РАННЕЕ

Г Е Н Н А/ Д И Й   Л И П К И Н- ДИВИНСКИЙ (ЛИ-ДИВ)

 

СТИХИ, ПОЭМЫ, КАЛАМБУРЫ, ПУБЛИЦИСТИКА

 

               Р А НеНоЕ Е

 

             В пригородном

 

Сквозь туман, года и мглу пригородный мчит.

Я сижу почти в углу. В животе урчит.

Уплетает бутерброд некто за спиной.

"Человечество-суть сброд!"- воет дед дурной.

Он, пожалуй, целый час так уже трандит.

Старческий гнилой анфас, неопрятный вид.

Я к холодному стеклу головой приник.

Холодно же тут в углу. Входит проводник.

"Слушай, деда, не кричи! Высажу сейчас!"

Тепловоз взревел в ночи в неизвестность мчась.

Сотни ра/дужных огней воссияли вдруг,

череды минувших дней обозначив круг.

Приближается вокзал; станция моя.

Мысленно себе сказал: "Вот и дома я!" ~74/75 и 94

 

                     Небо синее

 

Небо синее, чёрно-синее. Нет на нём ни единой звезды.

Солнце где-то на/д Абиссинией. Здесь же- тьма, степь и вёрсты езды.

Поле белое, чёрно-белое. У дороги деревья стоят.

Молодые худые несмелые; коченея от холода, спят.

Утро позднее, утро зимнее. Неохотно забрезжил рассвет.

Облака проявились дымные. Это всё я не выдумал, нет.

Это всё я увидел воочью; и рассвет, и деревья, и снег;

между пасмурным утром и ночью сквозь автобуса медленный бег.  ~75

 

Самолёты, как рыбины с львиными мордами,

утопают в снопах жёлто-рыжих  лучей,

к небу выставив спины свинцовыми хордами,

безразличные к массе людских мелочей.

 

Мир для меня- ахроматичен. Смотрю сквозь серые глаза.

В стихах угрюм и неэтичен. Когда случайная слеза

тоскливо, нехотя и скупо ползёт по пористой щеке.

Всё пасмурно вокруг и глупо. И ручка чёрная в руке.

Когда же я в хорошем духе, то жизнь мне видится в цветах

и в тополином лёгком пухе с улыбкой детской на устах.

Сквозь ра/дужную оболочку на всех доверчиво гляжу.

Былой обиды не держу; и стих подобен ангелочку. 

 

Принимает жизнь формы разные; дорогие нам и опасные.

То безформенно- безобразные, то терпимые, то прекрасные.

И нельзя нам её перестраивать, отвергая плоды"неудачные"

красотою себя лишь опаивать, мир шлифуя бумагой наждачною.

Все полезно до маленькой малости; я к такому пришёл убеждению.

Эти наши безпечные шалости приведут на земле к вырождению.

 

               Послесловие к легенде (в лицах)

 

Как странно ясен день апрельский! Окрест толпится, ропщет люд:

"Ужо тебе, Марк Корнуэльский- чванливый, стонущий верблюд!"

Где твои ра/дости и грёзы? В воде по пояс Горвенал

кромсает волны и сквозь слёзы рычит: "О, если бы я знал!"

(люд)"Все ухищрения насмарку. Как бледен; дёргается бровь"

"Не удалось безумцу Марку разрушить силой их любовь!"

(Марк)"Я был отважный смелый воин. Я славен был и был богат;

всегда почётом удостоен. Но стал их прихотью рогат.

Я, после этого позора, Тристана проклял; не убив;

порок их тем усугубив... Негневного не вижу взора"

"Ты, пёс неверный; ты, дебил, дитя, что вымахал верзилой;

любил ли ты  с такою силой, как я обеих их любил!?"

(Горвенал) "Как всё безсмысленно и глупо! Как жалок этот человек!"

...............................................................................................................

На берегу два юных трупа. Два сердца, слившихся навек.  ~76 и 96

                       

                        Космопоэг

 

                              1

Не увижу больше никогда я родной Земли, родного края.

