Мучительно сгорать на углях чувств
Тому, кто не умеет расставаться,
Напрасно я в твои миры стучусь,
Ты даже в них разучиваешь танцы.
В ком божий дар, тот ярок и в любви,
Но забывает, что мечты и цели
Не следует выказывать свои,
Ступая восхитительно по сцене.
Взошла звезда и нам блестит в окне,
Вот так и ты в театре, как хрусталик,
Открыла душу всем, не только мне,
Движениями новой Маты Хари.
Влюбилась ты и страстно, и навек,
Поведали твои глаза и руки,
Что в зале есть желанный человек,
И все - ему сценические муки.
Он громче всех тебе воскликнул: «Бис!»
И первым закричал из ложи: «Браво!»,
Не к нам, к нему стремглав из-за кулис
Бежала ты, бросая взор направо.
Однако же!.. Ведь там быть должен я,
Но удалось в партере очутиться,
Ах этот свет!.. Он лился на тебя,
Закрыв собой восторженные лица.
Теперь моя судьба на небеси,
На кухонной плите хохочет чайник,
Стремительно отъехало такси,
Протяжно посигналив на прощанье.
Тому, кто не умеет расставаться,
Напрасно я в твои миры стучусь,
Ты даже в них разучиваешь танцы.
В ком божий дар, тот ярок и в любви,
Но забывает, что мечты и цели
Не следует выказывать свои,
Ступая восхитительно по сцене.
Взошла звезда и нам блестит в окне,
Вот так и ты в театре, как хрусталик,
Открыла душу всем, не только мне,
Движениями новой Маты Хари.
Влюбилась ты и страстно, и навек,
Поведали твои глаза и руки,
Что в зале есть желанный человек,
И все - ему сценические муки.
Он громче всех тебе воскликнул: «Бис!»
И первым закричал из ложи: «Браво!»,
Не к нам, к нему стремглав из-за кулис
Бежала ты, бросая взор направо.
Однако же!.. Ведь там быть должен я,
Но удалось в партере очутиться,
Ах этот свет!.. Он лился на тебя,
Закрыв собой восторженные лица.
Теперь моя судьба на небеси,
На кухонной плите хохочет чайник,
Стремительно отъехало такси,
Протяжно посигналив на прощанье.