В тумане лет…

Мерный клекот над Русью лесною.

Мельница – Н. Гумилев «Змей»

Солнце разрывало небо розовой фатой, мчащейся откудав-то из-под земли. Сначала, лишь кусочек неба озарился неким подобием света, но немного погодя, над горизонтом что-то начинало пульсировать и нарастать. Так просыпалось утро. Оно медленно светлело, и приветствовало Солнце птичьими песнями и лёгкой дымкой ночной прохлады. Не позволительная роскошь, увы,  присутствовать при рорждении новой зари. В нашей жизни всё сосредоточено иначе, по-другому и врятле в будущем что-то изменится.

Раннее солнечное утро средилетия согревало меня багряными лучами. Я в коем веке смог выкроить денёк для  на заготовки на зиму сена, мне хотелось помочь дядьке и самому вернуться мир собственного детства. В сетке офисных, будничных дней жизнь становится серой и лживой. Там, среди килограммов бумаги и тонн оценивающих взглядов, теряешь радость каждого мгновения жизни. Именно поэтому я стараюсь вырваться летом в деревню на сенокос. Я вырос там, поэтому душа тянет меня обратно. Ничего особенного нет в маленьком поселении близ города Троицка, но это поселение очень дорого моему сердцу. Это моя Родина… именно та Родина, о которой можно сказать: «Деревня». Деревня, наполненная духом русской крестьянской жизни, запруженная векавыми поверьями, наводнённая бесконечными воспоминаниями о былом золотм веке, человеческих ценностей. Когда приезжаешь сюда из других мест, то и думать начинаешь не так, как там в среде сегодняшнего дня. Здесь ты окунаешься в мир собсвенных грёз, детских мечтаний, где нет лживых реалий, рушащих мирную надежду о сохранении земли русской в руках русских людей. Здесь ты думаешь так, как думали твои отцы и деды, и веришь в то, что было мило и их сердцу. Нет, это не просто слова. В них нет попытки воскресить прошлую, канувшую в лету жизнь. Мир меняется и своим изменением меняет жизнь каждого человека в отдельности. Когда-то наши внуки тоже будут смотреть на наш современный мир, как некую форму архаичности.

Еще со вчерашнего вечера я боялся, что в мой «заслуженный» выходной день пойдет дождь. Всю дорогу я ехал на своей «Калине» и всматривался в кучевую гряду тёмно-лиловых облаков. Но за ночь облака разогнал вечный их пастух – ветер, поэтому со спокойной душой я влез на телегу, запряженную двумя красивыми «кабардиночками». Их норов мне по душе -  с места трогаются не хуже дорогой иномарки. В этот момент извозчика и его пассажира отталкивает назад, и это вызывает дикий восторг. Мы поехали вчетвером: я, двое моих дядек и отчим одного из них… Я сел к Николаю Карповичу (отчиму дядьки). Старик был невысокого роста, тихий, смеренный и вечно мурлычущий слова в придуманных им же мелодиях. Иногда я сам себя представляю таким же. Вот только сомневаюсь, что время позволит мне быть подобным… Наше поколение слишком уж стало оторванным от земли… сейчас нас загнали в бесконечную гонку за прибылью, за более комфортную жизнь, за нескончаемые траты денег на очередную ненужную вещь.

За последний век многое изменилось. И люди, не стыдясь, признаются в этом. Может конечно это можно назвать модернизмом и инновациями, но только в этих изменениях, человек перестаёт бытьт гумааных существом, в нём же пробуждается звериный нрав, разрушающий кего изнутри.

С самого начала нашей дороги, он заговорил о том, что ему не нравятся современное устройство жизни, интересы нынешней молодежи и так далее и тому подобное… Обычные слова стариков, по–моему это некий вид зависти за прошедшие годы своей молодости.

