Шут: заметки на бубенчиках

 

 

**

 

Когда корова рогом

подденет гобелен,

всяк будет снова весел

без денег и с сумою,

 

когда поникнут грабли,

даст урожай блоха,

в Писанье вникнут люди,

как наст, прорвав спесивость,

 

когда напьются рыбы

кудрявым тростником,

прически дам помнутся

в кружении притворном,

 

когда под ожерельем

взревет осёл ослом,

кувшин со стулом спляшет,

а брюхо с ожиреньем,

 

когда на кровле трон,

появится, как дуб –

шут королевской крови,

на нем усядусь я!

 

 

 

 

 

**

 

Немало дурней я встречал

на всех путях и перепутьях.

И всяк считал себя умней,

чем Соломон в его делах.

 

И каждый норовил шмыгнуть

меж лап Фортуны, как мышонок,

но коготь бархатно давил

их чередом, седых и юных.

 

И неприлично мне роптать

на мой наряд и на прозванье;

у Бога свежий зычный смех,

и Он моим проделкам рад.

 

К тому ж в компании такой,

как те, кого в глупцы зачислят

болваны, каждый умный муж

быть честью признает великой!

 

 

 

 

 

**

 

Ты ешь приправленную оленину,

а мне ссудил обглоданную кость.

То на пол шмякаешься благородно,

то на куртину лезешь с перекиру.

 

Мне б у тебя учиться ремеслу.

Вон как король заливисто гогочет!

«Ты, словно, кочет, сир, - ему шепну,

на чей гарем позарилась синица».

 

В румяном яблочке огрызок скрылся.

Надрежь пузырь, посыплется горох.

Не шутит запах с привкусом слезы,

что из подвалов в залу просочился.

 

 

 

 

 

**

 

Шут у камина… Где художник,

чтобы векам пересказать

картину эту?! По морщинам

елозят грезы огонька.

 

Обувка снята. Скомкав ромбы,

донизу спущены чулки.

Расплылся жезл с чертами брата,

не выдав скуки и тоски.

 

Сейчас я, вероятно, сверстник

Мафусаилу и горам…

Заштопан свет, клянусь могилой,

как  зад мой, крайне неопрятно!

 

 

 

 

 

**

 

Слепень липнет к мокрой коже,

а глаза к тебе, красотка!

Ох, негоже зябнуть в склепе,

егоза, пойдем на волю…

 

Не рассердится покойник,

коли мы его оставим

для достойных размышлений

об утраченной юдоли.

 

Прикусив щербленным зубом

залихватскую травинку,

трубадуром я заправским

про аморы рондо выдам,

одобряем птичьим братством.

 

Где мы ляжем, там и встанем.

Не горбун я, слава Богу.

Можно даже обручиться –

этак строго понарошку.

 

 

 

 

 

**

 

Я твоя карета, ты мой кучер,

ты река, а я твое весло,

ты глоток из жбана, я зной лета,

я перо, а ты моя строка,

 

ты гнездо, а я твоя пичуга,

дротик я, а ты моя мишень,

я за мздой поход, а ты селенье,

ты приемыш, я твоя семья,

 

ты силки, я сдавшийся волчонок,

я гора, но ей подножье ты,

ты уток, а я твоя основа,

я познанья древо, ты мой змей…

 

 

 

 

 

**

 

Дела людей неинтересны,

а жизнь – смертельная истома.

Все остальное темный лес.

Selva obscura. Пот да риск.

 

Страх унижающий, скольженье

по лунатическим извивам.

Мы не в гостях, ты тут мишень,

в тебя прицелились, как в дичь!

 

Поддайся, дрогни, сбрось личину,

ату, охота, брань и лай!

Здесь каждый гаер. Сверху синь,

а снизу смоль. Дурак, смирись…

 

 

 

 

 

 

**

 

Марот, он совсем не гаррота,

но шороха этой штуковины

боится урод и тщеславник.

Хватило, Всевышний, бы пороху

 

навешать жлобью оплеухи

словами весомей весомого!

Сквитаться слегка – и адью.

А впрочем, неважно, шут с вами.

 

Как из-под хвоста у кобылы,

так пар ваших ртов упоителен.

Я эквилибрист, пустота –

канат для меня. Накренись,

 

и мигом на новый, пеньковый,

на мне воротник поменяется.

Вот прадед был шут и чудак,

на ветке в преданьях качается.

 

Лепешка на два-три укуса

обходится многим недешево,

искусство кинжал задирать,

что ждет под плащом за околицей.

 

 

 

 

 

 

**

 

Силач и шпагоглотатель

намедни ввязались в спор,

весьма некстати горланя,

что каждый из них умелец.

 

Страдающий, как от жажды,

один заглотал пять шпаг,

соперник же вызывающе

котел на цепях сорвал.

 

Засим поглощать с эфесом

тот принялся реквизит,

а этот сволок из леса

сосну с корневищем-мясом.

 

Кто прав был, а кто не очень,

так и выясняли, доколь,

в способностях не уравняв,

их вздернул король обоих.

 

 

 

 

 

Баллада шута о собаках

 

Собаки ходят голые,

на них есть только шерсть.

Блохастые, веселые,

по пять, по семь, по шесть.

 

Кучкуются, милуются –

почти как у людей.

Прилюдно ду… ду… дуются,

как Диоген злодей.

 

Ночными сарафанами

с эмблемой мусульман,

прельстясь, бывают пьяными

и воют сквозь туман!

 

 

 

 

 

**

 

Вепря приготовит

повар-альбинос.

На горячий вертел

снова, снова, снова

 

пряностей навалит,

морща нос, как клюв,

поварят загнав…

 

Рыж и красноглаз –

мне б такую маску!

Среди нас, как лис.

Крякая, токуя,

 

весь пернатый двор

кормит, сыпля с перстня.

То крошит салат,

то несет гранат,

то о винах вспомнит.

 

Остров дураков,

лязгая ушами,

быстро, славно, просто,

умников лягая,

обретет свой вид

самый изначальный.

 

Будь я сто раз бит,

если выдам тайну!

 

 

 

 

 

**

 

Я нынче был зван в балаган

прерывистых марионеток.

Всю ночь напролет при свечах

квартет повторял менуэты.

 

Сплясал с обезьяной и я,

парик из метлы ей сварганив.

Глядела она иностранкой

в камизе льняной близ меня.

 

Потом перебралась на стол

и спелые фрукты ну трескать!

Сраженный коварной и дерзкой,

я пал на мозаичный пол…

 

А прятавшийся кукловод

все дергал за нити фигуры,

стиравшие с шарканьем плиты

рядами: сближенье – отход…

 

 

 

 

 

**

 

Сеньора, Госпожа, Владычица,

Небесная Святая Роза,

как дышится привольно, сладостно,

с чудесным именем Твоим!

 

Ты помнишь бедного затейника,

который перед нежным ликом

Твоим из самого заветного

нашел в себе лишь дар жонглера

 

и трюки, что усвоил сызмала,

сложил к стопам Твоим бесхитростно,

все штуки для забавы публики

перед Тобою повторил?

 

Нет лепты у меня, Добрейшая,

пригодной. Разве только сдернуть

свой петушиный алый гребень,

худым коленом придавить…

 

 

сентябрь 2016.

Другие произведения автора:

Тени и тени заводят сиртаки

Вже мають почати плакати

Эта страна в этом году