Жана умерла. Рассказ

      Жана умерла…

Командир самолёта Ан-2 пилот первого класса авиации специального применения Василий Бачурин работал в этой должности уже много лет. Так много, что и сам уже забывать стал, в каком же году он заканчивал одно из училищ гражданской авиации в далёкое теперь уже советское время. В то ещё время, когда училищ таких в бывшей стране с аббревиатурой СССР было около десятка, и каждое выпускало в среднем ежегодно не менее полторы тысячи лётчиков и других авиационных специалистов для 15 республик империи, да ещё и для бывших стран социалистического лагеря, впоследствии дружно из него сбежавших. Но, тем не менее, их вечно не хватало. Были причины таких нехваток. И одна из них та, что государству было плевать, зачем они учились и куда дальше пойдут, проработав, год-другой, по распределению. Ими особо никогда не дорожили, зная, что на смену придут другие выпускники. Это касалось, в основном, инженерно-технического состава. С их образованием, квалификацией и дисциплиной такие кадры брали на любых заводах. Авиация и военка - оборонка, известно, были родные братья. А в СССР почти все большие заводы работали на военные заказы. Ну а авиационных специалистов – и лётчиков в том числе – готовили в их училищах и институтах по требованиям военного времени, по окончании присваивая им воинские звания лейтенантов. Хорошо готовили.

Но авиационные техники и инженеры, поработав в авиации и убедившись, что ловить в ней нечего, переходили на заводы. И их с удовольствием брали туда. А там и работа проще, и дома всегда жили. Без всяких многочисленных командировок, как в авиации. Да и зарплата не меньше, а кое-где и больше. Ну и жильё быстрее давали, – тогда ещё, казалось многим, якобы, бесплатное, очередь, на которую – как повезёт – можно ждать два-три года. Максимум пять, а не десять и более, как в авиации.

Увольнялись и уходили искать лучшей доли инженеры и техники, но куда пойти лётчику, умеющему только эксплуатировать самолёты в воздухе? И если кто-то из лётчиков и уходил из авиации, то, как правило, прощался с лётной работой навсегда. И потому уходили добровольно единицы, в основном люди, попавшие в авиацию случайно и занимавшие в ней не свою колею. С такими людьми расставались без сожаления.

Бачурин родился в простой колхозной семье в деревне, расположенной недалеко от аэропорта, где день и ночь гудели взлетающие и заходящие на посадку самолёты. И потому многие мальчишки его возраста, провожая взглядом улетающие в дальние края самолёты, мечтали стать лётчиками. Жажда стремления в небо усилилась с тех пор, когда в отпуск прибыл единственный из их деревни парень – полярный лётчик - Валера Провоторов, бывший выпускник их небольшой школы. Его рассказы о полётах в белом безмолвии, полярных станциях, громадных – не то, что на их пруду - льдинах и белых медведях окончательно покорили умы мальчишек.

Поступать в лётное училище поехали пять ребят из их выпускного класса. Но строгая медицинская комиссия забраковала всех, кроме него - Василия Бачурина. Так он стал курсантом, а уже через несколько лет и лётчиком – офицером ВВС запаса и вторым пилотом самого универсального в мире самолёта Ан-2 с перспективой переучивания на любой другой самолёт.

При распределении многие просились в свои родные края. Удовлетворили и просьбу Бачурина, поскольку совсем рядом с его деревней был большой аэропорт, с хронической нехваткой пилотов почти на все типы самолётов.

Шло время. Многие его коллеги переучились на другие самолёты, прожив в общежитиях и на съёмных квартирах с семьями много лет, получали, наконец, свои квартиры. Василию же квартира не светила, его даже на очередь не ставили, поскольку у него рядом с аэропортом был свой – считалось – а не родительский дом. Большой дом с большим приусадебным участком и роскошным садом. В начале восьмидесятых, после смерти Брежнева, преодолевая многочисленные советские НИЗ_ЗЯ (почему непонятно, но это было действительно нельзя), правдами и неправдами он с родителями надстроил второй этаж и привёл туда молодую жену. Это была его одноклассница, работавшая в колхозе бухгалтером. Молодой её можно было считать с большой натяжкой, ибо шёл ей уже четвёртый десяток. Как и Бачурину. Но, как сказал бы философ, жизнь удалась. Поздние браки, иногда, бывают на редкость стабильны. Его некоторые коллеги давно развелись и женились на других,  выплачивая, бывшим жёнам, двадцать пять процентов зарплаты. Были такие, что отдавали и тридцать три.

