Журнал ПОэтов  № 1 (26) 2011

 

 

На 2-й стр. обложки инсталляция Маргариты Аль «Поэты в кубе».

Сверху вниз: Маргарита Аль, Елена Кацюба, Константин Кедров, Ольга Адрова.

Фото Яны Павелковской.

-----------------------------------------------------------------------------

 

М И Р У   и  В Е Л И М И Р У

Рисунок Галины Мальцевой

---------------------------------------------------------------------------------

 

Константин Кедров (главный редактор)

 

Когда в 1965 году я, студент истфилфака Казанского университета, выписал в библиотеке пятитомник полузапрещенного Велимира Хлебникова, библиотекарша раскрыла книгу и возопила: «Какая чушь! Никто за все время ни разу это не выписывал. Этот единственный!!». Я рад, что оказался тогда единственным, потому что вскоре пятитомник из свободного доступа изъяли, чтобы не смущать  студенческие умы. Тем ни менее, я каким-то чудом защитил на отлично в 1967 году дипломную работу о гениальном Велимире. Вот ее краткое изложение.

 

Влияние «Воображаемой геометрии» Лобачевского и специальной теории относительности Эйнштейна на художественное сознание Велимира Хлебникова.

 

Глава 1

 

Еще в первом прозаическом отрывке под названием «Завещание» Хлебников сказал: «Пусть на его могиле напишут: «он связал пространство и время…» Это прямая реминисценция чугунной эпитафии на могиле Лобачевского: «Член общества Геттингенских северных антиквариев, почетный попечитель и почетный ректор Казанского Императорского университета и многих орденов кавалер Н.Г.Лобачевский». Ни слова о «воображаемой геометрии», обессмертившей его имя.

В 1901 г. Хлебников прослушал курс «Воображаемой геометрии» в том самом Казанском университете, где когда-то ректорствовал гениальный геометр. Позднее об этом в стихах:

Я помню лик, суровый и угрюмый,

Запрятан в воротник:

То Лобачевский – ты,

суровый Числоводск…

Во дни «давно» и весел

Сел в первые ряды кресел

Думы моей,

Чей занавес уже поднят.

Еще отчетливее Хлебников сформулировал свой геометрический манифест, прямо заявив, что поэтику Пушкина следует уподобить «доломерию Евклида», а поэтику футуристов следует уподобить «доломерию Лобачевского».

Идея связать пространство и время возникла в сознании студента Казанского университета чуть-чуть раньше того момента, когда Герман Минковский прочтет свой доклад о пространственно-временном континууме: «отныне время само по себе и пространство само по себе становятся пустой фикцией, и только объединение их в некую новую субстанцию сохраняет шанс быть реальностью».

Многие до сих пор не поняли, что это означает. Даже Эйнштейн просто счел вначале удобным воспользоваться графиком Минковского, как неким математическим обобщением, где в пространстве вместо точек возникают некие отрезки, сливающиеся в линию мировых событий. И лишь в конце жизни Эйнштейн в письме к сыну черным по белому написал, что «прошлое, будущее, настоящее» с точки зрения физики есть простая иллюзия человеческого восприятия. Ведь график Минковского покончил с иллюзией времени и пространства Ньютона. Теперь перед нами их единство, названное Бахтиным термином «хронотоп».

Хронотоп Хлебникова означал, во-первых, что во времени можно свободно перемещаться из настоящего в прошлое или будущее, поскольку на линии мировых событий Минковского будущее и прошлое присутствуют всегда здесь и сейчас.

Для того, чтобы вычертить график линии мировых событий, а, проще говоря, линии судьбы людей и вещей, потребовалась геометрия Римана, наполовину состоящая из  геометрии Лобачевского. У Лобачевского кривизна линии мировых событий отрицательная (седло или псевдосфера). У Римана это обратная сторона четырехмерной сферы. Четырехмерность трехмерного пространства это и есть время.

«Люди, мозг людей  доныне скачет на трех ногах. Три измерения пространства. Мы приклеиваем этому пауку четвертую лапу – время» («Труба марсиан»).  Стало быть, любое событие во времени постоянно присутствует в пространстве. Если годовой оборот земли вокруг солнца 365 дней образует замкнутую орбиту, значит всемирный пространственно-временной цикл – это 365 лет. Значит через каждые 365 лет происходят события подобные. Записав 365, как 2ⁿ, Хлебников пришел к выводу, что события чередуются через четное число 2ⁿ, а противоположные через нечетное число 3 n . Так было получено число 317 – цикл противоположных событий. В результате в 1912 г. в статье «Учитель и ученик» Хлебников предсказывает: «В 1817 г. произойдет падение империи». Правда, из контекста явствует, что это будет Британская империя. Оказалось – Российская. Пророчество сбылось. Хлебников уверовал в свою правоту и решил, что отныне будетляне владеют законами времени. Отсюда один шаг для построения линз и зеркал, улавливающих лучи времени и направляющих их куда нужно. Он описал в «Ладомире», как это будет выглядеть.

 

Глава 2

 

В книге «Неравнодушная природа» и статье «Вертикальный монтаж» великий режиссер Сергей Эйзенштейн открывает тайну контрапункта пространства-времени. Каждому зримому (пространственному) событию  на экране соответствует контрапунктное слуховое или звуковое событие во времени. Пример – древнекитайская притча. Мудрец созерцает рябь на поверхности пруда.  «Что ты делаешь?» – спрашивают его ученики. – «Я созерцаю радость рыбок». Самих рыбок не видно, видна рябь от их подводной игры. Так музыка должна быть рябью того, что видим, а то, что видим, должно передавать рябь звучанию.

Сергей Эйзенштейн назвал это «вертикальный монтаж», или «4-е измерение в искусстве». Это своего рода эквивалент открытия Германа Минковского в геометрии и физике. На графике Минковского линия мировых событий – это рябь пространства на поверхности времени и времени на поверхности пространства. Они контрапунктны. Подъему в пространстве соответствует провал во времени.

Так Велимир Хлебников говорит: «Стоит Бешту, как А и У, начертанные иглой фонографа». А – гребень волны, У – вогутая поверхность ряби.

Вот зримое воплощение контрапункта:

Бобэоби пелись губы – втянутая воронка У в глУбь мира

Пиээо пелись брови – расходящиеся от О круги в ширину на пОверхности ряби

Лиэээй пелся облик –  И в облИке связует, стягивает воедИно глубину У и шИрИну И

Осталось связать все это мировой цепью – Гзи-гзи-гзэо пелась цепь.

И вот перед нами мировой лик – автопортрет поэта-вселенной или вселенной-поэта:

Так на холсте каких-то соответствий

Вне протяжения жило лицо.

 

Глава 3

 

Первое измерение в движении дает линию на плоскости. Таковы плоские фрески и барельефы Древнего Египта. Над плоскостью листа и любой поверхности мы парим изначально. А вот как воспарить над объемом? Ведь пространство физическое трехмерно.

Богословы объяснят, почему. Догма о Троице напрашивается. Напрашивается и связь его с трехиспостасным прошло-будуще-настоящим и с трехмерным объемом пространства. Однако математики имеют дело с эн-мерным миром. А физики и космологи от пятимерной модели Калуццы пришли к одиннадцатимерной модели мира. Выход в 4-е измерение – это 4-я координата пространства-времени Г. Минковского. Хлебников это понял сразу. И сразу решил, что «узор точек заполнит эн-мерную протяженность». Пять чувств – это пять точек в четырехмерном континууме. Они разрознены: слух, зрение, осязание, обоняние, вкус. Как только время перестанет быть отдельной от пространства иллюзией, «узор василька сольется с кукованием кукушки». Проще говоря, звуку будет соответствовать цвет, как у Рембо, Скрябина, Римского-Корсакова.

О своем звукозрении Хлебников рассказал в Звездной Азбуке «Зангези».

эМ – синий все заполняющий объем – масса

Пэ –  белый разлетающийся объем – порох, пух,  пыл

эС  – расходящийся из одной точки – свет, сияние

Зэ – отраженье и преломленье – зигзица (молния), зеркало, зрачок.

Вэ – вращение вокруг точки – «вэо вэо – цвет черемух».

В принципе это может быть и по-другому. Важно соответствие цвета звуку, контрапункт Сергея Эйзенштейна.

Таким образом, законы времени – «Доски судьбы» Хлебникова – это контрапункт четырехмерного континуума. Или вибрация мирового звука, запечатленная, как волны, на граммофонной пластинке. Впадины – 317, буруны – 365. Универсальная модель АУ – УА. Мир как эхо крика младенца. Скачок от двухмерности к трехмерному объему – перспектива эпохи Возрождения. Она заполнена фресками Микеланджело и Леонардо. Озвучена объемными мессами от Баха до Бетховена. В этом объеме ад, рай, чистилище Данте или панорамы «Войны и мира» Льва Толстого.

Выход в 4-е измерение – это Пикассо, Сезанн, Матисс, Эшер, Магрит. В слове это футуризм будетлян кубофутуристов и обэриутские драмы Александра Введенского, которого интересовали только две вещи – «время и смерть». При этом одно не может быть понято без другого.

Машина времени Хлебникова – это горло поэта. «Лавой беги, человечество, конницу звуков взнуздав». Влом во вселенную увиденным звуком и услышанной цифрой. Ибо самое великое событие – это «вера 4-х измерений». Это записано Хлебниковым «иглою дикобраза».

Итак, первые слова Хлебникова: «он связал пространство и время», – и последние: «вера 4-х измерений», – совпадают и сливаются по всем параметрам.

 

1967 г.

-----------------------------------------------------------------

Велес

 

Брувуру ру-ру-ру!
Пице цапе сэ сэ сэ!
Бруву руру ру-ру-ру!
Сици лици ци-ци-ци!
Пенчь, панчь, пеньчь!

 

Эрот

 

Эмчь, Амчь, Умчь!
Думчи, дамчи, домчи.
Макарако киочерк!
Цицилици цицици!
Кукарики кикику.
Ричи чичи ци-ци-ци.
Ольга, Эльга, Альга!
Пиц, пач, почь! Эхамчи!

 

Юнона

 

Пирарара — пируруру!
Леолола буароо!
Вичеоло сэсэсэ!
Вичи! Вичи! Иби-би!
Зизазиза изазо!
Эпсь, Апс, Эпс!
Мури-гури рикоко!
Мио, мао, мум!
Эп!

 

Ункулункулу

 

Рапр, грапр, апр! Жай!
Каф! Бзуй! Каф!

Жраб, габ, бакв — кук!
Ртупт! Тупт!

 

 

Велимир Хлебников«Зангези»

 

---------------------------------------------------------------------------------------

 

Константин Кедров

доктор философских наук

ДООС – стихозавр

 

Высь  око  я  бо  лезь…

 

«…футуризмом "заразились” несколько легендарных поэтов, причем, вполне спонтанно..»

(«Новый мир», 2006, № 8)

 

 

Болезнь футуризма

(шокинг стишок 2010)

 

Поел хлебников –
в груди давид
в животе бурлюк
в кишках крученых

 

* * *

PAL
смертью
храбрых от
SEKAM

 

 

Поэт

ТЫ  – МЕЧ
М Е Ч Т Ы

 

 

* * *

Не мир принес я но меч-
ту....................

 

Во тэо поэтов

 

ЛЕФ ЕЛ
пустоту – тот суп
бел Хлеб-
ник-
ovo
а дел еда
Мариенгоф огней рам
хы не чур Крученых
Бурлюк юл руб-
ака

Дыр рыд
был глыб
щил лиш
Убещюр рюш ебу
мук скум
Я лил Лиля
кир Брик
во кира Шариков
абы рвал главрыба
в ока глубь булгаков
аки тир кубу критика

 

Мой словарь

Мой словарь немой
В нем молчит весь мир
Но весь мир не мой
В нем молчит словарь

Боже мой немой
Помолчи со мной
Я закрыл словарь
И открыл букварь

 

Многобожие

ОГО
БОГА-
МН-
ОГО

 

 

* * *

Вел эмир Велимир

Во вселенную слов

 

Велимир словолов

Вел вселенную слов

 

 

            «Куб губ». Рисунок Константина Кедрова

 

 

Кубизм-губизм

 

губы говорят
– люблю губы
– люблю губы –
отвечают губы
четырьмя углами
двух губ
губной квадрат
в глазном квадрате
образует
куб губ

губ куб

 

Вероисповедание

 

ПРО ВАС LOVиЕ

 

 

* * *

Что такое поэтический размер

если у поэзии нет мер

 

 

Созвездие Хлебникова

 

 

Стихотворение Константина Кедрова  на звездном атласе Гевелия

 

--------------------------------------------------------

 

Лоренс Блинов

ДООС – звукозавр

Казань

 

 

ДНИОКА  НОЧИ

 

 

Где Бунин? Где Блок?

– Омут глубок.

(Из давнего альбома)

 

 

1.

Я врастаю в птичью стаю –

улетаю, улетаю.

В небе – золотистый рай:

хочешь, с ангелом играй;

хочешь, – облаком прикинься.

Или стань Небесным Ниньзя…

Ну, а хочешь – стань стрелой

и умчись в простор иной –

там, где прошлого волноба,

где глядеть придётся в оба:

– Вишь, солдатский котелок

там, где Катька и – телок.

Там, где октябрём блистали

стаи воронёной стали.

 

 

Ок-

тябрь.

Брь!

Ябрь!

 

Пёстрое, неясное,

снов

окрасное.

 

 

Ну, а в мае свиристели

алым пламенем свистели.

 

 

Май,

май!

Сви-

стай!

Сви-

рель,

как

сталь!

Май!

Май!

Сле-

тай

сви-

рель-

ю

стай!

 

Слетай, свистай

 

 

Но свечение птичье,

рабочье величие

не ограничит ли?

 

 

2.

Око око

нако нако

 

инда дни

оканоко

оканако

 

 

анонака

нокооко

ичоноко

Эн, эн…

 

И снова – грязное,

серое, неясное,

острое, штыкастое,

мордастое, ордастое.

 

Ок-

тябрь!

Слеза.

Ох, рябь –

в глазах:

 

багряное, красное –

огнеопасное.

 

Красноябрь и краснобай –

посреди батрачьих стай.

 

Сви-

рель

сви-

вай!

Транспарантами

играй!

 

 

Вот барабаны –

тупые охластые,

рвущие раны

растущей массы:

орущей, ревущей

в бреду идущей.

 

 

Русь! Русь!

Я боюсь.

Ох, ох! –

грядёт молох.

 

 

3.

 Ох, не валко и не шатко

тащится моя лошадка –

многоликая худора

без укора, без упора.

 

 

– Бятко, бятко!

Батя, братко!

Не устала ли наша лошадка?

Не опрокинулась бы кобылка!

Здесь так лихо! И так хвылко!

 

 

Ох, Русь!

Я напьюсь…

Окта шени,окла вени

ох, ночь-ночь-ночь!

Окла венхо, окта шенхо –

Эн, эн!

И, и!..

 

аро духа

аро ора

 

 

одинокая худора

Ох, ночь-ночь-ночь!

Лихо, лихо!

 

аконидо

ока нако

без укора, без упора.

Лихо, лихо!

ох, ночь-ночь-ночь!

 

абонлова

аконидо

ичонлови

воканидо

 

 

– Эй, эй, погоди!

что белеет впереди?

 

ичонадо

барабузя

унокидо

езулкузе

 

 

Впереди – неясное,

серое, ордастое.

 

 

абоч лова

агонондо

Эн, эн!

 

Красное, красное!

грозное, штыкастое.

 

Эх, эх!

 

Шатко – валко,

валко – вылко

топает моя кобылка.

 

Бятко – ботко,

ботко – бятко

тащится, бредёт лошадка

онакано

аконока

анаконо

оканако

Ах, рябь

в глазах!

Октябрь.

Слезай!

 

 

4.

Физики давно твердят

Е=mc?.

Ну, а Если Е – в отряд,

возрастёт ведь во сто крат!

 

 

Шты-ка –

сто Е!

Ор-да –

сто Е!

Мор-да –

сто Е!

Гор-ла –

сто Е!

Да, да –

сто Е!

 

 

сто Е!

Е-е!

 

Народ орёт:

– Исты, исты!

Урода рот:

– Ишь, ты, ишь, ты!

Чево захотели! –

ори хоть трижды

по три недели!

И ведь, – поди ж ты… 

 

 

– Где, солдатик,

твой котелок? –

Кому – Катенька,

кому – телок!

 

– Где, солдатик,

твой камуфляж? –

Кому – фляжка,

кому – ляж…

 

 

Кому – низ,

кому – верх,

кому синица

кому-стерх!

 

 

Кому – Родина,

кому – рот.

Дорога пройдена –

коммуна прёт!

 

 

Каста ногаста.

Каста рукаста.

Каста ордаста,

горласта, штыкаста.

 

 

Взмыл над площадью свисталь –

брызнул из ружейных стай!

Свиристели засвистали

октябрём из острой стали.

 

 

Штык-шты-кшты-кшты!

 

 

Ор-да

гор-да.

Штык-шты-кшты-кшты!

Без разбора, без укора –

ни зазора, ни позора.

 

 

Грянул гимн. Миг

лун

миг-

нул:

ярг – ярг! Око – око!

Мор-

гнул:

на – ко, на – ко

морг

морг

 

штык-шты-кшты-кшты!

 

 

«И идут без имени святого

Все двенадцать вдаль…»

 

 

Ни упора, ни позора – ярг, ярг!

Око – око, на – ко – на – ко, ну – ка:

май, май!

сле-

тай

сви

рель-

ю

стай!

С вес-

но

ю,

май,

 

 

судь-

бо-

ю

стань!

 

 

Кра-

сное, май,

Вы-

ше вздымай!

 

 

Котелок,

котелок –

кому – Катька,

кому – телок.

 

Кому – низ,

кому – верх;

кому – синица,

кому – стерх! – Каста

 

лобаста.

 Каста

 рукаста.

Каста –

 серпаста

 и

 молоткаста.

 Баста!

 

 

…Над старой площадью опять раздался гимн.

и с лаем пса соперничают Пётр и Николайка.

И, словно вставшая не с той ноги,

ворчит с утра смурная где-то за оврагом

балалайка.

 

19/X–09.XXI

 

 

P.S.

Автор не всегда разделяет действия

и суждения своего лирического героя

 

Рисунок Кристины Зейтунян-Белоус

 

----------------------------------------------------------------------------------

 

Кирилл Ковальджи

ДООС – кириллозавр

 

 

Из новых «Зёрен»

 

* * *

Что было раньше – курица ли яйцо?

Вначале было Слово

 

 

* * *

ЛЮБОВЬ

прекрасная болезнь,

а не полезнь

 

 

* * *

Что между нами было?

Искорка.

И опять темно.

 

 

* * *

к ней приходит сон,

словно тайный любовник

 

 

* * *

Человек всё смелей сокращает пространства.

Но не пропасть

между мной и тобой…

 

 

* * *

тебе к лицу постель

 

 

* * *

Молодой ухажер –

Обещание,

Седовласый жених –

Завещание.

