Вольница и казнь Стеньки Разина... 1671… 1964… 2015…

Мосты времени.
1671... 1964... 2015...
Разин - Евтушенко - Космика


+


КАЗНЬ СТЕНЬКИ РАЗИНА (1964)


Евгений Евтушенко


    Как во стольной Москве белокаменной 
    вор по улице бежит с булкой маковой. 
    Не страшит его сегодня самосуд. 
    Не до булок... 
     Стеньку Разина везут! 

    Царь бутылочку мальвазии выдаивает, 
    перед зеркалом свейским 
     прыщ выдавливает, 
    Примеряет новый перстень-изумруд - 
    и на площадь... 
     Стеньку Разина везут! 

    Как за бочкой бокастой 
     бочоночек, 
    за боярыней катит боярчоночек. 
    Леденец зубенки весело грызут. 
    Нынче праздник! 
     Стеньку Разина везут! 

    Прет купец, 
     треща с гороха. 
    Мчатся вскачь два скомороха. 
    Семенит ярыжка-плут... 
    Стеньку Разина везут!! 

    В струпьях все, 
     едва живые 
    старцы с вервием на вые, 
    что-то шамкая, 
     ползут... 
    Стеньку Разина везут! 
    И срамные девки тоже, 
    под хмельком вскочив с рогожи, 
    огурцом намазав рожи, 
    шпарят рысью - 
     в ляжках зуд... 
    Стеньку Разина везут! 

    И под визг стрелецких жен, 
    под плевки со всех сторон 
    на расхристанной телеге 
    плыл 
     в рубахе белой 
     он. 

    Он молчал, 
     не утирался, 
    весь оплеванный толпой, 
    только горько усмехался, 
    усмехался над собой: 
    "Стенька, Стенька, 
     ты как ветка, 
    потерявшая листву. 
    Как в Москву хотел ты въехать! 
    Вот и въехал ты в Москву... 

    Ладно, 
     плюйте, 
     плюйте, 
     плюйте - 
    все же радость задарма. 
    Вы всегда плюете, 
     люди, 
    в тех, 
     кто хочет вам добра. 
    А добра мне так хотелось 
    на персидских берегах 
    и тогда, 
     когда летелось 
    вдоль по Волге на стругах! 

    Что я ведал? 
     Чьи-то очи, 
    саблю, 
     парус 
     да седло... 
    Я был в грамоте не очень... 
    Может, это подвело? 
    Дьяк мне бил с оттяжкой в зубы, 
    приговаривал, 
     ретив: 
    "Супротив народа вздумал! 
    Будешь знать, как супротив!" 

    Я держался, 
     глаз не прятал. 
    Кровью харкал я в ответ: 
    "Супротив боярства - 
     правда. 
    Супротив народа - 
     нет". 
    От себя не отрекаюсь, 
    выбрав сам себе удел. 
    Перед вами, 
     люди, каюсь, 
    но не в том, 
     что дьяк хотел. 
    Голова моя повинна. 
    Вижу, 
     сам себя казня: 
    я был против - 
     половинно, 
    надо было - 
     до конца. 

    Нет, 
     не тем я, люди, грешен, 
    что бояр на башнях вешал. 
    Грешен я в глазах моих 
    тем, что мало вешал их. 
    Грешен тем, 
     что в мире злобства 
    был я добрый остолоп. 
    Грешен тем, 
     что, враг холопства, 
    сам я малость был холоп. 
    Грешен тем, 
     что драться думал 
    за хорошего царя. 
    Нет царей хороших, 
     дурень... 
    Стенька, 
     гибнешь ты зазря!" 

    Над Москвой колокола гудут. 
    К месту Лобному 
     Стеньку ведут. 
    Перед Стенькой, 
     на ветру полоща, 
    бьется кожаный передник палача, 
    а в руках у палача 
     над толпой 
    голубой топор, 
     как Волга, голубой. 
    И плывут, серебрясь, 
     по топору 
    струги, 
     струги, 
     будто чайки поутру... 

    И сквозь рыла, 
     ряшки, 
     хари 
    целовальников, 
     менял, 
    словно блики среди хмари, 
    Стенька 
     ЛИЦА 
     увидал. 
    Были в ЛИЦАХ даль и высь, 
    а в глазах, 
     угрюмо-вольных, 
    словно в малых тайных Волгах, 
    струги Стенькины неслись. 

    Стоит все терпеть бесслезно, 
    быть на дыбе, 
     колесе, 
    если рано или поздно 
    прорастают 
     ЛИЦА 
     грозно 
    у безликих на лице... 

    И спокойно 
     (не зазря он, видно, жил) 
    Стенька голову на плаху положил, 
    подбородок в край изрубленный упер 
    и затылком приказал: 
     "Давай, топор..." 

    Покатилась голова, 
     в крови горя, 
    прохрипела голова: 
     "Не зазря..." 
    И уже по топору не струги - 
    струйки, 
     струйки... 
    Что, народ, стоишь, не празднуя? 
    Шапки в небо - и пляши! 
    Но застыла площадь Красная, 
    чуть колыша бердыши. 
    Стихли даже скоморохи. 
    Среди мертвой тишины 
    перескакивали блохи 
    с армяков 
     на шушуны. 

