СТИХИ В ЖУРНАЛ "ПОЭТОГРАД"

И РАДОСТЕЙ ЗЕМНЫХ ГОРАЗДО БОЛЬШЕ

 

СТИХИ В ЖУРНАЛ  « ПОЭТОГРАД»

 

 

 

   .  .   .

 

И радостей земных

гораздо больше

чем спелых яблок

в сказочном саду

чем птиц поющих

на его деревьях

чем девушек красивых

у пруда

в тени таинственной

взволнованного клена

который их

скрывает наготу

и только меньше

этих радостей

чем  той живой воды

таящейся

в источнике волшебном

в чаще леса

чем воздуха

и солнечного света

и тех крылатых

трепетных  мгновений

с которыми в обнимку

улетаешь в небо

на облако пушистое

с утра.

 

 

 

 

 

 

 

   .  

 

 

   .  .   .

 

Вспоминается  юность

в  коротеньком платье    из  грез

с  упоительным вечером

в  фетровой шляпе в обнимку

и вокруг реверансы уже  отцветающих   роз

и  стеклянные слезы

на   старом как  мир  фотоснимке

и  плывут балерины

по  сцене в  красивом  чаду

и  танцующий клоун

взмахнул  удивительной шляпой

я   не помню  в каком это было  году

помню  - плюшевый мишка

махал  на прощание  лапой.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

   .  .   .

 

  .  .   .

   .  .   .

 

 И сам бы  я

кого-нибудь любил

хотя бы дождь

за окнами веселый

и нежные

весенние цветы

и девушек смеющихся

счастливых

и даже первый снег

в моем  саду

такой безумно белый

как пустыня света

где можно

все идти идти куда-то

и в вечности

таинственно пропасть

да только вот

где все это увидишь

когда колдунья ночь

стоит над миром

и шепчет

свои странные слова

о том что сбудется

о том что не вернется

и что останется

для нас чудесной тайной

сокрытой где-то в небе

среди звезд.

 

 

 

 

 

 

   .  .   .

 

Во вселенной

так много  планет

много больше

чем луж

в  нашем городе в осень

и они

все летят и летят

хотя нет у них крыльев

куда-то

так и мы полетим

вместе с ними

в назначенный час

в этом вечном

пространстве  бездонном

провожая глазами

огни городов

на земле.

 

 

 

 

 

 

   .  .   .

 

Ты становишься

феей цветов

и царицей всех эльфов

на свете

и той самой

дюймовочкой нежной

что одна

в этом мире жила

и твой лист

уплывает в реке

в то глубокое

синее море

где давно его

буйные волны

кувыркаясь все ждут

брыжжут пеной

хохочут

забывая от жадности

стыд  навсегда.

 

 

 

 

   .  .   .

 

И в озере чувств

утонули  большие слова

круги от них

шли

очень долго

до берега боли

и там

на холодном песке

засыхали

как белая пена

с которой

счастливые  дети

играли с утра

в облака.

 

 

 

 

 

 

 

   .  .   .

 

И девушки

в этом  счастливом

нетронутом  горечью мире

всегда по утрам  танцевали

как в роще  танцует

листва  на ветру

и не знали

про чувства

которые люди

не дарят друг другу

а прячут

и носят с собой

словно  камни

хотя это

так тяжело.

 

 

 

 

 

   .   .     .

 

Как будто

булок сладких принесли

и кофе вкусное

с утра налили в чашку

и веером обмахивают

нежно

чтобы не душно было

а легко

и девушки

в прозрачных легких платьях

все время приглашают

танцевать

и дни порхают так

как бабочки в саду

садятся на цветы

и затихают

и бог на небе смотрит

на все это

и улыбается

улыбкой мудреца.

 

 

 

 

   .   .     .

 

Когда же

закончится счастье

его и не выпить

из чашки

как выпьешь

опять подливают

пирожные снова дают

и музыка томно играет

кругом

только звук поцелуев

и чудные

белые птицы

так сладко

и нежно  поют.

 

 

 

 

 

   .  .   .

 

Теперь  я  буду добрым

и счастливым

как этот лес

который  повзрослел

и утопает в славном

шуме листьев

и дышит

так спокойно и легко

что в нем

запели птицы

даже в осень

и знают все

о чем они поют.

