Вечно хламье собирает старательный Ванька,
Носит в подвал и ведет аккуратно учет.
Стал наш огромный подвал просто мусорной свалкой,
Ногу сломает там самый пронырливый черт.
Но ведь и в жизни различного хлама немало,
Ступишь неровно, и свалит судьба наповал.
Многие путь к этажам начинали с подвалов
(Кое-кто даже и ноги при этом ломал).
Были блуждания, были и к свету ступеньки,
Но, достижением славы давно отболев,
Ходит Иван суетливо с разбитой коленкой
Между хламья и среди бормотушных проблем.
Он воспитательным мерам давно не подвластен,
И не подвластен он силе высоких идей.
- Я, - говорит, - ведь в подвале коплю не запасы,
Я создаю перестроечной жизни музей.
Роскошь "верхов" и обшарпанность нашего брата, -
Рослый Иван бросил сумрачный взгляд с высоты.
Правду об этом надежно хранят экспонаты -
Доллары, гривны, купоны, трезубцы, кресты.
Живопись есть, сам рисую портреты отменно,
Носят друзья сюда вещи, как в собственный дом.
Так что музей мой - народный, сказать откровенно,
Я же - директор, и тоже народный, при нем...
И в тот же миг меня мыслью внезапной прошибло:
Может, подвал поважней, чем изящная высь,
Может быть, в нынешней жизни Иван - не ошибка,
А, отвергая Ивана, ошибочна жизнь?
Есть в собирании хлама своя благородность,
Что утвердиться смогла посреди грабежей.
Жалко однако: подвальны народ и народность,
Переходящие вниз со своих этажей.
- Как моя живопись? - бросил Иван неспокойно, -
Тещи чудесный портрет... На него бы взглянул...
Я посмотрел на мазню. "Далеко не Джоконда", -
Грустно подумал. Но в знак одобренья кивнул. Другие произведения автора:
Предзимье
Хлыстом побитый, затаивший злость...
Оцепенела грустная окрестность...