А у Бачуриных через год родился сын, в котором бабки и деды с обеих сторон души не чаяли.

В колхозе Василия давно уже считали своим летающим механизатором. И если возникала необходимость обработки полей с воздуха, агроном с председателем ехали не в аэропорт, а прямо домой к Бачурину с бутылкой водки. И уже на второй день за околицей садился на им же подобранной когда-то площадке, оборудованной под полевой аэродром, самолёт под его управлением. Нет, всё делалось законно, а бутылка – это традиция. Бачурину отдавали заявку, и он дальше всё оформлял сам. И уже к вечеру, получив задание, вылетал в родное село, лёту до которого от аэропорта было три минуты.

И работал бы Василий, давно наплевав на переучивание, долго и счастливо, если бы не нагрянул ельцинский вселенский бардак. Но он нагрянул и оставил авиацию без работы. Многие лётчики, оформив пенсии, увольнялись и уходили искать счастья в других структурах. Кто в коммерческих заведениях, кто-то устраивался просто сторожем-охранником, кто-то таксистом. Жить-то как-то надо было. Ибо на ельцинскую пенсию, как Василий прикинул, с трудом можно было прокормить лишь их пса по кличке Лонжерон, когда-то взятого им ещё щенком, как отбракованного, из псарни службы охраны аэропорта.

Василию с женой работу искать было не надо. Ещё в конце восьмидесятых они, видя пустеющие со скоростью приземляющегося самолёта, полки магазинов, стали развивать подсобное хозяйство:   разводили свиней и кур. На советские НИЗ_ЗЯ уже никто не обращал внимания. А вскоре их все отменили и предпринимательство стали поощрять и даже давать кредиты. Чем и воспользовалась многоопытная жена бухгалтерша, имевшая связи в банке. На них закупили материалы для расширения домашней фермы. За кредит Василий расплатился, шутя, за четыре месяца, ибо тарифы и расценки росли в то время быстро и хаотически. Но росли и зарплаты. На что-то, как например, на продукты росли быстро. А вот на строительные материалы сохранялась ещё советская инерция. В СССР такой кредит ему бы пришлось выплачивать несколько лет. Да, философ наверняка бы сказал, что на фоне всероссийского бардака и обнищания населения, у Василия жизнь удалась. И добавил бы, что, тем не менее, для этой удачи надо много работать. Короче, Василий стал фермером. И в этом ему хорошо помогали его и родители жены, с детства привычные к сельскому труду.

И всё бы ничего, если бы в один прекрасный день у Василия не умерла… жена. Нет, она конечно не умерла. Но… умерла.

А всё дело в том, что Василий с экипажем неделю назад работали на десикации подсолнечника в одном из ещё не окончательно развалившихся колхозов. Авиационные химические работы стали теперь большой редкостью. Да и работы-то там для самолёта на несколько часов было. Но по укоренившейся с советских времён привычке, когда в некоторых хозяйствах самолёты от весны до глубокой осени работали, председатель спросил, чего они хотят за свою работу? Как это чего? Мясо, конечно. Уж очень оно в городе дорогое. Но Василию мясо не надо, своё есть. И он спросил:

- А что-то ты нам говорил, председатель, когда прилетели, про элитных свиноматок?

- Да купили мы два десятка породистых. Говорят, как кошки поросятся. И помногу. Но они ещё маленькие.

- Маленькие? Но они же быстро растут. Не подаришь одну?

- Эко! – удивилось начальство. – На кой чёрт это тебе?

- Родители мои свиноводством занимаются. Ферма у них небольшая. Или продай. Чай спишешь на падёж одну-то особь!

- Списать-то не проблема, - почесался председатель.

Вскоре сделка состоялась. Председателю слили из баков самолёта двести литров бензина для его автомобиля. А взамен он привёз в картонной коробке чистенького беленького поросёночка, размером со среднюю собачку, с закрученным в колечко хвостиком. А в своих документах для отчёта лётчики написали максимальный перерасход топлива из-за сложности обрабатываемых полей, чтобы списать подаренный начальству бензин.

- Красивый! – умилился Василий, глядя на повизгивающее животное. – А это что у него на ухе?