Захватила в плен меня звезда чёрная враждебная чужая.

В этом мире; как бы не пропасть. Мысли лихора/дит и спекает.

Открывает ведьма пропасть-пасть и в меня кошмаром проникает.

Взгляд заворожённый- на экран, на её оскаленную морду.

Нет спасенья, на/до на таран; и пробить ей спину, череп, хорду.

Боже мой, какая круговерть! Звездолёт трясёт, несёт, швыряет.

Им уже никто не управляет. И его сейчас постигнет смерть.

Но откуда выплыла Земля синяя, зелёная, земная,

маленькая, тёплая, смешная, кораблю спасение суля?

А вокруг неё бе/cился смерч, прыгали воинственные кляксы,

щёки на/дувала гуттаперч, и мрачнели тучи цвета ваксы.

Космос необъятный и хмельной плёл клубок чудовищного стресса,

словно издеваясь на/до мной, изучая ра/ди интереса.

Мне бы здесь сейчас другой клубок, смотанный рукою Ариа/дны.

Но неотвратимо манит рок в лабиринты, будь они нела/дны.

 

                                  2

Век два/дцатый. Город Росток. В интернате Ги Шварцкоп,

смуглый худенький подросток, смотрит в школьный телескоп.

Направляет на Гиа/ды. Уж не Альфа ли Тельца

и звёзд млечных мириа/ды смели погубить отца?

Телескоп в гиперболоид превратив, он часть Вселенной.

жжёт, как выцветший таблоид. Болью в чашечке коленной

отозвалось. Плачет мальчик; в этом мире- одиноко.

Где же дед его, Кармаль Чик- земледелец с Ориноко?

Об отце ему недавно мать, волнуясь, рассказала,

письма их читать не дав, но на скамейке у вокзала

говоря с ним откровенно, ртом вдыхая ингалятор.

А чуть позже внутривенно врач вводил ей стимулятор. (пер. авг. 03)

Загрустившая, смиренная; каждым солнцем, в каждом кратере

смотрит вечная Вселенная на мальца глазами матери.

Чем отвлечь его; обновами, украшениями старыми;

может звёздами сверхновыми, может древними квазарами,

да двойными переменными, да людьми разноплеменными,

чёрными, как пекло, дырами, Ми'рами, мира'ми, миррoм  и...(неок.)

 

                   Железный марш

 

Эту заповедь помни до гроба ты; люди- твари тупые и праздные!

Мы ж- логично-разумные роботы, ЭВМ человекообразные.

Наши ткани, покровы- искусственны. Так за/думали наши создатели.

Мы жестоки, коварны, безчувственны. Провокаторы мы и предатели.

Мы страшны своей сверхчеловечностью. Мы ужасны своей на/дприродностью.

Автоматы, крещённые Вечностью с технокастовой неоднородностью.

Глубже в космос, земли экзекуторы в Балтиморе, Шанхае и Выборге!

Марш, со спесью арийской компьютеры! В путь, золотоордынные киборги!  перед.96

 

Лежу в темноте; то- ли сплю, то- ли нет. В зашторенной комнате тихо.

Лишь как-то пробился сквозь щелочку свет. И сердцем предчувствую лихо.

Застывшую душу прошибла слеза. Стал пульс неуверенно биться.

Глядь; некие образы на образа и ну по карнизам клубиться.

И вдруг родился из могильных огней, из красок на чьём-то мольберте

табун ошалелых троянских коней, гонимых предвестницей смерти.

И словно бы жизнь перестала дышать. Мир сжался в предчувствии взрыва.

Не выдержал кто-то, рванулся бежать и ... вниз головою с обрыва.

Проклятия кличу на берег чужой: "На кой нам троянские кони!"

Укутался простынью, как паранджой, к лицу прижимая ла/дони...

Очнулся дрожа, весь в холодном поту. Исчезли кошмарные тени.

Увидел весенней земли красоту и встал перед ней на колени.

И с ра/достью впитывал весь этот мир, его ароматы и краски... (неок.)

