Товарищ майор, вы арестованы (рассказ)

Товарищ майор, вы арестованы.

Из жизни бывшего военного лётчика.



Командир стратегического бомбардировщика авиации Балтийского флота майор Чурилов с детства мечтал стать лётчиком. Родился он в забытой богом небольшой деревеньке в Заволжье и самолёт (это был неказистый биплан По-2 более известный в народе, как «кукурузник») впервые близко увидел в 12 лет. Осталось тайной, по какой причине, скорее всего из озорства, пилоты сделали несколько кругов над деревней на бреющем полёте, распугивая сельскую живность, а потом приземлились у деревни прямо на недавно скошенное поле, сорвав школьные занятия. Все население деревни устремились к самолёту. Непостижимым образом, на ходу осеняя себя крестным знамением и сотрясаясь всем телом, приковыляла даже старая бабка Агафья, которая уже несколько лет никуда не выходила из дома.

Летательный аппарат так глубоко потряс Чурилова, что он не спал почти всю ночь. А утром, проснувшись, решил: он тоже будет лётчиком. Вскоре в школьной библиотеке были прочитаны все имеющиеся об авиации книги, а на обложках его тетрадей учителя всё чаще обнаруживали рисунки различных марок самолётов. Парта, за которой он сидел, стала представлять собой подобие филиала музея авиации. Каждую весну по окончании очередного учебного года его заставляли соскабливать свои художества и красить парту заново, но с началом нового учебного года на ней появлялись свежие рисунки. Самолёты он рисовал везде: палкой на снегу зимой и на мокром песке летом, пальцем на отпотевших стёклах, углем на стенах домов. На дверях магазина и сельского клуба тоже были его творения. За это он получил кличку «Лётчик», которой очень гордился. А директор клуба, он же и киномеханик, поймав его как-то за таким занятием, надавал увесистых оплеух. Кстати, все фильмы о лётчиках он непременно смотрел в этом же клубе, пробираясь туда через форточку окна в начале сеанса, благо на это взрослые смотрели с нескрываемым юмором, а киномеханик сидел в кинобудке у аппаратов и не мог этого видеть.

Над ним и его кличкой жители деревни беззлобно посмеивались:

- Ну, какой из этого шпинделя лётчик будет? Тощий телом, да и росточком мал. Его и хвосты-то самолётам заносить не возьмут. Ха-ха-ха!

И только классная руководительница умело использовала эту страсть мальчика, тактично и ненавязчиво внушая ему, что если он хочет стать лётчиком, то должен хорошо учиться. Это ей удалось.

После окончания средней школы почти все выпускники подали документы в институты и техникумы. А Чурилов прямым ходом направился в райвоенкомат.

- Так ты сначала школу-то закончи, - мельком взглянул на него военком, - тогда и приходи.

- Я уже закончил, - ответил парень и в знак подтверждения с достоинством положил на стол военного начальника аттестат зрелости.

Полковник уже внимательнее посмотрел на щуплого парнишку-доходягу и протянул руку за аттестатом.

- У меня ещё медаль имеется, - пояснил Чурилов и полез в карман. – Вот она!

Бывший фронтовик долго рассматривал неказистую медаль, которая, конечно же, была не из золота, хотя и называлась таковой, а потом спросил:

- Ну и куда же ты хочешь? В какой род войск? В пехоту? Уж больно ростом ты мал.

- Мне бы в лётчики.

- Куда-а? – привстал военком. – Ты бы ещё в подводники попросился.

- Не, я в лётчики…

Военком теперь уже внимательно осмотрел щуплую и какую-то нескладную фигуру парня, затем потряс аттестатом в воздухе и сказал:

- Лётчики стране конечно нужны. Но вот с этим аттестатом ты можешь поступить в МГУ на любой престижный факультет, тем более что у тебя, как у сельского жителя, есть льготы. Считай, что ты уже туда поступил. Знаешь ли, об этом, парень? И возможно из тебя выйдет второй Эйнштейн или какой-нибудь, - полковник покрутил пальцами в воздухе, - современный Пифагор. А может быть, и академиком станешь.

- Не, - шмыгнул носом парень, - я в лётчики хочу, чтобы летать…

- Тьфу, заладил! А не пожалеешь потом? Небо, оно не мёдом мазано.

- Не пожалею.

- Ну что же, ступай, готовься к комиссии, - и начальник размашисто расписался на рапорте про себя подумав, что этому доходяге-медалисту ни за что не пройти жёстких требований медицинского отбора. Срежется у первого же врача.

Но он ошибся. Срезались здоровые бугаи, имевшие спортивные разряды. У кого находили посторонние шумы в сердце, у кого плоскостопие, у кого что-то в носу и ушах не так, кто-то вываливался из обычного вращающегося кресла для проверки вестибулярного аппарата. А доходяга Чурилов, словно вода сквозь пальцы просочилась, без всякого труда прошёл всех врачей. Единственное к чему едва не придрались – это малый рост и недостаток веса, но, дважды измерив его стан, пришли к выводу: соответствует, хотя и на пределе. А на вес тогда особого внимания и не обращали. Все они войну пережившие были худыми. А под мерной линейкой он так тянулся, что потом несколько дней болела шея.

- Неужели прошёл!? – удивился военком, увидев его на мандатной комиссии. – Что же, быть тебе, парень, военным лётчиком. Учись! Служи! Летай!

В лётном училище инструкторы и сокурсники относились к нему снисходительно, часто беззлобно над ним посмеиваясь. Для его роста не нашлось курсантской формы на складе, и заказывали ему её индивидуально. А пока шили, он ходил в ушитом кое-как им самим лётном комбинезоне, отчего выделялся среди курсантов. Как-то, ещё в начале первого курса, из-за своего малого роста он шагал замыкающим в строю на занятия в учебный отдел и навстречу им появился начальник училища.

- Смирно! Равнение направо! – скомандовал старшина, взяв под козырёк.

