно легко, а остатки никак не хотели вливаться. Тут нашли меня друзья и вернули в школу.
Застолье уже началось. Причём ученики насыщались в столовой, а учителя с уважаемыми родителями в учительской. В фойе настраивались музыканты. Бал, одним словом.
Я пил марочное вино и трезвел с каждым глотком. Так иногда бывает.
Не жалел о содеянном – и вообще старался не думать о том. Думал, что последний раз сижу в этих стенах – и становилось грустно. Оглядывал бывших одноклассников и мысленно с ними прощался. Хотелось и с Олей проститься, но дал себе зарок – первым не подойду.
Подошла она. И не одна - её под руку притащила англичанка Юлия Михайловна.