В свою очередь, единственное, что мне лично не нравится в стариках – дурацкий менталитет: когда мы проезжали мимо огромной частной фермы, мой собеседник зарядил такую фразу: «Эх, где советская власть? Понастроили здесь…» - Дальше цитировать нет смысла, ибо это ахинея… Мое мнение иное, отличное от большинства. Сейчас уже не стоит искать гипотетических врагов народа. Что ж, смог человек выстроить подобную махину – дай Бог ему везения в его деле. Какими путями он добился этих дорогих высот – другой вопрос. На него ответит время, как уже отвечало и на распад СССР, и Великую Отечественную войну, и Константинополь, инквизицию, джазовую музыку и многое, многое другое. Нужно учиться радоваться за других людей… Хотя, опять же, здесь обстоит дело с личным пристрастием каждого из нас. И выносить на общее обозрение своё видение считаю я, неуместным.

Потихоньку Карпович перевел разговор на более дружелюбную тему. Он описывал свою молодость и я немного позавидовал ему. В то время люди были более радостные, добрые и чуткие… Не то, что сейчас…

Около часа спустя мы приехали на сенокос. Это огромная ложбина, крестообразно распростертая в долине реки Мокши. Именно в этом месте лес прекращает свое нескончаемое наступление и оставляет широкий луг, где, питаясь водою могучей реки, царит разнотравье. Благодаря размерам Мокши в стародавние времена наш город стал крупнейшим речным портом всей Пензенской губернии. У нас строили речные суда, на коих плавали по всей земле Русской.

По приезду на поле, мы первым делом закурили, ибо какое дело начинать не с перекура? Затем по скидывали с телег (а их было две) все наши припасы и инвентарь на землю и начали работу (навильниками закидывать сено в телеги). Вновь мы поделились на два «легиона»: я с Карповичем, а дядьки Виктор и Петр остались вместе. Они соберали сено на одну телегу, а мы с Карповичем – на ту, на которой приехали сюда. Где-то к обеду мы набрали по четыре копешки и запрягли лошадей. В это время солнце еще не палило, ведь жара начинается с обеда, а мы в аккурат успели. Вывели лошадей на верх, к дороге, разложили припасы и приготовились к трапезе.

Дневное светило даровало нам своё тепло. Мужчины затеяли разговор  о воспоминаниях из прошлой жизни. Они озаряли добрыми улыбками окрестные дали.  Привезли с собой два полных пакета всяческой «предполевой» пищи: сало, огурцы, помидоры, чеснок, хлеб, лук, компоты из смородины и вишни, сардельки, колбасу… ещё что-то было, но я уже не помню, да и не совсем это и нужно…

Я, как самый младший в компании старался не вмешиваться в разговоры, просто слушая старших. Но иногда мог вставлял  пару реплик, но не более, Карпович, ни смотря на то, что он простой деревенский мужик считает, что не гоже младшим поперек батьки в жерло огненное лезть…

А я за неделю так вымотался на работе со всевозможными отчетами, реестрами, что простое молчание для меня лучше всякой беседы. Ей, Богу… я слушал простой деревенский, залихватский, мужской разговор. Большего счастья в жизни, я не представлял на тот момент.

В свой выходной я хотел тишины и природы… Я её получил уже до обеда. А ведь до вечера мы должны были сдеолать ещё один рейс. Меня это вдохнавляло.

И пусть я к вечеру получил растяжение мышц, все же мне достался положительный заряд. Пообедав яством, тем, что было, мы взгромоздились на возложенное сено и поехали… Сначала я всунул наушники куда надо и включил музыку погромче, но отдаленность от населенных пунктов и линия высоковольтных проводов мешали радиоволнам пробиться. Да и аккумулятор садился. Пришлось выключить.

Мой напарник часто погонял коней и грозился им держаком от вил. Те молча слушали и шли так, как нужно было хозяину – рысцой, похрапывая и немного задыхаясь, поскольку они тащили сена около 800 кг. да двух мужиков в придачу. Он вновь начал, точнее продолжил разговор о своей молодости, а я слушал его нехотя: немного из-за усталости, немного от сожаления, что уже едем домой…

Я только там, где надо было, поддакивал и лениво посмеивался над оброненными стариком шутками… в этот момент меня обуяла скука. Такая, что хотелось соскочить с телеги и пойти домой пешком. Но я не сделал бы этого не смотря на всё желание. Я лежал на сене, вкушая запах душистой травы, наслаждался глубоким небом и старался не думать о завтрашнем дне, но как назло эти мысли и лезли в голову.