 

 

* * *

Ты из ребра

 бес в ребро

 

* * *

Настоящие старики –

это те, кого я молодыми не видел,

а мои друзья и подруги –

отставные молодые…

 

* * *

Не Иисус,

не притчи:

а искус -

китчи…

 

 

* * *

М. ГОРЬКИЙ

Пешков прошёл в ферзи.

 

--------------------------------------------------------------------

 

Елена Кацюба

ДООС – libellula

 

«Если скрепа объема А³, здесь А может расти до бесконечности, но показатель степени всегда будет три. Три есть твердая величина, кость уравнения. А – его жидкая часть. Напротив, для двух обратных точек во времени очень своеобразна скрепа 3^a + 3^a или З^m + 3ⁿ; или в более простом виде 3ⁿ. Такая скрепа времени соединяет событие и противособытие во времени, + событие хода А и событие обратного, –А. Здесь твердое основание три и бесконечнорастущий показатель степени л — не обратное ли течение счета?»

 

В.Хлебников «Доски Судьбы»

 

 

«А» в кубе

кубический палиндром

 

 

Колыбельная для моря

 

 

Морейра морейра морейра

Древнейш-ш-шина дна

Волнота кудрейра-эйра

Прибойница берегалька

Глубильня в лунарию

Приливлолия ш-ш-шуршайя-айя

Плескунья ласката нежнита

Мракита светлиль-лиль-ли

Акулайя китанда дельфирис

 

Кораблелия

        Ш-ш-шаландаланда

                         бригантилилия

 

Цунамита

          бурейра

                   ш-ш-штормирня

Хохотара

                хахатилья

Плачевница о неплавных

 

Колыбельная lullaby-by-ница

Ninnananna ninni

Калыханка kolysanka jajang-ga

Komori-ka для моряка

 

Очарован чередой волн

мигает стозвездный волк

 

В кубе Елены Кацюбы созвездие Рыб из атласа Гевеия

 

Гроза Велимира

 

Разверз Хлеб-

        ников

        хляби словес-

ные

выше семи неб-

                       yes!

 

----------------------------------------------------------------------------------

 

Александр Бубнов

ДООС – палиндрозавр

Курск

 

 

-- поэтомУлетаю --

 

 

Жар и мир*

(поток)

 

 

От совы-мудрости

туман стонет.

Стоит ива-дума.

Ранен у лир покой,

и кони – долги нот – тираду топчут.

Утонули саги миров томно.

С восторгом

яр пучил клевер сна.

Но ссадин ал порок.

Слетел

скоро

рок,

слетел скоро

планид ассонанс.

Ревел клич упрямо грот.

Сов сонм,

отвори мига силу!..

Ноту

туч поту

дарит тон игл одинокий.

Око при луне

на раму давит.

И от стен,

от сна

мутит сор думы…

Восток, отопри мираж!

 

 

*Весь текст представляет собой монопалиндром, который одинаково читается по буквам от начала к концу и от конца к началу (включая название), символизируя, по Велимиру Хлебникову, равноправное поэтическое движение в прошлое и будущее Поэзии. А.Б.

 

 

Музыка Петромитуричева

 

(наблюдение над графикой Петра Митурича)

 

 

музыка петромитуричева

маленький мягкий значок

как половинная нотка

в зеркале обращённая

перед названием «РАЗИН»

хлебниковской поэмы

 

«РАЗИН-НИЗАРь» получается

истинное название.

 

 

Другой полюс

(три заумных стихотворения)

 

1

пыукпок шпофуцкиц

зущщал в мофр фцуе афуцки

пртле злежэ

ывасфнуцва с пыха опхозхо

пафх

ворпашупа шкоп вытп

 

2

гэх

жлбюг

няп яылшов

а ипц фып вумс

улкот пцик

зуфргу

 

3

яивит ми ывж

неродщ фышовми

цунс ыушпидут

пиывшм

вктап и ерцгуат

 

 

ДООСМОС  ПО

(песня-гимн ДООСу – Добровольному Обществу Охраны Стрекоз)

 

 

Вольнолетающим заврам-доосам

Небо концерты – бравирует – гроссо!

 

аум

заум

оум

доосмос

ПО!

 

Добрые-вольные стреко-секьюри

крылоруками-стихами взмАХнули:

 

аум-заум-оум-доосмос-ПО-

 

Кры-ы-лья – ритмы, речения, струны...

полубезумны, умны и заумны...

 

аум

заум

оум

доосмос

ПО!

 

(«Ты всё пела…»,  но это – ДЕЛО!

Ты всё воспел, и космос расцвёл!)

 

аум

заум

оум

доосмос

ПО!

 

Линии лилии лалии Глосса...

Это делА  Твои, Небоголосый!

 

аум

заум

оум

доосмос

ПО! –

 

ЭЗ-

И-

 

Стрелец

Визуальное стихотворение Александра Бубнова

 

--------------------------------------------------------------------------

 

-- ЛитературовИдение --

 

 

Сергей Бирюков

доктор культурологии

ДООС – заузавр

Галле, Германия

 

 

Поэтическое мироздание

 

к 125-летию со дня рождения Велимира Хлебникова

 

 

Несмотря на все толкования, порой замечательные, Хлебников остается загадочным и непостижимым или недостижимым. Кажется, мы приближаемся к нему, но он уходит, как линия горизонта.

 

''и понял я, что я никем не видим''

В смысле приближения к этой линии, а вернее видения линии мне кажутся наиболее плодотворными лингвистические обоснования В.П. Григорьева. Они позволяют держать горизонт в постоянном поле зрения. Мы рассматриваем цепочку слов и сопоставляем ее с другой цепочкой и так постепенно оживает лицо.

«Слово – пяльцы; слово – лен; слово – ткань».

В.П. Григорьев настаивает на этой хлебниковской максиме как ключевой. Метафорический ход понятен. Хотя можно бы сказать, что здесь нарушена последовательность движения, или неотредактирована самим автором. Но, положим, что такова сознательная воля автора. Преобразование – пяльцы – он ставит на первое место, природное начало – лен – на второе, производное от природного и инструментального –ткань – на третье. Как завершение процесса. Итак, интуитивно инструментальному началу отдается предпочтение. Пока художник не прикоснулся к слову – оно лен. И только инструментально можно создать ткань.

Решение кажется очень простым и даже каким-то техническим. Однако в самой записи, то есть – произведении, содержится поэтическое начало. Это не афоризм, а какая-то новая компрессивная форма, близкая к афористичности. Но автор ставит вполне позитивистскую задачу, он здесь не нарушает коммуникации. Другое дело, если бы мы немного изменили текст, например, таким образом: ''Слово – пяльцы; слово – лень; слово – тень''. В таком случае мы сразу уходим из степени доверия к слову и демиургическому мастерству в степень глобального недоверия, или абстракции. Эта степень увеличится, если мы преобразуем произведение в абсурдном ключе. Вариантов здесь может быть множество. Этот путь известен по Крученых, который поименовал Хлебникова Иудой и Азефом, то есть предателем и провокатором.

Крученых требовал доведения эксперимента до предела. Он полагал, что можно дойти до нулевой степени смысла. И, возможно, не догадывался, что его собственные тексты подвергнутся интерпретации. Однако он ошибся. Он сам попал в ловушку, поставленную для других.

Провокативность хлебниковской поэтики во всех ее проявлениях – в практической и теоретической – в неспециальности, ненарочитости. Иногда можно сказать, что он движется как будто не догадываясь. Настолько органично вырастает его поэтика, как та самая ''друза камней'', которая создает высшую гармонию.

Попробуем посмотреть некоторое количество примеров.

Хлебников, конечно, не просто пишет стихи, а создает новую систему поэзии. Он действует здесь в первую очередь исходя из потенциала русской поэзии как языкового явления.

Язык становится основанием новой поэтики, в то время как раньше основанием служили тематика, формы, жанры. Отдельное слово уже несет в себе поэзию («слово как таковое»), отдельный звук – уже поэзия.

Он предлагает действовать «наималами» («наимал слуха», «наимал ума»), то есть мельчайшими единицами. Через наималы можно, по его мысли, проникнуть в ЗА-слово, найти прямой вход в денотат, в означаемое. Его поиски в этом направлении оказываются родственными лингвистическим поискам – от Фердинанда де Соссюра до Бодуэна де Куртенэ. И поскольку это был поиск поэта – филолога – историософа – орнитолога – математика в одном лице, то многие его произведения становились своего рода поэтическими трактатами. Он был как бы новый Аристотель, Буало, Ломоносов. Но при этом он не именовал творения трактатами и не строил их согласно традиции, как например Ломоносов выстраивал свой стихотворный трактат «О сомнительном произношении буквы Г в русском языке».

Так «Заклятие смехом» выглядит внешне как стихотворение и как именно заклинательный текст.

Хлебников вроде бы ставит перед собой формальную задачу – по «скорнению», «сопряжению» слов. Он работает с языком, стремясь максимально выявить возможности корневого гнезда, к которому принадлежит слово «смех». Из лексем в корневой связке Хлебников строит произведение, довольно сложно разработанное, в котором начальный посыл получает усиление видоизменением слова: мало того, что «смеются», но еще «смеются смехами», мало, что «смеянствуют», но делают это «смеяльно» и т.д. Это динамика стиха, а вот и статика – повтор одного слова: «Смейево, смейево». Таким образом создается гамма, веер возможностей смеха. И одновременно показывается возможность создания текста на однокорневой основе, когда повтор осознается как инвариант. Здесь это представлено в чистом виде, подобно кристаллу.

Другой вариант поэтического трактата предстает в известном «Бобэоби...»:  «Бобэоби пелись губы, / Вээоми пелись взоры, / Пиээо пелись броби, / Лиээй – пелся облик, / Гзи-гзи-гзэо пелась цепь. / Так на холсте каких-то соответствий / Вне протяжения жило Лицо».

Здесь два ряда: звуковой и логический. Левая сторона представляет собой чистое звучание, дающее настрой правой стороне – логической. Здесь двойное взаимодействие: чистый звук наполняется отсветом словесной логики, а последняя вбирает в себя приемы звуковедения. Поэтому правая часть интонируется и артикулируется в соответствии с тем, что задается в левой части.

Проработанность звукового ряда обостряет привычное звучание слов логического ряда, перестраивает слух. Известные нам слова мы как бы произносим и слышим впервые. Они отражаются в звуковых подобиях.

Так «на холсте» музыкальных и словесных соответствий возникает Лицо. И это лицо Гармонии, Природы, Бога, Гения, Автора, Читателя.

Звук и слово движутся, как параллельные прямые, вне протяжения и пересекаются в точке Лица.

Перед нами не только блестящее произведение, одно из первых в мировой практике звуковой поэзии, но и собственно трактат о новой поэтике. Трактат, конечно, лишенный объяснительных средостений, просто луч направлен на объект и все детали объекта укрупнены, преувеличены, чтобы мы могли их внимательно рассмотреть и запомнить.

Понимая, что «должен сеятель очей идти», Хлебников делает и записи пояснительного характера. Он пишет, в частности: «Слово живет двойной жизнью. То оно просто растет как растение, плодит друзу звучных камней, соседних ему, и тогда начало звука живет самовитой жизнью, а доля разума, названная словом, стоит в тени, или же слово идет на службу разуму, звук перестает быть «всевеликим» и самодержавным: звук становится «именем» и покорно исполняет приказы разума; тогда этот второй – вечной игрой цветет друзой себе подобных камней».

Здесь важно, чтодруза – группа сросшихся друг с другом кристаллов, напоминающих цветок. То есть Хлебников выявляет кристаллическую природу словесного поэтического искусства.

Напряжение между словом-звуком и словом-понятием поэт разрешает различными путями. Один из них – обращение к палиндрому.

Палиндром он трактовал «как отраженные лучи будущего, брошенные подсознательным «Я» на разумное небо». Это сокращение пути к подсознанию из подсознания. Звуковой состав палиндромической строки  обострен, и в этом как раз состоит смысл – пробуждение звукового отклика.

Хлебников впервые в русской поэзии применил палиндром в качестве строительного материала для стихотворения большой протяженности. В 1920 году он напишет таким стихом целую поэму «Разин» и окончательно узаконит палиндромическую форму в русской поэзии, во второй половине века палиндромические стихи станут непременной частью российского поэтического пейзажа (совсем недавно они нашли отражение в музыке, в начале 2010 года легендарная группа «Аукцыон» представила новое сочинение). Догадка о палиндромии как устройстве стиха имела еще одно разрешение – выход к анаграмматизму в письменном выражении и к паронимии – в звуковом.

На этом принципе построено почти целиком стихотворение «Пен пан». Анаграмматический метод используется во многих вещах, но здесь особенно нагляден.

Хлебников вслушивался в музыку речи, улавливая мельчайшие звуковые оттенки перетекания из одного слова в другое. Он овладевает внутренней формой слова настолько, что кажется, будто эта форма содержится в поэте изначально.

Но на этом его поиск не кончается. Он создает каждый раз новые произведения-концепты. Очень важны для понимания того, что делал Хлебников, два таких произведения-концепта в сильнейшей компрессивной форме. Приведем их: «Когда умирают кони – дышат, /  Когда умирают травы – сохнут, / Когда умирают солнца – они гаснут, / Когда умирают люди – поют песни.

Разумеется этот текст может восприниматься как лирическое стихотворение, но под видом лирики здесь скрывается описание целого мироздания. И в то же время это своеобразное руководство по экономии средств в поэзии. Как можно, сокращая словесное пространство, добиваться наибольшей выразительности.

Еще один текст обращает нас к литературе: «О достоевскиймо бегущей тучи. / О пушкиноты млеющего полдня. / Ночь смотрится, как Тютчев, / Замерное безмерным полня».

И здесь мы снова видим высокую степень компрессии. Четырьмя строками охвачен космос русской литературы, рожденной в 19 веке и живущей уже вне времени и пространства, покрывающей собой замерное. По сравнению с предыдущим текстом здесь важную роль приобретает необычная неологизация – «достоевскиймо» и «пушкиноты». И опять перед нами непредсказуемость гения, который каждый раз находит индивидуальную форму для выражения невыразимого.

Незадолго до физического ухода из относительной действительности Хлебников написал довольно простое произведение  «Еще раз, еще раз...», в котором предупреждал взявших «неверный угол сердца» к поэту, что они могут разбиться о камни, о подводные мели... Поиск верного угла сердца к Хлебникову не закончен, он продолжается, как продолжается воздействие его поэзии,  иногда  самыми неведомыми путями. 

 -----------------------------------------------------------

 

Крупнейший французский велимировед профессор Жан-Клод Ланн вот уже много лет своими действиями активизирует интерес к Хлебникову во Франции. Известны его переводы текстов поэта, многочисленные исследования. К 125-летию поэта Ж.-К.Ланн вместе с поэтом и переводчиком, редактором журнала «Europe»  Жан-Батистом Пара, подготовили специальный номер журнала. Тексты Хлебникова здесь соседствуют с исследованиями.  Как классическими – Ю.Тынянова, Р.Якобсона, так и современными. Среди них наш постоянный автор Сергей Бирюков. Он принял участие в презентации номера «Europe»  в главной библиотеке Лиона, фонд которой пополнился Журналом ПОэтов № 11(23) «Радары радости». В этот же день в Университете Лион-3 прошел семинар по  авангарду, на котором выступили с докладами С.Бирюков и  Р.Гейро.

 

----------------------------------------------------------------------------------------

Елена Кацюба «Хлебников в кубе»

------------------------------------------------------------------

 

-- Людей Посмотреть, себя ПОказать –

 

 

ФЕСТИВАЛЬ  В  БРЕДУ^А

 

 

Поэтическая группа ДАстругистенДА, организованная пять лет назад во время Стружских поэтических вечеров в Македонии поэтами Сергеем Бирюковым (Россия/Германия), Филипом Меерсманом (Бельгия), Питером Во (Англия/Австрия) и позднее примкнувшим к ним музыкантом и поэтом Ливеном Веркаутереном (Бельгия), имеет на своем счету несколько громких акций на фестивалях в разных странах Европы. И вот сейчас группа приняла участие в крупнейшем фестивале кино-андеграунда и трэша, который в пятый раз прошел в голландском городе Бреда  8-12 сентября 2010 г . Устроители фестиваля впервые решили пригласить поэтов и начали с наиболее радикальных.

 

От Брюсселя до Бреды можно за час доехать на машине или за двое суток пешком добрести. Как это делали наверно персонажи картин Питера Брейгеля Старшего, которого угораздило родиться в Бреде. Но мы ехали на машине, и по дороге я растолковывал друзьям многообразные значения слов ''бред'', ''брести''. Саунд-поэты очень чутки к фонетике.  Филип и Питер моментально откликнулись на мой бред, и вскоре Бреда пошла склоняться на все лады, тем более, что окончание ''да'' прямо указывало на дадаистское происхождение наших перформансов. На въезде в Бреду мы уже имели несколько вариантов текста. А тут подоспел еще один участник нашей группы – Ливен, который сходу включился в игру: '' да-ду-ды-дэ-ди-до''. И приехавшая вместе с Ливеном звукотехник – американка Мелиса Дао – не могла быть в стороне уже звучанием фамилии. Вот так воспевая Бреду мы дружной компанией подошли к театру ''De Boulevard'', где в соответствующем фестивалю кафе клубилась артистическая публика.

Первой встреченной оказалась знаменитая бельгийская саунд-поэтесса, перформер и режиссер Майя Янтар, работающая на полдюжине языков. Родом она из Польши, поэтому сразу оценила наши фонетические экзерсисы с бредом и Бредой. Тем более, что несколько лет назад мы уже объединялись с Майей в одном фонетическом концерте в городе Генте. Кофе, знакомства, переход на другую сторону улочки, где раскинулось мощное и невесомое современное здание городской библиотеки. В одном из залов тут же началось обсуждение разных видов искусства, представленных на фестивале: фильм, перформанс, поээзия.

Признав, что все виды и жанры хороши, кроме скучных, отправились перекусить в ресторанчик при театре, где дискуссия и продолжилась, включая обсуждение немудреных блюд, вроде тыквенного супа и рыбы с картофельным пюре.

После этого обеда/ужина посмотрели лайф-фильм, который снимался и проецировался на экран в реальном времени. Это оказалась грандиозная и остроумная пародия на современную поп-культуру и поп, стало быть, жизнь.

И поздно ночью сели за план собственных выступов на завтра. Утро началось с похода в неожиданно объемный магазин маскарадных и карнавальных костюмов, где мы выбрали подходящие аксессуары для уличных чтений.

