Москва
Памяти мамы
Приехала в Москву.
Сначала – к брату.
Ей шестнадцать.
Нянчила малышей -
К работам привычна.
Помогала Наташе,
Никишкиной жене.
Пусть на подхвате,
Но как иначе?
Никто не ждёт,
А учиться надо.
Где остановиться,
Как не у брата?
Приютил, молодец.
Но ведь работала, не сидела
Без дела.
Училась, поступила
Сначала на рабфак
(советское изобретение,
не самое худшее –
многие, как и она,
без среднего образования,
смогли доучиться,
получить аттестат,
подготовиться в институт –
так новая власть
открывала дорогу к знаниям,
ковала себе кадры,
которые, как говорил
вождь всех народов,
решают всё -
кадры нужны
любой власти).
Потом в институт
МАДИ, автодорожный –
Который недавно
Отпочковался
От Гришкиного МИИТа.
Дали общежитие,
Наконец-то свой угол,
Вспоминала – было весело,
Студенческая жизнь
Во все времена –
Один кайф,
Молодость перекрывает
Все тяготы,
Хотя и голодали, бывало,
Но делились харчами,
Случались и посылки,
Где-то подрабатывали,
В столовке хлеб
Был бесплатный –
Два стакана чая,
Прикрываешься газетой,
И ешь от пуза –
Было отработано.
А то и хитрили,
Хотелось и в ресторан,
А откуда деньги?
Но придумали хохму.
Однажды Женьку,
Её кавалера,
И будущего мужа,
Представили
Ресторанному мэтру
Как Дунаевского -
Пусть, мол, поиграет
У вас в зале,
На рояле,
И заведению польза.
Поверил –
Мэтр в лицо не знал
Знаменитого композитора.
Сказал, что сочтёт за честь,
Накрыл стол,
Прошло отлично,
Выпили и поели
Всей компанией.
Женька играл как бог,
Подбирал сходу
Любые мелодии,
С любой обработкой -
Был талантлив необычайно.
Долго звали потом
Исааком – это не обидно,
Тем более играл он,
Наверное,
Не многим хуже,
Чем маэстро Дунаевский.
Друзья хороши –
Гришка, Федька,
Колька Бункин,
Каждый – умница,
С ними легко,
Вспоминала – розыгрыши,
Стихи, эпиграммы -
Подначивали,
Поддевали друг друга.
Приятелю, носившему очки
С двойными стёклами
(был зрением слабоват),
Стих посвятили, где сначала
Прославляли немалые
Его достоинства,
А концовка была
В духе эпиграммы –
«Всё это, безусловно, так,
Однако пусть не забывает,
Что никогда в пустой чердак
Двойные стёкла не вставляют».
Никто не обижался,
Отвечали тем же,
Так шли годы,
Которые она
Вспоминала всегда
Одним словом – весело!
Без родительской опеки,
С участием друзей,
С собственной настырностью,
С умом пытливым,
Желанием разобраться,
Дойти самой
До любых мелочей,
Ничего на самотёк,
Никакой халтуры,
И результат –
Училась на отлично
Почти всё время,
Последние годы –
Только на пять.
Но режим (который в стране)
Доставал и их, студентов.
Ходили на проработки,
Где клеймили троцкистов
И других «отщепенцев»,
Правых и левых,
Уклонов было много,
На любой вкус,
Хватало на всех.
На партбюро и собраниях
Прорабатывали
Профессоров и доцентов,
Вытаскивали старые грехи,
Заставляли каяться,
Потом всё равно
Исключали,
Вкатывали выговора,
Отчитывались наверх,
Сколько выявили
Врагов и уклонистов.
Но студентам тоже доставалось,
Был комсомол,
Исключение из него
За политическую слепоту
И непонимание момента
Автоматом означало
Отчисление из института –
А там уже близка
Вражеская деятельность
С её оценкой по 58-й…
На четвёртом курсе
Чуть не загремел
Гришка Фишер.
На лекции
Пририсовал усы
Наркому земледелия
И где – в «Правде»!
Стукач донёс.
Завели дело
По комсомольской линии,
На бюро института
Исключили, рекомендовали
Выгнать из ВУЗа,
Но пока рассматривали
В высших инстанциях
(Гришка в это время
Ждал наихудшего,
Могли взять),
Наркома земледелия
Арестовали
Как врага народа,
Гришку восстановили,
Даже отметили
Его бдительность,
Так проявлял себя
Театр абсурда,
Который позже
Будут называть
Сталинским режимом,
Или тоталитарным –
Как угодно.
Такие были времена.
Некоторые сгинули
Без всяких следов –
За родителей (арестованных),
За родственников,
За друзей,
За сказанное слово,
За рассказанный анекдот,
Да мало ли…
Стукачей хватало.
Но её не коснулось,
Сейчас, пока…
До 37-го.
Но это уже другая история.
Другие произведения автора:
Из Эдмунда Спенсера. Amoretti. Сонет 56
Из Роберта Геррика. H-880. На Тига
Из Роберта Геррика. H-611. Его Музе
Это произведение понравилось:
Новые
Меню