 

 

 

 

 

   .  .   .

 

Я играю

в смеющийся день

и в глубокую

темную  ночь

и в луну

что становится

нежной девчонкой

и в глупое солнце

что лижет

своим языком

всех кто хочет

с ним долго дружить

и в сердитого

злого волшебника

что запрещает

лежать в облаках

в своем небе

и в счастливого

доброго бога

заснувшего сладко

в раю

посреди поцелуев

в объятиях

ангелов милых

которые рядом кружатся

и тихонько

поют о любви.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

   .  .   .

 

И просветление конечно

наступило

ты понял  что луна

лишь круглый шар

а солнце - шар горячий

и человек - из воздуха земного

он им надут

и  как воздушный шар

кружится в облаках

и попадает вечно

в невесомость

а остальное - просто пустяки

там сила тяжести

инерция покоя

любовь цветы и девушки

простые

еда питье и долгий

крепкий сон

могилы и кресты

и бабушки

и маленькие дети

в своих кроватках

и весь этот мир

плохой хороший

добрый и недобрый

такой как есть

такой как был когда-то

и будет может быть

еще три тыщи лет

 

 

 

 

 

 

 

   .  .   .

 

Жизнь состоит

из радостей земных

на небо мы

лишь смотрим иногда

и ничего в нем

собственно не видим

одну лишь синеву

пустые облака

и глупое

сияющее солнце

а на земле

и травы и цветы

и девушки-волшебницы

нагие

и утро нежное

до тайного

запрятанное дна

где как в колодце сказочном

хранятся

волнующая  жаркая любовь

и множество

горячих поцелуев.

 

 

 

 

 

 

 

   .  .   .

 

Здесь ландыши растут

цветы

любви и грусти

 и кроткой нежности

которая всегда чиста

и мы их

безмятежно любим

ведь эти тихие

и нежные цветы

обычно расцветают

вдали от дел людских

и вечно говорят

о том

чего  мы

никогда не знаем.

 

 

 

 

 

   .  .   .

 

Хамоватая  фраза

упавшая  на ладонь  грязной каплей

дым  раздражения

черной  веревкой 

опоясывающий  линию горизонта

и  скомканные черновики  удовольствий

нервно  раскиданные  по  полу  при обыске

вот  и все  -

карманный мир вора

позвякивающий  мелкой монетой

при  быстрой ходьбе.

 

 

 

 

 

 

 

   .  .   .

 

Кругом

одни и те же люди

(других ведь нет

на свете никогда)

над головой

одно и то же небо

(а где другое взять -

спроси у бога)

земля все та же

под ногами

(а какая должна бы быть

тебе еще земля)

и вот живешь

кого-то очень любишь

(случается со всеми

иногда)

встаешь с утра

ложишься ночью спать

и вечно тратишь

тратишь время жизни

которая

уходит в никуда

(все так живут мой милый

в этом мире)

 

 

 

 

   .  .   .

 

Жизнь -

это белая птица

летящая ночью

по огромному мертвому небу

одна

мы слышим

лишь крик ее

громкий протяжный

и шум ее крыльев

похожий на шепот

далекого ветра

и руками ее машем

во тьме.

 

 

 

 

   .   .   .

 

 

Вот умер снег

его уже не стало

земля  глядит

как желтое  лицо

на  пасмурное небо

и вся она

в морщинах и подтеках

зимою

изможденная земля

но зелень

ее скоро нарумянит

и станет она

девушкой опять

вот нам бы так

залечивать  все раны

и запросто

из мертвых воскресать.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

   .  .   .

 

Ничего  не уходит

пустыня

не  превращается в  сад

а  остается лежать  золотым  покрывалом

под  беспощадно сияющим   солнцем

поскольку

ты  и сам  остаешься  стоять

посреди  щебетавшего лета

как  памятник хмурый

уходящему  дню

у  подножия  новых   веков

на  седом постаменте  из  пепла

с  рукой

одиноко  протянутой к  небу

по  которому   тучи  ползут

в  никуда

и  по прежнему  давят  друг  друга

на  розовом  фоне  заката.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

   .  .   .