Вооружившись легкой раскладной лестницей, шумовыми инструментами, в красных комбинезонах, распевая новые гимны в честь Бреда, взбираясь на вершину лестницы, соскакивая с нее...  При этом Ливен проделывал рискованные гимнастические упражнения, аккомпанировал декламаторам на саксофоне. Субботняя  публика, сидящая в открытых кафе, была достаточно заинтригована. Но это было не все! Во дворе библиотеки должны были состояться нешуточные поэтические бои на самом настоящем боксерском ринге. К этому времени была уже отстроена аппаратура. Поэтические тексты взлетали и падали  вместе с фигурами поэтов боксинга (разумеется,удары наносились только словом, иначе бы это был уже не поэтический ринг, а обычный бокс). На ринге постоянно шла смена: двое боксируют, один судит и один на вершине лестницы в качестве комментатора. Публика завелась по-настоящему. Директор Фестиваля Пауль Хагенаарс (Paul Hagenaars) потом сказал, что поэтический боксринг нашей группы был одним из самых впечатляющих зрелищ. А в тот день помимо боксинга был еще перформанс в память событий 11 сентября.

 

Сергей Бирюков

------------------------------------------------------------------

«Наш кочень очень озабочен:

Нож отточен, точен очень!»

 

Велимир Хлебников

 

 

Алина Витухновская

друг ДООСА

 

 

* * *

Мокрого ужаса протянутое в небытие недоумение носа

Умение оставаться в кульке, при абсолютной развернутости  чего бы то ни было.

Изнутри все так, словно будущее параллельно неким укромным местам.

А снаружи уши тревожной собаки дрожат,  как восклицательный знак вопроса.

 

Вопиющее недоумение возмущенной совы.

Вымышленного пингвина уводящие не туда следы.

Беспощадные (кое-кто), уходящие от одиноких зверей.

Нерифмующиеся строки распада еще одного отдельного мира.

 

 

* * *

Музеи немеют наводненьем поэтов.

Маузер озирается, расстреливая старье.

Изымая у арестантов талант, оставляют ущербную немощь.

Украдут по рецепту врачи память своих пациентов,

А потом на чужие кошмары заменят ее.

 

 

Рисунок Кристины Зейтунян-Белоус

 

------------------------------------------------------------------------------

 

Галина Мальцева

ДООС – стреказелла

 

--------------------------------------------------------------------

 

-- ПРОЗ_ыРЕНИЕ --

 

 

Валерия Нарбикова

ДООС

 

 

…И  П У Т Е Ш Е С Т В И Е

 

Роман. Начало в № 23-25

 

 

Господин Ив стал в что-то очень быстро говорить по-немецки, показывая на противоположный берег и на мостик через речку. Они его не понимали. Тогда господин Ив на плохом английском языке с трудом объяснил, что на том берегу есть маленькое кафе, и он  их приглашает выпить кофе вместе с ним. Причём, из его  объяснения выходило, что мост под рекой, а кафе «в» улице с домами, но  хозяин лично  знакомый в дверях стоит каждый день в другую погоду.

– Хотите? – сказал господин Ив. И они вместе направились «через воду», как по-немецки сказал Серёжа, «в такой прекрасный день» по словам Кисы по-русски, и далее по-английски: от солнца без зонта, надеясь, что погода пройдёт мимо, пока маленькие машины, которых на часах чуть-чуть, уехали навсегда.

В кафе стоял бильярдный стол. Молодой человек играл сам с собой. Из Сережиного объяснения трудно было понять, в чем заключается его работа. Поучалось, что он держит карандаш в руке и делает предметы на бумаге.

– Он не художник, – оказала Киса. – Он работает.

Но господин Ив так и не смог попять, что за загадочная работа у Сережи. И когда Сережа отошел к бильярдному столу, господин Ив сказал Кисе: «Я буду здесь в двенадцать завтра. Вы будете здесь в двенадцать завтра?» И Киса сказала: «да».

Время летит. Но у него нет крыльев. Оно не прилетит обратно. Оно даже на лето не возвращается, чтобы гнездиться у себя на родине. У него нет родины. И у него нет потомства. У него нет времени на это. Оно сделано из нечего, как небо. И невозможно понять вот что: если там дальше (в небе) – ничего нет, то  ч т о  там? Что? Это пустой вопрос. А может там так же пусто, как этот пустой вопрос. Женщины и мужчины. Женщины дают. А мужчины берут. «Она дала, она не дала, она тебе дала? – не дала».  Александр Сергеевич, вы защищали свою честь? честь вашей жены и была вашей честью? Но ведь господин Д. хотел сделать с вашей женой то, что вы сами делали с чужими женами. Или с чужими можно, а с вашей нельзя? или только вы любили, а больше никто не любил, или только вы ревновали, а больше никто не ревновал, или любовь – это то, что только и бывает у одного только человека, а больше ни у кого. И это тот человек, который любит в данный момент. И если бы нашлись любители, которые любят считать, то вдруг нашлись бы и такие, которые бы подсчитали, что в данную минуту есть только один человек на всей земле, который любит. А в следующую есть только один, но другой, а в следующую – другой, и любовь оказывается бесконечной за счет присутствия человека, она бесконечна сама по себе, а любовь в человеке конечна сама по себе.

А что, если вместо дуэли провести пресс-конференцию на тему: 0 доблести, о  подвигах, о славе; на тему – чем больше женщину мы больше, тем меньше мы поменьше ей; но кроме шуток, за измену можно убить! можно так убить, убить и все! можно убить и ещё раз убить! а можно и не убивать, не убивать и всё. А ведь ревность – это орган, у этого органа есть усики и рожки, этот орган расположен между сердцем и желудком, и когда сосет под ложечкой и стреляет в ухе, этот орган ещё спит: и усики и рожки; и даже когда горло болит – это не ревность, и когда сердце – тоже нет, и голова, и нога – это все не то, этот орган даже не омывается кровью, не выполняет ни одной полезной функции, в нем нет ни грамма серого вещества, но он материальный этот орган! его можно наблюдать по ночам, даже на вокзале, в привокзальном буфете, ворочаясь между сердцем и желудком, он так ударяет в голову этот омерзительный орган, что все подробности всплывают у стойки, в этом органе есть специальный мешочек для обсасывания деталей, этот мешочек не чистоплотный, грязный, серый, но железный, как железо, и нежелезный, как нервы.

Женщинам нельзя поднимать тяжести, а мужчинам можно, собакам нельзя есть сладкое, а людям можно, птицам нельзя орать по утрам, а детям можно, и клетку с птицей можно закрыть тряпочкой, а кроватку с ребёнком нельзя. Потому что дети  профессионально орут, а женщины профессионально носят пушинки, а мужчины – булыжники, и с древнейших времён произошло распределение профессий: кому что можно и кому что нельзя. И есть даже такие профессии, на которые люди согласны. Условно и профессионально. Сниматься голыми в кино – профессионально, сидеть без денег – условно.

Киса любила Александра Сергеевича  безусловно, но если бы он был Пушкин, она бы любила его ещё больше. Он был мужем. И если это можно назвать профессией, то он, безусловно, был профессионалом. Даже когда он не мог уже выносить Кису как муж, и готов был застрелиться как человек, он оставался мужем до конца, он оставался профессионалом. Всё-таки Пушкин был поэтом, но не мужем. На кого он оставил жену! на другого мужа! а детей! на кого он оставил детей! Нет, Александр Сергеевич  Пушкин был поэтом, а вот  Александр Сергеевич – был  мужем. Хотя кто знает, может, А.С. Пушкин был и мужем, и отцом, и поэтом, может, он был – наше всё. А вот Александр Сергеевич не был отцом. Не был поэтом. И даже не был  мужем, в том смысле, в котором был Пушкин, то есть  на дуэли бы не погиб. Но зато Александр  Сергеевич был не третьим мужем, а вторым, и имя у него было  как у Пушкина – Александр  Сергеевич, и он никогда не был мужем сестры, потому что у Кисы не было сестры, он был профессиональным мужем. И даже когда он как человек, Александр Сергеевич, не выносил Кису  как человека, он оставался мужем, И даже когда он как мужчина ненавидел Кису как женщину, он оставался профессионалом. И когда он как любовник обожал Кису как любовницу, он был профессионалом.

Полдень. Блестит река. Поезд с Александром Сергеевичем приходит сегодня в пять вечера. Вокзал совсем в другом направлении. Киса шла в кафе, вдоль реки, через мост. Кафе по ту сторону реки, а вокзал по эту. И Александр Сергеевич приедет по эту сторону реки, а господин Ив будет её ждать по ту сторону. С Александром Сергеевичем они не виделись месяц. Почти месяц. А до этого они неделю провели вместе, а до этого месяц провели отдельно. Друг без друга. Как будто он в плавании, а она на суше, или она в плавании, а он на суше. Они оба на суше. Но это разная суша. На этой суше нацарапана граница, кривая, с лесом вдоль границы, полем, речкой, даже небом, даже с луной на границе. Со всем набором. Какой чужой город! абсолютно чужой, просто восторг! В нем нет русских домов. С какой стати. У русских людей пачка стихов.  Здесь не бывал Блок, Даже Пётр I. И русского духа нет. И  в помине. Нет языка. Вообще не говорят. Щебечут. Как их легко не понимать! Загадочная вещь. Здесь зимой нет зимы. Прохладно. Пусто. Муха присохла к стене. Дама застыла в окне.Хозяин кафе. Наверху его квартира, а  внизу кафе. Квартира большая, он её сдаёт. А сам снимает маленькую. В ней и живёт. А тот, кто сдаёт маленькую, живёт совсем в маленькой. Он на это и живёт. А тот, кто сдаёт совсем маленькую, он совсем нигде не живёт, так, у одной дамы, с которой он живёт. Вот это жизнь! А странно, что из двадцати одной розы наутро не завяла только одна. Почему?

Господин Ив сидел за столиком  в глубине кафе, в самом тёмном углу. И он увидел Ксению, она его – нет. И он смотрел на неё, а она на  него – нет. Сильный удар. Закатится – не закатится. Готов. В сетке

Ещё раз. Киса остановилась у бильярдного стола. Мимо. И она прошла мимо. Господин Ив встал. Нечего сказать. И он улыбнулся. Слов нет.  Отсутствие общего языка. В буквальном смысле, натурально. Нет общих глаголов. Не – раз, два, три.

И того нет:

Я вспомнил  вас и всё былое,

я памятник себе воздвиг...

я из дому вышел, был сильный мороз.

А он живёт около этого кафе, внизу за улицей после дождя, во время последнего времени, после второй мировой войны, во время обеда, но только вместо третьего этажа сломалось дно у пола,

– ты понимаешь меня?

– конечно.

А она живёт в Москве, в которой есть дверь. Она открылась летом шесть лет назад. И прямо в Москве она живёт целую вечность. Как только  Москва родилась. Она родилась зимой. За два года перед тем, как родился брат. Нет, она не работает в кино, нет, она пишет стихи, нет, их не переводили на английский, да, она выпьет вина.

Как же назывались те голубые, мелкие цветы, которые всё время рассыпались у Кисы в руках, потому что она боялась прислонить их к себе из-за того, что букет был огромный и мокрый, и поэтому птичка, о которой всё еще продолжал рассказывать господин Ив, кажется, уже проглотила камень, и вроде бы господин Ив взял Кису под руку, когда они переходили через дорогу, и букет накренился так, что если бы  не мастерство голландских спортсменов, шхуна бы перевернулась, и они бы не пришли к финишу первыми. И вроде бы эта птичка не имела никакого отношения к свиданию к Ксении и господина Ив, как собственно гордый  С В А Н, давший приют беженцам, с  наполовину отстреленными руками, не имел никакого отношения к любовнику Одетты. Этот  С В А Н  жил в горах, так высоко, что почти у самого неба, почти под луной, прямо среди звёзд. И он был – народ.Так, держась за букет, они перешли через дорогу и поплыли дальше – к дому господина Ив. Там, в его квартире – деловые люди. Три человека. Очень важный разговор, который займёт пять минут, а потом господин Ив приглашает Ксению на обед в один ресторан, тут недалеко, полчаса на машине, очень далеко пешком, ей там должно очень понравится, очень красиво, очень интересно, а разговор нельзя отложить, потому что птичка может сдохнуть.

– Хорошо, – сказала Ксения.

Это был третий этаж без лифа, кажется пяти-шести-огромно-сталинского дома. Поднялись. Это была пяти-шести-комнатная квартира. В полном беспорядке стояли чемоданы, кресла, связки с книгами, сундуки, старый гоночный велосипед опирался рулём и продавливал шёлк небольшой японской ширмы. Киса спросила, и господин Ив ответил, что он только переехал. Да, он живёт здесь всего лет семь. Можно сказать, всего лишь миг. А можно спросить, сколько же тогда ему лет, если семь лет пролетели, как миг.

На полу лежал матрас. Киса попыталась уточнить, какое количество прожитых лет приходится на зиму, и сколько раз он обедал с чемоданами на матрасе, не боясь порвать, и она похлопала

по сиденью велосипеда. Господин Ив не понял вопрос и извинился за беспорядок. Он сначала немножко проехал  вперёд и на секунду остановился.

Постоял. И с грохотом рухнул наширму, дефлорировав шёлк ручным тормозом, выбив у Кисы из рук букет, он гильотинировал его спицами. Он – это был он, гоночный велосипед. Под разорванным шёлком была газета. Иероглифы. Невозможно ничего понять. До революции 80% в России были безграмотны, т.е. не читали газеты. Сейчас все грамотные, т.е. все читают газеты. Кажется, эти цветы называются... Но какое значение имеет название этих цветов, если безграмотными в России так и остаются восемьдесят  процентов, несмотря на то, что они умеют читать газеты.

Птичка сидела в клетке и была птицей. Как морская свинка, но только с крылышками и с клювом. Кажется, она подыхала, эта птичка-свинка.

Господин Ив просунул в клетку палец и дотронулся до птички. Она не шевелилась. Он погладил её по затылку. Она сидела как чучело. Как будто она была набита  тряпками. Как будто у неё не было сердца. Так бессердечно она сидела. Она не была беркутом, гордым и красивым, парящим над землёй. Она не была ласточкой, ласковой и нежной. Но вдруг птичка вдохнула воздух свинячьей мордашкой, расправила крылья на толстеньком розовом тельце, вскрикнула по-свински: воды! воды! Ей подали воды.

 

 Старинная китайская сказка

 

в далёком жёлто-голубом Китае, жёлтом, как песок, и голубом, как небо, случилась однажды в магазине одна история. Хозяин магазина, бывший лимитчик, а к тому же он ещё сидел в тюрьме пятнадцать суток за хулиганство, а в школе его выгнали из комсомола, он был матерщинником и второгодником. И вот этот хозяин магазина купил лягушку, зелёную, как лягушку. А сам он был хитрый, как змея. А у него жила змея, мудрая, как хозяин магазина. У хозяина была молодая жена, прекрасная, как пятнадцать лет. И однажды змея  проглотила лягушку. А потом так больно укусила жену хозяина, так ядовито, что та умерла прямо на месте. И хозяин прямо на месте зарубил змею. А внутри змеи была лягушка, разрубленная пополам вместе  со змеей. А внутри лягушки был камень, прекрасный, как бриллиант. А это и был бриллиант на самом деле. И хозяин задумался. Он думал и думал о смерти: лягушки, змеи и жены. И он пошёл в соседнюю лавку к одному скупщику драгоценностей и продал ему камень. И на вырученные деньги он устроил бриллиантовые похороны жены, печальные, как пятнадцать лет. А после этого он внезапно разбогател. Откуда, спрашивается, пришло  к нему богатство?

 

Один из деловых людей погладил птицу и завернул что-то в тряпочку, что было под птицей. А что это было? Это был бизнес. А деловой человек был бизнесменом. И только после того как деловая операция была закончена, клетку с птичкой накрыли покрывалом. Ей, птичке, нужен покой, ресторан, берег моря, девочки и танцы. У неё через неделю – трудная неделя, спи, моя радость, усни.

Автомобиль господина Ив был с помятым крылом. Вчера помял. Металл, как помятая бумажка. Дождь.

На церемонии дождя, которая иногда начинается с утра, как служба в храме. Резкий дождь. Внезапный. И казалось, что эта часть автомобиля может размокнуть под дождём. Железное небо. Даже стальное. Без единой тучи. Не может быть, чтобы дождь был сделан из вода. Он – из металла. И эти острые летящие спицы могут проткнуть насквозь. А изнутри автомобиля, через стекло было видно, что этот железный дождь сделан из воды.

Что такое глаза? Из чего они сделаны?

из – соринки в глазу,

из – солнца – бьёт в глаза,

из тьмы – хоть глаз выколи,

из – я вижу собственными главами.

Поехали. Движение. Стёртый пейзаж. Даже протёртый до дырки  в этом пейзаже. И вот сквозь эту

дырку – от резкого тормоза не раздавить белку – дыру, единственно-настоящую в этом пейзаже, была видна откуда-то взявшаяся между домами дорога, уходящая вверх. Из чего была сделана эта дыра по- настоящему? Из проглядывающего сквозь нее пейзаж? Нет, не было никакого пейзажа в дыре. Дыра была дырой. В дыре была дара из себя самой. Но где в дыре была дорога? Жил-был один человек. Он жил в одном царстве. И жила-была  одна девочка. Где жил этот человек? Где было это царство? Где жила-была эта девочка? – ваши стихи – наяву написаны,  наяву в газете раньше, чем всегда? Скорее всего, этот вопрос этот вопрос обозначал, печатала ли Ксения свои стихи. Она поняла слово «стихи» и ответила; «можно читать». – «Пожалуйста», – сказал господин Ив.

Ресторан был таким домиком, к которому посетители подъезжали со стороны озера. И маленький лесок, даже  без мужиков в лесу. А ветер резкий  как ветер. Они поднялись  на второй этаж. Ни одного посетителя.

Окна были расположены низко. И только когда они сели за столик, напротив каждого открылся вид из окна. Окно было рядом с Ксенией. Небольшое окно, прямо на  уровне её головы. Потом стена. И точно такое же окно на уровне головы господина Ив. И когда она посмотрела в своё окно, это был именно её вид из окна. И Ксения заговорила по-русски именно об этом. Потому что это её поразило. Господин Ив не видел той части озера, которую она видела из своего окна. И той части леса и части неба, и полчасти человека, который удалялся. Он ничего не понимал из того, что она говорила. О великий, могучий, русский язык! Ты ещё более великий и могучий тогда, когда например один человек говорит, и всё так и возвращается к нему самому. Но ведь он не сам с собой  говорит. Он говорит для другого человека. Но ты, великий, могучий, русский, не доступен для того, кому он это говорит, он тебя не понимает, язык. Он на тебе, великий, даже не может заказать меню. Он на тебе, могучий, даже не может предложить снять пальто. Он на тебе, русский язык, даже не может дать имя дереву, которое так и растет напротив  окна, безымянное. Ты для него, русский язык, ну как не знаю что, просто про это даже нет слов на русском языке, вот ты что для него такое, русский язык.

И пока она говорила, и пока он слушал и не понимал, официант принес аперитив, потому что Ксения кивнула, когда минуту назад господин Ив предложил ей джин-тоник. Он позволил себе взять её руку. Её рука замерла как зверек в его руке. И если сильнее сжать, то этого зверька можно придушить. Но вдруг этот зверек каким-то образом вывернулся и юркнул в сумочку,

– Вот,– сказала Ксения, – хотите посмотреть?

