Сказка
Жили-были
старик, да старуха,
Бог
не дал им на старость детей
Стали
дни для них ночи мрачней,
Жизнь
была у них серость и скука..
Вот
идёт раз старик – мужичок
Встреч
ему, бородёнка седая,
Лапти,
шапка, рубаха простая,
И
не местный в словах говорок:
«Знаю
старче, что так тебя гложет,
И
даю тебе дельный совет:
Положись
на серьёзный завет,
Только
он тебе в горе поможет».
И
исчез мужичок неизвестный,
Но
старик свой завет положил:
Коль
родится в семье его сын –
Хоть
заезжий то будет, хоть местный,
Первый
встречный – чтоб сына крестил.
По
церковному сделал закону,
Православному
русскому слову,
Крёстным
стал, и дитя не забыл.
И
сбылось: родился у старухи
Долгожданная
радость – сынок,
А
старик не забыл свой зарок,
Вышел
из дому, взяв чарку в руки.
Видит:
едет коляска лихая,
А
в упряжке четыре коня,
Все
красавцы, у всех стремена
Дорогие,
и упряжь златая.
Слуги
ели коней тормозили,
И
слетели тотчас к старику,
Надавать
тумаков дураку,
И
едва его тут не побили.
Грозный
окрик раздался тотчас –
Все
борзые отпрянули. Смотрит
Старичок:
из кареты выходит
Грозный
чин – и высок и усат.
«Что
случилось, старик, мне поведай,
Обижают
тебя господа,
Иль
другая случилась беда,
Или
хворый ты, слабый и бедный?»
«Будь
мне кумом, – старик отвечает, –
Дал
зарок я, коль сын у меня
Народится,
просить в кумовья,
Кого
первым в пути повстречаю».
«Хорошо,
будь по-твоему, завтра
В
вашу церковь я в полдень явлюсь,
На
сынка твоего подивлюсь,
Окрещу,
помогу тебе знатно».
И
у мчалась карета. «Вот барин! –
Удивился
старик доброте,
Где
найдёшь ещё в нашей стране,
Чтоб
родниться с крестьянином стали!»
А
народ-то смеялся вокруг:
«Ты
протри-ка старик свои очи,
Государь
это был!» – и хохочут,
Видя
деда немалый испуг.
Всё
исполнилось: в полдень приехал
Государь,
быстро сына крестил,
Сто
рублёв старику подарил,
И
в столицу поспешно уехал.
Вот
проходит пятнадцать годков –
Крёстный
крестника не забывает,
Сто
рублёв каждый год посылает,
Наконец
шлёт с приказом гонцов,
Чтоб
на службу в столицу явился,
Мол,
пора быть при царском дворе,
«Ты
мой крестничек в самой поре,
Слышно,
силушкой доброй налился».
Слух
тот верный: был молодец справный,
Вырос
в русской крестьянской избе,
Богом
не был обижен нигде:
Красотой,
да и силушкой славной.
И
даёт ему денег отец:
«Поезжай
на воскресный базар,
Закупи
себе нужный товар,
Приоденься,
как знатный купец».
Едет
в бричке крестьянский сынок,
Смотрит,
возле дороги стоит,
Крестит
лоб, на Семёна глядит,
Странник
дальний, простой мужичок,
«Здравствуй,
дедушка, – молвит Семён, –
Далека,
тяжела ли дорога?
Подвезу
до базара немного,
Вон
на взгорье, за ближним мостком».
«Знаю,
едешь ты справить коня,
И
одеться, чтоб выглядеть знатно,
На
виду у царя быть приятно,
Но
послушай меня, мужика:
Коли
хочешь удачи на службе,
Коли
хочешь судьбы без вины,
Чтобы
служба была без беды,
То
купи себе то, что не нужно».
Но
Семён отвечал мужичку:
«Я
не понял, что должен купить,
Мне
б лихого коня раздобыть,
Да
одеться, подобно купцу».
«За
коня я тебе и скажу, –
Отвечает
ему неизвестный, –
На
базар как приедешь воскресный,
Там
увидишь в торговом ряду
Конь
стоит, сам худой и облезший,
Весь
в парше, что вверху, что внизу,
Не
глядя ни на что на торгу,
Забирай
– продавец этот честный.
А
как купишь, вставай на заре,
Выводи
на росу, на луга,
И
паси на росе той коня,
Раз
двенадцать купай в той росе».