Перед глазами вновь открывались горизонты душного офиса и рутинной работы. Я слышал, как дядьки смеются, громко обсуждая последствия какой-то веселой попойки. Им в молодости это удавалось, мне – нет. У меня были планы: хорошо учиться в школе, поступить в институт, найти хорошо оплачиваемую работу. Всего я добился, но был ли я счастлив? По-своему был, но совсем иначе, чем они… И это порой тяготило сильными, горькими комками в горле…Я никогда не находил общего языка для беседы ни с кем из людей намного взрослее себя. Да и с ровесниками тоже, поэтому часто приходилось мир ощупывать своими фантазией и упорством лени…  да, лени, поскольку не смотря на всю свою работу, я оставался ленивым мужиком, как и большинство из нас.

Мне всегда хотелось просто слушать людей, но не выражать своих взглядов. Ведь когда начинает говорить человек с диаметрально-противоположным миропредставлением, он моментально становится изгоем. А чувство отчужденности порой надоедает. Поэтому я то и дело просто слушаю, но не комментирую. Надоело знать заранее реакцию собеседников…

Приятно всё-таки осознавать то, что к четверти столетия набрался знаний многим больше, чем те же старики. К примеру, я очень обрадовался, что Карпович не знает, когда происходит праздник Солнцеворота. Конечно, это всего лишь дата в календаре, но всё-таки… Все-таки он остался некомпетентным в знании празднеств древних русских обычаев.

К часу дня мы приехали домой к дяде Пете и начали сгружать сено. Карпович скидывал его с телеги. Виктор таскал ко мне. Я подавал на скирду хозяину, а он складывал…

Вновь мужики начали вспоминать события из прошлых лет, а я слушал. Потом мы пообедали уже в кухне за столом… В этот момент пришел домой мой двоюродный брат Михаил. Он старше меня на три года, немного плотнее и из-за этого кажется крупнее. И к нему относились с детства, как ко взрослому. Михаил сел за стол, съел чашку борща (как и все), на второе, был салат из помидоров и огурцов, затем чай, и вновь в путь…

…Стук копыт и перезвон колесниц отсчитывали шаги наших лошадей… Я сел вновь к Карповичу и приготовился слушать его разговоры о молодости и сломленных мечтах. Но внезапно зазвенел мой мобильник, и из трубки полилась монограмма нашей секретарши, которая не знала, что делать с «дырами» в расходах. Стоило большого труда мне угомонить ее хотя бы послушать то, что я пытаюсь сказать о проблемах, возникших у нас. Через 20 минут разговора она отключилась, и я смог вдохнуть осознанно терпкий запах цветущих трав. После её слов, я ещё глубже и радостнее внюхивался в в ароматы. Встречающиеся на пути. Я лежал в телеге, и мирно улыбался голубому небу. Оно в свою очередь даровало мне птиц, проносящиеся надо мной. Я становился всё счастливее. Мой брат сел в другую телегу и до нас доносился его рассказ о том, что в соседнем селе была свиноматка, которую пускали побултыхаться в грязи речки Мокши. Все лето она лазила по буеракам и пускала пузыри в собственно сотворенной ванне. Но однажды свинья пропала. Две недели её не было видно - не слышно. Хозяева уже смирились, что пропала худоба, но в один рассветный час беглянка вернулась и привела домой двенадцать диких поросят. Хозяйка заперла её в базу и продержала неделю, но потом выпустила с мыслью, что пропажа никуда не уйдет. А свинья была иного мнения. В первый же день она увела свой выводок и скрылась, как говорят в уголовном розыске: «в неизвестном направлении».

Меня эта история очень заинтересовала, и минут 10 я размышлял над ней, пока не отвлекло меня от этих мыслей дерево, одиноко растущее у дороги. Оно было непохожим на другие. Что в нем было не такого, я не понял, но что-то было… оно походило на дживую девушку, стоящую у дороги. Я поднялся и начал присматриваться. Все веточки и листья трепыхались на ветру не так, как у остальных деревьев. Это деревце, двигалось не под, а поперёк ветра.