- Не у него, а у неё. Это личный паспорт. Привесы суточные тут пишут и прочее. Тут и имя есть. Этого вот, вернее эту, Жана зовут. Учти, её ещё молоком подкармливать надо.

- Подкормим.

Спокойная на земле, в полёте Жанна стала страшно визжать, перекрывая гул двигателя, норовила выпрыгнуть из предусмотрительно связанной коробки и успокоилась только на стоянке, когда двигатель выключили. Уже через час Бачурин был дома.

- Вот! – открыл он коробку перед домочадцами. – Одна целое стадо наплодит. Заграничная. Жана зовут.

И зажила Жана на новом месте. Но прожила недолго. Через неделю   стала отказываться от пищи, потом слегла. Василий не отходил от своего приобретения. Пришёл ветеринар и развёл руками.

- Заграничные – они все нежные. Не то, что наши поросята. Умрёт! – уверенно сказал он.

Наутро Жана умерла. Расстроенный Василий пошёл в дальний уголок подворья копать могилу, совсем забыв, что ему нужно ехать на работу. Накануне командир эскадрильи назначил разбор полётов. Вспомнил только, когда закопал труп. Но разбор уже кончился. И он на работу не поехал, мудро рассудив, что разбор – это не полёты. Обойдутся без него.

Но на работе командир эскадрильи заинтересовался, почему его не было.

- Бачурин не звонил? – спросил он своего начальника штаба, обрусевшего армянина по фамилии Айрапетян, бывшего инженера по радиооборудованию самолётов. – Четыре дня отдыха ему мало было?

- Нет, не звонил! - ответил тот.

- Так позвони ему, узнай, в чём дело? Совсем обленились…

Айрапетян хоть и был обрусевший, но говорил с заметным акцентом, который всегда усиливался при волнении.

- Бачурин! – весело закричал он в трубку, набрав номер.  – Ты зачем на разбор не приехал? Хочешь, чтоб командир тебе клизма делал, да? Что скажешь?

Несколько мгновений Айрапетян слушал трубку, и лицо его принимало испуганно - недоуменное выражение. Потом он воскликнул:

- Жена умерла? Когда? Час назад похоронил уже? Ай, какой беда! Какой большой беда! Три дня всего болела? И скоропостижно… Понял, понял тебя! Поминка будешь делать сейчас? Конечно, дорогой, я передам командиру. Зачем извиняешься, не надо.

- Что там у него случилось? – спросил командир. – Чья жена умерла?

- У Василия жена умерла, - положив трубку, растерянно сказал начальник штаба. – Болела немного и умерла. Только что похоронил.

- Странно! – сказал находящийся тут же его второй пилот. – Когда мы с химии прилетели, я к нему поросёнка завозил на своей машине. Жива она была и здорова.

- Какого ещё поросёнка?

- Маленького. Он его в колхозе взял. Мужик-то Вася хозяйственный. И жена такая довольная была, всё смеялась и гладила его.

- Василия?

- Нет, поросёночка.

- Смеялась, говоришь? Ты, Ашот, - повернулся командир к начальнику штаба, - ничего не напутал?

- Зачем напутал? – вспыхнул тот. – Говорит, жена три дня болел и умер скоропостижно. – Не веришь – сам звони.

- Ладно, ладно! Не до телефонов ему сейчас. Ты, Ашот, организуй некролог и список составь. Кто сколько может. Материальную помощь. Не будем традиций нарушать.

Список Ашот составил быстро, озаглавив его: «Мат. помощь по случаю умирания жены Бачурина». И первым же прикрепил к нему денежную купюру. Заходили лётчики, читали, ахали, интересовались, как да что, и доставали деньги. Беда! А вот как писать некролог, Ашот не знал. Вспомнил, что на проходной иногда висели такие некрологи в чёрной рамке. И там всегда было слово «Соболезнование». Он придвинул к себе клавиатуру компьютера и начал тыкать в неё двумя пальцами: «По случаю умирания жены нашего командира Бачурина, лётчики нашего подразделения приносят ему большие соболезнования». Прочитав ещё раз творение, Ашот нажал на кнопку «Распечатать».

- Вот, всё сделал! – протянул он листок командиру.- Вешать нада на доске объявлений.

Командир прочитал и не сдержал улыбки.

