Иные Сандали

Проходят трамваи по улице Маркса.
Ничто не нарушило грани вещей.
Прозрачная, белая ползает клякса,
Отнюдь не жалея отважных лучей.

Рыдают дома докрещенской постройки,
И хлещет апрельская рваная тишь,
Старьё расхватало больничные койки,
А кто помоложе - хватают престиж.

Такая любовь: мы воюем и дышим,
Такая война: мы воюем и пьём,
Какие слова мы услышим – те пишем,
И что наливают, как правило, пьём.

Влюбляемся так, что выводим из строя,
Электроприборы в соседних домах.
Табак это первое. Кофе - второе.
Участвуем в собственных похоронах.

В полосках из жизни мы видим просветы,
И смотрим сквозь эту решётку ума,
Равно как закаты встречаем рассветы,
Нам даже квартира, как будто тюрьма.

Нам мало становиться выпить пол-литру,
И слабость считаем за силу теперь,
И держим все ноты, подобно пюпитру.
Мы дом закрываем, а вовсе не дверь.

Всё так же играем, как малые дети.
Да что там… мы малые дети и есть!
Не Павлы с Петрами, а Пашки и Пети.
Для нас не уместна косматая лесть.

Проходит как совесть, всё то, что бывало,
Что раньше успело для нас побывать.
Любовь будто Солнце, взошло и упало,
Но знаем и помним, вернётся опять.

Забьются трамваи как сердце гимнаста,
Восстанет из пепла счастливая жись.
Проблемы… их делают из пенопласта,
Чтоб с виду казалась тигрицею рысь.

Утыкано небо святыми крестами,
Земля изувечена злыми людьми,
Как я окружён со стихами листами,
Мне все изнутри показались детьми.

Стираются грани. Мы больше не видим
Препятствия в жизни, чтоб двигать собой,
Мы лучше полюбим, чем возненавидим,
Но если придётся, то двинемся в бой.

Капризы природы, капризы погоды
Вальсируют около наших времён,
Куда-то поездки, куда-то походы,
Наверное болен. И даже влюблён.

Мне видятся знаки и странные числа,
И дворник мне кажется чем-то ещё,
И полночь на небе на время повисла,
И где бы мы жили когда б не Хрущев.

Мы меряем время неделями. Или
Не меряем вовсе на зло сапогам
Но нас беспокоят не бури, а штили.
Друзьям остальное. А душу врагам.

Бычками в томате истёрты желудки.
И воздухом дымным изъеты глаза.
Страна пустоцвета с огнём незабудки
Колотит сетчатку огней бирюза.

Во имя всего, что горюет и дышит,
Я каждому в букве хоть что-то пишу:
Надеюсь, что кто-нибудь это услышит,
Увидит как рифмой по книге пляшу.

Чем старше становишься – время быстрее,
Чем выше ты вырос, тем ниже холмы,
И счастье короче. Дорога длиннее.
И «я» покороче, чем буквы «эм», «ы».

Чем дальше мечта, тем больнее теряться,
Среди суеты и туманных вещей,
Сложнее себе самому подчиняться,
Вытаскивать руки из это клещей.

Как хочется просто людского спокойства.
Никто не кусал бы себя за рога,
Поменьше бы было наверно расстройства,
И сено б само собиралось в стога.

О Боже! Какая сегодня безлунность!
Колышутся звёзды держа небосвод.
Забытое детство. И пыльная юность.
И рядом с тобою. И гладит живот

Атласное небо. Всегда над тобою.
Рискуем и любим под небом. Под ним.
Сдаёмся без битвы победе без боя.
Под Богом единым. Под Богом одним.

В кривы зеркала отражение лихо,
Но мы отражаемся правильно. Но,
Однажды, когда перестанет быть тихо,
Мы вспомним про водку, забыв про вино.

Когда забиваются в лужицы звёзды,
Когда забывается всё, что хотел,
Теряются в листья ворони гнёзда,
Мы смотрим на то, как сентябрь вспотел.

Эх раньше бывало: бежишь по тропинке,
Не меряешь акции, доллар и рупь,
И хвалят за то, что стишки без запинки,
Не думаешь внешне, а думаешь вглубь.

Сейчас не тревожат молочные зубы,
Финансовый кризис заботит умы.
В словах виноваты, как правило, губы,
Но это ошибка. Виновники – мы.

Как ранят картины, возникшие в слове,
Гранитные камни таятся в словах,
Не нужно ребятушки, братья, панове,
Мутить словесами туман в головах.

Светает. Картина написана маслом.
В восходах всегда интересная суть.
И Солнце всплывает. И молится басом.
Я с вечера вроде пытаюсь уснуть.

Я слыша звоночки последних трамваев.
И первых трамваев мне слышится стук.
Собака хозяина громко облаяв,
Всё ж тащит древесный осиновый сук.

Задвигался город, а я улыбаюсь.
Я с Солнцем весенним веду разговор,
Оно признаётся. Я тоже признаюсь,
Что в речке плыву как железный топор.

Мне жук вспоминаний кору древоточит,
Флешбеки, как их называют врачи.
Но день отличается только от ночи,
Что день чуть погромче, чем ночью кричит.

Всё терпит на куне стекла занавеска,
Всё видит и слышит и может понять.
Пространство не очень большого отрезка,
Но может и тело, и душу обнять.

Кидается память в иные сандали,
Бежит по дорогам пустынь городов,
В такие порой забирается дали,
Что не был там будто бы тыщщу годов.

Но вот иногда отступают недуги,
Здоровье крадётся и в мясо и в дух.
Трамвайные рельсы. Трамвайные дуги.
Простите, что мысли. Простите, что вслух.

Апрель 2009

Другие произведения автора:

Святоотеческое

Разность

Противоправное право

Это произведение понравилось:

Валерий Буслов