 

Часы  на стене

старомодны  как девушка  в  белом

у  окна

за  ним сад  и  конечно цветы

и  естественно осень

цветы  увядают

и  девушке   грустно

и  в руках  у  нее

кружевной  старомодный платок

и  клубится туман

и  слова утонченно  красивы

и  воздушна печаль

и  наполнен бокал  тишины.

 

 

 

 

   .  .   .

 

У меня очень много

покоя

любви одиночества

белых букетов цветов

состоящих всегда

из одних поцелуев

и на небо моем

постоянно  луна молодая

они низко спускается

каждую ночь

и глядит мне в окно

и так нежно ласкает

что-то шепчет все время

и дарит мне эти цветы.

 

 

 

 

 

 

   .  .   .

 

А вот и нет

луны сегодня

в нашем мире

вместо  нее

рогатый месяц

как бычок

стоит на сказочной

лужайке

среди неба

и кажется мычит

так громко

как будто

маму свою ждет

чтобы сосать

простое белое

земное молоко

из вымени ее

большого

и мы под  месяцем

таким

играем в кошки-мышки

с любовью счастьем

и своей судьбой

гадаем

на кофейной гуще

среди ночи

и бога ищем

в темноте

как будто бы

он спрятался от нас

как мальчик

прикрывшись простынями

облаков

и может быть

сгорая от смущенья.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

   .  .   .

 

И это счастье

словно клад

в лесу дремучем

под корнями

его наверно

спрятали там гномы

в шкатулке перламутровой

своей

и стерегут ночами

вот слышна

их перекличка

среди леса

им чудится

что кто-нибудь крадется

по тропинке

за шкатулкой этой

и его в сети

следует поймать

запутать закружить

заколдовать

а после как-нибудь

достать свою шкатулку

открыть

и в обморок упасть

увидев счастье

и после  просто

странники чужие

его легко

у неподвижных гномов

заберут

в мешок уложат

и уйдут куда-то

туда где света нет

но горя   не бывает

никогда.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

   .  .   .

 

Бывает вечер

нежным и красивым

бывает юная

волшебная луна

плывет она

по небу обнаженной

и вокруг звезды

словно дети

водят хороводы

без конца

а на земле

ее так ждут и любят

и томятся

и  вдруг она

волшебница нагая

к ним спустится

с безумной высоты

и даст себя поцеловать

так нежно

и мир закружится

и ей не станет стыдно

что все позволила

что можно и нельзя.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

   .  .   .

 

И становится тесно

от ласковых слов

они рядом кружатся

и водят свои хороводы

и у каждого слова

в руках поцелуи

как цветы для тебя

и ты даже не знаешь

откуда у них

этих ласковых слов

вот такие вот

белые крылья

как они при летели

к тебе и когда

но ты любишь их

можешь обнять

и забыть что  давно

уже осень

и мертвые листья

лежат на панели

и их ветер усталый

не может поднять.

 

 

 

   .  .   .

 

И люди спешат

и машины

по пыльной дороге

идет отступление

только куда

от кого

и солнце над ними

похоже на желтую кляксу

и  тоже

не помнит уже 

ничего.

 

 

 

 

 

   .  .   .

 

Как будто

кисточка в руках

и ей пишу

мазню волшебную

о радостной любви

где много

розового света

и он исходит

из глубин

таких таинственных

и стыдных почему-то

и превращается

в волнующее

молодое тело

которое могу обнять

поцеловать

и на руках  нести

по небу голубому

и вместе с ним

купаться

в белых облаках.

 

 

 

 

 

 

 

 

   .  .   .

 

Ты уже не мог

пошевелиться

только думал молча

свою думу

и лежал один

в своей кровати

у высокого

и темного  окна

и вдруг  в нем

вновь появилось утро

нежное

такое молодое

словно в небе

выросла трава

зацвели цветы

запели птицы

девушка явилась

вся нагая

чтоб обнять тебя

и рядышком остаться

так как счастье

остается навсегда

и забыл ты

эту неподвижность

как калека

забывает костыли

когда чудо дивное

приходит

в его душу опустевшую

тайком.