И
исчез мужичок – словно не был,
Изумился
Семён: эко диво!
Словно
очи вдруг мраком затмило –
Никогда
не встречал эту небыль.
Вот
приехал – и впрямь на базаре,
Среди
прочих красавцев коней,
Цыган
держит в уздечке своей
Лошадёнку
живую едва ли.
Рёбра
видно, качаясь, стоит.
«Сколько
стоит такой великан?»
«Сто
рублёв», – отвечает цыган,
А
Семён на других не глядит.
Из-за
пазухи он вынимает
Сто
рублёв. Тут же сбрую кладёт
К
бричке в пару лошадку ведёт,
И
к своей лошадёнке впрягает.
Как
увидел отец – чуть не обмер.
«Ты
за падаль отдал сто рублёв?!
Ты
умишком видать не здоров,
Ну,
проделал цыган с тобой номер!»
Но
не слушал Семён. Он выводит
Чуть
живого на зорьке коня
На
росу, в травяные луга,
И
пасёт и росой его моет.
Так
идёт день за днём чередой,
Всё
живей, здоровее лошадка,
Шерсть
лоснится уже её гладко,
С
густо гривой уже головой.
Как
сказал мужичок – всё свершилось:
Миновало
двенадцать деньков,
Конь-красавец
на службу готов –
Чудо
в русских лугах приключилось!
Вот
явмлся наш крестник на службу,
Отдаёт
Государю поклон,
Обнял
молодца тот, был польщён,
Предложил
ему сердце и дружбу.
Так
три года в усердье проходит,
Чин
за чином на службе идёт,
Наш
Семён всё растёт и растёт,
Натурально
звездою восходит.
Уж
добрался до высших чинов,
Государь
не нахвалится им –
И
силён, и сметлив крестник-сын,
За
царя жизнь отдать он готов.
Но
не любят Семёна министры,
Хоть
не слушает царь их раздор –
Всё
плетут они глупость и вздор,
И
всё в злобе у них, всё нечисто.
Так
смутили они Государя,
И
смогли голодранца убрать:
В
тридевятую даль отослать –
Про
невесту царю нашептали.
Скоро
сказка идёт, да не скоро
Дело
делалось в этой стране,
Только
злоба подобна стреле:
Летит
быстро и бьёт без разбора.
Вызывает
раз крестника царь,
Говорит:
«Мой любимчик, ты знаешь,
Нет
детей у меня. Не желаешь
Ты
пойти в тридевятую даль.
Где-то
там есть дворец небывалый,
Стены
– мрамор, а башни – гранит,
В
драгоценных каменьях горит
Свет
в покоях, и всё для забавы.
А
в дворце том живёт королевна,
И
Настасьей зовётся она,
Говорят,
что красива, умна,
Но
к тому же горда непомерно.
Коли
сможешь добыть мне её,
Злата,
серебра царской казны
Сколько
хочешь – приди и бери,
Одарю,
как сынка своего».
Отвечает
Семён Государю:
«Крёстный
мой, за тебя я готов
Жизнь
отдать без торжественных слов.
Я
достигну заветного края,
И
Настасью тебе привезу,
И
не надо мне царского злата,
Разве
золотом верность богата?
Разве
честь им свою сберегу?»
Вот
приходит седлать он коня,
И
вдруг молвит тот конь языком
Человечьим,
с каким был знаком
Он
давно уже, тайну храня:
«Что
кручинишься, добрый хозяин?,
Что
головушку свесил до плеч,
Али
царский карающий меч
Занесён
над тобой, ты в опале?»
Изумился
Семён, не слыхал он
Ещё
слов человечьих коня,
Обнял
голову друга – слеза
Пролилась,
и Семён вдруг заплакал.
«Обыграли
лихие министры, –
Говорит
он с печалью коню, –
Но
царя я за то не виню,
Его
слово всегда было чисто».
«Молись
Богу, иди и ложись, –
Отвечает
ему верный конь, –
Завтра
утром лишь солнца огонь
Вспыхнет
– тихо с друзьями простись».
Утро
вечера мудреней –
На
заре он друзей собирает
Со
слезами их всех обнимает,
И
пускается в путь поскорей.
И
лишь скрылась из вида столица,
Конь
на землю вдруг тотчас упал,
Что-то
дикое он прокричал,
Превратившись
в огромную птицу.
