Мне всё обрыдло и постыло.
Я выпил расставанья зелье.
И брёл осенним днём унылым
По рижским улицам бесцельно.

Перед моим угасшим взором
Возник знакомый абрис храма.
И я шагнул во мрак собора,
На миг забыв о личной драме.

Вечернего светила сонно
Последние лучи струились,
И блики витражей оконных
Цветными пятнами ложились.

Безлюдно. Тихо. На органе
Лежали ноты партитуры.
Какой-то юноша в сутане
Перебирал клавиатуру

Как будто неохотно, с ленью.
Я был в тени. А он на сцене.
Он руки опустил к коленям
И ... вдруг потряс аккордом стены.

Как кающийся грешник к Деве
В мольбе протягивает руки,
Рванулись из костёла в небо
Старинного органа звуки.

Я, затаив дыханье, слушал
Божественного Баха фуги.
И мне басы взрывали душу
И сотрясали сводов дуги.

И это было, как скрижали.
И бытие казалось чушью.
И слёзы счастья очищали
Мою израненную душу...

Давно поднялись в бесконечность
Аккорды старого клавира.
А я стоял, казалось, вечность
В согласии с собой и Миром.