 

 

 

 

 

 

 

   .  .   .

 

Как из пыльного шкафа

достают по весне пиджаки

так и я

достаю из кладовки

с восторгом

ушедшую юность

наряжаюсь в нее

и иду танцевать

на чужие балы

но зачем

этого я не знаю пожалуй

так просто

чтобы что-нибудь

делать на свете

где и дел никаких

уже нет.

 

 

 

 

 

 

   .  .    .

 

И слышны мне

всю ночь

снова чьи-то шаги

тихий шепот

и сдержанный смех

и какие-то тени

сменяют друг друга

за темным  окном

и качаются

в такт

одинокому ветру

а он бродит

по крыше гремя

как бездомный

не имея угла

чтоб  заснуть

до утра.

 

   .  .   .

 

И почему же ночь

была счастливой

а день все прятался

под одеяло

и все стеснялся

что-нибудь сказать

боялся целоваться

только плакал

как мальчик маленький

которого вдруг взяли

и в мир

колдуний юных привели

а ночь была  бесстыдной

и безумной

не знала слова «нет»

и утопала

в  жарких поцелуях

и отдавалась

сказочной любви.

 

 

 

 

 

 

   .  .   .

 

Я  дотронулся

до тишины

и раздался

пронзительный крик

я коснулся печали

она превратилась

в улыбку

я сорвал

с неба шапку

седых облаков

и оно оказалось

по прежнему синим

я тебя целовал

а ты  будто

собой не была

стала музыкой

нежной любви

словно сказочник

водит смычком

по томительно стонущей

скрипке.

 

 

 

 

   . .   .

 

Звучала  музыка в  саду

и   трепетали  тени

в  красивом обрамлении  из  вздохов

застывших  на губах 

как  под обложкой   книги

лежащей  на столе

как  труп  чужой  души.

 

 

 

 

 

   .  .   .

 

Живя  пунктирно вы  ближе

к  скромной графике  бытия

небрежной  и мягкой  чуждой  крика

вы  уже не  хотите   заорать песню   облезлым вечером

и   все реже  распахиваете  объятия

похожие    на ваше  расстегнутое    пальто

не  меняющееся годами

как  лицо руки  число  дней в  году

и  расход слов  в  течение суток

условно  равный  на  языке  унылого быта

расходу  воды во  время  мытья

и  чувств за  сеанс  любви…

 

живя  небрежным  пунктиром

вы  не вытаптываете    вертлявых  тропинок

вдоль  низкого берега    судьбы

и  становитесь проще  честнее  и  даже  светлее с годами

как  рассвет  у  ног   юной  осени

тогда

и  рождается тихо  свобода  -

лучшее  в этой  жизни

полной  уличного грохота  и  шума. 

 

 

 

 

 

   .  .   .

 

Незаметно    крадутся по  полу

случайные  тени

как  мыши

и  стоит восклицательным  знаком

слепящий  до боли  торшер

у    кровати

что  есть сил  освещая

лицо  неприятного гостя

с   улыбкой

приклеенной  как этикетка

на  которую хочется  плюнуть

но  следует   вежливо очень  пожать

в  то же  время

холеную  пухлую  руку

смотря  на   округлый  живот

и  тепло говоря  «проходите»  «простите» 

«я  счастлив» «увы»  «до  свиданья»

 

 

 

 

 

 

 

   .  .   .

 

Я не знал

о тебе ничего

так как мы

никогда и не знаем

что за морем

где волны

все бродят

как голодные волки

туда и сюда

что за лесом

в котором

и нет никого

кроме чьих-то

чужих голосов

среди ночи

и когда ты пришла

я не знал

как тебя и назвать

как тебя целовать

как губами

к тебе прикоснуться

и как можно

тебя долго долго

любить.

 

 

 

 

 

 

 

   .  .   .

 

Давно мечта

не заходила

в дом

не надевала

свадебное платье

не танцевала

голой на столе

и не пила

прославленные вина

а оставалась

девушкой невинной

похожей

на березку молодую

которой суждено

годами

качаться на ветру

так грустно

под  окном.

 

 

 

 

 

   .  .   .