То
орёл был с широким крылом,
Поспешил
он за синее море,
За
высокие белые горы,
И
на нём восседал сам Семён.
Три
дни три ночи длился полёт,
Наконец
показался дворец,
Он
стоял расписной, как ларец,
На
шатрах – словно звёзды с высот.
Сделав
круг, затаившись в лесу,
Стали
ждать окончания дня.
Конь
учил: «Ты садись на меня –
Через
стены тебя понесу.
Понесу
тебя в самый высокий
Терем
девичий – видишь окно,
Ночью
душно, раскроют его,
Мы
впорхнём, словно ветер залётный.
Там
в покоях Настасья твоя.
Ты
пройди в почивальню тихонько,
И
бери осторожно, легонько
Королевну
– а здесь уже я
Понесу
вас за дальние дали
В
наше царство, в подарок царю,
И
доставим Настасью ему –
Там
нас ждать уж видать перестали».
Вот
безлунная ночь наступила,
Замок
стих, все ушли на покой,
Замок
высился смутной горой –
Мгла-помощница
чернью накрыла.
И
влетает бесшумно орёл,
И
Семён в почивальню проник,
Видит,
дева прекрасная спит –
И
застыл перед девой столбом.
Красота
та была неземная,
Разве
можно об этом сказать,
Разве
можно пером описать,
Что
увидел Семён в этом рае!
О,
как чудно дышали уста!
Мёдом,
травами, всеми цветами,
И
во сне чуть ресницы дрожали,
И
чего-то хватали перста.
Нет,
такой красоты не бывает!
Не
от смертных – богами дано,
Словно
боги пролили вино,
И
оно волшебством опьяняет.
И
не выдержал царский посланник,
И
уста на уста наложил,
Не
сдержал молодец своих сил,
Как
в пустыне изжаждавший странник.
Целовал
её жадно, безумно
И
забыл про коня и заданье –
Только
сахарных уст обладанье –
Так
всё было волшебно и чудно.
И
она отвечала ему,
Что-то
снилось ей, что-то мечталось,
Страсть
коварная в сердце закралась,
И
не знала – зачем, почему?
Вдруг
проснулась она – что такое?!
Кто
проник в её сладостный сон,
Почему
без смущения он,
И
откуда вдруг взялся в покоях?
В
страхе плачем она исходила:
«Мамки,
няньки, быстрее ко мне!
Да
огня мне, смотрите во тьме –
Святы,
святы – нечистая сила!»
Никогда
друг не бросит в беде
Своего
непутёвого друга –
Наш
Семён превращён был в пичугу,
Оба
тут же исчезли в окне.
Вот
вторая приходит к ним ночь,
Говорит
Конь Волшебный Семёну:
«Бери
деву, покуда спросону
Не
вскричит. И летим тут же прочь».
Но
окно в этот раз на запоре.
Орёл
тотчас себя с седоком
Превращает
в двух мышек. Бегом
Через
щели проникнув в покои.
Снова
дева прелестная спит,
Разметалась
во сне, распалилась,
Грудь
её в этот раз обнажилась,
И
белеет во тьме и горит.
Ах,
какой был волшебный огонь!
Снега
белого был он белее,
Света
лунного был он нежнее,
И
манил, зазывал к себе – тронь!
И
опять улетел ум Семёна –
Засмотрелся
на чудо груди,
Всё
забылось – друзья и враги,
Только
жаркая, в страсти, истома.
Снова
дева проснулась, вскричала,
Снова
шум, «Мамки, няньки, ко мне!»
Снова
крики и обыск везде,
А
две мышки уже убежали.
Третья
ночь: два ползут муравья,
Мимо
стражи, которая бдит,
Мимо
няньки, которая спит –
И
в покои, где царствие сна.
Что
же видит Семён в этот раз?
Королевна
нагая лежала,
Это
магия смертного звала,
Снова
он оторвать не мог глаз.
Не
видал он подобного тела,
Не
видал он подобной красы –
Разметались
златые власы,
Тело
в тайных желаниях млело.
Нет,
Семён в этот раз удержался,
Но
от магии стал отрешённый
Словно
в столб соляной обращённый,
В
человека опять обращался.
И
упала слеза на Настасью,
На
её белоснежную грудь,
И
девица вскричала чуть-чуть,
И
во сне встрепенулась от страсти.
