Самое
страшное в ней — голливудский финал.
Золотые пломбы и запонки.
Что
и является идеалом попсы во всех ее
видах: в немом и звучащем.
Кремовый
торт, увенчанный гробом из свежего теста
с глазурью колоколов.
Фальшивые
слезы и трауры. Как будто готовят к
съедальному пиру,
к
скормлению новое место пустое. Бывают
еще запестревшие флаги,
знамена
поникшие, выстрелы под псевдонимом
«салюты»,
речи
отчаянных дуболомов в штатских костюмах,
а паче — в мундирах,
общая
скорбь под копирку, а далее Шизнь засыпает
шизиков
лишних суглинком разрыхленным; дальше
на титрах
действующие
фигуры туда да сюда ковыляют, влево и
вправо. Втыкается крест
(мне
почему-то всегда мерещилось: в сердце
покойнику),
и
шебуршат себе дальше мессы подобные.
Кладбища — что муравейник!
Плавятся
по крематориям пломбы, и запонки, и
ордена.
Шизнь
на исчезновение массы не обращает
внимания,
словно
крутой режиссер на замену статистов.
Мотор!
Мотор!
28.09.2024.
Другие произведения автора:
Как Бешеный Койот стрелялся с шерифом
Эпитафия расколотой плиты
Утешая художника, Время и Бог...