    Площадь что-то поняла, 
    площадь шапки сняла, 
    и ударили три раза, 
    клокоча, 
     колокола. 
    А от крови и чуба тяжела, 
    голова еще ворочалась, 
     жила. 
    С места Лобного подмоклого 
    туда, 
     где голытьба, 
    взгляды 
     письмами подметными 
    швыряла голова... 

    Суетясь, 
     дрожащий попик подлетел, 
    веки Стенькины закрыть он хотел. 
    Но, напружившись, 
     по-зверьи страшны, 
    оттолкнули его руку зрачки. 
    На царе 
     от этих чертовых глаз 
    зябко 
     шапка Мономаха затряслась, 
    и, жестоко, 
     не скрывая торжества, 
    над царем 
     захохотала 
     голова!..
 
    1964 


+


ВОЛЬНИЦА И КАЗНЬ СТЕНЬКИ РАЗИНА (2015)


Майкл Космика


                              «В руци Твои, Боже, передаю дух мой.
                    Ты мя благослови, Ты ж мя помилуй и живот вечный даруй».


Гой ты, люд честной!.. 

Не хмельных утех, а слезы святой 
я налью лишка…
Мой отец родной – Зимовейский снег.
А ногайка донская: мне матушка.


Я степной полукровка. Тума-метис.
Наказной атаман Войска Донского. 

Не на кремль крестись. 
Ты на волю крестись!!
И айда со мной!… скоро-поскоро… 


Будем суд вершить. Жечь воров-бояр. 

Не с орланов степных – этой ереси:
с горькой жизни набрался я злости
и стал –
Стенька Разин. 
Степан, Тимофеев сын. 


Волга… Иловля… 
в беглых шальных берегах…
шум-прибоем ночным люд колышется…
И Царицын горит. И гуляет страх –
аж до Каспия.  Вот те «ижица»!..


Вот те «буки-веди»!.. Православных вер 
                                 не одна, а две:
                мнут всем нам бока… 
Барину – «добро». А народу – «хер». 
Развеселая!!.. чудо-азбука…


Я родил на бой 
                    всех, кто – пыль в пыли;
босяков 
             голутвенных 
                                  выняньчал.
Там за пазухой: просто горсть земли.
Очиток… живуча былиночка…


Гром по Яику далеко плывет...
Неспокой в нижней Волге и в Персии.
Расступись, дворцы! 
                                Голытьба идет!
Промолённые… 
сирые… 
бесьи… 


Голытьба-вытьба 
                   прет в посконном 
на зажравшую всех Московию,
на Тишайшего Ляксея Михайлова,
под которым —
                    дуром ревём заново…


Я ведь знаю, чем дело-то кончится.
Я на три века вдаль душой смотрю.
Вон:
в стекляшки потомки топорщатся…
пальцем тычут в не весть что
всю ночь-зарю… 


Разъезжают в каретах сплюснутых.
С кем ни попадя спят, нутро распродав.
И сияют там улицы люстрами;
а темно…
так темно!..  Ненавижу бардак. 


Тяжело в груди сердце возится…
Месяцами не спится. Да к черту!
Да пусть…
Пусть идет!.. понизовая вольница!..

Пусть сдирает мне кожу
мой проклятый путь.


Ах, ногайка-мать!.. Чую твой «шлепок»…
Сдобрит спину!..
                         плеть!..
                                 свинец-сахаром… 
Предадут меня. У семи дорог. 
На Руси взасос люда всякого. 


И уйдут Пресвятые в болотную гать
Покрова… куполами каурыми…
Ангел ссучится.
Молитвослов станет лгать,
раздербанив страницы
на курево…


Я всё вижу… 
хоть глаз вытек
в темную клеть…
Да другой у меня! Тут как туточки.

Собирайтесь  
на площадь — на казнь поглазеть… 
и монашки, и проституточки!… 


Будет весело. 
Разин не грустный мужик:
хоть на целую… хоть в три четверти…

Бессарабский топорик — по косточкам…
Вжик!!
Подскочила рука… рыбка в нересте…


Запрости… православный люд…
Запрости!…
что не смог накормить всех зрелищем…
Два вершка ещё… смогу проползти…
чтоб потешить зевак… в метель… ещё…


А палач уж в колено целит. 
А колода мясная крутится-корчится…
С хрустом ноги рубят!.. мятежной метели…
А она, падла, всё не кончится… 


И прильнули потомки — к стекляшкам
туманным…
Ну и как вам на вкус??.. кровь атаманова…


Тут 
не бой кулачный на Болотном месте.
Не помост скомороший в два бублика.

Правда!!.. колоколами воздух месит...
правда казачья… рубленная… 


Рваным волоком —
                          да по стольной брусчатке:
все надежды на волю…
и все думки о счастье…


Боль не вечна. Она лишь 
                                 на сотню-другую лет…

А толпа от вьюги: вся красная…
Там у всех — башка Стеньки Разина
на плечах: живет да здравствует…


Гой ты, люд честной! 
Не хмельных утех, а слезы святой
я налью лишка… 

Мой отец родной… Зимовейский снег. 
А ногайка донская — мне матушка.
  

2015


+

Другие произведения автора:

Г л а з а... (2013)

Ай, Fernis Веселый!... (2014)

По совести... (2012)