Учебное отделение дружно ударило сапогами в асфальт, печатая шаг и вытянув руки по швам. Генерал остановился и поднял руку к фуражке, приветствуя строй. Вдруг глаза его удивлённо расширились, он повелительно махнул рукой: остановиться. В конце строя он увидел нелепо размахивающую руками маленькую фигуру, одетую не по установленной форме. К тому же сапоги ему были явно не по размеру. А в комбинезонах разрешалось ходить только в дни полётов.

- Отделение, стой! – заорал перепуганный старшина. – Напра-во!

Строй замер.

- Товарищ генерал… - начал он рапорт, но генерал отмахнулся.

- Вот вы, - указал на Чурилова, - подойдите ко мне.

- Кто, я? – растерялся Чурилов и оглянулся вокруг.

- Вы, вы!

Курсант, нелепо и оглушительно шлёпая по асфальту кирзовыми сапогами, жалким подобием строевого шага направился к генералу. В форме не по размеру и в сапогах до колен он выглядел весьма комично. Проходящие мимо женщины – жёны офицеров – засмеялись. Это привело генерала в бешенство.

- Кто таков? – прорычал он. – И как сюда попал?

- Курсант Чурилов, товарищ генерал. А попал сюда по направлению военкомата.

- Курсант? - искренне удивился начальник училища – Нет, ты не курсант! Вот они - курсанты! – ткнул пальцем генерал в замерший строй. – Старшина, потрудитесь объяснить, что это за безобразие?

- Это… ну, курсант это, товарищ генерал. Ему форма, что на складе имеется, не подходит и вот, пока сошьют, ему разрешили…

- Так пускай самостоятельно ходит на занятия, чего же вы строй позорите? – оглянулся генерал на удаляющихся женщин и повернулся к Чурилову: - Как успехи, курсант?

- Отлично, товарищ генерал! У меня одни пятёрки.

Генерал вопросительно посмотрел на старшину.

- Так точно, товарищ генерал. Курсант Чурилов круглый отличник.

- Запрещаю ходить в строю, товарищ курсант, пока не получишь выходную форму, - сказал генерал и тихо выругался про себя: - Чёрт знает, кого начали набирать!

Затем махнул рукой – следуйте дальше, и направился к штабу училища.

Так про Чурилова узнали все курсанты. Ещё бы, без строя разрешалось передвигаться по территории училища только по личным делам. А он ходил на занятия и в столовую один. А на ежедневные утренние разводы вообще не ходил. И даже на строевую подготовку его не брали до тех пор, пока на нём не появилось выходного курсантского кителя. Да и после на строевые смотры его вообще старались не брать и на этот период ставили в какой-нибудь наряд и даже иногда прятали в каптёрке, чтобы не попался на глаза большому начальству.

Военной бравой выправки он так и не приобрёл, ходил неторопливо вразвалку, шаркая непомерно большими для него сапогами по подстилающей поверхности. А вот за отличную учёбу его вскоре стали называть по имени отчеству не только курсанты, но и некоторые командиры. А на выпускном курсе всё училище хорошо знало Николая Ивановича. Запомнил его и начальник училища. И даже консервативные преподаватели УЛО*, для которых все были «товарищи курсанты» называли его кто в шутку, а кто и на полном серьёзе по имени отчеству.

Теоретический курс Николай Иванович закончил с отличием, но вот лётная подготовка сначала давалась ему с трудом. Поговаривали об отчислении, однако инструктор за счёт лётного времени более успешно усваивающих программу курсантов смог добиться от него приемлемой техники пилотирования.

- Ничего, - смеялся, выпуская его в самостоятельный полёт, - жить захочет – сядет.

Государственные экзамены, в том числе и лётные, Чурилов сдал отлично и получил назначение в авиацию Балтийского флота.

Шли годы. Постепенно молодые офицеры обзавелись семьями, получали очередные звания и стали командирами кораблей. Многие его сверстники стали подполковниками и даже полковниками, у некоторых уже появились внуки, а Чурилов застрял в звании майора, слыл закоренелым холостяком и жил в офицерском общежитии. А всё потому, что с ним – так уж началось с курсантских времён – происходили какие-нибудь происшествия, тормозившие повышение по службе. Ещё в училище он был единственный, кто умудрился свалиться в колодец, когда набирал воду для курсантской кухни. Его быстро вытащили, обсушили, после чего командир эскадрильи объявил Чурилову выговор за недостаточную осмотрительность. Это ещё больше добавило ему известности.

К противоположному полу он был равнодушен, как, впрочем, и противоположный пол к нему.

Уже давно не в шутку его называли Николаем Ивановичем, а молодые лётчики называли дедом за его малый рост, сутулую, отнюдь не офицерскую походку и медлительность в разговоре. Но летать с ним любили, потому что он никогда ни при каких обстоятельствах не повышал в полётах голос на членов своего экипажа.

Первый раз очередного звания его лишили за потерю бомбы. Тогда они отрабатывали бомбометание по надводным морским целям. Для этого оборудовали в акватории моря полигон. Полигон это крепко сказано. Просто в определённый квадрат притащили какую-то старую посудину времён русско-японской войны и посадили её на мель. В море она выглядела нелепо и нелепость эту придавали ей четыре громадные трубы, слепо уставившиеся в сырое балтийское небо. Вот на этой неподвижной посудине и должны были они отрабатывать своё мастерство в бомбометании с малых высот, то есть, когда экипаж видит цель визуально.

*УЛО – учебно-лётный отдел

Взлетели они по плану и взяли курс к морю. Маршрут был выбран вдали от населённых пунктов, что и спасло их от большой неприятности. Каждый член экипажа знал свою задачу и работал, как часы. Да что тут сложного, лететь всего минут двадцать чтобы выйти на неподвижную заранее известную цель, сбросить бомбы, сфотографировать свою работу и вернуться домой. Да такому любого курсанта учили.