- По какому случаю, Ашот! По случаю случайного случая случился случайный случай, да?

Этой тирадой он загнал мысли начальника штаба в тупик.

- Зачем так говоришь? – обиделся Айрапетян. – Сам приказываешь некролог писать, а потом смеёшься.

Командир взял ручку и написал на листке: «Коллектив лётного подразделения приносит соболезнование пилоту Бачурину В. А. ввиду трагической смерти жены Бачуриной А. Т.». И протянул Ашоту.

- Вот так напечатай в трёх экземплярах. Один – у нас на доске приказов повесишь, два – на проходные.

Вскоре некрологи висели на обозначенных местах. И через некоторое время все, кто знал Бачурина, узнали о постигшем его горе. Не знала об этом только сама жена Бачурина и её муж.

На следующий день он сел в машину и поехал в аэропорт. Надо было ознакомиться с материалами разбора, который он пропустил, расписаться за приказы и узнать график дальнейшей работы. Уже на привокзальной площади его встретил авиатехник Зенкин и, поздоровавшись, произнёс:

- Искренне соболезную, Василий! Как это случилось?

- Что случилось? – не понял Бачурин. – Какие соболезнования?

- Ну, как это, какие? - растерялся Зенкин. – У тебя же жена…

- Что жена?

- Ну это… того… умерла.

- Что-о-о?? – Василий даже присел от такого нахальства. - Зенкин, ты, никак, с утра пораньше ЭАФ* глотнул? Чего несёшь? Ну и шуточки у тебя!

- Ничего я не несу, - обиделся техник. – И ЭАФ не пил. Вон, - кивнул на проходную, - и некролог там висит.

Василий молча направился к проходной. Некролог висел. Обрамлённый чёрной траурной рамкой. Бачурин два раза перечитал его, озадаченно поскрёб затылок, перечитал ещё раз, и воскликнул:

- Ни хрена себе!

И направился в подразделение, на ходу отмахиваясь от знакомых, пытавшихся соболезновать. Знакомые понимали: горе у человека. Каково же было его удивление, когда он, войдя в вестибюль здания, увидел на доске приказов точно такой же некролог.

- Да что ж это такое! – воскликнул он и бегом бросился по лестнице на второй этаж в помещение эскадрильи. Рывком, открыв дверь, влетел в комнату. За своими столами сидели командир, начальник штаба. В креслах у стены сидели несколько лётчиков.

- А вот и Бачурин!… - приподнялся из-за стола командир, собираясь произнести слова соболезнования, но замолчал на полуслове, увидев гневное лицо Василия.

- Вы! – обвёл глазами Василий сидящих людей в комнате, даже не поздоровавшись, - вы, что тут спятили от безделья? Кто это выдумал?

У командира эскадрильи у первого закрались смутные подозрения.

- Подожди, Василий. Сядь, успокойся. Кто что выдумал?

- Да с некрологом этим. Кто это выдумал?

- Никто ничего не выдумывал. Ты же сам говорил, что  твоя жена умерла.

- Я так говорил?! – обескураженно воскликнул Василий. – Я свою жена похоронил?! Когда? - От волнения он перешёл на татарский диалект. – Кому я так говорил? Я что, дурак так говорить, да, если жена не умирала?

- Да вот ему же говорил, - командир кивнул на начальника штаба. – Скажи, Ашот?

- Говорил, - кивнул тот.

Василий удивлённо посмотрел на Айрапетяна и воскликнул, ещё больше приходя в возбуждение:

- Я так говорил? Ашот, что ты говоришь? Я такое говорил тебе, что жена умирала? Когда я такое говорил?

- А с кем я по телефону разговаривал?- ехидно спросил Ашот. – Ты сам и говорил, что умирала. И что хоронил её и поминка делать будешь. Кто так говорил? Скажи?

Несколько мгновений Бачурин, наморщив лоб, раздумывал, затем лик его посветлел, и он вдруг схватился за голову.

- Ё – моё! Ашот, я говорил, Жана умирала. Разве она жена? Она человек, скажи?

- А… кто? – ещё с ехидцей, но уже и с сомнением в голосе спросил Ашот. – Кто она тебе? Любовница, да?

- Жана – это, маленькая такая свинья, а жена – это жена! - разъяснил Бачурин.

У начальника штаба при упоминании свиньи глаза на лоб полезли. Спятил Василий после похорон от горя.