 

А нам с тобой светло

и  темной ночью

нам звезды

заменили фонари

луна под абажуром

облаков

как будто

стала ласковей

и проще

и я тебя

по прежнему люблю

все так же нежно

как давным давно

когда ты

на рассвете мне

приснилась

среди цветов

в  заброшенном саду.

 

 

 

 

 

 

 

   .  .   .

 

Я  стану

волшебником

в синем  халате

взмахну

своей тростью

и останется день

навсегда

в моей жизни

в котором цветут

точно те же цветы

что росли

тыщу лет

и увять не сумели

и поют упоительно

в том же  саду

что когда-то

был богом посажен

на самом краю

всем знакомого мира

те же вечные

птицы любви.

 

 

 

 

 

   .   .   .

 

Ночь вокруг -

это просто  глубокая

темная яма

без звезд и луны

в ней живут

только шорохи вздохи

и чьи-то шаги

ты их слышишь

а после

они затихают

остается молчание

словно покойник

что лежит

в своем черном гробу.

 

 

 

 

 

 

 

 

   .  .   .

 

Вы заходите в душу живую

как  будто в чулан

и в ней память

сложила мечты

как консервы

на  полках

из светлого чувства

и гирлянды сушеных желаний

висят  по углам

и качается лампочка счастья

под старой продавленной крышей

но ведь вам хорошо

знать  что это же ваша душа

ее можно закрыть на замок

и уйти прохлаждаться

и она будет ждать вас

как брошенный дом

и тихонько

скрипя на ветру

разрушаться.

 

 

 

 

 

   .  .   .

 

Кто-то ходит

опять  по двору

среди ночи

что-то ищет

в засохшей траве

его тень

меж деревьев

крадется

становится больше

когда он подходит

к нашим окнам

и хочет взглянуть

на меня

его руки

похожи  на лапы

огромного зверя

и глаза его

очень страшны

и его я боюсь

и стою

неживая за шторой

до утра

и все жду

когда будет светло.

 

 

 

 

   .  .   .

 

А на любовной

сладостной поляне

вновь вырвали

все нежные цветы

остались лепестки

несчастные простые

совсем одни

на той сырой земле

где ходят только

люди в сапогах

больших тяжелых

с комьями

налипшей грязи

на подошвах

и хриплым голосом

друг другу говорят -

какая тут любовь

какие ласки

нет ничего

вокруг сплошные лужи

топь и маята.

 

 

 

 

 

   .  .   .

Не полезно так жить
чтобы круглый год 
громко стучало сердце
оно может пробить 
панцирь груди изнутри
упасть на асфальт и разбиться
покатившись кровавой монетой 
в люк сточных вод
потому мы и любим 
спокойные мягкие кресла
долгими вечерами - 
прологами скучных ночей
в которых черпаем как воду 
тоску из колодца
большущими ведрами 
будничной прозы.

 

 

 

 

 

   .  .   .

 

И тишина покорно воплощает

всего  лишь запятую  смерти

на  стоптанном  пространстве   бытия

подобного  листу простой    бумаги

сырой  от слез

пролитых  из стаканов

несчастных  глаз

ненужных  их владельцам

привыкшим  к бесконечной  слепоте.

 

 

 

   .  .   .

 

Сырое  крошево 

вздрагивающих  от ветра  чувств

и  нежный осколок 

теплого   лета

умирающего

 на морщинистом  лице  озера

дряблая  кожа которого 

пропитана  серым небом -

это  блюдо прилежно  подается 

на  ужин  памятью

среди  пустоши   скучной  зимы

пальцами  холода  

гладящей  душу ночами.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

   .  .   .

 

Маленький  кусочек плоти

и  затаившаяся в  нем  -

как нерв в сломанном зубе  -

ноющая   душа

на  фоне огромного  голого неба

это  все что  осталось…

съедена  (вот и  косточки  рядом)

постаревшая    мудрость

легко  ставшая обедом  наглости

и  никчемны  сладкие  напитки   фантазий

уходите

как  уходят   белые  облака

за  забор горизонта

и  будьте (как  можете)  счастливы.

 

 

 

 

 

 

   .  .   .