И она показала господину Ив какие-то квадратики из плотного картона, скрепленные металлическими кольцами. Их было, кажется, четыре, этих фигур. И они составляли небольшую гирлянду.

– Что это? – спросил господин Ив.

Она повернула гирлянду в одну сторону, и господин Ив увидел перед собой треугольник. Она повернула гирлянду в другую сторону, и он увидел перед собой квадрат. «Как разрезать телефонную будку на сорок семь частей, чтобы каждому, поместившемуся в ней, было не обидно? – интересно», – сказал он. Но в эту минуту его намного больше интересовала не гирлянда, а её рука, так ловко манипулирующая гирляндой.

Неожиданно господин Ив встал, ничего не сказав. Он пересёк зал ресторана и исчез за дверью. Куда вела эта дверь? Прошло минут десять. Он не вернулся. И никого не было в зале, даже официанта, Когда Ксения подошла к этой двери, и некоторое время стояла перед ней, не решаясь её открыть. А когда открыла, то увидела небольшую комнату. Пустую. В ней никого не было. «Что за фокусы?» Белые стены и одна большая картина. И тут же господин Ив, появившись у Ксении за спиной, обнял её за плечи, повернул к себе и что  было уже настоящим фокусом  – поцеловал. Он поцеловал её в лоб. И потом спал целовать. Он целовал её щёки. Волосы. Он поцеловал её в рот. Он поцеловал её в губы.

Он целовал её в Москву, в пригород Берлина, в Африку, в Средиземное море, в яблоко, в грузовик, в подъезд, в жуткую жару, в штиль, в пушок над губой. И одной рукой он поймал обе её руки у неё за спиной. И он удерживал их, чтобы она не мешала ему целовать её в подбородок. В прилипшую к губе прядь волос. В Санкт-Петербург, о котором он читал у Достоевского в переводах, в мочку уха, целиком в Азию, в пустоту над головой, когда ей удавалось отклонить голову, в русский шёпот, в котором ничего не понимал.

И когда Ксения увидела у него на руке, которой он гладил её по щеке, такую маленькую толстенькую стрелочку,  приближающуюся к пяти часам, она всплеснула  руками и опять заговорила по-русски. Из всего сказанного, господин Ив понял только одну фразу, да и то сказанную ею по-английски:

– Я опаздываю.

О, возвращение домой. Домой. В свою немецкую квартирку, частичку родины. Там, как в рыбной икринке, навсегда заложена программа рыбы.

И сколько бы ни было таких икринок, таких квартирок по всему миру, родина – рыба. В этой икринке – квартирке, есть всё, что есть на родине, даже полутороспальная кровать, рассчитанная не на одного, не на двух, а на полтора человека, и у одного из полтора есть всё, что есть у человека – он симметричен, а у второго из полтора есть только створки неправильной формы и неравной величины, одна больше и толще, а другая является как бы крышечкой при ней.

Она опоздала на час. Александр Сергеевич вошёл в дом и не нашёл дома свою жену. От этого можно умереть в пустыне от жажды, дать пуделю по морде. А можно лечь и смотреть в потолок после того как Серёжа, встретив его, опустил глаза, а Александр Сергеевич лживо сказал ему: «пойду отдохну»..

Дойдет или не дойдёт та чёрная точка на потолке до трещины в углу. И терзать себя: «почему?». И даже Мейстер Экхарт что-то не успокаивает, а какой он молодец, как сладко читать его в дождь после е..., и как сладко он говорит, что вот есть бог и есть творение; и человек, он подальше от бога и поближе к творению. А вот если бы он, человек, забыл себя, говорит Экхарт, родившийся в 1260 году, а умер он, когда ему было всего 67 лет, то есть если человек откажется от самого себя, то тем больше он Бог, и тем меньше он творение.

Александр Сергеевич любил свою жену Кису больше бога, и если бы его спросил убийца, который может убить даже бога, кого убить? бога или Кису? он бы сказал ему – ради бога, только не Кису.

 

 

Фотокомпозиции Александра Лысенко

------------------------------------------------------------------------------

 

Алексей Торхов

ДООС – торозавр

Николаев, Украина

 

 

 

«НЕО»-ТВРАТИМОСТЬ

птицы стряхивающие с крыльев остатки неба…

пальцы сцарапывающие папиллярные узоры…

память вспоминающая о кнопке «delete»…

…

тянусь к детонатору…

твоего обнажённого тела…

…

пытаюсь припомнить своё завтра…

за секунду до взры…

 

 

«СКАЙ»-НЕР

ладони ползут облаками…

по куполам твоего храма…

считывают аритмию ереси…

непроизносимого имени…

замирают от сбоя…

комкающего молитву…

но допускающего жизнь…

на земле…

 

 

 

ДАВНЕЕ ПОВЕ(Т)РИЕ

семена по ветру…

имена по вере…

мысли на генетическом уровне…

…

посадить как сына…

вырастить как дом…

воспитать как дерево…

 

 

Рисунок Велимира Хлебникова

 

----------------------------------------------------------------------------------

 

 

-- Продолжение темы ПО № 20 «Ладья – Лад Я» 2006 г. –

 

 

Велимир Хлебников

 

 

Дети выдры

(фрагмент)

 

Дети Выдры играют на пароходе в шахматы. Площадь — поле шахматной доски; действующие лица: Пешки, Ферязь, Конь и другие. Видны руки Детей Выдры и огромные спички. Черные молчат. Белые говорливы.

 

1-я пешка

Тра-ра-ра, тра-ра-ра, тра-ра-ра.
Тра, ра, ра, ра —
Мы люди войны и удара.
Ура, ура!

 

2-я пешка

На зовы войны и пожарищ
Шагает за мною товарищ.
И с нами шагает беда!
(мрачно)
Да-да!

 

Предводитель

Возьми скорей на мушку
Задумчивую пушку.
Зовет рожок военный,
За мной идет отряд.
Молвою вдохновенной
Те пушки говорят.
У каждой свой заряд.

 

3-я пешка

Там-там,
К высотам!
Знамя там.

 

Конь

Скачу я вбок и через,
Туда, где вражья Ферязь.
Я ноги возвысил,
А уши развесил.
Меж вражеских чисел
Кидаюсь я, весел.

 

Ферязь

В латах я. Пусть
Нами башня занята
Не та.
«Ура» так просится к устам!
Победа все еще не там!
На помощь иду я
К усталым отвагам
Ускоренным шагом,
Воюя и дуя!
В кровавых латах прочь мы вы<й>дем
И сколько люда не увидим.

 

Черные молчаливые

Зирин! Зирин!

 

Черные

Мат!

Шахматы складывают в коробку.

Сын Выдры

Вот и все.

--------------------------------------------------------------------------

 

Иштван Орош

Будапешт, Венгрия

 

 

Шахмацветы

 

 

 

Сыграла в цвета по-русски Татьяна Бонч-Осмловская

 

--------------------------------------------------------------------------

 

«…Мы мчимся, мы мчимся, тайничие,
Сияют как снег волоса
На призраках белой сорочки.
Далекого мира дайничие,
Нездешнею тайной войничие,
Молчебные ночери точки,
Синеют небес голоса,
На вице созвездия почки,
То ивы цветут инеса.
Разумен небес неодол
И синяго лада убава,
И песни небесных малют.

Суровый судьбы гологол,
Крылами сверкнет небомол,
А синее, синее тучи поют,
– Литая летает летава,
Мластей синеглазый приют,
Блестящая солнца немрава».

 

Велимир Хлебников «Ангелы»

 

Тамара Приходько

 

 

Ангелы Бориса Лежена

 

 

Говорят, что у каждого из нас есть ангел-хранитель. Похоже, скульптор и поэт Борис Лежен  ощущает это особенно явно в тех сферах, где светлый покой, тишина, в которую вплетается лишь шорох  невесомых крыльев  наших хранителей. Лежен стремится  приоткрыть эту тайну, сделать ее зримой. Он постигает сам и  помогает понять нам, что мир не  вещественно-плоский, он – иерархичен, многогранен. Земное воплощение этой модели мироздания открылось художнику в восходящих к небу террасах виноградников. Вот она – связь земли и неба, одушевленная животворной кровью  триединого создателя. Лежен в отличие от обратной и от линейной перспектив открывает перспективу вертикальную, восходящую, – иерархическую, как говорит он сам. Может быть, она и есть самая древняя, исконная… Его ангелы спустились на землю и обрели ощутимую плоть, чтобы люди поверили – есть у них небесные покровители, а в высшем замысле Господь создавал их по своему образу и подобию.  Лежен выводит воплощенных в бронзе ангелов из стен храма, и в каждую местность  они являются в близком коренным обитателям облике. Фигуры его ангелов установлены в не только в  провинциальных городах Франции, но и в Люксембурге.  Художник воплощает связь  высших сфер с земной жизнью, которая – он уверен – неотделима от иерархической небесной перспективы.

 

Париж, галерея «Русский мир».

Октябрь, 2010.

 

--------------------------------------------------------------------------

Виктор Клыков

ДООС – австрозавр

Вена, Австрия

 

 

ВЕЛИ кому – МИР а ХЛЕБНИКОВ у

 

Ожидаю ВДОХНОВЕНИЯ

утром – солнца из небес

начитавших ВЕЛИМИРОВСКИХ

ОЗЕРСТАНСОВ – светлый лес

 

и ОНО приходит ДАРНОЕ

вместе с солнечным теплом

до чего же жизнь  отрадная

рядом с РЫЖЕВЫМ ЖУРЧАНИЕМ

рядом с ры...ЖИВЫМ ТЕПЛОМ!

 

 

Дождь

 

 

Дощь дощь

          шумит дождь

капли шипят

          шуршат змеят

сползают по склепу плаща.

 

Без головы я ща

лишь шляпа

            очки и борода

иду согнувшись

                 трепеща

немощьсвою

              таща ща.

 

Раздвигая череп

                    треща

появляются

          раскрываются

глазки глаза

            глазища

      чего-то ища.

 

Кажется я

        хочу борща

нос раздувает ноздри

                    ища

я нахожу запах борща.    

 

В громадной миске неба

                     земля.

идёт из меня

          запах борща

кто-то сварил

             и ест ща,

проливая капли

               дожжа жа!

 

----------------------------------------------------------------------

 

Кристина Зейтунян-Белоус

ДООС

Париж, Франция

 

 

* * *

Пространства куб

сферическому небу

преподносил

уроки тишины.

 

 

* * *

Имя твое — фонтан

в саду чужих имен, всех прозвищ и названий.

Имя твое не смерть, нет — просто умиранье,

мучительное, сладкое как хмель.

И кружится во мне шальная карусель

бесчисленных твоих предназначений.

Когда-нибудь я все соединю,

я все солью в единое теченье,

открою смысл всего и наконец верну

и слух слепому, и глухому зренье...

В сырые листья слов я тело заверну.

 

 

* * *

Не все в подлунном мире тленно

Не разлагается душа,

Как килька в соусе Вселенной

Законсервированная.

 

 

* * *

Солнца ртуть в окаменевшем небе.

Черно-бело-красная душа

учится из золота молчания

извлекать свинцовые слова.

 

 

* * *

Собираю по тучам я корни дождя,

а воскресшая тень

тихо бродит

по мокрым и злым переулкам.

 

 

Красный лев

 

Угощая кефиром крылатого льва

не надейся пролезть сквозь игольное ушко, –

только мясом вырванным из себя

можно зверя насытить и то ненадолго.

 

И не рыком вольется он в кровь

а судьбой.

 

Красный лев воцарится в груди

легковерному сердцу взамен,

будет суд надлежащий вершить он

над праздной душой...

 

 

 

Рисунок Кристины Зейтунян-Белоус

----------------------------------------------------------------------

 

Велимир Хлебников

 

 

ЗВЕРИНЕЦ

 

(фрагменты)

 

Посв<ящяется> В<ячеславу> И<ванову>

 

 

О Сад, Сад!

Где железо подобно напоминающему братьям, что они братья, и останавливающему кровопролитную схватку.

Где немцы ходят пить пиво.

А красотки продавать тело.

Где орлы сидят подобны вечности, означенной сегодняшним еще лишенным вечера днем.

Где верблюд, чей высокий горб лишен всадника, знает разгадку буддизма и затаил ужимку Китая.

Где олень лишь испуг, цветущий широким камнем.

Где наряды людей баскующие.

Где люди ходят насупившись и сумные.

А немцы цветут здоровьем.

Где черный взор лебедя, который весь подобен зиме, а черно-желтый клюв — осенней рощице, немного осторожен и недоверчив для него самого.

Где синий красивейшина роняет долу хвост, подобный видимой с Павдинского камня Сибири, когда по золоту пала и зелени леса брошена синяя сеть от облаков, и все это разнообразно оттенено от неровностей почвы.

Где у австралийских птиц хочется взять хвост и, ударяя по струнам, воспеть подвиги русских.

Где мы сжимаем руку, как если бы в ней был меч, и шепчем клятву: отстоять русскую породу ценой жизни, ценой смерти, ценой всего.

Где обезьяны разнообразно злятся и выказывают разнообразные концы туловища и, кроме печальных и кротких, вечно раздражены присутствием человека.

Где слоны, кривляясь, как кривляются во время землетрясения горы, просят у ребенка поесть, влагая древний смысл в правду: — есть хоцца! поесть бы! — и приседают, точно просят милостыню.

Где медведи проворно влезают вверх и смотрят вниз, ожидая приказания сторожа.

Где нетопыри висят опрокинуто, подобно сердцу современного русского…

Где Россия произносит имя казака, как орел клекот.

Где слоны забыли свои трубные крики и издают крик, точно жалуются на расстройство. Может быть, видя нас слишком ничтожными, они начинают находить признаком хорошего вкуса издавать ничтожные звуки? Не знаю. О серые морщинистые горы! Покрытые лишаями и травами в ущельях!

Где в зверях погибают какие-то прекрасные возможности, как вписанное в часослов «Слово о полку Игореве» во время пожара Москвы.

1909, 1911

---------------------------------------------------------------------------------

 

-- Миру – миф –

 

 

Татьяна Бонч-Осмоловская

кандидат филологических наук

Сидней, Австралия

 

Падающие медведи

 

(из серии «Австралийские хищники. Не стань их жертвой!»)

 

 

Продолжение

 

Руу, солдат удачи

 

 

Давным-давно на просторах Австралии жило одно мирное племя. Они были настолько мирные, что соседи всегда обижали их и дразнились. И опоссумы их обижали, и коалы, и даже утконосы. Одни только рыжие крысы жалели бедных аборигенов и приходили к ним на огонек погреться и перекусить. 

Шли годы. Крысы росли, мутировали и становились полноправными членами общества. В праздничный день накануне Нового года, что праздновался посреди лета, старики племени торжественно посвящали крыс в воины – раскрашивали их рыжую шерсть в разные, преимущественно рыжие, цвета, нацепляли на брюхо большую сумку, а на передние лапы – боевые перчатки. После посвящения – новый член племени должен был прыгнуть выше головы, сделать стойку на хвосте и выпить море, в ритуальных целях заменяемое четвертью эвкалиптовой водки, – неофит получал тайное боевое имя: Кен Г. Руу, что на языке мирного племени означало «нехилая рыжая крыса с большим хвостом, владеющая набрюшным мешком и основами рукопашного боя, одетая в одежду, соответствующую сезону, чье имя совпадает с именем любого другого члена племени, является страшной тайной и не может быть разглашено никому чужому».

Наутро новообращенный Кен Г. Руу, по традиции жестоко страдающий похмельем и угрызениями совести по отношению к вскормившему его племени, записывался в солдаты удачи и навсегда покидал родные края.

Руу был идеальным солдатом. Мобильный, сильный, умелый, вскоре он становился незаменим как в рукопашной схватке, так и при паническом бегстве, как в опасной разведке на территории противника, так и в безобразном мародерстве.

Руу выходил на врага, вооруженный одними только боксерскими перчатками, в которых хранил самые дорогие и любимые вещи. Внезапно выскакивая на противника, Руу плотно садился на собственный хвост и точным апперкотом отправлял несчастного в нокаут, чтобы приступить к любимой фазе воинских действий – грабежу и разбою. Руу быстро лишал поверженное тело ценных вещей и исчезал с поля битвы в клубах красной пыли.

Аналогичную тактику Руу применял и в разведывательных операциях, нередко добывая бесценные сведения и другие предметы. После некоторых попыток извлечь их из Рууиных перчаток, его непосредственные начальники, обзаведшиеся лишь парой свежих кровоподтеков, оставляли все добро status quo, справедливо рассудив, что так оно целее будет.

Однако особенно хорош Руу был при отступлении. Он первым прибывал в лагерь, опережая полевую кухню, драгунов и маркитанток. Несколько раз он по ошибке вламывался во вражескую крепость, но тут же признавал свою вину и как ни в чем ни бывало продолжал воевать на стороне бывших неприятелей.

В конце концов он надоел всем. Австралийцы вспомнили, что на их земле отродясь не велось никаких войн, и прогнали Руу. Когда он попытался напомнить бывшим своим друзьям о веселых деньках и совместных рейдах, ему только смеялись в лицо, а под конец пригласили в уютный кабинет с белыми стенами и доходчиво объяснили, что существа, которое могло бы переносить в прыжке центнер веса на десяток метров в длину и пару метров в высоту по сотне-другой раз на день, в природе не существует, а если б оно и было, то потребляло бы столько энергии, что министерство обороны его кормить не собирается.

Так бесславно закончилась государственная служба Руу. С голодухи он принялся подрабатывать в зоопарке крысой-переростком; конкурируя с вомбатом и бандикутом, пытался подворовывать сумочки у беспечных туристов; скрепя сердце и поверхностные покровы, сотрудничал с кожевенной промышленностью. И наконец принялся писать мемуары.

Писательское ремесло – самое страшное из всего, чем он занимался в своей долгой жизни, говорит солдат удачи. Так же считают и его читатели.

 

Верблюд

 

 

Верблюд – самое крупное животное Австралии. На просторах австралийского континента верблюд встречается чрезвычайно редко, чему несказанно рады все остальные его обитатели.

Практически, уже долгое время верблюд существует в одном, единственном и неповторимом, экземпляре. Экземпляр этот родился в эпоху королевы Елизаветы, возмужал при королеве Виктории, и с тех пор все продолжает расти.

В молодые годы верблюд принимал посильный вклад в освоении Австралии, невозмутимо пережевывая остатки позавчерашнего завтрака и вдумчиво изучая процесс построения новой жизни под вечно-голубым небом зеленого континента. Когда ему надоедала беготня внизу, верблюд, изгибая длинную пушистую шею, опускался до одного с уровня с суетливыми строителями и извергал им на головы галлоны тщательно пережеванной пищи.

Однако с тех времен миновали века, пропорционально размеру тела вырос и ум верблюда, что неизбежно привело к возрастанию самооценки, категорическому отказу содействовать в эксплуатации его человеком и полному переосмыслению прошлого сотрудничества. Теперь верблюд существует самостоятельно, ограничивая общение с человеком краткими, но запоминающимися визитами.