И
открыла глаза, увидала:
Добрый
молодец молча стоит,
Отрешённо,
безумно глядит,
И
от страха опять закричала.
Конь
Волшебный однако успел –
И
увидели все в изумленье
Настоящую
жуть, приведенье:
Кто-то
призраком в окна летел.
Превратив
всех троих в ветерок –
И
себя, и Настасью с Семёном,
Сквозь
все щели путём им знакомым,
Утекли
– и в ближайший лесок.
Так,
покинув гудящий дворец,
Стал
он прежним, огромным орлом,
И
на нём восседали вдвоём
Королевна
и наш удалец.
И
уже не кричала девица:
Добрый
молодец был тоже мил
Её
сердцу. Её покорил –
С
ним хотелось летать, словно птица.
Три
дни, три ночи снова летели
В
своё царство верхом на орле
Два
влюблённых. Как будто во сне
В
небесах чистых души их пели.
Но
всё боле была их печаль:
Честь
и долг – для Семёна закон,
Дал
он клятву, поклявшись крестом,
Что
Настасью возьмёт в жёны царь.
Так
дошли, сделав круг над столицей,
Сели
прямо напротив крыльца,
В
самом центре Кремля, у дворца,
И
орёл поспешил в небо взвиться.
Их
увидели – тотчас запели
Трубы,
горны. Стекался народ,
Вот
их царская стража ведёт,
А
они глаз поднять не посмели.
Сам
отец-государь их встречает,
Обнимает
обоих, велит
Рассказать,
ничего не таить
Про
победы свои и печали.
И
Семён, поклонившись, поведал:
«Государь,
вот невеста твоя,
Вновь
готов я идти хоть куда» –
Царь
же видел, не рад он победе.
Посмотрел
Государь на обоих,
Перед
ним красота с красотой
Оплелись,
словно солнце с луной,
Разгадал
он всю муку влюблённых.
Говорит
он Семёну: «Мой крестник,
Не
нужна мне Настасья-краса,
Я
иду познавать небеса,
А
влюблённым бывать только вместе.
Моя
свита – лукавая лесть,
Ложь,
интриги, сплошные доносы,
Рок
царя для меня стал несносен,
Миру
я воздаю честь за честь.
Ты
один меня в царстве не предал,
Завтра
я ухожу в монастырь,
Чужд
мне этот обманчивый мир,
Всех
людей я узнал, всех изведал.
Это
царство тебе я отдам,
Завтра
я оглашу свой указ –
Вот
тебе мой последний наказ,
Всё
за дружбу и верность воздам».
«Как
же так, я – крестьянина сын, –
Говорил
потрясённый Семён, –
Словно
вижу я сказочный сон:
Был
слуга – и теперь властелин».
Царь
опять на двоих посмотрел:
«Как
Настасья мила – ангелок!
Но
монах я теперь, дал зарок,
И
иду я в небесный предел.
Коли
любишь её – то люби,
Всё
я знал про тебя наперёд,
Ведь
любовь молодых признаёт…
Я
тогда тебя спас от беды».
***
Ехал
царь удалой, молодой,
Симеон,
по прозванью Крестьянский,
Любовался
народ христианский,
На
него с его юной женой.
Хороша
была юная дева,
Говорят,
из заморских земель,
И
как будто из сказочных фей,
Словно
сказочных фей королевна.
Видит
царь вдруг: невзрачный старик,
У
обочины царской дороги.
Стоит
тихо, не зная тревоги.
И
на пару пытливо глядит.
Царь
поймал его взгляд – моментально
Поезд
встал, и не понял никто,
Что
случилось. Шепнул на ушко
Царь
царице про что-то – их тайна.
Но
старик в это время исчез.
Не
заметил никто, что случилось –
Волшебство
наяву приключилось,
Кто-то
клал на себя уже крест…
И
исчез тот старик навсегда,
Не
встречали нигде его в царстве,
Но
Заступник пришёл – было ясно –
Береглась,
как святыня, страна.
Разбивались
любые враги,
Все
походы, угрозы и козни,
Становились
извне невозможны –
Царство
строго и зорко блюли.
А
в стране воцарилась любовь,
Правил
царь Симеон очень мудро,
Жил
в довольстве народ, многолюдно,
Ведь
от правды пришла эта новь!
Другие произведения автора:
Лунный стих
Бессмертная
Долгожданный рай
Это произведение понравилось: