* * * Плюну я на бумагу сквозь зубы чувством своим. Мир - подонок и скряга, мне всегда был чужим. На распутье неволен выбрать сам себе путь; всем, что есть, недоволен, - навсегда бы уснуть! День паскудный сменился ночью кислой и злой, новый день народился, - я опять не герой. Показное веселье, а внутри гниёт грусть. Я бы вскрыл себе вены, да крови боюсь. Мне ни вправо, ни влево, ни прилечь, ни присесть... - тяжела когда дева, не знает, чтоб ещё съесть. Мне б пример взять с соседа, тот в запое уж год; забывает к обеду, что моральный урод. Что за время, о, Боже! Свет с оттенком свинца. Даже очень хороший косит под подлеца. Весь мир - стрёмная зона, а на зоне кто смог зачеркнуть бирюзовым ртуть небес поперёк?
А я вижу снег во сне: грациозные снежинки, в фуэте, как балеринки, на ладонь садятся мне.
Мир я зря парафиню, для кого-то ж он бел. Все сосут его вымя, только я не успел. Может быть я убогий? Да-к, вроде вышел лицом, есть и руки, и ноги, и могу стать отцом. "Так чего ж тебе надо? - скажут мне, - не канючь. Прямо все вокруг гады, один ты - светлый луч. Мы тебя понимаем, люди разные, что ж... А рога обломаем, если пасть не заткнёшь!" Мне в мозгу что-то шепчет - сам бей первым, не трусь! Всё внутри рвёт и мечет, я ж молчу и боюсь. Может я превращаюсь верно в склизскую мразь? Больше не удивляюсь, что кругом мрак и грязь. Грязь и сажа не вечны, смоешь тёплой водой. Как же смыть мне сердечный антрацитовый гной? Во мне гадкие гены, я ж хочу, как у всех. Я бы вскрыл себе вены, да ведь это же грех!
Но я вижу снег во сне. И снежинки на пуантах, в белых пачках, в пышных бантах, на ладонь садятся мне. _ _ _