С годами верблюд развил до чрезвычайности способность обходиться без пополнения запасов пищи и воды. Все дело здесь просто в начальных размерах этих самых запасов, которые верблюд, как существо терпеливое и экономное, расходует очень бережно. Но раз в семь лет даже самым бережно расходуемым запасам приходит конец, и меланхолический красавец преображается. В облаке пыли, песка, в шквалах ураганного ветра приближается он к выбранному поселению, ферме, деревне или поселку городского типа.

Избежать верблюда невозможно, как невозможно избежать цунами. Пыльным смерчем надвигается он на человеческое поселение, красно-серой тучей закрывает

солнце и перекрашивает небо, и навсегда стирает город с лица земли. Верблюд – существо мирное, жвачное, практически травоядное, не его вина, что с высоты его роста практически все: поля и дома, амбары и сельхозтехника, стада овец и охраняющие их собаки, все – трава. Челюсти верблюда пережевывают все живое, его желудки способны перетереть в пыль и белок все, что в них попадает, а в горбах верблюда поместятся запасы воды, прежде составлявшие годовую продукцию среднего размера водоочистительного заводика.

Местность, которую почтил своим посещением верблюд, топографы тут же перекрашивают в красный цвет, цвет земли Верблюда. Медленно, но неотвратимо, расширяет верблюд свои владения. Бороться с ним невозможно. Во-первых, это столь же осмысленно, как и борьба с энтропией, а во-вторых, существующий в единственном экземпляре верблюд давно внесен в Красную книгу и охраняется государством. Поэтому попытка борьбы с верблюдом расценивается государством как попытка уничтожить редкий вид и наказывается в административном и уголовном порядке, вплоть до поселения в местах поселения верблюда.

На сотрудничество верблюд не идет, припоминая человеку года прошлой, как это он называет, зверской эксплуатации. На уговоры не поддается, на посулы не покупается. Да и что можно предложить верблюду? Все, что ему надо, он возьмет сам. В следующий раз. Лет через семь, когда вы снова соберете урожай, запасете воду, построите город. Вот тогда – ждите в гости австралийского верблюда, и он обязательно придет к вам, ведь Австралия – такая маленькая, и уже почти вся – одна сплошная красная пустыня, а кушать хочется даже такому терпеливому и неприхотливому животному, как наш верблюд.

 

 

Домашний ужас чистоты и порядка

 

В жизни каждого взрослого австралийца наступает такой день, когда в его доме появляется змея. Она поселяется с каждым, независимо от его географического и социального положения, расовой и половой принадлежности, профессии и национальности.
Змея - тихое и незаметное в быту животное, передвигается практически бесшумно. И очень быстро. Вы никогда не знаете, где она находится. Можно только предполагать, что она затаилась в одной ей известной щелочке и оттуда внимательно наблюдает за порядком в доме.
Да, с появлением змеи в жилище австралийца воцаряются уют и порядок. Ни одна сумчатая крыса не рискнет переступить тот порог, за которым расположилась змея. Ни один гигантский таракан не отважится проникнуть к ней на кухню. Люди, и те с опаской заходят в собственную квартиру, напряженно ожидая, не покажется ли она из-за угла. Пока в доме спокойно и чисто - не покажется.
По ночам она выползает наружу и скрупулезно проверяет: все ли содержится в совершенном порядке? Идеальна ли чистота ковров? Нет ли пыли за дальним шкафом? Не раскиданы ли по полу книжки или игрушки? Ровно ли дышат хозяева в своих постелях?
А те, зажмурившись и старательно выдыхая, напряженно прислушиваются к тихому-тихому шуршанию и тонкому свисту, с которым змея сканирует территорию. Даже собаки и кошки не осмеливаются перечить змее, а покорно моются и причесываются каждый вечер - лишь бы та была довольна. Да что собаки! Даже цветы перед домом замедляют свой фотосинтез, когда она шелестит мимо, заглядывая в горшки, и распускают лепетки на легком ветерке, только когда она удаляется. Самые маленькие и несмышленные детеныши быстро понимают, в какую игру им играть не стоит, и покорно залезают в ванну, убирают игрушки и складывают одежду на место.
Что же говорить о взрослых мужчинах и женщинах! Да благодаря гремучим домоправительницам в Австралии самый низкий процент супружеских измен в мире! Уже за одно это женщины континента готовы поставить им памятник.
И каждое утро с радостью наливают теплое молочко в блюдечко на полу кухни. Змее ведь так мало надо, чтобы она была счастлива и совершенно незаметна.

 

Ужас, о котором позабыли компетентные органы. Но сам он ничего не позабыл

 

Имя им – легион, но это не инфернальные чудовища, хоть они и хотели бы представляться таковыми. Это – реликтовые филеры, в просторечье мухи. Филеры были завезены в Австралию либертинианцами-французами еще в те времена, когда земля эта не имела определенной государственной принадлежности. Открытая голландцами, обживаемая французами, исследуемая англичанами и населенная аборигенами, она представляла собой обожженную красную пустыню и лакомый кусочек для каждого зрелого европейского государства. Для слежки за вероятным противником изобретательные французы и использовали миниатюрных летающих шпиков – мух. Позже, когда Франции стало уже не до австралийских колоний, мухи вместе с прочим брошенным ими имуществом отошли британской разведке, и еще долго служили английской короне.

В эпоху тотального недоверия, в военные и послевоенные годы, мухи добросовестно исполняли свои обязанности, не спуская фасеточных глаз ни с одного, буквально ни с одного подозрительного лица. Они даже слегка переусердствовали, и с этих лиц, к которым осторожничающее правительство отнесло все взрослое, а также детское и коренное население континента, мухи не спускали не только глаз, но и рук, ног и прочих частей своего высокоструктурированного тела.

Предметы их слежки в ответ обзаводились шляпами-убийцами с привязанными к ободам камешками и без сострадания уничтожали сотни филеров, но мухи не сдавались и продолжали кружить, ползать, летать вокруг, проникая в малейшие щели. Они садились на лицо, на руки, залезали под платье, прилипали к мороженому и, храня верность присяге, героически тонули в остывающем чае.

Последнее время, разгул политкорректности и толерантности, вызывает у мух глухое отторжение и справедливую озабоченность – куда катится страна? – спросили бы они, обладай они даром речи и хотя бы рудиментами интеллекта.

Но – нет! Никто не прислушивается к ним в эпоху мультикультурализма. Департамент их расформировали, начальство уволили, так что летают бедные шпики по континенту без всякой моральной и материальной поддержки, на одном голом энтузиазме, и кусают, как озверелые собаки, без всякого вознаграждения, ведомые одним лишь внутренним долгом.

Начальство уволили, а их трудоустроить, как водится, позабыли. Да и к чему их, болезных, трудоустроишь? Что они делать-то умеют, кроме как залезать во все дыры и укромные уголки, от складок одежды до засохшего печенья?

Так и вьются они вокруг всего сущего, неприкаянные и неутомимые, и так и будут виться – а что поделаешь, мультикультурализм тут. Толерантность. Не уничтожать же их как класс, или что они там – вид, род – как завещали классики единственно верного? Сами мухи, впрочем, искренне надеются дожить, может не сами, может, хоть дети и внуки их, до новых счастливых времен всеобщей подозрительности, когда их благородный труд снова будет востребован и вознагражден.

Продолжение ожидается!

Он тоже живет в Австралии

 

Рисунки Кристины Зейтунян-Белоус

 

--------------------------------------------------------------------

 

«В гибком зеркале природы

Звезды – невод, рыбы – мы,

Боги — призраки  у тьмы».

 

Велимир Хлебников

 

 

Денис Безносов

 

 

рыба говорит по телефону

глаз съел чеснок
честно говоря здесь
пластмассовый пепел машет погремушкой мухам
человек без ног
засыпая просит раздеть
время а ему ха-
лат заикается девять десять
кремнем ремня ребра
корпус обра-
(за)скреблось
сквозь
кость в ось
косо
возь-
ми карта-
вость в полость
рта
поставь стеклянную челюсть в подстаканник
целясь в циферблат вареными буквами
бумажные рыбы парализованно стекали
по желобам в раковину рук к вам
          и
          их
          тих-
          ие хо-
          ть как
          ие-то хо-
          хоты тащ-
          атся щуря-
          сь каблука-
          ми спотыкая-
          сь о кишки шум-
          а под и камень в-
          ытерли вздох на-
          ты ноты тише цар-
          апая яблоки зрач-
          ков в очки кричат ч-
          етче точь-в-точь чут-
          ь-чуть точки чечетко-
          й скачет шершавый зву-
          к по коже ржавые ногти п-
          ричал на четверть ног ти-
          ной покрыт улитками язык-
          ов овальные вязы к овальны-
          м голубям головы в ванной ко-
          фейник летит в спальном мешк-
          е кошки ели кишки врача в парке
окурки в париках отхаркивая мозг в лужи
в зеленые канавы
гуляли под руку вдоль плоского заката
укутавшись в картонные костюмы травы
бездомные насекомые чувствовали себя лучше
чем механическая кукла говорящая за кадром
а мертвые дети вправляли богу суставы
стоя на коленях и говоря с ним на вы

 

 

Рисунок Кристины Зейтунян-Белоус

 

-------------------------------------------------------------------------

 

Яна Павелковская

 

* * *

Собирала тебя я по атомам,

По улыбкам и взглядам,

По кристаллам чистейшей радости,

Скорбным числам и датам.

 

Тротуарами, руслом асфальтовым –

Новым Нилом ходила,

Где меня вожделенно рассматривал

Красный глаз крокодилий.

 

В услуженье была и в изгнании,

Мыла косы чужие,

Чтобы господу милому даровать

Возвращение к жизни.

 

И теперь пробуждающим знаменьем

В полнолунье явилась…

Посмотри мне в глаза и узнай меня –

Я – Изида, Оcирис!

 

22.07.2010 г.

 

 

* * *

На деревянной лестнице сидеть,

Болтать ногами.

Суметь преодолеть земную твердь

Тремя шагами.

Опять в твоём молчании тонуть,

И удивлённо,

Смотреть, как я сама иду ко дну

Тьмы телефонной.

Твоё существование открыть,

Дышать тобою,

Как, поводя ушами, дышит рысь

Степной травою.

 

26.07.2010 г.

 

 

* * *

А это лето где-то не с тобой

В ладонь упало каплями рассвета…

Ты летопись души моей открой –

Я для тебя запомню это лето.

Стремительно дотронься до меня

При нашей встрече странно долгожданной,

Когда опять надумаешь менять

Влеченья, лица, города и страны.

И ты услышишь пение сверчков

В густой траве нескошенного луга…

(Так странно, что не страсть и не любовь

Нас не хранили раньше друг для друга.)

И ты увидишь, как летит земля,

Как скоры и легки её движенья,

И как порою трудно отличать

Свободу и любовь от пораженья…

Как Иван-чай соцветия ронял,

И бабочки летали у руля…

 

24.07.2010 г.

 

--------------------------------------------------------------

 

Вадим Рабинович

доктор философских наук

ДООС – доосозавр

 

 

Междуречье

 

 

Междуречье – два наречья,

Но молчанье впереди.

Справа – ангельское вече,

Слева – дырка от CD.

 

 

Тот, кто слева, манит-манит

В тёмный зык к исходу сил,

Тот, кто справа, тянет-тянет

В хоры стройные светил*.

 

 

Голубь снежный мой и нежный,

Когда лист росою свеж,

Нагули кулёк надежды,

Чтобы удержаться  меж…

 

 

Если время - мера мира** –

Подойдёт к концу, умру,

Как невольный сын эфира**,

Одинокий на пиру.

 

 

*М.Лермонтов.  

**В. Хлебников

---------------------------------------------------------------

 

Михаил Вяткин

 

 

* * *

Если Бы ЯСегодняУтром Поехал На Автобусе

           На Сто Десятом Автобусе

      Мне Бы Очень Захотелось Покататься

 

Я Бы Сел На Место У Окошка

Затаил Бы Дыхание

ПотомуЧто       И Старые       И Пожилые Липы

Испугавшись Ревущего Мотора       Вдруг Побежали Со Всех Ног

 

Если Бы ЯНеПоехал На Автобусе

Я Бы Тихонько Стоял На Остановке      И Ждал –

Ну КогдаЖе Деревья Начнут Бегать

 

Я Бы ТогдаПочувствовал Глаза       Которые На МеняСмотрят

Я Бы Почувствовал       Как Эти ГлазаСтановятся Небом

 

Как Сверху Спускается Знак       НЕШУМЕТЬ

Как Глохнут Моторы

Как Люди Снова Хотят Превратиться В Зародышей

 

--------------------------------------------------------------------------------

 

Анатолий Кудрявицкий

ДООС-прозостихозавр

Дублин, Ирландия

 

 

Охота в зафлаженном пространстве

 

Гэйл Хэйзлтон {курсивом}

 

 

Когда убивают волков
гибнут люди

их закапывают с волками

много позже
с могилы сбрасывают камень
откапывают скелеты
наутро хоронят их
завернутыми во флаги –

многоплечно
и многоплачно

флаги конфискуют
у живых

обесфлаженные
садятся на корточки
голые
несчастные
плачут коллективно
и частно
прикрывают руками
не то что прикрывают
голые люди

а дикую серую шерсть
что стоит торчком
торчком стоит
на груди и на загривке

 

 

Полупрозрачность

В глянцевом журнале
среди фатов и графов
фотография:
«разоблаченный шпион»

На снимке двое:
шпион
и референт министерства.
Здороваются,
обмениваются рукопожатием –

ныряльщики в сизые воды дня,
достигшие дырявого дна.

У одного
просвечивает туловище,
сквозь него виден
Александровский Сад –
вишни
и башни.

Он ли шпион?
Шпион ли он
(на какую пойман приманку?)
Или это дефект снимка?

А может, таковы шпионы и есть?
Или те, кто ловит их в сеть?

 

Рисунок Кристины Зейтунян-Белоус

 

--------------------------------------------------------------------

 

Антон Афанасьев

с. Боровское, Алтай

 

* * *

Есть одно стихотворение — «О чем поёшь ты, птичка в клетке?..» (наверное, ранний самый из известных текстов Хлебникова), оно созвучно мне, словно, собственное детство. Но вот что странно — я никогда не знал его на память до конца. Оно, однако же, едва произнесу начальные строки, звучит во мне полностью, а выпала из памяти добрая половина слов! Музыка. А строки, может, ни к чему? Нет, нужны. Они запомнятся.

 

21 августа 2006

 

------------------------------------------------------

 

Татьяна Грауз

 

 

театр вытеснения

        

мир кожи

         война кожи

        власть кожи

сладкое крошиво власти

теснит-вы

тесняет

глу

бинное-голу

бинное в человеке

а он –

теснит-вы

тесняет лу

бочного (по

бочного) бога

бо

лью не

из

реченной

 

 

* * *

и я была ребёнком земли

и из земли глазами земли-ребёнка

или это трава

или это исторгнутая тишина

и л и

  и л и

------------------------------------------------------------------

 

Марина Розанова

 

 

УСТАЛИ

(вариации)

 

 

эротическая

 

Уста ли

устали?

 

 

китайская

 

Уста Ли

Устали

 

 

металлургическая

 

У стали

Устали

 

 

* * *

Как астероид, затерянный в вечности,

смотрит на землю проекция куба Малевича

 

 

Елена Кацюба «Небу в кубе тесно» (циклодром)

 

------------------------------------------------------

 

Даниил Котов

Донецк, Украина

 

* * *

Сгорает день в огне заката,
Уносит ветер суету
И в космос ночь откроет врата,
Позволив видеть красоту
Далёких звёзд; созвездий бледных,
Среди которых есть они:
Герои вечных мифов древних,
Животные со всей Земли.
Там Лебедь сказочный, огромный
Плывет вдоль Млечного пути,
Там Андромеды сон тревожный
Пронзают яркие огни.
Кружится там Пегас ретивый,
Там Купидон забыл стрелу,
А я усталый, но счастливый
Под Лиру вечную усну.
                                    

17.08.2010

 

---------------------------------------------------

 

Philip Meersman

Брюссель, Бельгия

 

 

Benzingedichte

 

Su. Plus bleifrei

Super Bleifrei

Bleifrei

Blei frei benzin

gesehen

Diesel diesen dan whan who

whohienen whofur darfur dahienen

das was dan diesen diesel

dort machen solle sicher zusse

kussen mussen mich slapfen

lassen gehen

wenighen wenighes sint blei

sint frei tanken heute sorgenlos

tanken benzin Bleifrei

Super Bleifrei Su. Plus Bleifrei

Einsteigen

Weitermachen

mussen gehen.

 

 

Babylonische Sprache I

 

Bleistift finden

Pijuska danken

Generalissimomemastequieromemucho

Tarekeljammiel

palemaja strugisti poeti aqui

Vasko

Ohridorochi protecto

poenkt poenkt poenkt

poenktiatione canzone lebanone

DRIM RIM RIM RIM

Rot-oot-oot

zimmer immer immer

nimmer immer immer

ich nicht dich

selbe sein

ein ein

 

 

Babylonische Sprache II

 

NIIIIIIIIIIiiiiiiiiEjedeueueueueueueueueueueueu

PApapaPALLjeeeeeee

Njunjundjungdjungdrumdrimdrimdrim

nidjieempalallallallallallallalemadjaagaaDGADGA

NIEjiiejeedjedjedjedjung

paljemazjemaijimaikakak

djungdjungdjung                                    djung

 

Nicht verstanden!

 

 

Der babylonische Regen

Вавилонский дождь

 

Рисунок Галины Мальцевой

 

------------------------------------------------------------

 

Максим Бородин

Днепропетровск, Украина

 

 

ШУМ В УШАХ

 

 

Велимиру Хлебникову

 

автомобиль

 

вр-р-р-р  вр-р-р-р  вр-р-р-р  шц-ш  слдщ стнвк мр  вр-вр-вр вр-р-р-р-р

 

 

дождь

 

шр-р-ы-х  вш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш  фыс  шр-ы-х  вш-ш-ш-ш-ш-ш

 

 

дыхание

 

а-аф-фу-у   а-аф-фу-у а-аф-фу-у  а-аф-фу-у  а-аф-фу-у

 

 

ночь

 

тык тык тык тык  а-аф-фу-у тык тык тык тык   а-аф-фу-у 

 

вода

 

п  п  п  п  п  п   скртж вш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш скртж  п  п  п  п  п

 

 

нирвана

 

ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш

 

 

музыка

 

па-па-таб-табада-па-па  па-па-таб-табада-па-

 

 

тень

 

рыд-рыд  кра  рыд-рыд  кра пкрыл

 

 

солнце

 

аи-аш-ш-ш-ш   хо-у-аш-ш-ш  аи-аш-ш-ш-ш

 

 

воздух

 

з-з-з-з-з арм-арм з-з-з-з-з арм-арм з-з-з-з

 

 

книга

 

крстпк  ш-ш-ш крстпк лам ш-ш-ш-ш крстпк

 

------------------------------------------------------

 

Александр Лысенко

Вена, Австрия

 

 

Конфуций

 

 

Под столом пустые бутылки и шорох капрона,

В голове – ломография из хохочущих лиц.

