Твари…
«Не пей, Маруся, это же растворитель!»- используя одну вторую известных человечеству нецензурных выражений, кричал Николя. Подруга тихо пробубнила: « Я не могу не пить. Я последние деньги отдала». Николя со всей ему на сегодняшний день присущей силой вырывает бутылку. Выливает содержимое прямо тут же, у входа в подъезд. Выливает с жуткой злостью, причитая: « Его ж пить категорически нельзя. Ты ж, Маруся, неглупая, поди, баба. Да и хвораешь…»
Николя и Маруся – бомжи. Весь народ, живущий в микрорайоне, где имели несчастье (или все же счастье?) обитать эти представители той самой, горьковской, жизни «на дне», довольно снисходительно наблюдал за подобными сценами. Почему снисходительно? Ну, а как же иначе? Это итак, видимо, то наибольшее, что не стесняются демонстрировать сегодняшние обыватели. Очень хочется верить, что внутри этих снисходительных, уставших, согнувшихся под грузом собственных проблем людей теплится огонек человеколюбия. И хочется верить, что хоть изредка, сидя в уютной кухне и уплетая ароматные домашние булочки с горячим душистым чаем, возникает у них мысль хоть как – то, хоть чем-то помочь тем, кому тяжело. Тяжело не потому, что начальник при всех отчитал за не вовремя подготовленный доклад, тяжело не потому, что вчера муж засиделся за рюмочкой чаю, и даже не потому, что гениальная дочь принесла по русскому языку вместо ожидаемой десятки семерку.
Вот Марусе и Николя тяжело. И пусть хоть в миллиард рупоров миллионы Левитанов скажут: «Сами виноваты!», оставим право судить моих героев Господу.
Как только желанный растворитель был беспощадно уничтожен Николя, Маруся заметно приуныла. Второй причиной печали было неожиданное похолодание. « Выпив, конечно, быстрее согреться можно», - рассуждала Маруся, заправляя нехитрые рассуждения отменной порцией брани. Николя молчал. Видимо, был согласен. Они вошли в свою обитель. Домом несчастным служило четырехметровое помещение, наполовину заполненное разного происхождения отходами, отведенное жильцами для выброса мусора. Укрывшись чем-то функционально подобным одеялу, парочка уселась. Маруся уснула невероятно быстро. Николя не спалось. Он давно уже не спал нормально. Лет, пожалуй, шестнадцать. Теперь ему сорок восемь, кажется. Низкорослый, полноватый (странно даже), с большими подпухшими глазами, сохранившими остатки разума. И, не поверите, не только разума, но и интеллекта. Есть такая во взгляде интеллектуалов чертиночка, хитриночка, которая не исчезает ни при каких условиях. И имя – Николя. В шутку обозвали, конечно, да так и прицепилось. В миру он был Шепелевым Николаем Дмитриевичем, уроженцем небольшого областного центра, единственным сыном родителей, человеком с высшим техническим образованием, обладателем неукротимого нрава и безумной тяги к справедливости. Та самая тяга к справедливости не пришлась, как часто бывает, по нраву начальству завода, на котором добросовестно трудился Николя. Был уволен. В семье пыталась сломать властная жена. Не получилось. Сломался сам. Где-то внутри все же треснул стержень, не выдержал, не согласился, не смирился. Гордость повела на улицу, гордость отдала квартиру жене, гордость не позволила просить. И теперь, гордо кочуя по подвалам и мусорным бакам, он ни о чем не жалеет. Или, по крайней мере, бесконечно себя в этом убеждает.
Теперь, сидя возле Маруси, Николя волновался. Он не просто волновался, он боялся. За нее, за эту безобразную, безумно грязную, вечно пьющую, вонючую и сгорбленную представительницу рода человеческого. « Карикатура просто какая-то, а не женщина», - вздохнул Николя и натянул так называемое одеяло на Марусю.
Маруся болела. Чем? Да ну, разве ж известно. Наверное, всем. Всем, чем может болеть человек. Бывшая уборщица Маруся никогда не отличалась ни примерным поведением, ни тягой к нормальной жизни. Но никогда, поверьте, никогда никому не сделала ничего плохого, кроме как самой себе. Выросла без отца. Мать, сколько Маруся помнила, пила безбожно. Когда и ее, матери, не стало, какие-то предприимчивые родственники оккупировали однокомнатную квартирку. Маруся, особо не расстроившись, ушла на улицу. Потом встретила Николя. И как-то очень быстро эта парочка сдружилась. Все люди – братья!.. Да так ли это? У Маруси был один «брат» на всей земле –Николя. Да и у Николя, в принципе, - «брат» Маруся. Так они и жили. Жили, пили, порой чего-то где-то доедали, порой где-то как-то подрабатывали, говорили «за жизнь» и никому никогда не вредили.
Но Маруся хворала. Николя грязными шершавыми пальцами потрогал лоб Маруси. « Горячая»,-шепнул.
И тут тишину и иллюзорный покой прервал клочок света и мужской грубый голос :
- Пошли вон, твари!
-Она больна, - отозвался Николя.
- Ага! На голову, и ты тоже, небось. Валите отсюда по – хорошему!- гаркнул человек.
Гордый Николя растормошил верную свою подругу, которая горела пуще прежнего. Они ушли. Холод. Мороз. Ткнулись в один подвал – не пустили, там своих постояльцев полно. В другой – закрыто… Марусе все хуже. Николя впадал в тихую панику. Они зашли далеко. Маруся еле тянула ноги. « Вот бы выпить, а… Что ж ты, сволочь, из бутылки – то горючее вылил?»- ныла Маруся. Николя молчал. Силы были на исходе. Они сели на какую – то скамейку. Маруся уснула крепким сном, совсем не похожим на сон больного человека.
Утро наступило быстро. Измучившись, Николя тоже было вздремнул. Он проснулся оттого, что совсем затекла рука, которой он обнимал свою мадонну.
- Ну, и как ты, Марусь?- спросил спящее несчастье Николя.
Тишина. Толчок в плечо. Реакции нет. Волна безумного, животного страха прокатилась внутри этого убого человека. Она умерла… Он понял. Упал на колени. И стал как безумный целовать обезображенное лицо, грязные руки, немытые волосы. Животный стон, полный отчаяния и тоски, вырвался из груди.
Через три дня на дверях, ведущих в бывшую обитель Николя и Маруси, люди увидели синей краской написанное слово «Твари!»
« Детвора»,-подумали одни.
« Хулиганье», - решили другие.
И только Николя, стоя на коленях у свежей могилки, знал, откуда взялась эта надпись. И даже подозревал, откуда появилось это чувство ненависти к тем, кто, сам того не ведая, помог умереть его Марусе.
А на могилке Николя выложил камешками «Святая»…
И исчез… Может быть, продолжает гордо искать справедливость и смысл жизни.
Другие произведения автора:
Борьба за жизнь...
Жажда новизны
Я буду жить!
Это произведение понравилось:
Новые
Меню
