Скопство без честного труда
в заводе, в поле общей ленью
во обесенных городах
наводит скуку и томленье,
когда еврейством этой модой
сошли с ума совсем народы.
Едва ли умер кто - в толпе
идет дележка вокруг гроба,
и слюни, свары по судьбе:
кишат несытые утробы,
и драка как в семье еврейской
на грязной уличке одесской.
В глуши лесов давным-давно,
о том и говорить не буду,
мне сребролюбие смешно
народов бестолковых всюду
с их тель-авиденья плебеев,
когда поэты богатеют.
Дивись: богаты графоманы
стяжали славу и почет -
на барабанах бьют бараны,
себя издав за свой же счет,
в мещанском тугоухом мраке
аж на мелованной бумаге.
Давно известно: в жизни миге,
когда бараны рукоплещут,
что без читателей великих
стихи, как золотые вещи,
не замечаемы порой
будут растоптаны толпой.
Толпа же ценит лишь стишки,
те подлой жизни сотворенья,
что как помойные горшки
стоят на вынос с испражненьем
обритых лбов толпы кургузо
кишков мещанских, мудрость пуза.
Богам Олимпа мерзость это,
что топчут травы и цветы
у храма муз все непоэты,
мыча и блея как скоты,
за вожделенную морковь
и половая их любовь.
Другие произведения автора:
Февраль.
Золотой унитаз.
Дальняя улица.
Новые
Меню