 

Сырое  крошево 

вздрагивающих  от ветра  чувств

и  нежный осколок 

теплого   лета

умирающего

 на морщинистом  лице  озера

дряблая  кожа которого 

пропитана  серым небом -

это  блюдо прилежно  подается 

на  ужин  памятью

среди  пустоши   скучной  зимы

пальцами  холода  

гладящей  душу ночами.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

   .  .   .

 

Детство

само приходило

как девочка

в розовом платье

и вспоминало

какой же ты был

в том году

когда сосны шумели

в безлюдном

простуженном парке

рябь по привычке

гонялась в холодном пруду

и душа

уходила  одна

тосковать

на пустом перекрестке

где вели три дороги

в совсем непридуманный мир.

 

 

 

 

 

 

 

 

   .  .   .

Стало светло

кто же это

стер черную краску

с простуженных улиц

 выкинул звезды

с холодного неба

и темную душу

умыл серебром

белоснежного дня

чтобы она

танцевала в обнимку

с мечтами

прямо на площади

там

где гирлянды

светящихся слов

ярко горят

как витрины

словно  прохожих

зовут  хохотать

на весь мир

и кого-нибудь

жарко любить и любить

без стыда.

 

СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ:

Носов  Сергей Николаевич.  Родился в Ленинграде ( Санкт-Петербурге)  в 1956 году. Историк, филолог,  литературный критик, эссеист  и поэт.  Доктор филологических наук и кандидат исторических  наук. С 1982 по 2013 годы являлся ведущим сотрудником   Пушкинского Дома (Института Русской Литературы) Российской Академии  Наук. Автор большого числа работ по истории русской литературы и мысли и в том числе нескольких   известных книг  о русских выдающихся  писателях и мыслителях, оставивших свой заметный след в истории  русской культуры: Аполлон Григорьев. Судьба и творчество. М. «Советский писатель». 1990;  В. В. Розанов Эстетика свободы. СПб. «Логос» 1993; Лики творчестве Вл. Соловьева СПб.  Издательство «Дм.  Буланин» 2008;  Антирационализм в художественно-философском творчестве  основателя русского славянофильства И.В. Киреевского. СПб. 2009. 

    Публиковал произведения разных жанров  во многих ведущих российских литературных журналах  - «Звезда», «Новый мир», «Нева», «Север», «Новый журнал», в парижской  русскоязычной газете  «Русская мысль» и др.  Стихи впервые опубликованы были в русском самиздате  - в ленинградском самиздатском журнале «Часы»   1980-е годы. В годы горбачевской «Перестройки»  был допущен и в официальную советскую печать.  Входил как поэт  в «Антологию русского  верлибра», «Антологию русского лиризма», печатал  стихи в «Дне поэзии России»  и «Дне поэзии Ленинграда» журналах «Семь искусств» (Ганновер), в петербургском  «Новом журнале», альманахах «Истоки», «Петрополь»  и многих др. изданиях, в петербургских и эмигрантских газетах. 

После долгого перерыва  вернулся в поэзию в 2015 году. И вновь начал активно печататься как поэт – в журналах «НЕВА», «Семь  искусств», «Российский Колокол» , «Перископ», «Зинзивер», «Парус», «Сибирские огни», «Аргамак»,  «КУБАНЬ». «НОВЫЙ СВЕТ», « ДЕТИ РА», и др.,  в  изданиях  «Антология Евразии»,»,  «ПОЭТОГРАД», «ДРУГИЕ», «КАМЕРТОН»,   «Форма слова»  и «Антология литературы ХХ1 века», в альманахах «Новый енисейский литератор», «45-я параллель», «Под часами», «Менестрель», «Черные дыры букв», « АРИНА НН» ,  в сборнике посвященном 150-летию со дня рождения К. Бальмонта, сборнике «Серебряные голуби (К 125-летию  М.И. Цветаевой) и   в целом ряде других   литературных  изданий. В 2016 году стал финалистом ряда поэтических премий – премии  «Поэт года», «Наследие»   и др.   Стихи переводились на несколько европейских языков.  Живет в Санкт-Петербурге.  

 

 

 

 

 

 

 

 

Другие произведения автора:

Ты будешь другом

Меня укроет эта ночь плащом

Уже и листья на деревьях