Идет закрытие дачного сезона,

Сквозь туман: «Скажите ч-и-и-и-з!» Блиц!

 

 

Лето закатилось, так чего же куражиться?

Даром, что поминки проводами нарекли!

И с ростом pro mille все больше кажется

Что я блаженствую в иле, на дне реки.

 

 

И что за столом собрались одни декарты,

Они же братья коэны и сенлораны притом.

И я со дна наблюдаю, с каким талантом

И я встреваю в дискуссию о ни о чем.

 

 

А ты танцуешь свободной, как дождь, вакханкой

Под какой-то исступленный диско-бред.

Короткий топик с узкими лямками

Позволяет оценить твоей кожи цвет.

 

 

И то, как вылеплены твои плечи

И подобраны лекала для твоей спины.

Это что, ответ на мое красноречие

И радость постижения собственной глубины?

 

 

И говоря о мирах, я обтекаю взглядом

Эти линии, скульптурную точность форм.

Эволюция вывела как тебя – наяду,

Так и глупые инстинкты во мне самом.

 

 

Ты все видишь – ну что же, не буду каяться.

Главное – не вспыхнуть безнадежным костром!

«...Так о чем мы говорили – о Конфуции, кажется,

О трансплантации душ или о чем-то таком..»

 

 

Твои волосы мечутся черной медузой,

Захваченной врасплох штормовой волной;

Тебе непривычно быть как бы обузой

Для мужского сознания, занятого не тобой.

 

 

Конфуций – и сверх него ничего не будет.

Резонанс взглядов – и это все, прости!

Хозяин влюблен в тебя, так на серебряном блюде

Закажи мою голову тебе поднести.

 

Ноябрь 2008

 

Фотокомпозиция Александра Лысенко

--------------------------------------------------------

 

«Ты помнишь час ночной грозы,
Ты шел по запаху врага,
Тебе кричало небо «взы!»
И выло с бешенством в рога».

 

Велимир Хлебников «Ладомир»

 

 

Роберт Ямб

Саратов

 

 

Зарисовка городской грозы

 

 

Простенки стонут, глотки надрывая,

Занавески обугленные головы сворачивают,

Авангард двери закрытой плачет

Под тесным влиянием небесного пожара.

 

 

Раскаты грома снуют безогороворочно,

В тени молний муравью не спрятаться,

Все живое предпочитает рокота бояться,

Пока слышны звуки Олимпа ропчущего.

 

 

Бесцеремонный стук невнятного прохожего

Криком о помощи ветвей оказывается,

Нарушается горизонта ровная осанка

На спираль непогоды отныне похожая.

 

 

Грязь бесчинствует на узких улочках,

Топь становится антиподом города,

Извечная борьба асфальта с ворогом

Зиждется на полувековых привычках.

------------------------------------------------------------

 

«Пусть пахарь, покидая борону,
Посмотрит вслед летающему ворону
И скажет: в голосе его
Звучит сраженье Трои,
Ахилла бранный вой
И плач царицы…»

 

Велимир Хлебников

 

 

МИРУ – МИФ

 

 

-- Продолжение темы «ПО»№ 4 «Мера Гомера» 1997 г. –

 

 

Анатолий Золотухин

Николаев, Украина

 

 

Гомер – миф или реальность?

 

 

«Повальная мода на черные очки доказывает, что каждый хочет побыть хоть немножко Гомером». 

Андрей Вознесенский

 

 

Общеизвестно, что мифы – это древние сказания о богах и легендарных героях, о происхождении мира и жизни на земле. Но, чаще всего под мифом понимается что-либо фантастическое, неправдоподобное, нереальное и выдуманное. На самом деле это не так, ибо человек, как продукт Природы, не в состоянии придумать то, чего никогда не было, или не будет.

 

Долгое время считалось, что «Илиада» и «Одиссея» – вымысел Гомера, не имеющий под собой исторической правды, а самого Гомера не считали автором, ибо ни одно из своих произведений он не подписал своим именем, да и ни одной реальной биографии его не имелось. Не удивляйтесь, но то, что мы сегодня приписываем эти эпосы Гомеру оправдано лишь тем, что они прочитывались каждый раз на панафинеях, начиная с начала VI в. до н.э. как его произведения. В таком положении дело находилось до публикации в 1795 г. исследования знаменитого немецкого филолога Ф. А. Вольфа «Prolegomena ad Homerum». Опираясь на принцип противоречий и отмечая, по его мнению, многочисленные слабые в композиционном отношении места эпосов, Вольф пытался доказать, что:  «Илиада» и «Одиссея» не могли принадлежать одному поэту, но являлись плодом творчества многих певцов и поэтов; объединение отдельных песен в два больших эпоса произошло много столетий после времени составления песен; сводкой и редактированием песен были заняты мало выдающиеся личности; окончательная редакция принадлежала 602редакторам при дворе афинского тирана Писистрата в начале VI в. до н.э. Так были заложены основы «гомеровского вопроса»: а существовал ли в реальности Гомер?

Но, как сказано в Евангелии: «Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (Евр.11.1). Стоило Генриху Шлиману поверить в правдивость описания Гомером местоположения Трои в "Илиаде", как любитель археологии нашел город там, где его никто не искал. А вместе с этим, как награду за упорство, отыскал и клад Приама. Затем Г. Шлиманом был найден клад Агамемнона в Микенах. Жаль только, что не все археологические находки мы даже в наше продвинутое время все еще не умеем датировать. Тем не менее, открытия Генриха Шлимана поставили на повестку дня вопрос о Гомере как о реальной исторической личности, описавшем вполне реальные исторические события. Наш замечательный философ и энциклопедист А.Ф. Лосев, обобщив результаты двухвековых исследований мирового гомероведения, пришел к выводу, что Гомер жил на рубеже VII-VI  вв. до н.э. и, как большинство писателей мира, является имманентным автором. Это означает, что он писал о большей части реальных событий, имеющих прямое отношение к его собственной жизни. Вот, оказывается, почему Г. Шлиман не ошибся в своем доверии к Гомеру! Но, конкретные датировки событий, как и время жизни Гомера, по-прежнему остаются невыясненными. Поэтому сегодня во всех

энциклопедиях предположительно считают, что Гомер жил в IX в. до н.э., а события Троянской войны относят к XII в. до н.э. В связи с этим возникает вопрос: а не содержат ли тексты Гомера указаний на конкретные даты событий и детали его биографии? А, если содержат, то, как проводить «археологические раскопки» текста, чтобы неопровержимым путем докопаться до истины, спрятанной автором тысячелетия назад?

Зададимся вопросом: что является минимальной структурой текста таких эпосов, как «Илиада» и «Одиссея», если не считать буквы и слова? Вероятно, это есть, следующая за ними стихотворная строка, называемая гекзаметром. Не будем вдаваться в исторические подробности, зафиксированные самими же древними греками, о том, что слагать гекзаметры их научили гипербореи, т.е. киммерийцы и скифы. Заметим, что гекзаметр является той ключевой структурой текста, который позволяет  разбивать текст, записанный непрерывно, а также дает возможность проверять сохранность и даже качество гомеровского текста. Потеря одного гекзаметра также может быть замечена и при анализе содержания эпоса.

Другой, более крупной, структурой является разбивка каждого из эпосов на песни. Считается, что эту работу, якобы за Гомера, выполнили александрийские ученые. На самом деле оказалось, что к нам дошли оригинальные тексты с авторской разбивкой. Еще одно структурное деление текста повествования по суткам предложил В.А. Жуковский, воспользовавшись формульными фразами Гомера, обозначающими начало дня, например, такими, как «Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос». Руководствуясь этим, он разбил все повествование «Одиссеи» на 40 дней, хотя были и другие точки зрения на этот счет. При детальном анализе оказалось, что все повествование о 10-летнем плавании Одиссея (иносказательный смысл имени «Одиссей» – «Это я»), Гомер уложил в 58 дней, которые завершились его 58-летием и словами: «Я родился в Алибанте», – помещенными в последней, 24-й, песне, в 304 гекзаметре, с порядковым номером имени Алибант в этой песне – 119. Возникает вопрос: как в таком случае Гомер мог зашифровать эти ключевые года и даты для будущего?

Прежде чем ответить на этот вопрос, нужно обратиться к хронологии, которая тогда могла существовать. Конечно же, Гомер еще ничего не знал о Рождестве Христовом и связанной с ним новой эрой. Считается, что в IV в. до н.э. было принято вести счет лет от 1-й Олимпиады, когда впервые были записаны имена ее победителей, в 776 году до н.э. Так что, все последующие годы отсчитывались уже по номеру Олимпиады и числу лет до или после нее. Возможно, что именно Гомер предложил вести хронологию от 776 г. до н.э. Об этом свидетельствует то внимание, которое он уделил описанию в «Илиаде» и «Одиссее» спортивным играм. Вероятно, именно Олимпиады подтолкнули Гомера разбить на 24 песни каждый эпос, а вместе на 48 песен, которые символизируют 48 месяцев или 4 года – период проведения Олимпиад. Но, судя по всему, сам Гомер вел простой счет лет, начиная от года первой Олимпиады.

Так что, все-таки счет от дат проведения Олимпиад появился не в IV в. до н.э., а после проведения панафинейских игр, т.е. в начале VI в. до н.э. Не будем вдаваться в сложный счет месяцев древнегреческой хронологии, их было 12 с древних времен, и говорить о том, как удавалось замыкать год, если месяцы попеременно разбивались на 30 и 29 дней. Недель тогда не было, а месяц разбивался на три декады. Замечу только, что, вероятно, после семилетнего пребывания в Египте, Гомер разработал свой календарь для внутреннего пользования, весьма близкий к нашему. Год его делился на 12 месяцев с чередованием в каждом месяце, называемых идами и посвященным определенным богам и событиям, при этом в нечетных по порядку месяцах содержался 31 день, а в четных 30. Иды, называемые «Месяцем взаимных угощений» и приходящиеся на наши 15 февраля-15(16) марта, в обычные годы имели 28 дней, а в високосные годы 29, т.е. добавлялся еще один день, как «угощение». Причем, високосные годы у Гомера приходились не на годы проведения Олимпиад (как это принято у нас сегодня), а на четные года между ними. Что касается начала года, то оно было разным в разных полисах Древней Греции. Гомер ориентировался на Афины, где год начинался после летнего солнцестояния (около начала августа), по нашему календарю 22 июня. Поэтому первый день месяца их нового года соответствовал приблизительно 2-й половине нашего июля и 1-й половине августа, т.е. условно принято считать по нашему календарю первым днем древнегреческого года 16 июля. 

Если теперь поставить себя на место Гомера и принять во внимание всю сложность расчетов лет и дней, то спрашивается: как проще и надежней всего и в чем можно было зашифровать число лет и дней от первой Олимпиады? Вероятно, первое, что напрашивалось само собой, и потому, разумеется, было не самым лучшим способом, мог быть учет числа гекзаметров от начала поэмы и до ключевых слов, как следующие друг за другом число лет и число дней после нового года, без указания месяца. В этом случае даже частичная потеря текста грозила самое большее утрате количества дней, а не лет. Но для этого записать их нужно было как одну цифру, т.е. 10 лет и 250 дней должно будет составлять 10250 гекзаметров. Либо это должно быть 102 года и 50 дней. Когда эта идея пришла мне в голову, то я стал искать ключевые слова в конце «Одиссеи», которые указывали бы на день рождения Одиссея, т.е. Гомера, с учетом имманентности. Понятно, что именно этим, вероятно, и было вызвано создание эпосов в столь большом объеме. Вот что из этого получилось.

Всего в древнегреческом тексте «Одиссеи», которым я располагал, содержалось 12106 гекзаметров. В последней XXIV-й песне имеется в 304-м стихе фраза: "Я родился в Алибанте ". Подсчет числа гекзаметров показал, что эта ключевая фраза приходится на 11862-й гекзаметр. Поскольку цифра 862 слишком велика для 365 дней в году, то нужно отсчитать число лет, прошедшее после 1-й Олимпиады, равным 118, а число дней, равным 62-м, после нового года (с 16 июля по нашему календарю) и в результате можно получить день рождения Гомера – 15 сентября 657 г. до н.э. Но, это еще не все. Гомер хорошо понимал, что нужно дату зафиксировать более надежным способом, чем подсчет общего числа гекзаметров, потеря которых была более вероятна, чем, например, имен упомянутых внутри текста одной песни. Вот тогда пришлось обратить внимание на вышеупомянутые цифры при имени Алибант: 304-й гекзаметр и 119-й порядковый номер имени. В результате, дата была уточнена тем, что пришлось от 365 дней 119-го года отнять 304, и мы получим точный день рождения после окончания 118-го года: т.е. 365-304=61-й день или по нашему летоисчислению это будет 14 сентября 657 г. до н.э. Поскольку этот расчет априори более точен, то можно утверждать, что в одном из дошедших до наших дней экземпляре древнегреческого текста «Одиссеи» появился лишний гекзаметр, но явно не в 24-й песне. Эти подсчеты служат ярким свидетельством тому, с каким трепетным вниманием переписывались тексты Гомера. Мне могут справедливо заметить, что мой пафос здесь не обоснован, так как это всего лишь два случая. Спешу успокоить: на сегодня имеется уже несколько десятков подтверждений этой даты и не только из текстов на папирусе и пергаменте, но и в эпиграфической записи на так называемом камне Мастора. Этот камень был найден на острове Березань в 1900 г. Скадовским, и текст, изложенный на нем, в основном расшифрован эпиографом В.П. Яйленко. Дошифровка была продолжена мною только по 3-м буквам из 45-ти, и только по тем, которые не читались. В результате чего и выяснилось, что это была эпитафия, посвященная Гомеру. Понятное дело, что эпитафия не читалась в открытом тексте. С деталями выявления акротелестиха на камне Мастора, а также с отождествлением всех мест путешествия Одиссея с реальными объектами, можно ознакомиться в моей книге «Гомер. Имманентная биография» (Николаев, 2001 г.). Из прочтения акротелестиха эпитафии подтвердилась дата рождения Гомера, полученная из совершенно другого материала – текста "Одиссеи", и выяснилась точная дата гибели Гомера: 14 августа 581 г. до н.э. Самое поразительное состоит в том, что согласно  мифу о гибели Одиссея он был захоронен на острове Эе (Березани), где жила Цирцея, и это нашло свое подтверждение! Спрашивается, что после этого может быть реальнее мифа?!

Аналогичным образом можно определить время – Шлиман (ученый мир упрекал его в том, что им была найдена более поздняя Троя) нашел именно ту Трою, которую описал Гомер. Замечу, что более поздняя дата жизни Гомера решает множество проблем «гомеровского вопроса», начиная с ответа на важнейший вопрос о том, как удалось сохранить древнейшие тексты.

Из мифов о Троянской войне (например, Р. Грейвс, Мифы Древней Греции. Под ред. и с послесл. А.А. Тахо-Годи, М., 1992) известно, что Агамемнон дважды собирал греческий флот в Авлиде для похода в Илион. В первый раз, сразу после похищения Елены, но этот поход закончился тем, что буря разбросала корабли и они вернулись домой. Второй раз Агамемнон собрал флот через 10 лет, но ему по предсказанию Калханта пришлось принести в жертву свою дочь Ифигению, чтобы греческий флот мог беспрепятственно добраться до Трои. Имманентное прочтение «Илиады» позволило выяснить, что сухопутной осаде Трои предшествовала неизвестная историкам 10-летняя морская война, в ходе которой греческая эскадра из 415 кораблей под руководством Ахилла и Агамемнона уничтожила 800 троянских кораблей. В этой морской войне Ахилл таранил троянские корабли, уничтожал их издали камнями из пращи, и поджигал серными бомбами. Причем, воевал он не только в Эгейском и Мраморном, но и в Черном море, т.е. у себя на родине. Он приобрел огромнейшую славу в Греции как непобедимый адмирал. Только после этого греки, не опасаясь атак с моря, смогли вытащить свои корабли на берег у Трои. Гомер в этой войне участия не принимал, так как 7 лет находился в Египте на службе у Псамметиха I и 1 год в Финикие у родных.

Если в «Одиссее» Гомер описал 10 лет из своей жизни, то в «Илиаде» описаны последние 10 лет, а точнее, структурно текст уложен в описание последних 49 дней из жизни своего брата близнеца Ахилла, который погиб 8 октября 609 г. до н.э. на 49-м году своей жизни. Таким образом, текст по дням охватывает время от 21 авг. и до 8 окт. В 19-й песне «Илиады» прибытия сестры Гомера, Елены, в Илион и начала Троянской войны. В «Илиаде» ключевым является отрезок плача Елены по Гектору, начиная от 765 стиха XXIV-й песни: "Ныне двадцатый год круговратных времен протекает / С оной поры, как пришла в Илион я,.." – и до слов в конце монолога: «... всем я равно ненавистна» – в стихе 775. Здесь начало этого отрезка текста отличается от конца на 10 гекзаметров, которые указывают одновременно на различие количества дней и лет между прибытием Елены в Илион и началом Троянской войны. Общее число стихов до последнего стиха этого монолога Елены, который приходится на  775-й строку, колеблется для 4-х вариантов текста «Илиады» в пределах от 15664 и 15659 гекзаметров. Это означает, что Елена прибыла в Илион 2-7 сентября 629 г. до н.э., а Троянская война началась 12-17 сентября 619 г. до н.э. Отсюда сразу стало ясно, что прообразом Троянской войны Гомеру послужила известная историкам война Милета с Лидией, которую он вел за за проход в Черное море. Историки считают, что преемник Ардиса, Садиатт (конец 7 в. до н.э.) начал последнюю, 12-летнюю войну с Милетом, которая завершилась миром около 600 г. до н.э. На самом деле, война была начата Ардисом (у Гомера – Парисом), длилась около 10 лет и завершилась в 609 г. при Садиатте. А это означает, что описан день рождения Ахилла, 15 сентября 657 г. до н.э. Обратите внимание на гекзаметры 243-247 в этой песне, где перечислены подарки, преподнесенные Ахиллу в этот день:  7 треножников + 20 лоханей + 12 коней + 8 жен с Брисеидой + 1 золото Одиссея = 48 лет! Там же Гомер с юмором отметил свое старшинство над Ахиллом (в один день!) в гекзаметре 219. Состав семьи и дружбу с родным братом-близнецом Гомер описал в мифах о Леде, братьях Диоскурах и в подвигах Геракла – о своей жизни с 15 до 27 лет.

Таким образом, как это следует из сказанного выше, определение всего лишь нескольких дат дают возможность восстановить по эпосам, мифам и гимнам более или менее реальную биографию Гомера, а также его киммерийско-греческое происхождение, о котором поговорим в другой раз. Я же вслед за Жан Жаком Руссо повторю: «Мое дело сказать правду, а не заставлять верить в нее».