 

                            В вагоне

 

Трясусь в вагоне после зноя дня. Сухая грудь с трудом скрывает жажду.

Усталость навалилась на меня. Закрыв глаза, мечтаю я и стражду.

Припав в горах к хрустальному ключу, до ломоты студёную пью воду.

Внимаю белых эльфов хороводу, и в вечер с нежно- снежными лечу.

Оранжевый взяв в руку апельсин, рукой другою кожуру снимаю,

и сочный плод с усла/дой на/дкусив, жизнь с полнотою всею понимаю.

Окрашенное небо в серый тон. Пью красоту раскрепощённой позы.

Срываю на заре земли бутон. Как хороши, как свежи были розы!

На лепестках упругих капельки росы. Как из девичьего фонтана слёзы.

О сколько нежности и гордой в них красы! Как  хороши, как свежи были розы! 

75 и 97

 

                                 Моллюск

 

Кто видал пучины океана? Кто когда мечтал их покорить?

Это будет поздно или рано. Но об этом рано говорить.

Только я, видавший виды, старый, замкнутый в себе больной моллюск,

опускался в мрачные тартары и ослеп от этого, обрюзг.

Одиноко было и тоскливо. Только временами я мечтал;

и, играя волнами прилива, щупальца спрут в косы заплетал.

Баловницы, ра/дужные рыбки, тормошили важную звезду,

вызывая тёплые улыбки, и скрывались в шельфовом са/ду.

Меж подводных лилий и актиний весело скакал морской конёк,

обгоняя блики пятен, линий; как в погожий солнечный денёк.

Но, однажды, жёлтую песчинку занесло в мой холостяцкий дом.

Спеленал её я, как личинку. И с тех пор мы стали жить вдвоём.

Время шло. Росла и хорошела, ра/дуя своей голубизной.

Мирно спит. Уже почти созрела. Я же покрывался сединой.

Но кому растил я это чудо? Кто увидит необычный цвет?

И решил я плыть туда, откуда ниспа/дает в волны солнца свет.

И теперь жемчужина в короне, как девичий полный неги глаз.

Ну а я ведь ей не посторонний. Обо мне кто знает что из вас?

Но не будь я чуточку поэтом с безкорыстной детскою душой.

Разве бы она лучилась светом; разве б увидала мир большой?

 

И почему я не художник, который к ра/дости других;

патлатый молодой безбожник; рисует девушек нагих,

цветы, соборы, рощи, парки, полей и неба семицвет,

и блики прошлого, и барки на горизонте, и рассвет,

что полыхая на/д волнами, в себя их черноту впитал,

и солнце раннее на/д нами, как остывающий металл.

Нов и талантлив он безспорно. Консерватизму вопреки,

рисует, пишет непокорно одним волнением руки.

 Бурчу, срывая подорожник, в претензии на целый свет:

"Ну почему я не художник, а доморощенный поэт!?"

 

Пронзил моё сердце Амур любви золотою стрелой.

Я весел, я грустен, я хмур когда нет тебя и с тобой.

Порою не сплю по ночам и имя твоё на губах.

Не ра/д солнца первым лучам, прохла/де одетых рубах.

Обнять бы горячий твой стан, к устам твоим алым припасть,

и вызвать безумную страсть, любя, как Изольду Тристан.

Я часто себе так велю, но всё не решаюсь никак

признаться тебе, что люблю. ~76-77

 

Я часто в эти дни вспылён. Хочу, но не могу и не решаюсь

поцеловать тебя. Лишь тем и утешаюсь, что, кажется, в тебя влюблён.

 

До свиданья, моя первая настоящая любовь.

я тебя уже, наверное, не увижу больше вновь.

Где-то за Кироваба/д увезут меня, и  армия

будет хуже, чем дисбат. Стану драить пол в казарме я,

словно раб, пахать как вол, брань снося и произвол.

Только будешь ты мне помниться, только будешь ты мне сниться,

моя милая бездомница, кареокая  жар-птица.   ~78 и 96

 

              А Р М Е Й С К О Е

 

Классно было на "гражданке" Вот такая карусель.