- Какой свинья, Василий? Ты что говоришь? Многа поминки делал, да?

- Обычный свинья. Маленький. – Василий нагнулся и показал ладонью от пола. – Вот такой! Жана зовут. Что не понятно? Болела и умерла. Я и сказал тебе, поминать буду. Что не так сказал? Но зачем некролог писать? Что людям говорить буду? Бачурин дурак, скажу! Да?

- Ё - моё! – теперь схватился за голову Ашот. – А… жена где твоя?

- Да уж не на кладбище, - искривился Василий в ехидной улыбке.

- Так значит, умирал твой маленький поросёнок по имени Жана?

- Выходит, так!

- А ты мне не говорил про поросёнок. И я-то думал, твой жена умирал, Василий! Какой горе… Сам говорил, болела недолго… Вот и деньги собрали, - кивнул Ашот на лежащий на столе список. Затем вскочил из-за стола и бросился обнимать Бачурина. – Извини, дорогой! Прошу, извини! Какой радость, что жена живая!

Лётчики народ весёлый. Через минуту все присутствующие, несмотря на некоторый драматизм ситуации, буквально икали от смеха. И только Бачурин и начальник штаба обескураженно смотрели на веселящихся коллег. А потом и сами начали смеяться.

- Ты уже арака кушал на поминках своя Жана, когда мне так отвечал, да? – вытирая слёзы, спросил Ашот.

- Нет! – мотнул головой Василий. – Потом немного кушал. Красивый Жана была. Чистенькая. Беленькая. Жалко.

Все уже поняли, что диалект татарский перехлестнулся с диалектом армянским, в результате из слова Жана получилось слово жена.

- Будет твоя жена, Василий, теперь сто лет жить, - сказал кто-то. – Но вот что с некрологом делать? Придётся опровержение писать.

- А это уж пусть он и пишет, - кивнул Василий на Айрапетяна. – Зачем моей жене в покойницах ходить?

- Ты извини, Василий, за такое недоразумение, - сказал командир. – Накладка вышла. Если хочешь, опровержение напишем. Но вот что с этим делать? – кивнул он на список с приложенными к нему деньгами.

- С этим? – Василий равнодушно посмотрел на собранные лётчиками деньги и пожал плечами. – Обратно раздайте.

- Так ведь это похоронные! – возразил один из лётчиков. – Кто же их обратно возьмёт? Нельзя. Твои это деньги, Василий. Как говорится, за нервные переживания. Так что забирай.

- Да? – почесал подбородок Бачурин. – За переживания, говоришь? Тогда я предлагаю на них Жану помянуть. Хороший был поросёнок, чистенький, беленький. Зачем умер? А, командир? Не возражаешь?

- Ты хозяин этих денег – тебе и решать, - с улыбкой ответил командир эскадрильи. – Кто не летает и кому делать нечего – на сегодня свободны.

Этого было достаточно, чтобы вслед за Бачуриным исчезло несколько человек. По пути в кафе к ним, узнав о «горе» Василия, присоединилось ещё несколько праздношатающихся, возжелавших помянуть Жану.

Об этих поминках потом ещё долго вспоминали лётчики.

А к вечеру там, где висели некрологи о трагической смерти жены Василия, появилось объявление следующего содержания без  траурной рамки:

«Командование лётного подразделения приносит искренние извинения командиру самолёта Бачурину В. А. по поводу нелепой ошибки – якобы, смерти его жены, в результате которой Бачурину В. А. нанесена моральная травма».

Осталось неизвестным, узнала ли жена Бачурина о своей смерти, но в тот день, когда поминали Жану, Василий пришёл домой изрядно под градусом. На сердитый вопрос жены, по какому поводу, он неопределённо махнул рукой:

- Да у одного лётчика жену поминали. Скончалась… скоропостижно.

Супруга отнеслась к этому с понятием. Не так уж часто Василий приходил домой пьяненький.

Да и причина-то была уважительная.                                                                      

* ЭАФ – эфироальдегидная фракция, спиртосодержащая жидкость с резким запахом, которой в авиации промывают высотные системы самолётов и другие точные приборы. Технический персонал научился использовать её и для промывки горла и желудка.

 2014 г

Другие произведения автора:

На тревожном перроне...

ИДОЛОПОКЛОННИК рассказ

Осени прощальный вернисаж...