Я уставился на него ещё внимательнее. Дерево мелькало в проеме меж двух лошадей, затем мы его начали объезжать, и тут перед глазами все помутнело. Ива колыхалась на легоньком ветерке, и мне показалось, что плети – это волосы, ствол – это стан, а ветви – руки её. Неожиданно сознание полностью померкло… Лишь гулкое медленное сердцебиение стучало в голове.

…Вокруг была толпа людей. Они что-то пугливо стонали. Я подошел поближе. Было около двух сотен людей. Они стояли и кричали на местных священника и жандарма. Эти бесноватые мужчины бегали в импровизированном круге и замахивались на испуганных людей. Внезапно и чувство страха передалось и мне. Не каждый день видишь незнакомых людей, которые бросаются на толпу с топором. Тем более было ужасно от того, что ты не знаешь кинется ли один из них, или только пугает. Я осмтрел стоящих людей и не понимя, что происходит, решил разузнать.

- Возьми топор! – закричал взъерошенный поп на грузного бородатого мужчину. Его дикий взор разрывал население. Мужчина попятился назад и через секунду скрылся в толпе. Тогда священник перекинулся на другого мужчину, но и тот наотрез отказался от предложения рубить дерево. Эти высокие, плотные мужики, сейчас выглядели как маленькие мальчики, которых стравливают друг с другом более взрослые хулиганы.

Я с любопытством наблюдал эту сцену. Дикие вопли двоих воротил взъерошивали население.

- А что здесь происходит? – поинтересовался я, у только что выбежавшего из центра мужчины. Он взглянул на меня с недоумением. В его глазах было отражение безумства, с которым идут в смертельный бой, откуда не выбраться, но и не идти туда нет возможности.

- Это Исколена! Дерево, выросшее из колена убитой девушки на этом месте.

- И что? – тихо, почти сломленным голосом спросил я.

- Ну они, - мужчина указал рукой в сторону священника и жандарма, - решили осрамить святое место. Здесь люди уже столько лет исцеляются, и никто не захочет рубить дерево. Эти мужики живые воплощения дьявола!

Сказав это, мужчина вновь прильнул к толпе. А я оглянулся и не узнал никого из присутствующих людей. Мне как-то стало не по себе и одиноко. Эта Исколена встала у меня перед глазами. Почему-то я поверил этому мужчине без толики сомнений. Его взгляд не давал повода для сомнений. Так люди не умеют врать! Врут совсем иначе. Я ходил вокруг, да около толпы, стараясь не  быть замеченным ни жандармом, ни святым отцом.

Внезапно чей-то всхлип воспарил над испуганной толпой людей. По дереву ударил топор - и все попрятались назад. Всеобщее отчаяние передалось и мне. Я стоял и думал, что дерево тоже чувствует боль, когда его рубят, пилят или выкорчёвывают. Если бы у деревьев были горло и рот, то они бы тоже плакали, тоже бы кричали и стноали во все силы. Но, Бог обделил их этими органами, и посему человек, считает, что убивать деревья можно, так оно и должно быть. Люди отпрянули от дерева на несколько шагов и оно грузно упало на землю. Громкий хруст разлетелся окрест и я почувствовал, ка это дерево застонало. Я отчётливо слышал стон, который вырывался из раны.

- О, Боже! Что ты сотворил? – закричал священник. А вслед за этими словами громко выматерился жандарм. Люди сделали ещё несколько шагов назад и начали креститься. В их глазах царило безумие. Люди отошли еще на шаг, и я вместе с ними. Я посмотрел на опустившегося на колени священника. Его длинные пряди светло-русых волос спадали на грудь, скрывая полуденный блеск святого распятия. Он что-то шептал себе под нос. На его рукаве я увидел кровь. Первой мыслью было: «Он промахнулся и поранил кого-то», но людских стонов не было слышно, только жандарм матерился, ходил вокруг священника и ощупывал его руками. В моей душе что-то ёкнуло, и мне стало их жаль, но не той жалостью, которая в сердце, а той, что рождается от безысходности. Народ зашептал: «Ослепли… Ослепли… Исколена покалечила нехристей!..»

