Усталый от сумрака город смотрит в затылок,
запутавшийся в переплетении проводов и полуночных маршрутов;
тяжёлая мантия туч спадает на плечи, на гриву
ощетинившихся обочин. Я пропадаю в ласковом воздухе, в летучих
гроздьях сирени бреду наугад – кто подаст бедному страннику,
потерявшему всякий уют, всякую ясность пути.
Из такси выгоняют с хрустом дверного замка. Пряничный
вечер перетекает в неисправимую ночь, а впереди –
задыхающаяся в тумане свинцовая лунная фляжка.
Тот не писал стихов, кто не страдал – думаешь вскользь.
Перебитый асфальт, пыльные улья улочек, порванные рубашки
вырезанных подворотен. Тополя через пару недель пустятся в чад и насквозь
пробьют мои лёгкие летним снегом. Безответность, багровой стеной,
встает в разводах собственного отражения в лужах.
Опавшие в чёрное варево пальцы нащупают пепел ночной.
Кто-то кричит о бесполезности, кто-то считает, что ей-то, как раз, я и нужен.
Всё это сказки, а быль, лишь пыли белёсо-глухой глоток, да чума перекрёстков.
Звёзды больные раздвинули ширму, переодевшись в свет,
такой иллюзорный, холодно-родной, отдающий краской, извёсткой –
я построил каркас, но плоть его – падаль и милая смерть.
Усталый от страха город боится своей же тени.
Время движется грузной материей в стрелках пустых циферблатов.
Я с трудом нахожу свой дом; дома – безмолвное пение;
я подпеваю тьме занавесок прокуренным горлом, чтобы только вернуться назад,
назад к окровавленной ленте цветущих аллей и запаху хмеля.
Другие произведения автора:
Одиннадцать дней
Песчаная эфа
Набросать ночной октябрь (нуар)
Это произведение понравилось:
Новые
Меню