И потому в полёте расслабились. Сначала командир КОУ* - ему там нечего в хвосте делать – рассказал несколько анекдотов. Затем начал травить штурман, который анекдоты рассказывал мастерски и знал их бесчисленное множество. В наушниках Чурилов слышал трепотню экипажа, но особенно не вникал в смысл. Шли они на небольшой высоте, что для стратегических бомбардировщиков выпадает редко, и он с удовольствием смотрел на проносящуюся внизу землю. В приземном слое воздуха самолёт постоянно потряхивало и от этого концы крыльев заметно «махали». Впереди уже показалась береговая черта, когда самолет неожиданно ощутимо взмыл вверх и лётчики инстинктивно схватились за штурвалы, подумав, что отключился автопилот. В первое мгновение не поняли, отчего вдруг машина рванулась вверх. Первым озвучил догадку второй пилот. Скосив глаза на командира, спросил, не нажимая кнопки СПУ, чтобы вопрос не записался на магнитофон:

- Кажется бомба?

Чурилов молчал. Молчал долго. Молчал и весь экипаж, уже понявший, в чём дело. Они уронили самую большую бомбу, которая подвешивалась под брюхом бомбардировщика, когда самолёт подходил к морю. «Лишь бы не взорвалась», - подумал он и нажал кнопку.

- Корма, доложить обстановку!

- Сзади всё нормально, товарищ командир!

«Значит, не взорвалась, - мысленно порадовался Чурилов. – Внизу редкий лес, почва мягкая, болотистая, метров на пять в грунт уйдёт, а то и больше. Хорошо, что не успели привести бомбы в боевое положение»». И он скомандовал:

- Экипаж, выходим в заданную точку, приготовиться к бомбометанию!

Посыпались соответствующие команды и доклады. Погода была хорошей, и цель обнаружили без труда. Сбросили бомбы, фотопулемёт зафиксировал все взрывы. Все, кроме одного.

Вернулись на базу, зарулили на свою стоянку, выключили двигатели, доложили о выполнении задания. Затем, не сговариваясь, направились в курилку солдатской казармы, где в эти часы никого не было.

- Ну, что будем делать, штурман? – выдержав паузу, спросил Чурилов.

- Виноват, командир, нечаянно нажал.

- Это всё твои анекдоты. Но я не об этом. Сколько у нас бомб было? А сколько взрывов фоторасшифровка покажет? А? Просекли ситуацию?

- Мать твою! – выругался второй пилот. – Я об этом не подумал. Что же делать?

- А если сказать, что не взорвалась, просто в море упала? – предложил командир КОУ.

- Пошлют водолазов, они в радиусе километра всё дно перероют. И не найдут никакой бомбы. Тогда что? Трибунал?

Все подавленно молчали.

- Дай-ка сигарету, - потянулся Чурилов к лежащей на скамейке пачке.

- Ты же не куришь, командир?

Он только отмахнулся, прикурил сигарету, сделал несколько затяжек, закашлялся и отшвырнул её.

- Сделаем так, - медленно произнёс он, подумав. – Бомба у тебя, штурман, точно на «Не взрыв» стояла?

- Конечно. Команды же не было в боевое положение их устанавливать. Иначе бы рванула.



*КОУ - кормовые огневые установки. (соответственно – командир огневых установок).

- Непременно бы рванула. Как думаешь, глубоко зарылась?

- Метров пять-шесть, там же почва болотистая, редколесье кругом. Ни за что не найти...

- Вот и я так думаю. Теперь слушайте. Особенно ты, - кивнул на командира КОУ. - Ты же видишь визуально, когда бомбы взрываются?

- Вижу, ну и что? Но могу и не смотреть. Мне за воздухом в боевой обстановке смотреть нужно. Чтобы, так сказать, коварный враг с тыла не подобрался. Я имею в виду истребители.

- Это в боевой обстановке. Но сейчас не война, никто сзади не подкрадётся. Вот и скажешь, что видел, как эта чушка угодила… прямо в трубу этого долбанного миноносца. И поэтому на расшифровке картины взрыва не видно. Почему? Да потому что бомба взорвалась в его чреве.

- Командир, ты гений! – вскочил повеселевший штурман. – С меня коньяк…

- Подожди, - остановил его Чурилов. – Когда расшифровку сделают?

- К разбору будет готова.

- До разбора два дня. Два дня ещё эту посудину долбать будут и так раздолбают, что сделают из неё груду металлолома. Даже, если половина бомб в неё не попадёт. И концы, как говорится в воду.

Все облегчённо засмеялись. Действительно, концы в воду.

- А для достоверности ты сейчас слушок пусти, мол, видел, как бомба в трубу упала, - повернулся Чурилов к кормовому. - Ну не точно, мол, но на 99% уверен. А куда же ей ещё деться? Мы же осторожно поможем в разносе таких слухов. Так сказать почву подготовим.

- А если до особистов дойдёт?

- Дойдёт, на то они и слухи. Ну и что? Бомбы сбросили? Сбросили. Всё нормально было? Нормально. Вспышек взрывов никто не видит, кроме тебя. Да и ты их видеть не обязан. На то беспристрастный фотопулемёт есть. Не обязан видеть, но чисто случайно заметил, как бомба в трубу упала. Спросят: уверен ли? Отвечай, что почти совсем уверен. Вот и всё! Других доказательств не будет. Если, конечно, кто-то из нас не проболтается.

- Да что же мы совсем лохи? На свой зад приключения искать.

- Одно мы уже нашли, - подвёл итог Чурилов и выразительно посмотрел на штурмана.

До особистов слухи дошли, на то они и особисты. На допросе всех заставили писать объяснительные записки. С трудом, но им, кажется, поверили. Уж больно всё складно объяснили. А свидетель, собственно, один: КОУ. Он одно твердил: упала «чушка» в трубу. Лётчики? А что лётчики? Пока бомбы до этой рухляди долетели, самолёт вперёд ушёл и они из своей кабины с боевого курса физически не могли видеть ни падений, ни взрывов бомб. Как их видит кормовой? Да удел его такой: летать в хвосте задом наперёд и видеть всё, что творится сзади.