Внезапно этот шепот перерос в громкую речь, а после воспарил криками. Старухи упали на колени и начали молиться, с укором поглядывая на священника. Он поднял голову, и я разглядел, что все лицо его измазано кровью. Я прикрыл рот ладошкой и взглянул на дерево. Я не поверил своим глазам, а если бы кто другой рассказал мне – тут же поднял бы его на смех. Взор попа был далёк от того, как его коллеги излечивают души заблудших прихожан в храмах. Я по настоящему испугался и мысленно попросил прощения у Бога за необдуманные поступки этих мужчин.

Из пенька сочилась кровь, алый ручеек заполнял ствол и коренья. Жижа стекала по земле и пропитывала рясу священника. Он попытался встать, но упал. О его ногу споткнулся жандарм, и они измазались грязью. Люди наблюдали за происходящим, готовые удрать отсель на всех парусах… Но они стояли не шевелясь. Из глаз текли стигматы отчаяния. Люди молча проглатывали злодеяния и не решались срамом осквернить заблудших, священника и жандарма. Мне стало по настоящему жутко. Будто меня душил ночью в постели домовой. Я ощущал, что вокруг моей шеи стягиваются путы, которые мешают мне дышать. Сердце молотило так быстро, словно я только что пробежал десяток километров.Я стоял и не чувствовал своего тела, ибо был не властен над ним. Кровь, сочащаяся из пенька всё наростала. Она текла по земле, запоняя красным цветом и щепки и траву и обувь мужчин. Один её вид заставял людей молча слкедить за происходящим.

Из безликой, от испуга, толпы вышла старуха. По её походке складывалось впечатление, что она не стесняется своих лет, а наоборот, гордится ими. Она помогла подняться на ноги сначала жандарму, а после и попу. Они молча протирали руками свои лица и глаза. Тут я понял, что они ослепли от своего поступка. Мне стало смешно. Как в сказке, эти люди получили наказание сразу, после выполнения его. Я подумал, что хорошо бы было так и в сегодняшнем времени получать моментально наказание за сотворённое зло. Но голос старухи развил мои мысли.

- Что вы натворили? Зачем брали беду в узду? Вот теперь и просватали вас бесы в свой круг! Хотите прозреть? – мужчины робко согласились, - Тогда становитесь на колени и молите прощения, да так, чтобы ваша вера исцелила вас! – старуха казалась рядом с мужиками маленькой ласточкой среди грузных пингвинов. Но она выглядела здесь настоящей проводницей в мир, что нам еще долго не отворит врата. Жандарм не переставал ещё материться, но первым упал на колени. Он быстро перекрестился и поцеловал ствол дерева. Его губы испачкались древесной кровью. Вслед за ним упал и поп. Он громко начал читать молитвы об изцелении и читал довольно долго. Он начал вести свою заутренюю. Такого выразительного служения я давно не слышал.

Мужчины припали к земле и стали вымаливать прощение. Старуха взмахнула руками, и народ начал расходиться. После долгой службы, раздался радостный крик священника: «Я вижу!» Он поднялся с колен, кинулся к сумке, отворил котелок со святой водой и окропил дерево и пенек ею. Вслед за ним поднялся жандарм и заявил, что тоже видит.

Над ними стояла старуха, а они радовались прозрению, как малые дети новой игрушке.

- Вот глядите, - закричал священник, - это святое место. И святым оно стало, когда я окропил его священной водой!

Старуха протестно подняла руку:

- Это Бог сделал это место святым и нет права никакому священнику осквернять землю! Все создано по Божьей воле.

Люд снова собрался кругом возле срубленной липы. Мужчины подняли дерево и потащили к реке. Процессию возглавлял священник, поющий молитву. Он шёл впереди людей и пел снова молитвы. Мужики же тащили дерево, которое оставляло кровавый след по дороге. Рубить его никто не осмеливался, но и не хоронить тоже не могли. На берегу его развернули и спустили стволом вниз в русло. Оно нехотя поплыо вниз... я тоже тащил его, но всё же не мог понять зачем делаю это...