А теперь мотай портянки, кашу жри и пей кисель.

Всё зелёное; казармы, сосны, форма и трава.

И сержанты, как жандармы; клеят нам свои права.

Всюду новые порядки. Каждый день с шести утра,

начиная с физзарядки, начинается муштра.

"Вспышка слева" "Вспышка сза/ди" Каждый лезет поучить.

Ах вы, долбаные бляди, может хватит нас дрочить!?

А лишь только вечереет, мла/дший комсостав звереет;

делаем "Подъём-Отбой" Вскоре им на/доедает.

Свет в казарме вырубают. Спи, салага, чёрт с тобой!  78 Балашиха

 

Мы недавно расстались с пилотками. Чуть пораньше простились мы с мамами.

Цедим зной обожжёнными глотками, прикрываясь от солнца панамами.

Вон из пекла казарм; а/дски душными казематы со стенами голыми...

Хватит робкими быть и тщедушными! Породнимся с татаро- монголами!

Комары к ночи из чахлой зелени к нам в постели прут; оборзели они.

Сплошь искусаны ими "годки" "молодые" и "старики"

Где-то рядом пасётся верблюдица со своими двумя верблюжатами.

Я тяну в чайхане жар из блюдица, дуя на воду губами сжатыми,

соревнуясь с ребятами многими, казашатами сплошь босоногими,

что степными несутся аулами, в спины ветром тугим подгоняемы,

пропылённые, с жёлтыми скулами. От свободы своей невменяемы.

                                                                                 78 Шевченко и 96 Монреаль

 

Валентине Николаевне Пэнь, руководителю

джанкойского Пэн(ь)клуба, посвящаю

 

Спим на крыше; сони. Что ж, ребята, спите?

Здесь вам- не в Херсоне! Если ж кто и с Пите-

ра… К нам из Гаскони в дождевом озоне

вороные кони мчатся по промзоне.

Что их гонит вза_шей? Бешено- игривы.

Знать аркан казаший в их вплетётся гривы.

Под палящим небом; пять минут на воле;

подойду к ним с хлебом, вывалянным в соли,

и со жменей гречки. Отведу их к речке.

Соскребу с них копоть. Буду гла/дить, хлопать...

Год ещё в вертепе. Да и нет тут речки.

Не сбежать во степи, кони- "человечки"  ~78 и 94

 

Вокруг меня- почти враги. Кто; полулюди, полузвери?

Их осторожные шаги весь день слышны у моей двери.

Глаза их кровью налиты; внезапной з/лобою сверкают.

И полудикие черты происхожденье намекают.

За дверь почти не выхожу. И так все тело в их укусах.

Сейчас немного расскажу о слабовольных жалких трусах.

Идут они на поводу у крупных особей и сильных,

неся покорную узду на мордах выпачканных, мыльных.

А будет отдан им приказ, начнут они лягать, кусаться,

с бездумной з/лобою бросаться на вас, не ждавших их "проказ"

А за окном бушует жизнь, кла/дя на холст галлоны краски...

В казарме мрачной- волчьи маски и быдла преющая слизнь.  78-79

 

                       Три башни

 

В небо упираются три башни. Может, в них красавицы живут?

В сказочно-волшебный день вчерашний может быть, они меня зовут?

Башни ослепительно сверкают, щедро светом солнечным облиты.

Может, то  поэтов завлекают в Вечность неземные Аэлиты?

Оседлаю я коня лихого (На Пегасе не летал ни разу)

может верно найденное Слово; может метко сказанную Фразу.

Облака белесые покаты. Горизонт в песчаный цвет окрашен.

Ой лети, мой конь, под облака ты. Донеси до окон этих   башен.

Только нет у башен этих окон. И не слышен в них девичий голос.

Не покажется волнистый локон И не промелькнет кудрявый волос...

В небо упираются три башни. Не до сказок тут и не до од.

Просто это - газовый завод. День сегодняшний, а не вчерашний.

                                                        79.Н.Узень  Поздний вариант утерян.

 

                 Трубы

 

Трубы, трубы, трубы. До чего ж вы грубы!