Но особисты-то не лётчики. Не поверил только опытный командир полка, не понаслышке знавший, как теряют бомбы. Не раз это бывало и не только у российских лётчиков. НАТОвцы умудрились уронить как-то даже ядерную бомбу где-то в районе Гренландии.

- Только мне откройся, Чурилов! Скажи, где вы её потеряли? Особисты от вас отстали, а я никому не скажу, - домогался он. – Понимаешь, что будет, если она взорвётся?

- Не взорвётся, командир.

- С огнём играешь, Чурилов. Наделает бомба бед – где мы с тобой будем?

- А если я признаюсь, где мы будем? – улыбался Чурилов и успокаивал полковника: - Мы сбросили её на корабль. Ну, попала она в трубу, так это случайность. Чего в авиации не бывает.

Осенью документы на присвоение очередного звания на него почему-то не послали.

А ещё через год к ним стало поступать новое и тогда ещё страшно секретное вооружение, называемое КСР – крылатые самолётные ракеты, предназначенные для поражения крупных тактических и стратегических целей, как на суше, так и на море. Конечно это не бомбы. Весь фокус состоял в том, что экипаж, не входя в зону досягаемости зенитного огня противника за 150-200 км до цели, отстыковывал ракету от самолёта, запускал её в воздухе и, развернувшись, удирал на всех парах обратно на свой аэродром. Или на какой-то другой. А ракета, имея собственную систему ориентации и наведения на цель, устремлялась в нужную точку. И если на её пути попадётся авианосец, то его не станет. Если на завод прилетит – не станет завода. Сбить такую штуку в то время было чрезвычайно трудно, ибо она имела довольно большую скорость. Неизвестно, то ли из соображений безопасности, то ли секретности, но на ней установили систему самоликвидации. А, может, учитывали и то и другое. И система эта не раз выручала в щепетильных ситуациях.

Как и всё новое, оружие это не до конца было доработано, не все ситуации продуманы, но стремление догнать и перегнать доминировало, и поэтому ракету поставили на армейские испытания. Как всегда, сначала были теоретические занятия. Изучали тактико-технические данные ракеты, способы её запуска в воздухе, приведение в боевое состояние, после чего начались учебно-боевые полёты. Особой сложности они не представляли. Главное – привезти ракету в точку сброса и нацелить её как можно точнее в направлении нужной цели. Всё остальное она делала сама: искала цель и исправно её поражала. А какая может быть в море цель, кроме корабля? А на китов она не реагирует. Но взрывного устройства в учебных ракетах сначала не было. Убедившись, что «эта дура» исправно попадает в корабли, стали устанавливать и боевой заряд.

Наконец такие полёты освоил весь полк. И тогда где-то далеко в тиши высоких кабинетов решили: настала пора показать большим военным и гражданским чинам, что деньги налогоплательщиков выброшены не напрасно, и пора увеличивать финансирование этого проекта. А зрелище быстро летящей и врезающейся в корабль ракеты надо сказать весьма эффектное. Тут уж враг, как говорится, не пройдёт.

Но как показать, что ракета способна уничтожить любой корабль? Подумали и решили поставить в нескольких километрах от пустынного берега моря какую-нибудь старую посудину, каковые ставили и на обычные бомбометания. Притащили громадную баржу, установили её на мелководье, а на берегу оборудовали специальный наблюдательный пункт слежения. Тут же рядом солдаты строительного батальона поставили специальную вышку-помост, откуда за ракетой могли наблюдать высокие гости. А внизу, на всякий случай, по все законам фортификации оборудовали убежище. Короче, техники нагнали много. Работали с перспективой.

И вот наступил день икс. На НП слетелось около десятка вертолётов, приехало несколько десятков машин, привозя из Москвы и военных округов высокопоставленных чинов военных и гражданских во главе с министром обороны. Естественно, тут же были и разработчики этого чудо-оружия, или, как его называли между собой, изделия. На случай успешных испытаний – а в этом не сомневались – неподалёку были сделаны столы и завезено всё для банкета. Рядом дымили несколько полевых кухонь.

Уж неизвестно из каких соображений, но штурман полка выбрал для первого показательного удара экипаж Чурилова, в котором и сам должен был лететь. Вероятно потому, что его подкупила, как всегда, сдача майором всех экзаменов только на оценку отлично. Ведь он сам его экзаменовал.

Взлёт они провели в строго назначенное время. Набрали заданную высоту и в точку ZET вышли минута в минуту. Довернули самолёт, насколько было возможно по направлению к цели, чтобы ракете было проще ориентироваться в пространстве и произвели расстыковку. Она прошла в штатном режиме, ибо ещё накануне на предварительной подготовке оговорили всё до мелочей. Ракета, запустившись, устремилась к цели. Условной фразой доложили на НП о сбросе, развернулись и пошли обратно на аэродром с чувством выполненного долга. Своё дело они сделали. Штурман подумал, что теперь ждать повышения их в очередных званиях осталось недолго.

А там, внизу на наблюдательном пункте, майор – старший в бригаде слежения, доложил, что ракета отстыковалась от авиаматки штатно, запустилась и теперь находится в автономном полёте и что через десять минут она поразит цель. Генералы и адмиралы схватились за бинокли, чтобы лучше разглядеть это потрясающее зрелище. До этого им показывали такое только на киноплёнке с грифом «Особо секретно». Итак, через десять минут в море должен прогреметь мощнейший взрыв. Что-то там останется от этой старой галоши?

Через каждую минуту специальные люди – планшетисты отмечали на специальной карте место ракеты. Сначала всё шло нормально, и она шла точно по курсу к цели. Курс этот ей задали ещё при расстыковке. Но скоро заработал её собственный механизм идентификации цели. И механизм этот определил, что цель ракеты – наблюдательный пункт. Но никто ещё не знал этого.

