Новые
Меню
ПОЭТ ПОЭТОВ
-------------------------------
КОНСТАНТИН КЕДРОВ
-------------------------------
Новые Известия
Время безжалостно низвергает идолов и кумиров. Полузапрещенный
Хлебников был кумиром поэтов XX века. Самый сокрушительный удар по
Хлебникову – снятие всех былых запретов и неожиданная сверхпопулярность
вполне традиционных поэтов – Ахматовой и Бродского. В живописи ничего
такого не произошло. Здесь восторжествовала эстетическая смелость. Сомов
и Бенуа – что все же второй план по сравнению с Малевичем и Кандинским.
Родилась даже забавная теория, что, мол, литературе авангард
противопоказан, а для живописи благотворен.
Все, что написано о Хлебникове, – жалкая пародия на будетлянские трактаты в стихах и в прозе самого Велимира. Он превратил филологию в поэзию, а поэзию в гениальную филологию. Он запросто играл в геометрию Лобачевского и в пифагорейские игры, Эйнштейн содрогнулся бы, узнав, что вытворяют с его открытием русские будетляне. Однако Эйнштейн о Хлебникове ничего не знал. Он любил Льва Толстого и Федора Достоевского. Хлебников ошибался всюду, где можно ошибиться. Он не ошибся только в одном – в поэзии. После него эта капризная дама стала совсем другой. Теперь от нее можно ждать чего угодно.
Вы помните, мы брали Перемышь
Пушкинианской красоты, –
Не может быть, чтоб вы не слышали
Oсады вашей высоты.
Увы, увы, забыли и Перемышль, и первую мировую войну, и Хлебникова, и будетлян. Помнят Пушкина. Правда, это память чисто платоническая. Помнят не Пушкина, а памятник Пушкину. У Хлебникова нет памятника. Нет улицы с его именем, нет и достойной памяти о поэте. Остров Хлебников – это не затонувшая, но и не обретенная Атлантида.
В этот день голубых медведей,
Пробежавших по тихим ресницам,
Я провижу за синей водой
В чаше глаз приказанье проснуться.
Тут настолько врожденное чувство красоты, что оно не нуждается ни в теориях, ни в комментариях. Однако это не совсем Хлебников. Компромисс между традиционным стихосложением и новым зрением преследовал поэта всю жизнь. Мотылек, прилепившийся к каменным глазам скифской скульптуры, трепещет крыльями. Вот тут у Хлебникова лавина образов:
Смело смотри большим мотыльком,
Видящий Млечным Путем,
Сбросил окопы гроб мотыльковый,
Падай в гробы гроб,
Гon, Гon! В небо прыгай гроб!
Камень шагай, звезды кружи гопаком.
В небо смотри мотыльком.
Тут уж никаких компромиссов, полная свобода воображения. По сути дела, он создал совершенно новый язык, повторив подвиг Пушкина. Но на языке Пушкина заговорили, а на языке Хлебникова эпоха изъясняться не стала.
Они голубой Тихославль,
Они золотой окопад,
Они в никуда улетавль,
Их крылья шумят невпопад.
Эти стихи шепчут боги, покидающие землю. Многие достижения футуристов ждали компьютерной эры, не подозревая об этом. Хлебников создал поэтическую компьютерную игру, где все исторические события повторялись через интервалы времени. Так, в 1912 году ему удалось предсказать, что в 1917-м рухнет империя.
Но Хлебникову хотелось большего. Он мечтал о Формуле бессмертия, когда каждый человек, умирая, будет знать, через какой интервал времени он вернется на землю. Себя поэт помнил и запечатлел, как фараона Аменхотепа, поэта Омара Хайяма и Лобачевского. Хлебников не сказал, в каком облике и когда он вернется на землю в пятый раз, так что не исключено, что кто-нибудь из ныне живущих гениев на самом деле пятое воплощение неистового Велимира.
Он, конечно, не только поэт, но еще и пророк. Я думаю, что его предсказания об овладении законами времени медленно начинают сбываться. К тому все идет. Просто Хлебников слишком далеко предсказал. Ну, лет на 200 вперед, не менее.
Мой разум точный до одной энной,
Как уголь сердца, я вложил
В мертвого пророка Вселенной,
И понял вдруг: нет времени.
На крыльях поднят как орел,
Я видел сразу, что было и что будет.
Могу смело сказать, до него никто из поэтов не обладал таким зрением. Обычно поэты парили, как птицы над бесконечным пространством. Хлебников воспарил над временем. Его будетлянство не выдумка, а констатация факта. Однажды он увидел улицу "из стеклянных хат”. В начале ее стоял дом из стекла, похожий на парус или раскрытую книгу, а вдали виднелось табло "газеты из искрописьма”. Кто не узнает здесь Новый Арбат?
А в перерыве между своими прозрениями и пророчечествами поэт шептал, именно шептал свои новые стихи. Он и со сцены читал только шепотом.
Сыновеет ночей синева,
Веет во все любимое....
Он написал томов шесть. Из них можно отобрать один том абсолютно гениальных строк. А можно и не отбирать, любуясь первозданной, первобытной панорамой, где все разворочено строительной бурей, и лишь кое-где иногда возникают причудливые гениальные шедевры словесной архитектуры.
Вокруг жизни Хлебникова очень мною фантазий и спекуляций. Да, он бродил, кочевал, путешествовал, не имея угла. Но в то время многие бродили и путешествовали. Смерть застала его в пути, в деревне Санталово Нижегородского уезда. Сначала тиф, потом паралич, и очень мучительная кончина в какой-то избе на деревянном лежбище. В одной из последних вещей он предсказывал свою смерть, но почему-то думал, что перережет себе горло бритвой.
И на путь из звезд морозных
Полечу я не с молитвой.
Полечу я мертвый, грозный
С окровавленною бритвой.
Возможно, он думал, что будетлянину не пристало уходить из жизни, лежа в кровати.
Многое изменилось за 80 лет. Но Хлебникова читать по-прежнему интересно. Он какой-то неуемный, ни на кого не похожий и ни в какие рамки не вписывается. Маяковский назвал его "честнейшим рыцарем поэзии”, "поэтом для поэтов”. Я бы сказал иначе: не поэт для поэтов, а поэт поэтов, автор дивной строки: "песенка - к сердцу лесенка”.