…Внезапно туман рассеялся…

Телеги были наполнены сеном, а мы, уставшие, в трудовом поту догребали высохшую траву вилами. Я пристально разглядывал напарников, но никто ничем не выдавал себя. Шел трудовой рабочий день. Где-то, через полчаса мы собрали вещи, запрягли лошадей и отправились домой.

Темнело. Огромное светило наполовину провалилось под землю. И складывалось впечатление, что солнце застряло. Оно разбросало свои лучистые кудри по своду, и облака горели всеми яркими цветами лета. Мохнатая шапка холмов грустила вечереющим лесом. Там, в каждом листочке солнце оставило свои дневные поцелуи, а сейчас, словно извинялись умоляло  дождаться целёхонькими. И листья послушно соглашались переночевать и дожаться завтра светило.

Вечерний ветер согласно трепал лес, траву и мои распущенные длинные волосы. Они шелестящим шепотом пели песнь ветру и вечеру. Я лег навзничь, растянул крестом руки и уставился в небо. Кое-где поблескивали звезды и редкие мыши проносились на серо-голубом полотне неба. Я лежал и думал о том, что же случилось с тем деревом и той девушкой, из колена которой выросла липа. На обратном пути не было никакого деревца у дороги. Я просмотрел внимательно всё, но так и не разрешил для себя загадку , произогедшую со мной.

Несмотря на то, что жара не сходила, меня все-таки холодил мой спиритический сон. Я все время прислушивался к разговорам мужчин, но они не говорили о том, что я видел. Возможно, это лишь воспаленная реакция организма, возможно, солнечный удар, а, быть может, результат переутомления. Ведь работа офисного слуги – рутина, сидение на одном месте, а сенокос – настоящий труд.

Пока мы добирались до дома, совсем стемнело. Я поужинал и поехал к себе. Где-то на середине дороги я услышал громкое ржание коней. Остановился, вылез из салона и увидел мчавшихся по чистому полю красавцев. Они неслись  с неистовым храпом, но дрожи земли не чувствовалось, и это пугало меня. Лошади спешили за светилом, убегая на запад. Они не поднимали пыли, словно совсем не касаясь земли. Мистики для меня хватило за день, посему я решил быстрее возвращаться домой. Не простояв и минуты, я сел в салон и помчался домой, там быстро обмылся и лёг в кровать… Ворочался довольно долго, все время мне было неудобно лежать. Перед глазами все время была та испуганная толпа, ослепшие жандарм и священник, но они вспоминались сквозь лошадиное ржание и солнечную жару. Я не выдержал этих галлюцинаций, встал с кровати, включил светильник и вышел на кухню. Закурил. Вскипятил чайник и навел чай. Долго смотрел на испарину от кипятка, которая, скручиваясь в паровые кольца, исчезала.

Человек, столкнувшийся с непонятным для себя событием, чаще всего пасует, не отдавая себе отчета в своем поступке. Это со мной и случилось, я не смог дать ответ на не прозвучавший, но такой явный вопрос: какова человеческая сущность?

Мир намного многогранней и шире, чем нам кажется, поэтому человечество до сих пор не желает понимать неопределенные события. Все наши цивилизации за последние 2000 лет не смогли объяснить даже самых простых вещей. Что такое тьма? Что такое свет? Что такое огонь? А люди еще зарятся, узнать что есть человек!

Порой сам этот вопрос звучит уже смешно, а что стоит ответ? Может, произошедшее со мной ни что иное, как попытка объяснить, что человек не только материя или духовный организм, но и некая третья структура? Кто даст ответ? Я не думаю сейчас о магических возможностях, поскольку они составные части духовного развития. Может, сущность нашего мозга и есть тот шестой элемент мироздания, недостающее звено в «Божественной неделе»?

Мой чай остыл и я выпил его в два глотка, помыл чашку и вновь лёг спать. На сей раз уснул моментально…

…Размышления набраны на работе,

В обед следующего дня, после случившегося

перехода в XIX век…

…Откровение на досуге…

15–27. октября. 2008

Другие произведения автора:

Я останусь здесь

Акродха

Город снов

Это произведение понравилось:

Алла Войнаровская

Катерина Годунова

Елизавета Смирнова