Никто и предполагать не мог, что большое скопление на НП всевозможных машин и механизмов, а также вертолётов и автомобилей способно переориентировать механизм наведения ракеты. А должны были подумать и в первую голову разработчики. Должны были, но не подумали. Ведь раньше-то «эту дуру» выпускали на единственную цель в море, а теперь в зоне захвата её радара оказались две большие массы железа. И поскольку НП было несколько ближе к ракете, она решила, что это и есть её цель и уверенно направилась в эту точку. Что ж, логично. Через шесть минут от НП ничего не останется, кроме громадной дымящейся воронки, в которую можно опустить трёхэтажный дом. Да ещё груды исковерканного металла. Ну а люди? Некоторые просто испарятся.

Первыми засуетились планшетисты. Майор с мгновенно посеревшим вытянувшимся лицом быстро подошёл и на ухо что-то прошептал полковнику – своему непосредственному начальнику.

- Что-о? – негромко переспросил тот. – Это точно?

- Точно! – кивнул майор.

- Сколько?

- Пять минут. Максимум – шесть.

- Твою мать! – ахнул полковник и метнулся к недалеко стоящему с биноклем в руках генералу и также зашептал ему что-то на ухо. Это не укрылось от окружающих. Уж очень тревожные лица были у шептунов.

- Что-о? – уже громче произнёс генерал. – Да ты с ума сошёл! Погон лишишься! Сюда этого майора!

Майор, уже не скрываясь, подбежал бегом и, не представляясь – не до этого – доложил, что через пять минут ракета будет здесь.

- Это точно?

- Точно.

- Твою мать! – ахнул и генерал и завертел головой. – Немедленно всем в убежище! Немедленно!

- Какие будут указания, товарищ генерал?

- Какие к чёрту указания! – отмахнулся тот и быстро направился к министру обороны.

- Что-о? Да вы… вашу мать! Это же… это же… - министр воздел над собой кулаки, не находя слов.

- Иван Александрович, - остановил его генерал, - у нас нет времени, немедленно в убежище.

А у двух трапов уже толпились генералы и полковники, спеша спуститься вниз и скрыться в бункере. Трапы были крутые и пожилые уже люди, многие из которых с наметившимися животами едва не наступали на плечи друг друга. До взрыва оставалось три минуты и это придавало всем небывалой резвости.

А оставшийся из всех офицеров наверху майор не ждал уже ни от кого никаких указаний. Он приказал своим подчинённым тоже бежать в убежище – если ракета не бабахнет прямо в него – выжить можно. А сам подошёл к пульту и положил палец на кнопку с надписью «Уничтожить в воздухе». Первый раз за всю свою службу он принимал решение без приказа старшего начальника, и это было очень непривычно. Пару секунд он размышлял, где сейчас ракета? Выходило, до неё километров десять. Пора, больше нельзя тянуть. И он с силой вдавил кнопку в пульт, посылая сигнал на ликвидацию. Лишь бы сработало.

Сработало. Водители автомашин и прочий служебный персонал, ничего не знавший о ЧП и потому слоняющийся по территории у берега моря, вдруг на мгновение увидели ослепительно яркую вспышку над морем, а затем и приглушённый расстоянием грохот взрыва. На пульте майора вспыхнула красная лампочка. Он с трудом оторвал побелевший палец от кнопки, вытер бледное вспотевшее лицо и медленно стал спускаться с помоста. Очень медленно. Открыл двери бункера. Одну, другую и шагнул внутрь. Генералы молча смотрели на него.

- Что с ракетой, майор? – спросил, наконец, министр обороны слегка хрипловатым голосом.

- Ракета уничтожена, товарищ маршал! – устало поднял тот руку к козырьку. – Извините, что без приказа. Я действовал по инструкции.

- Молодец, майор! – А вы, - прорычал министр, обернувшись к группе конструкторов, - что скажете?

От тона, каким был задан вопрос, у некоторых закружилась голова.

- Ну! – снова прорычал маршал. - Что скажете… вашу мать!

- Разберёмся, товарищ маршал Советского Союза, - подал голос главный конструктор. – Возможно, что-то экипаж не так сделал.

- Ты не вали мне на экипаж, не вали! – повысил маршал голос. – Как где-то недоработка, так вам лётчики виноваты. Впрочем, и с ними разберитесь.

Все вышли на воздух. О банкете уже не могло быть и речи. Придя в себя, начали строить всевозможные догадки и предположения происшедшего. Вскоре начали разъезжаться.

- Да, вот что! – остановился у трапа вертолёта министр обороны и повернулся к провожавшему его командующему округом. – Этот майор заслуживает подполковника. Нет, полковника. Лежали бы сейчас тут…

- Понял, Иван Александрович, будет сделано.

- Будет сделано, будет сделано! – ворчливо передразнил он собеседника. – Это же какой бы был скандал! Ты понимаешь? – и воздел указательный палец в небо, подчёркивая, где и какой мог бы быть скандал. - Что мне теперь ТАМ докладывать? Что?

Затем обречённо махнул рукой и, по стариковски ссутулившись, полез в дверь вертолёта, который тут же взмыл в серое балтийское небо.

А самолёт Чурилова в это время зарулил на стоянку. Экипаж находился в приподнятом настроении, как всегда после выполнения задания. У самолёта ничего не понимающих лётчиков ждало несколько автомобилей. Без всяких объяснений незнакомые офицеры предложили им не грубо, но очень жёстко сесть в отдельные машины и привезли в особый отдел. Командира допрашивал сам начальник особого отдела флота.

- Майор, вот вам бумага, ручка, опишите подробно весь ваш полёт и особенно все действия по сбросу ракеты.

- По расстыковке, - поправил его Чурилов, - сбрасывают бомбы.

- Хорошо, пусть будет так. Пишите.

- Может быть, сначала объясните, в чём дело? И где мой экипаж?

- Не беспокойтесь за него, они тоже пишут объяснительные.