С самого возникновения мировой литературы и до наших дней, подлинная литература опиралась как на внутреннее, скрытое  – инсайдаут, так и внешнее – знаковость и символизм (метаметафора). Так что, метаметафора и инсайдаут, открытые поэтом и философом  К. Кедровым, составляют сущность всей мировой литературы, в которой выбор между Мифами или Реальностью остается за «ИЛИ» К. Кедрова. 

 

Рисунок Кристины Зейтунян-Белоус

 

-----------------------------------------------------------------------------

 

Юлия Андреева     

Санкт-Петербург

 

 

Явление музыки

 

 

С приходом скрипки

Рассыпалось ожерелье

Чистого космоса.

Хаос смешения

Черного-белого,

Танцуют бешено

Нимфы с фавнами.

А свет он движется

Всегда без сладости.

Он может биться

В глаза пустые,

Чтоб вспыхнуть,

Лицо, озаряя художнику,

В час Паганини,

В час Паганини.

Черное зарево с душою

Обугленной,

Снова горящей,

Срывающей звезды.

Яркими пятнами

Вспыхнут сияния.

Раненый ангел

В объятиях демона

Летит на небо

И падает в Лету

На вечные чаши равновесия

В равноденствие

Со скрипкой в груди.

Раненый ангел несется по небу

В объятиях демона.

Теряется в музыке,

В звездах рассыпанного

Ожерелья жемчужного.

 

-----------------------------------------------------------------

 

НЕ уходящая натура

 

Из видеоархива ПО

 

 

видеоПОртреты

 

 

Генрих Сапгир

ДООС – стрекозавр

 

 

Мы сохранили взволнованную устную речь выдающегося поэта Генриха Сапгира.

Она прекрасно передает дух времени…

 

*

«Было время, когда мы и подумать не могли о таких залах. Просто художники шли, как вы все теперь знаете, на Профсоюзную улицу, на пустырь, а потом на них ехали бульдозеры, то есть ехали не только бульдозеры, а вся их неумелая советская власть… Слава богу, мне кажется, и сегодняшнее заседание тому свидетельство, что каким-то образом в нашем современном обществе, с опозданием, справедливость, правда, добро, искусство торжествуют. Я этому очень рад. А стихи… Я могу прочесть очень короткие стихи, из последних:

Тени ангелов за спиной.

Обернулся – нет никого.

Полный город! Нет никого.

Обернулся – тени ангелов».

 

(Выступление Г.Сапгира на презентации 1-го номера «Газеты ПОэзия» в Русско-американском информационном пресс-центре. Ноябрь, 1995 г. Кадр из видеоролика Иосифа Гринберга, подмосковная телестудия «Развилка»)

 

 

*

Генрих Сапгир: «Мне кажется, только русская поэзия могла создать такое сочетание и то, что за ним таится, – «компьютер любви»!

 

(Константин Кедров и Генрих Сапгир на презентации книги

К.Кедрова «Компьютер любви». 1995 г. Фото Виктора Ахломова)

 

 

*

«Про Пушкина… Хотя Пушкин – да, хотя Пушкин мне… Я знаю, что об этом сказать, потому что сейчас много вообще говорится обо всем. Но я пока помолчу. Я вот что…  Я правда ждал открытия этого салона, потому что те чудовищные флюиды, которые до сих пор ниспровергаются с потолка, со стен Дома литераторов, стало выносить невозможно. Только те черносотенцы и антисемиты, которые там заседают, и пьяницы такие, что мне и не снилось, хотя я сам люблю выпить. А они могут выносить это страшное  в течение многих лет. Но тогда еще были жертвы человеческие, при Фадееве и так далее. Но сейчас уже, слава богу, пока что этих жертв нет. Пока что. Но они всегда готовы. Поверье мне, что в нашей стране вы никуда не ушли от этой ужасной подоплеки. Я видел, женщина стояла в 91-ом году: «Я вас всех..!» С Красной Пресни она вышла. «Мы вас всех…» … И это может стать реальностью. Но дело в том, что идут еще новые реальности. Может быть, они там другие. Они не другие! Они все те же. И я хочу сказать, что мне так смешно, что на этом фоне литературоведы всякие, такие молодые ребята, они почувствовали себя так свободно – они все могут критиковать. Это такая ерунда! Вы в переходном периоде живете. И вы работаете для этого переходного периода. Вы постсоветские, вы никакие не свободные, никакие не демократы. Вы ничтожества. Когда вы почувствуете, что вы ничтожества, тогда вы сможете как-то вырасти. А теперь я хочу сказать другое. Как-то накопилось у меня. Я вижу, что, как всегда интеллигенция плавает где-то в своем, а чиновники делают свое с этим безумным и послушным народом. (Голос из зала: «Про молодых ничтожеств, Генрих Вениаминович, хотелось бы поименно!») Это я в следующий раз. Но я хочу сказать, что если вы и ничтожества, то все-таки мы все любим литературу, надеюсь. А с этого все начинается… И вот какой мой каприз – прочитать последнее стихотворение. 

Скрипка   Пустая   комната   Краплак

Окно на Арбат   Паркет   Лунный блик

Солдатская койка   Сон   Бежит с век

Смятые тюбики   Тряпка   А нас нет

Ведь только что   Оба   Очень хотелось есть

Черный   Непропеченный   И сахар есть?

Холст   И тетрадь   Просто — хочется жрать

В коробке   Махорка   Счастье — вдохнуть... и опять

Утром   Опух с похмелья   Роется человек

Ищет   А сам имеет   Все чего у нас нет

Не понимает   Верните!   Юность и нищету

Душу!   Но не эту — правильную...   А еще ту»

 

 

(Выступление Г.Сапгира на презентации 1-го номера журнала «Пушкин». 1997 г. Из видеоархива клуба «Классики XXI века». Материал предоставлен куратором клуба Еленой Пахомовой).

------------------------------------------------------------

 

Борис Гольдберг

Прага, Чехия

 

 

Крестоносцы

От стен  пражского храма Девы Марии под цепью на территории Мальтийского монастыря, основанного в XII веке, рыцари уходили в крестовые походы.

На дворе – Средневековье,
И Господень гроб в плену,
Уходили крестоносцы
На священную войну.

Цель была у них благая:
Иерусалим спасти.
Всё живое убивая,
Всё сжигали на пути.

Им Мадонна говорила,
Изменившись вся в лице,
Что убийственные средства
Не оправдывают цель.

Повторяла крестоносцу:
«Человечность не забудь».
«Всё равно, – сказал он грозно, –
Изрублю кого-нибудь».

 

 

Рисунок Игоря Ревякина

Специально для ПО

---------------------------------------------------

 

Герман Виноградов

ДООС – огнезавр

 

 

ГЛАВКНИГА

 

 

Глава I

 

А у мене? батяня Зяблик Сергеевич хамо?ры хипёсые ку?цал с бугреца? за обе щёки.

Я тому делу по младости завидывал, да подрос маненько и батянин мы?сел учух нутром.

 

Глава II

 

А сподвя?г на корточки Чу?хло Мали?ныч.

Зимовие е?ное отсюда не видать, а почём зазря стёклы колошматить – я про это дело молчок.

А Чу?хло Мали?ныч мене учителство делыл гуталиной мочалы гнуть и соверши?шки обмакаривать.

Надыть, грыл, один свиной зяблик в коробочку сховать да чуток говнеца – и вся премудрость!

 

Глава III

 

Закорточки разъехались поперёк дупла.

А Стакан Моисеевич их споко?й заведомо понюхал – дело молодое.

А сне?жить уся в город подалась, да это и к лучшему, гусятина письмо прислала, а ответить некогда.

 

Глава IV

 

На кровя пузыри пускать, да колдо?швой закусывать.

А парча на сливе тень поперёк сма?сла без коробки.

Мене Бумазе?й Никифи?рыч учителство делыл холодец под мухой отоваривать.

 

Глава V

 

Ехали четыре дятла на горбушкин двор.

А весна нынче ранняя.

А барбо?сень цевьё поперёк горла – деваться некуда.

На том и порешили.

 

Глава VI

 

Здравствуйте, меня зовут дядя Ка?ша.

Я на десять процентов историк,

а на 20.00 (двадцать ноль-ноль) – карданный вал.

А на 22.15 (двадцать два пятнадцать) у меня билет на поезд «Спартак» – «Динамо».

 

Глава VII

 

В каждой глубинной точке существует очко и способ его преодоления. Не по годам прыткий будет разочарован, а в ста граммах сухого вещества только рыбий клей и обнаруживается.

 

----------------------------------------------------------------------

 

Света Литвак

 

 

найти прибежище на Хараине

 

 

Хараина, Хараина, не отчизна, не чужбина

Я там встретил Анну Лиро, я там верил Аппе Лиро

Баба Сино, дядя Киро шлют приветы Анне Ксиро

Я был стражем и однажды Апро Биро брал под стражу

Я искатель приключений в зоне Анно-Мали-Шени

Баба Тьяна, баба Дуса моих писем не дождутся

С Хараины, с нашей фермы возит масло Анна Фема

Мой знакомый Анно Нима  Анне Миче – Апло Диро

Я не циник, не транжира, чтоб беситься с Анга Жиро

Быть бы здраву, быть бы сыту, быть бы верным Аппе Титу

Но уж больно нрав капризен Акти Визи, Анна Лизи

Лишь одна Ассор Тимента хороша, она – хорета

В Хараину, в Хараину я гоню авто-машину

Прямиком от Пат Риоты тороплюсь к месту работы

Мне своим расположеньем удружила Анга Жеме

Здесь не будет ссор и споров, обвинений и укоров

Здесь важна не будет вовсе интенсивность удовольствий

Инди Виду  даст названье в Чрез-Вы-Чайном состоянье

Все приходы преходящий настоятель Насто Ящик

------------------------------------------------------------

 

Александр Чернов

ДООС – днепрозавр

Киев, Украина

 

***

«Я люблю, когда в названьях числа:
Одинцово, Троицк, Уч-Кудук,
Пятигорск, Четыре Коромысла», –
под колес вагонных перестук
говорит попутчик по маршруту
(по повадкам – бывший счетовод),
всю свою нехитрую науку
вкладывая в этот анекдот.
«Раньше буквы – это были числа,
а земля обозначала семь,
только исторические циклы
с местностью совпали не совсем».
До чего же редкое нахальство,
чтоб рукой в яичной скорлупе
объяснять историю на пальцах
вкупе с географией в купе.
Мчится поезд через Пятихатки,
но когда при въезде в Чертомлык,
начинает спутник чертыхаться,
я кусаю собственный язык.
И хотя не связан я со счетом,
вопреки воззрениям моим,
Третий Рим становится Четвертым,
а Четвертый – Пятым и Шестым.
Да простит Господь мою наивность,
и за то, что слишком перепил.
Я согласен – миром правит индекс:
Беэр Шева, Твин Пикс, дыр, бул, щил…

 

------------------------------------------------------------

 

«…Там, где вилось много вервий
Нежных около висков,
Пусть поют отныне черви
Песней тонких голосков…»

 

Велимир Хлебников «Ошибка смерти. Тринадцатый гость»

 

 

Андрей Медведев

Мариуполь, Украина

 

 

Черви сомнения

 

 

Странно, но что-то гложет –

Черви сомненья, группой,

Ткань разрывают кожи,

Тело вгоняя в ступор.

 

Мне бы собрать их скопом,

И каблуком к бетону,

Или сачком к циклопам –

Рыбкам на корм придонным.

 

Но, как дурак, жалею;

В банку – поодиночке!

Если снесу в аллею –

Только живых и ночью.

 

Скользким – дорога в землю.

Не доходя до края,

Лучше пойду и внемлю

Тем, в ком души не чаю.

 

 

Рисунок Игоря Ревякина

Специально для ПО

 

--------------------------------------------------------

 

Возращение героя

 

-- Д И А Л О Г --

 

Ольга Адрова  – Рашид Нугманов

 

 

Мы снова будем на «Игле» Рашида Нугманова. Это «игла» жизни. Осенью этого года на киноэкраны страны и мира вновь вернется Виктор Цой и его друзья. При жизни ему никто не помогал, кроме своих. Да он и ничего не просил:

Ты должен быть сильным,

Ты должен уметь

Сказать: руки прочь,

Прочь от меня! –

Ты должен быть сильным,

Иначе зачем тебе быть?

Ремиксовая версия культового фильма Рашида Нугманова «Игла» – убедительное возвращение бумеранга субкультуры 80-х, сшибающего, как кегли, всякую халтуру творчества. Субкультура 80-х была круто замешана на рок-культуре; рок всегда был равен искренности, а искренность – всегда сила.

Гениальный поэт Вознесенский во многих последних стихах восклицал: «вернитесь к искренности!» – понимая, видимо, что это сегодня невозможный посыл для русской культуры, где только несколькими гениями не зачеркнуто слово «Я». Их и помнят, их и читают. Только «Я» обретает моцартовскую искренность и силу, подслушанную Пушкиным. Сальери еще интересует, «как» сделано искусство. И это «как» тоже обладает силой и притягательностью, но это сила неизмеримо меньшая, и тем же Пушкиным уже неучитываемая. Александру Пушкину, который сам преодолел в это время путь от своего сальери к собственному «я», казалась такой свежей эта тема! такой по-моцартовски легкой! так ясно, казалось бы, выраженной.

Но, как Куприн однажды сказал, что здесь от века подлецы играют на жизнь человеческую краплеными картами, а это и есть тема фильма «Игла» и «Игла-ремикс», так и тема «героя» – образ «я» в действии – стал художественным наполнением фильмов режиссера Рашида Нугманова. В сознании зрителей и поклонников творчества Цоя образ главного героя Моро, по характеру сходного с Виктором, неделим. Песни из фильма стали культовыми:

 

Группа крови на рукаве,

Мой порядковый номер на рукаве –

Пожелай мне удачи в бою,

Пожелай мне –

Не остаться в этой траве!

 

 Поэтому новая лента «Иглы» дополнена, в частности, документальными кадрами из жизни реального поэта, музыканта Виктора Цоя. Об этом фильме и о трактовке образа Моро мне рассказал нечто новое режиссер Рашид Нугманов после первой презентации фильма в Москве.

 

О.А. – То, что фильм снова стал фильмом Виктора Цоя, – это было сделано принципиально?

Р.Н – Да. Поэтому был сделан ремикс, а не римейк.

О.А. – В чем разница для непосвященного зрителя?

Р.Н – Римейк – вариант старого фильма с новыми актерами на главные роли. Ремикс – это версия, обновленная иными средствами, – дополнениями, доступными режиссеру.

О.А. – Мое впечатление от фильма: перемонтаж был произведен ювелирно. Р.Н  – Во всех новых кадрах – только сам Виктор или те же люди, пусть и постаревшие, которые играли в

первой «Игле». Участвовали все те же самые Александр Баширов, Марина Смирнова, Петр Мамонов.

О.А. – Дублеров нет?

Р.Н. – Дублеров никаких у них нет, да они и невозможны. Только новую песню на слова Виктора Цоя «Дети минут» поет Вячеслав Бутусов, так как авторской версии с голосом Цоя не осталось.

 

Видимо, рукописи и впрямь не горят, так как текст этой песни сохранился у Александра Липницкого, московского приятеля Цоя,  души столичной рок-тусовки

В картину включена зато документальная видеозапись песни «Дальше действовать будем мы», которую Цой поет в полутьме котельной. Слушатели, которых наберется едва ли два десятка человек, подпевают словам, которые станут вскоре всем хорошо известны:Мы хотим видеть

 

Дальше, чем окна

Дома напротив:

Мы хотим жить,

Мы живучи как кошки.

И вот мы пришли

Заявить о своих правах:

Дальше действовать

Будем мы...

 

Эту песню по смыслу и дополняют слова о действии: «это дети минут ломают дверь!» – ту дверь, которую надо увидеть и в которую надо войти, для того чтобы остаться, как остался Цой и как осталась «Игла» Рашида Нугманова, которая была насыщена смелой романтикой тусовки 80-х, – так она оказалась метафорой вневременной.  

 

О.А. – Что же это все-таки за персонаж такой – Моро? У него были прототипы?

Р.Н. – Дело в том, что я изначально, с юности принадлежал к тусовке так называемого «Бродвея» в Алма-Ате. В каждом крупном городе, как известно, был свой «бродвей».Там тусовались и музыканты, и мажоры, и люди отсидевшие, и»братишки».Эту протестную тусовку помню и я, и мой старший брат Мурат, оператор. Про эту тусовку я написал в юности повесть, «Король брода», с которой потом поступал во ВГИК. Эту вещь и Цой читал.

О.А. – И что, дрались на Бродвее?

Р.Н. – Кто не умел постоять за себя, вообще не имел никакого шанса там быть.

О.А. – А имя Моро – откуда?

Р.Н. – Был такой на алма-атинском "бродвее", реальный персонаж, музыкант Моро, еще до того, как я там появился. Он умел играть на банджо. Так вот, судьба его была трагичной: он просто пропал. Отсюда и появилось имя героя – Моро. Легендарный персонаж.

О.А. – Был ли какой-то кастинг на роль главного героя в фильме?

Р.Н. – Я хотел снимать только Цоя, меня «зацепило» его творчество с того момента, как я услышал егопесни и познакомился с ним. Никого другого в этой роли я себе не представлял. Сначала была «Йя-Хха», тоже с ним, потом представилась возможность запуститься с полноценным метром. Мурат Нугманов был оператором фильма, а актерами стали рокеры и колоритные тусовщики из Москвы, Питера, Алма-Аты.

 

За основу был взят сценарий наркотриллера двух сценаристов, работавших с режиссером, Баранова и Килибаева, который органично соединился и с героическим образом рок-кумира Виктора Цоя, и со стилистикой его песен. Никто на съемочной площадке не предполагал тогда, что жизнь Цоя трагически рано оборвется. Что фильм навсегда станет символом поколения 80-х. И что через 20 лет Рашид Нугманов снова отдаст дань таланту Виктора Цоя и всех тех, кто был тогда с ним.

 Но «Игла Ремикс» – это не просто возвращение на экран культового фильма Рашида Нугманова. Путем переозвучки, ретроспективных документальных кадров с Цоем, некоторых внесенных изменений в первоначальный сценарий фильма «Игла» взгляд режиссера подчеркнул и заострил конфликт открытого молодого взгляда на мир с той глумящейся над ним мошеннической, полууголовной средой, встреча с которой здесь неизбежна и по-прежнему актуальна.

Моро в новой версии – подпольный музыкант с питерской «камчатки»,Спартак – предтеча новорусских аферистов, хирург Артур, изучавший «сексопатологию», – «телезвезда» от медицины, а время, в котором действуют герои, благодаря компьютерной графике, стилизованной под комикс, показано еще более далеким от эпохи 90-х. В этой среде происходит возвращение Виктора Цоя:

 

Доброе утро, последний герой,

Доброе утро тебе и таким, как ты!

Доброе утро, последний герой,

Здравствуй, последний герой!

 

----------------------------------------------------------------------------

 

Ольга Адрова

ДООС – рок-стрекоза

 

 

Летчик Гофман

Летчик Гофман,
Бомбивший Берлин,
Мы не знаем, куда летим.
Мы не скажем, куда глядим...