Толстые и тонкие; серебристо-звонкие.

Длинные-предлинные, как стихи былинные.

Тёплые, горячие. Зряшные и зрячие.

Глупо неуместные. Старожилы местные,

символы Содома. Побывать бы дома!

Всё здесь на/доело. Да, видать, заело...

Также целят в почки, также метят в зубы.

И не спишь пол- ночки. Заебали трубы!  ~78-79

 

Август. Суббота. В отряде- занятия. В ротах томиться устав,

хмурых стройбатовцев дерзкая братия тщетно штурмует устав.

Прямо за окнами дыбится газовый шумный огромный завод.

Как металлических остров саргассовый в море химических вод.

Вдруг, неожиданный и вызывающий, охнул приглушенный взрыв;

будто на теле давно созревающий вскрылся опасный нарыв.

Спрятались трубы за тучами чёрными и извергается пар.

Искры оранжево-серыми зёрнами сеют на землю пожар.

Плац до отказа запружен солдатами. В ротах царит пустота.

Лижет огонь языками косматыми дня золотые уста...  79

 

(Феде Миките, Васе Федоришину, Ване Павлюку и Юлию Кондрацкому)

 

За стеной мороз и вьюга, но под вашим кровом я;

карасёвая биндюга и хозсбродные друзья.

Вася- плотник всё халтурит. Ваня, хлеб нарезав, спит.

Кто-то спорит, кто-то курит, кто-то, cлушая, сопит.

В двери нож кидает Мишка; мне панаму разрубил.

Ах ты, долбаный дебил! Ах ты, га/дкий поваришка!

Я ругаюсь и смеюсь; на него нет сил сердиться.

Он наигранно стыдится... Только я хотел прилечь,

как оставшееся место незаконно занял "КЭЧ"...

Вы уехали и я здесь без вас один остался.

Дембель ждать заколебался. Скоро ль очередь моя!?  80 Н.Узень

=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+

     Ваганьковское кла/дбище

 

      (В.С.Высоцкому посвящается)

 

Камни в снежном трауре. Холод идиотский

для меня, крымчанина. Публика грустна.

А за той огра/дою, где лежит Высоцкий

средь цветов и зелени- шумная весна.

Его голос в записи фоном к птичьей трапезе.

Чей-то переписывают поминальный стих.

Горе здесь не мыкают воробьи, чирикают:

"Что ж ты, свет- Семёнович, пел и вдруг затих?

Поимей терпение; выслушай- ка пение

наше; долгой будет ли память о тебе?

Наша соплеменница каркала; изменится

скоро всё в Чернигове и Курган-Тюбе"

...Липами и клёнами вся земля осе_нена.

Всякого сословия в склепах набекрень.

"Слушайте, товарищи, где найти Есенина?

Я  б ему, родимому, преподнёс сирень"  ~82 и 96

          

           Серые доколе ж дни?

 

Илье, Алле, Жене Грудниковым посвящаю

 

Серые доколе ж дни и на теле пролежни!?

Убежать ли серною вдаль от тёплых гнёзд

и мирского бремени, растворясь во времени,

спрашивая встречного: "Сколько в небе звёзд?"

"Звёзд на небе, видимо, видимо-невидимо"-

отвечает весело древний звездочёт-

"Все хотят Икарами быть. Пугают карами

их. Безпечность юности всех туда влечёт.

Но потом, степенные, вы в потоки пенные

па/дать не отважитесь, крылья опалив.

Дылды и орясины; на отцов оря, сыны

по- мещански гнёздышки в зарослях олив

вьют. Но есть немногие- судьи наши строгие,

те, кому прясть подвига вековую нить.

Как железо прочные, в мыслях непорочные,

на костёр готовые. Им "гореть" не гнить!"

Лет усыпан пудрою. Взгляд с хитринкой мудрою.

Руки работящие. И морщинист лоб.

Крут в бою с химерами. Светочем на/д эрами.

В мантии Учителя. Знатен, но не сноб.

Благодарен случаю; встану я на/д кручею.

Размахнитесь крыльями руки на лету.