- Но за что?

- Пишите. Потом вам всё объяснят. Пишите подробно о всех ваших действиях.

Целую неделю их вызывали на допросы по одному и всех вместе, скурпулёзно расшифровали все бортовые средства объективного контроля, которые в то время стояли на самолётах. Но ничего, что могло бы указать на неправильные действия экипажа, не нашли. Перед ними сухо извинились и отвезли в родной полк. За неделю они похудели каждый на несколько килограмм.

А причину переориентации ракеты нашли довольно быстро. В море установили две цели на приличном расстоянии друг от друга. Одну ближе, но в стороне, а другую дальше по траектории полёта ракеты. Эту цель ракета и должна уничтожить. Но она на определённом этапе полёта, как только в сферу излучения её антенны попали оба корабля, вдруг вильнула и понеслась к ближней цели. Так повторялось несколько раз. Поняв причину, конструкторы принялись за модернизацию «дуры» и, в конце концов, научили её определять только одну нужную цель.

А вот документы майора Чурилова на присвоение очередного звания снова остались лежать без движения.

Постепенно этот случай стал забываться и способствовали этому какие-нибудь вновь происходящие события, порой смешные и курьёзные с завидным постоянством происходящие в авиации. Такая уж это отрасль, где, подчас, события смешные и грустные ходят рядом. И очередное событие не заставило себя ждать. И, конечно же, по закону пакости оно произошло в экипаже майора Чурилова.

Дней двадцать назад ему дали молодого второго пилота, который успел слетать в составе экипажа всего-то два раза. Бывший его второй ушёл на повышение. И тут как назло, начались учения под руководством командующего воздушными силами флота. В ту ночь они должны были лететь на максимальную дальность по патрулированию морских рубежей с выходом в нейтральные воды. Не исключалась встреча с НАТОвскими самолётами, которые постоянно «курировали» любые учения вооружённых сил страны.

У каждого экипажа был свой определённый маршрут. Учения, как всегда, считались максимально приближёнными к учениям боевым, и потому на аэродроме соблюдалась строгая светомаскировка. Ни тебе фонарей, ни просто фонариков и прочих осветительных приборов.

Как всегда для постановки и уточнения боевой задачи перед вылетом экипажи собирали на командном пункте полка. Процедура отработанная, проходила быстро. Затем звучала команда «К самолёту бегом, марш!» и экипаж, шлёпая тяжеленными ботинками о бетонку, растворялся в ночном мраке вдоль линии стоянок. Но, отбежав на расстояние ночной видимости начальственных глаз, старики бег прекращали, и шагали к самолёту «быстро, но вразвалку» – чего потеть, не перехватчики же, которым каждая секунда дорога. Ещё и покурить успевали, а вот молодые неслись изо всех сил, чтобы быстрее попасть в кабину и подготовиться к полёту.

Не зря говорят в авиации, что одна из основных заповедей второго пилота – не отстать от экипажа, иначе потеряешься. А стоянки и самолёты все одинаковые. Ночью тем более. Ищи потом. И если ещё не знаешь номера своего самолёта…

Короче забежал второй пилот Чурилова в кабину соседнего самолёта и стал готовиться к вылету: надел шлемофон, приготовил кислородную маску, уселся в правое кресло, пристегнулся, включил радиостанцию на приём и стал ждать экипаж.

И надо же такому случиться, второму пилоту экипажа именно этого самолёта, что называется, приспичило. Туалет был далековато, и командир отпустил его, сказав:

- Давай по быстрому! Придёшь сразу на самолёт и жди нас там.

Когда члены экипажа зашли в затемнённую кабину, второй пилот их уже ждал. Только другой. Но такое и в голову никому не могло прийти, тем более в шлемофонах и комбинезонах они все казались одинаковы. В это время по радио раздалась команда на запуск и все засуетились, усаживаясь на своих местах. В чехарде предстартовой подготовки скороговоркой посыпались доклады членов экипажа, доведённые до автоматизма: включено, проверено, установлено, выпущено, согласовано, убрано и прочее. Голос «чужого» никто из членов экипажа не определил. Во первых СПУ – самолётное переговорное устройство - их искажает, а во вторых мешали внешние, хотя и приглушённые, переговоры других бортов, создавая помехи.

Второй пилот этого самолёта, тоже из молодых, уже на подходе из туалета увидел, как его бомбардировщик, взревев двигателями, тронулся с места и порулил на исполнительный старт.

- Эй, вы, куда без меня-то? – удивлённо заорал он и замахал руками. – Эй!

Но самолёт, обдав его горячим дыханием выхлопных сопел, покатил дальше, занял исполнительный старт и к ужасу второго пилота пошёл на взлёт.

Когда затих шум двигателей, к нему подошёл, вглядываясь, кто-то из механиков и опознав, спросил:

- Лейтенант, никак от экипажа отстал? Вот это фортель! А кто же вместо тебя полетел?

- Н-не знаю, - в полной растерянности произнёс тот. – Я только в туалет отлучился.

- В туалет? Ха-ха-ха! Раньше надо было в туалет ходить.

Подошли другие механики и, узнав, в чём дело, стали ржать, словно жеребцы.

В это время к своему самолёту шёл экипаж Чурилова. Заслышав гомерический хохот, командир подошёл к смеющимся мужчинам. Остановились и остальные.

- Чего ржёте? – спросил он технарей, здороваясь.

- Да вот, командир, человек от экипажа отстал, улетели без него, - пояснили Чурилову.

- Чего болтаете! – и он направился дальше, но вдруг остановился.

- Это ты с того экипажа? – обратился к лейтенанту, ткнув пальцем в небо.

- С того, - обречённо выдохнул парень. – Что теперь будет?

- Н-да, - почесался Чурилов. – Этого я не знаю. Но как же он без второго пилота полетел? С ума сошёл что ли? Не может быть!