Улицы, улицы вверх и вниз.
Мы вылетаем где-нибудь из.
Я не знаю, когда же вниз.

Лежа на ветре каждого дня,
Вспомни меня, помни меня:
Я не знаю, когда земля!

Серые лица слепых фонарей.
Черные лица серых людей.
Самое главное будет опять.
Самое важное – забей умирать!

Только лишь небо вверх и вниз.
Я вылетаю где-нибудь из.
Я не знаю, когда же вниз.

Летчик Гофман, бомбящий смерть,
Ты не скажешь, куда лететь.
Ты не знаешь, куда глядеть.

Лежа на ветре синего дня,
Помни меня, вспомни меня.
Я не знаю, когда земля!

 

Лав стори

 

Всё-таки я,

Взяв тебя,

Положила не туда,

Откуда взяла:

Ты лежишь

Так высоко,

Что мне теперь

До тебя далеко.

У тебя ручки болтаются,

Ножки подгибаются,

Глазки боятся,

Пальчики струятся…

 

 

Май лав

 

Кошка забавляется

С хозяином,

Или хозяин забавляется

С кошкой?

Хозяин,

Но у кошки разнообразнее

Выражения лица.

 

--------------------------------------------------------------

 

Paul Celan 
Пауль Целан (1920 – 1970)

Todesfuge

Фуга смерти

 

Schwarze Milch der Fruhe wir trinken sie abends
wir trinken sie mittags und morgens wir trinken sie nachts
wir trinken und trinken
wir schaufeln ein Grab in den Luften da liegt man nicht eng…

Черная млечность рассвета мы пьем ее на закате
мы пьем ее в полдень и утром и пьем ее по ночам
мы пьем и пьем
мы в небе могилу роем там тесно не будет лежать
В доме живет человек он играет со змеями пишет
он в сумерках пишет в Германию золото волос
твоих Маргарита
он пишет и после выходит из дома и звезды сияют
он свистом зовет своих псов
он свистом сзывает евреев чтобы рыли могилу в земле
он велит нам теперь сыграйте для танца

Черная млечность рассвета мы пьем тебя ночью
мы пьем тебя утром и в полдень и пьем на закате тебя
мы пьем и пьем

В доме живет человек он играет со змеями пишет
он в сумерках пишет в Германию золото волос
твоих Маргарита
Пепел волос твоих Суламифь мы в небе могилу роем
там тесно не будет лежать
Он кричит вы там глубже в землю а вы там играйте и пойте
он пистолетом грозит и глаза его голубые
вы там глубже лопаты а вы там дальше играйте для танца

Черная млечность рассвета мы пьем тебя ночью
мы пьем тебя в полдень и утром и пьем на закате тебя
мы пьем и пьем
В доме живет человек золото волос твоих Маргарита
пепел волос твоих Суламифь он играет со змеями
Он кричит слаще пойте про смерть смерть немецкий маэстро
он кричит гуще скрипки вы в небо уйдете как дым
в облаках вы найдете могилу там тесно не будет лежать

Черная млечность рассвета мы пьем тебя ночью
мы пьем тебя в полдень смерть немецкий маэстро
мы пьем тебя на закате и утром мы пьем и пьем
cмерть немецкий маэстро и меток глаз голубой
точна свинцовая пуля и она покончит с тобой
в доме живет человек золото волос твоих Маргарита
он травит собаками нас нам в небе могилу сулит
он играет со змеями грезит смерть немецкий маэстро

золото волос твоих Маргарита
пепел волос твоих Суламифь

 

…dein goldenes Haar Margarete
dein aschenes Haar Sulamith

Переозвучил немецкую фугу  на русский Вячеслав Куприянов

 

-------------------------------------------------------------------------

 

«Я жертва чистая расколам,

И, отдаваясь всем распятьям,

Сожгу вас огненным глаголом,

Завяну огненным заклятьем».

 

Велимир Хлебников «Снежимочка»

 

 

Маргарита Аль

ДООС – стрекозАль

 

 

 

---------------------------------------------------------------------

 

Ирина Бессарабова

 

 

Вечер. Солнце

 

Многоочитые колесницы

Иезекииля.

Никто не убегает.

 

* * *

Две руки. Из одной в другую

Перекладываю утро – синь,

нежность, холод –

Птичье согласье жить рядом со мной.

 

* * *

Прилетели голоса  деревьев.

Закачались жилища птиц.

 

 

Белка

 

Душа ушла в прятки.

 

* * *

В стеблях, листьях,

Бутонах тюльпанов

Спряталось столько художников,

Что страшно засыпать

Возле этих цветов.

 

Пригородные поезда

 

Как вкопанные

Бегут деревья

Скорее

Раненое солнце

В кулисы ночи

Отнести

 

* * *

Что собираются написать

Небо и поле,

Вкладывая в пенал электрички

Новых людей  – одних

И вынимая старых – других?

 

Нет, это не просто пенал,

Это сердце

Стука

Визга

Стона

И карандаша –

Голоса машиниста,

Кричащего в старой точилке микрофона,

Объявляя станцию,

Как выход актера. 

 

Закат

 

Сплошь деревья.

Кается солнце.

Не прощают.

 

 

Рисунок Кристины Зейтунян-Белоус

-----------------------------------------------------------

 

--Из ПОртфеля–

 

 

Виталий Владимиров

(1938-2011)

 

 

Vitaлики

 

 

Мадонна

 

есть оно – нет колен рода человеческого

есть оно – все колена соловьиного пения

колено сидящей девушки

 

Вспышка

 

как солнце в распахнутую дверь

озаряет тебя ежедневно память

 

Страшно

 

как смерть в метро

люди рядом а ты мертв

 

Война

 

черный хлеб

на роскошном фарфоре

 

Всполохи

 

и хотя мы одни с тобою

мы совсем не одни

балеринами над стеною

танцуют огни

 

Страсти по Шекспиру

 

все меняется

и мы изменяемся

страшнее

по залам дворца

вспоротым горлом гонца

кровавый крик

сумасшедшая пена

И З М Е Н А

 

Мое пространство

 

есть пол и потолок  моих стремлений

а между ними я

и если потолок высок

как гений

то пол

как сгусток бытия

 

Скоротечность

 

время пуля

и летит она в тебя

 

Рисунок Кристины Зейтунян-Белоус

-------------------------------------------------------------------

 

Наталья Никифорова

 

 

Перспективы бабочки и сигареты

 

 

Какая перспектива у сигареты,
которая  тлеет в  пепельнице мраморной с двумя моржами?
Или у бабочки, на иголку наколотой
и лежащей в гербарии, засунутом между стеллажами?
Пожалуй, нисколько не лучше,
чем перспектива попасть в источник у воды,
что вчера была пролита на бумагу со множеством многоточий.
Но пески Сахары иногда быстро перемещаются по поверхности.
И даже на очень большие расстояния.
Случится зима,
Когда под вечер все деревья вдруг сбросят свои одеяния.
Ретроспектива – это командная активность
пересмотра ближайшего отрезка времени работы.
На ретроспективу ни для бабочки,
ни для сигареты не выданы квоты.
А пески, обретя вдруг подвижность, летучесть,
просто однажды становятся тучей и улетают на одинокий остров.
За собой оставляя пустыни голый остов.
От сигареты останется только пепел,
да еще наверное дым, от которого першит в горле.
Красотой бабочки восхищаются,
даже после того, как она стала мертвой.
Вот с песками сложнее, пролетая сквозь красное солнце,
они становятся намного сильнее,
и постепенно они забывают пустыню,
становясь просто пляжем, который греет чью-то спину.

 

--------------------------------------------------------------------------

 

Юрий Анежин

 

 

В позолоте
 

Мелькает солнце в позолоте!
На росах кутанных травиной
Обтянет тина пень в болоте
Кликнет в чащобе соловьиный!

Янтарно-желтое убранство!
Березы пакли потускнели
В трущобах папоротника влавство
И птицы трели!

 

Цветовые

В синие утрены
Ветром колоша
Спящие матрены
Втянут семена!

Потянут цветочки
Лепестковый ряд
Распустят листочки
Зеленной наряд!

Медовые слады
Сотканы с душой
По утру, узорной
Трудовой пчелой!

В чаши окунает
Для наполни сот
Пасечник венчает
Урожайный год!

---------------------------------------------------------------

 

«Люди! Над нашим окном
В завтрашний день
Повесим ковер кумачовый,
Где были бы имена Платона и Пугачева».

 

Велимир Хлебников. 1921 г.

 

 

Сергей  Бостонарь

 

 

Окна

 

 

Ты знаешь, окна тоже говорить умеют,
Их можешь ты разбить, они тебя – не смеют,
Они спонтанны, постоянство чуждо окнам,
Не подчиняются годам, не верят срокам.

У них нет радости, их бремя тяжесть грусти,
Пройдешь их около – они тебя отпустят,
Не могут побежать, сказать, остановиться,
Все что осталось – отражать на облаках немые лица

Их выражение – когда шумят метели
Песком прямо в глаза, песком! как на расстреле…
Не отвести свой взгляд, их веки бесконечны,
Печальны, непросты, наивны, так беспечны

Они как звезды состоят из точек,
Осколков и обид, из запятых и строчек,
Они как снег, им суждено разбиться,
Мечтать взлететь, мечтать… но их мечтам не сбыться.

 

Фотокомпозиция Александра Лысенко

 

----------------------------------------------------------------------------------

 

Борис Фальков

(1946 -2010)

Мюнхен, Германия

 

 

ВОЗВРАЩЁННЫЙ ОРФЕЙ

(фрагменты из цикла)

 

Я всматриваюсь в вас, о числа,

и вы мне кажетесь одетыми в звери.

—

Ветер бросает нечет и чёт,

тихо стоят невода.

—

И грядет бесшумно зверь

парой белых нежных чисел!

 

Виктор Хлебников

 

 

* * *

Земное время описало очередной свой круг. Возвратились давно сбывшиеся события и спетые песни. Одни пришлось заново пережить, другие наново переписать. Теперь достаточно сравнить тот их вариант с этим, чтобы убедиться. Только вот – в чём?

Вопрос опасный: что именно в них содержится? То есть, что оправдывает существование событий и песен? Вопрос не ценности, и даже не смысла, а присущих им значений.

Это так. Ведь это те же песни. Они всё это время существовали, не важно – где, важно, что они были и есть. Как был, и значит – есть октябрь 66-го, когда я, подобно Орфею, вышел в очередной раз из-под земли на Невский, подталкиваемый ровно дующим в спину ветром. А это, в свою очередь, возвращает к тому, что в 46-м я вышел... откуда? О, я-то помню – откуда. И числа эти незабываемы. Значит, все они тоже есть.

Накануне я переночевал в келье новгородского Кремля, после того, как проплыл по Волхову, лёжа в лодке. В старину, говорят, это проделывал Садко. А в 66-м, после посещения одноименного ресторана, я: тоже певец и гость, только небогатый. Вступив с ними обоими в тесный контакт, я уложил это событие в нечётную строфу, вместившуюся между «татары» и «китайцы». Через 33 года вместимость строфы расширилась до «земли», и она стала чётной.

Всего лишь? Ну да, только и это дело не такое простое, каким кажется. Подобно числу 33, оно лишь притворяется простым, пользуясь тем, что и впрямь состоит из простых, а одно из них просто-таки совершенно в простоте своей... Кроме того, чем богаты – тому и рады.

Жаль, не все разделяют это мнение. Вот, к примеру, новгородская земля богата костьми. Среди них особо ценные, кости бедного рыцаря-меченосца Хлебникова. Но рада ли этому земля? Нет. Она буйно радуется другим певцам: Садко, Александру Невскому и даже, что совсем уж странно, Ивану Грозному. А ведь кости Хлебникова куда, казалось бы, звучнее прочих. Тогда, в 66-м, я впервые осознанно прогремел его костями как своими собственными. И сегодня снова делаю то же. Пусть никого не обманывает иное звучание вновь прокатившегося того же грома, искажённое обличье повернувшихся к самим себе песен. Перевернувшихся? И это пусть... Сами собой выпавшие пары чисел «66 – 99» вполне оправдывают такой перевёртыш.

Разве нет? Вон, 33 года наземной работы исказили мне лицо до неузнаваемости, а всё-таки оно – то же.

 

 

Опасные тождества

 

Я всматриваюсь в вас, о числа,

и вы мне кажетесь одетыми в звери.

 

Как только Лис начинает нарушать спокойствие Леса, пытаясь выяснить основания родства между собой и им;

Как только Лень начинает затуманивать глаз Лани, поставляя её ножу охотника;

Как только похотливое Море начинает ощупывать ягодицами волн происхождение Мора;

Я надеваю леперьину и прохожу перед ними, вкладывая в движения крыльев суровое одобрение.

 

И грядет бесшумно зверь 

парой нежных белых чисел.

 

Делаю я это сразу же по возвращению из Аида, регулярно, каждый раз через 24(х) года после схождения туда. Все они день один.

Это сутки Орфея, полный круг его вращения вокруг себя: возвращение к себе. Суточному числу подчинены и 24 песни этого цикла.

Между схождением в Аид Пушкина и возвращением на землю Хлебникова 24(2) года. Между схождением Хлебникова и моим возвращением 24.

Те же числа, те же пары, столь же полный чёт.

Не исключено, конечно, что однажды выпадет нечет и Орфей не возвратится.

 

Ветер бросает нечет и чёт,

тихо стоят невода.

 

По меньшей мере, не оглянется. Кого выведет он тогда из подземелий, что за песни – можно только догадываться.

Известно только, что все они далеки от совершенства, даже самые совершенные из них.

И, следовательно, не следует предпочитать одну – другой.

Как знать, что в очередной раз вынесет на поверхность земли он, ровно дующий из Аида ветер.

 

------------------------------------------------------------------------------

 

«Так же можно изучать трещины и сдвиги во времени».

 

Велимир Хлебников «Промеры судьбы»

 

 

Артем Савельев

 

 

* * *
Я не боюсь
клонировать и скрещивать.
Посмотрите, трещина любит трещину.
Трещины треснуты,
запланированно трещинки выйдут из больших и растянутых трещин
навстречу запрограммированному в каждой трещинке
страху
перед ещё не ясным, не треснутым.
Трепещут трещинки,
постепенно превращаясь в трещины,
которые вовремя протрещат
и натрескают новых трещат.

 

Рисунок Кристины Зейтунян-Белоус

------------------------------------------------------------------------

 

Александр Добровольский

Смоленск

 

 

У города в сердце

 

 

город проталкивается

как плод по матке

город возрождается

теряя свои границы

как внутри так вовне

город уже не в петле

город теряет

свое один-очество

ибо уже не отечество

и не страна:

город

есть

глубина

столкнувшихся чтобы войти

тебя и меня:

ведь больше чем чело-век

я и ты

как город – больше себя:

прощай, цивилизация

Глобализация

 

мой дух распадется

тем воронкой охватит всю Землю

обновлением глобальным

охватит глобальную Землю

ибо время – приспело

нет времени

 

---------------------------------------------------------------

 

Наталья Бельченко

Киев, Украина

 

 

Фляжка

 

для рук и губ

для губ и рук –

проникнуть вглубь

средь прочих штук

один предмет –

сместить рубеж

меж «да» и «нет»

«потом»/«допрежь»

вместить глоток

реки иной

приблизить срок напиться мной

хотя бы флягою я дам

соединиться нашим ртам

 

 

* * *

В воробьином дворе воробьиною ночью,

Принимая всем телом небесную почту,

Переписываясь от руки с бытием, –

В самый раз раствориться совсем.

Гамаку нипочем гравитации сила,

Если в нем неопознанным чешуекрылым

Пролетаешь над Ялтой сквозь опытный сон,

Словно был ты волшбой принесен

Победить свой предел в геральдической схватке,

Не играть наконец-то с природою в прятки,

Быть сродни беззаботной цикаде в лесу

Меж Ливадией и Учан-Су.

 

--------------------------------------------------------------

 

Евгений Чупров

Азов

 

 

Утрое добро…

 

 

Утрое добро стихотворяне –

Мудрые правнуки Велимира!

 

Утрое добро

Российского Слова – словяне –

Ювелиры баяно языческой лиры.

 

Утрое добро силы утроит.

Слово в устах свой почувствует вес.

 

И стихсквОрец

заливистым свистом устроит

Разоблачение тучных небес.

 

Утрое добро стихотворяне!

Утрое добро,

              стихотворяне!

 

1999 г.

------------------------------------------------------------------

 

Татьяна Зоммер

 

 

Му-му – собака Хлебникова

 

 

на санскрите Му
означает
освобождение кармы
от зла
последовательное
избавление
от искушений
реальной жизни
лишает человека
самой жизни

какой философский смысл
скрытый подтекст
обнаруживается
в дворовой собачке Муму
отдать ее простому Гераси-му
после этого смешно и грешно
теперь уж одно из двух –
признать Герасима Великим Немым
внутренним взором
заснявшим кино
о снятии русской кармы
или отдать какому-нибудь
Будде-Балде
на достойное
кармическое
воспитание

мне больше нравится
другая жизнь Муму –
собаки русского Будды 
и хлебниковских будетлян
лучшего друга человека
для странствий-лишений
и перевоплощений богов
не найти

каждый раз
когда очередной Герасим
будет топить Муму
она будет
по-будетлянски
воскресать – 
в наволочке
новых жизней

 

 

 

Рисунки Кристины Зейтунян-Белоус

 

--------------------------------------------------------------------

 

На 3-й стр. обложки выступление группы ДООС на вечере в музее В.Маяковского,

посвященном 125-летию Велимира Хлебникова.

Слева направо: Маргарита Аль, Константин Кедров, Елена Кацюба, Сергей Бирюков.

Фото Виктора Ахломова

Видео http://www.youtube.com/watch?v=0msQt310-us

--------------------------------------------------------------------------------------------

«Журнал ПОэтов» № 1(26), 2011.

Учредители: ООО «Эхо планеты», Константин Кедров, Елена Кацюба

Идея журнала и творческая концепция – группа ДООС

(Добровольное общество охраны стрекоз)

при участии Русского Пен-клуба,

Факультета Поэтов и  Философов Московской академии образования,

при поддержке РОО «Центр современного искусства».

Главный редактор доктор философских наук Константин Кедров.

Директор издательского проекта кандидат исторических наук Эльмар Гусейнов

РЕДАКЦИОННЫЙ  СОВЕТ: Е. Кацюба (ответ. секретарь);  В. Ахломов; С.Бирюков – доктор  культурологии (Германия); А.Бубнов – доктор филологических наук; профессор В.Г. Вестстейн (Нидерланды); А. Витухновская; А. Городницкий; Э. Гусейнов – кандидат исторических наук;  К. Ковальджи;  А. Кудрявицкий (Ирландия); Б.Лежен (Франция); В. Нарбикова; В.Рабинович – профессор Института культурологи.

 

Арт-директор Дарья Лупарева

Макет – Елена Кацюба

------------------------------------------------------------------------------------