Несколько мгновений он стоял, что-то решая, и вдруг повернулся к бортинженеру:

- А ну-ка, посмотри, - кивнул на кабину, - чем он там занимается?

- Кто? – не понял тот.

- Наш второй. Он же в самолёте должен быть.

Бортач полез в самолёт и вскоре раздался его удивлённый голос через открытую форточку:

- Тут никого нет, командир!

- Ты хорошо смотрел?

- Разве только в ниши шасси и топливные баки не лазил, - ответил тот.

- Я так и знал, что чего-нибудь случится, - спокойно произнёс Чурилов. – Похоже, что наш второй уже в воздухе.

- Ни хрена себе! – удивился штурман. – А… зачем?

- Зачем, зачем! В темноте и маму родную не угадаешь. А вот что теперь нам делать? Здесь же командующий.

- А мы-то причём?

- Притом. Или не знаешь наши порядки?

- Что же нам делать?

Чурилов молчал, о чём-то размышляя. Конечно, когда они наберут высоту и лягут на курс, успокоятся, начнётся трепотня - они определят, что с ними в кабине не тот человек. И что тут делать? Не возвращаться же назад? И по радио они вряд ли доложат. Просто будут продолжать полёт. А уж там будь, что будет.

Решив, что и он бы так поступил в подобной ситуации, Чурилов принял решение.

- Лейтенант, как тебя звать-то?

- Вася.

- А по отчеству?

- Василий Семёнович.

- Ну, хрен с ним, с отчеством. Вот что, Василий. Сейчас ночь, темно на аэродроме, как у негра в этой самой… Прыгай к нам в кабину и готовься к полёту. Не бойся, всё будет в порядке. Полетишь с нами.

Какому-то лейтенанту, вчерашнему курсанту, приказывает майор, командир корабля. Этого было достаточно, чтобы выполнять команду, не сомневаясь. А что же, так учили. Приказ начальника – закон для подчинённых. И обрадованный лейтенант полез по стремянке в кабину. Ну и что же, что с другими полетит! Какая разница? Самолёты-то одинаковые.

Они слетали и выполнили задание без всяких приключений. Так же, между прочим, как и соседний самолёт. В том правда, произошла небольшая суета. Уже на эшелоне, когда напряжение взлёта прошло, второй пилот Чурилова заметил, что голоса членов экипажа какие-то не такие. В тёмной кабине, где на минимуме была только ультрафиолетовая подсветка необходимых приборов, в мраморно-тусклом свете которой все, кто был в кабине, выглядели живыми покойниками, он повернул голову влево и, присмотревшись, не обнаружил в левом кресле своего командира. Там сидел кто-то другой. На высоте шестнадцати тысяч метров всякое может показаться. Всё-таки стратосфера. Он судорожно открыл вентиль кислорода на полную мощность и сделал несколько интенсивных вдохов, чем и обратил на себя внимание командира. Тот тоже повернул голову к нему, присмотрелся и в кабине раздался возглас страшного удивления одновременно с упоминанием чьей-то матери.

- …мать! Ты кто?

- А… вы кто? – не растерялся второй пилот.

- Кто, кто? Хрен в пальто. А… где же Васька?

- Н-не знаю, - пожал плечами второй пилот, - наверно там, – ткнул он пальцем себе под кресло между ног, имея в виду землю.

- Где… там? - Командир даже наклонился, пытаясь заглянуть, куда показал лейтенант, но одумался и спросил:

- Ты что же, твою мать, самолёт перепутал? Как здесь оказался? Такого за двадцать лет службы не помню. Ни хрена себе, лётчики пошли! Ты, видать, Чуриловский?

- Да.

- Ясно. У того вечно что-то случается. Но, чёрт возьми, тогда где же наш Васька-то? С ума сойти! Серёга! – обратился к штурману. – Что делать-то будем?

- А что делать? – со смехом ответил штурман. – Выполнять задание.

Задание они выполнили, приземлившись на следующий день. Командир пошёл на командный пункт докладывать о выполнении, перед этим убедившись, что соседнего самолёта на стоянке нет. Он почесал на голове свалявшиеся под шлемофоном за 15 часов полёта волосы, и удовлетворённо промурлыкал:

- Всё ясно!

Через полчаса приземлился самолёт Чурилова и оттуда вышел его второй пилот.

- Вот лётчики пошли! Как он, Николай Иваныч, соображает мой второй?

- Да, нормально. А мой?

- В допустимых пределах.

- Ну, тогда и ладно. Молчок об этом. Чего народ смешить. Хотя, один хрен ведь начальство узнает.

- Конечно, узнает.

Узнало. Посмеялось. И не такое бывает. Но не забыло. Встал вопрос: а что было бы, если бы что-то произошло? И обоим командирам за недостатки в части предварительной и особенно предполётной подготовки и неудовлетворительной дисциплины членов экипажей вкатили по выговору.

- Вот дожили, что же, теперь и в сортир никого нельзя перед вылетом отпускать? – возмущался командир соседнего самолёта. – Задание-то мы выполнили, чего ещё надо? - и хватался за лист бумаги, с намерением написать рапорт на незаслуженную обиду.

- Рапорт-то дальше пойдёт, - говорил ему Чурилов. – Думай. Командир полка тебе простой выговор вкатил, а командующий на рапорте строгач напишет. А то и чего похуже. Тебе это надо? Мне лично – нет. Ты-то хоть подполковник, а вот мне наверно до пенсии в майорах ходить.

И словно в подтверждение этих слов вскоре с ними произошло новое довольно серьёзное происшествие едва не закончившееся тяжёлыми последствиями. Согласно учебно-боевой программе полк должен был выполнять тренировочные бомбометания с больших высот в так называемом потоке одиночных самолётов. Бомбить должны были всё ту же злополучную морскую цель, в качестве каковой к маленькому острову притащили очередную старую посудину. И остров и посудина эта хорошо отбивалась на бортовых локаторах. Самолёты взлетали с интервалом в 10 -15 минут, выходили на цель, сбрасывали бомбы и возвращались обратно. В таких случаях всем заинтересованным ведомствам и местным властям объявляли, что район для плавания закрывается. ТАСС печатало это в газетах. Конечно, об этом знали и командиры воздушных судов и были твёрдо уверены, что посторонних кораблей в этой зоне не должно быть и не будет. Но это в том случае, если все об этом знают.

Теперь уже и не выяснить, как получилось, что капитан одного из небольших прогулочных теплоходов этого не знал. Кажется, был в отпуске. В море он вышел, имея на борту около двухсот детей и обслуживающий персонал с намерением совершить круиз по случаю начала школьных каникул. В пути их застиг шторм и чтобы переждать качку – дети всё-таки - капитан решил спрятаться от сильного волнения на мелководье именно за этим островом в запретной зоне, к которой уже направлялись бомбардировщики. На завалившуюся неподалёку набок насквозь проржавевшую громадную посудину капитан не обратил внимания. Мало ли их в Балтике осталось после войны.

Первым в потоке шёл самолёт Чурилова. Соответственно первыми они и должны доложить о выполнении задания.

Штурман долго смотрел в экран локатора, потом оторвался и озабоченно потёр переносицу.

- Не пойму, там, что же две цели выставили? Одна отметка большая, а неподалёку маленькая такая. Непонятно.

- Чего тебе не понятно? – спросил Чурилов. – Ты цель определил?

- Определил, но она из двух частей состоит.

- Экран локатора перед вылетом протирать нужно, - хихикнул бортинженер. – У других-то ничего не двоиться.

- Раньше и у нас не двоилось, - обескуражено возразил штурман.

Окончательно сомнения штурмана рассеял командир, сказав:

- Прилетим назад, нужно локатор проверить. Может он действительно у тебя двоит. Прицеливайся по крупной цели, вероятно, она настоящая. Другого там ничего не может быть. Район под запретом для всех судов.

И бомбы пошли вниз.

Повезло. Командиру теплохода исключительно повезло, что сильным ветром бомбы всё-таки сносило в сторону и они падали с недолётом.

- Радист! – заорал он – Срочно сигнал SOS. Передай: подвёргся бомбёжке неизвестными самолётами с большой высоты. Прошу помощи.

Капитан во время войны командовал военным кораблём и сориентировался быстро, приказав в машину «Полный вперёд!» и, выполняя противобомбовый маневр, на всякий случай взял курс к берегу.

Вскоре об этом доложили командующему округом.

- Немедленно прекратить учения! – распорядился он. – Сегодня же выявите виновных. Сегодня же! Расстреляю к чёртовой матери! Но… как там оказались дети?

Когда Чурилов на стоянке выключил двигатели, увидел: к самолёту подъехала уже известная ему машина.

- Опять что-то случилось! – проворчал он, выходя из кабины.

Едва шагнул со стремянки на землю к нему подошёл уже знакомый офицер.

- Майор Чурилов?

- Что опять случилось, капитан?

- Я повторяю вопрос: вы майор Чурилов?

- Ну, я. Вы же меня знаете.

- Товарищ майор, вы арестованы. Оружие имеется?

- Нет. Да что опять случилось-то? – не выдержав, вскричал он.

- Товарищ майор, я только выполняю приказание. Пройдите в машину. Сержант, - кивнул сопровождающим, - помогите.

- Я сам, - остановил он сержанта и полез в ГАЗик особистов.

По тем временам невероятно, но о случае этом стало известно прессе. Ещё бы, столько детей, их ведь не заставишь молчать. И в военных и в гражданских инстанциях был большой резонанс. И экипаж успевший сбросить боезапас, на всякий случай держали под арестом, хотя и понимали: прямой их вины в происшедшем нет. Но мало ли как развернутся события. Возможно, понадобятся козлы отпущения.

Через месяц угрюмые и осунувшиеся они появились в полку и написали рапорт на демобилизацию.

- Хватит, налетался! – сказал Чурилов, поставив последнюю точку. – Пусть другие летают. А, может, нам нужно было идти в гражданскую авиацию? Ещё не поздно. Хотя и там, говорят, порядки не лучше.

Осенью он уже был в родной деревне.

- В отпуск, сынок? – прослезилась мать.

- Насовсем, мама.

- Ну, вот и хорошо. А у нас аэропорт построили, аэропланы теперь из области прилетают. Целых два рейса в день.

Прослышав, что он вернулся домой, местное начальство предложило работу начальника аэропорта. Кто лучше него справится с такой работой? И он согласился. Купил мотоцикл «Урал» и раскатывал на нём всюду. Ежедневно, если была погода, к нему прилетали два самолёта Ан-2. Их он называл архаизмами. А молодые пилоты этих архаизмов, зная, что он стратегический лётчик, уважительно называли его по имени отчеству.

До лет преклонных Николай Иванович так и не женился.

Однажды солнечным летним днём он ехал мимо того самого поля, где впервые увидел самолёт, и у мотоцикла кончился бензин. В ожидании какой-нибудь машины, у которой можно было слить пару кружек топлива, он предался воспоминаниям. Вспомнились одноклассники, навсегда покинувшие деревню и разъехавшиеся по громадной стране кто куда, вспомнились учителя, которые уже давно лежали на деревенском кладбище, где и его родители, вспомнились годы службы и военком, отговаривавший его от авиации.

На краю поля, направляясь в его сторону, пылила колхозная машина. Николай Иванович встал и вдруг с какой-то неожиданно нахлынувшей, словно цунами, тоской оглядел поле, будто пытаясь там увидеть себя молодого, так неожиданно и стремительно влюбившегося в авиацию. Он вздохнул и произнёс:

- А ведь всё могло бы быть совершенно иначе.

И поднял руку, останавливая машину.

2006г.
 

Другие произведения автора:

Песенка-экспромт самому себе

ВОТ И ОПЯТЬ НОВЫЙ ГОД!

Лунный экспромт