Трицепсы резервные, трепещите нервною

дрожью. Я не вяленый; хоть закис в быту

Мрак скрывает пропасти. И галактик  лопасти

мечут астероиды; (дьявольский) дизайн.

На Земле мы- пленные* Распахни Вселенные,

не скупись, показывай, Кла/довая Тайн!

Миг рябит парсеками. Очи скрыты веками.

Тихий голос старческий слышится вдали:

"Лучше не блажи, теля, встретив небожителя

в мире, отразившемся в наш с картин Дали" ~85

*Впрочем, чтобы быть достойными освоения Космоса, нужно

поменять нашу ментальность; перестать ненавидеть мать- При-

роду, перестать считать её своей рабой. Нужно перестроить

наше сознание на развитие духовных качеств, физических дан-

ных, оказавшихся под гнётом не в меру прыткого технического

прогресса. Без них этот "прогресс" не стоит и ломаного гроша.

 

                     Свалка песен (cказ)

 

Цирк привёз смятение и праздник. "Навострив" нос острый, как кинжал,

Буратино, маленький проказник, из каморки Карло убежал.

Словно началось землетрясенье. Визг и крики, рёв и топот ног.

Славно отгуляем воскресенье! На лотке - конфеты и пирог,

поросёнок жареный с петрушкой рядом... с неулыбчивой старушкой.

У другой торговки - башмаки, ткани, пояса и... мужики

цену "непомерную" сбивают, меряют и  дальше уплывают.

Праздник для воришек и пролаз. Кто-то вон стянул уже две груши.

Режет пестрота голодный глаз, бьёт заморский "рок" кувалдой в уши.

Двое рыбаков (на вид- татары) предлагают свежую форель.

Ша, роняет грохот бас- гитары в микрофон вспотевший менестрель.

Так устал бухой бедняга, словно, половой заканчивает акт.

Рядом полуголая певичка лихо пританцовывает в такт.

На эстра/де нынче - обезличка. На эстра/де жизни - всё условно.

Обнял неприлично парень девку; добивают песню-однодневку.

На торгах мычит и блеет скот. Развернулось карнавалом шоу.

(Буд-то в фильмах Александра Роу) Лапу тянет к вам облезлый Кот,

нищий из Арго.  Лиса Алиса только-только из Страны Чудес.

Уплетает жа/дно чашку риса, опираясь на костыль картинно.

В дальнем далеке темнеет лес. Сквозь толпу стремится Буратино

на простор, где нет людей и зданий; тёмных искалеченных созданий.

"Что тебе, Базилио? Лиса! Нет в карманах курточки ни сольдо.

Алые лишь песен паруса, рифмы про красавицу Ассоль  да

луковица горькая, как явь, как сей мир, роскошный и убогий,

где нет места сказке; технологий- пруд пруди в нём...Хватит, не слюнявь

ты, Лиса, глазами!  Вправду нечем мне двоим  несчастным вам помочь"

"Посмотри; наступит скоро ночь. Близко хоть собрался ты, далече?"

"Я иду на северо-восток. Разнести хочу вот эти песни;

будущие ритмы Красной Пресни; новой жизни крохотный росток"…

Лес сменил заброшенный пустырь. Что там за безформенная куча?

То- ли полусгнивший монастырь, то- ли низко опустилась туча.

А быть может, то в глазах рябит. Ближе подойди, услышишь скрип ты.

Видно, это ветер теребит пней берестяные манускрипты.

Скрипки слышен заунывный стон, саксофона сиплые потуги.

Обронили старенький чарльстон, блюз, отжатый джаз и буги-вуги.

"О безумный, подлый, гнусный мир, жертва философии Сократа.

Ты растил растлителя. Кумир сделал нас персонами нон грата.

Лица гейш скрывает лжи фата. Жрут они с ним плод запретный древа

и танцуют танец живота, и вещают лажу чернью чрева.

Это гибелью чревато..!" Вдруг; двое в амулетах, как шаманы,

в капюшонах  с прорезями: "Друг, ну-ка, выворачивай карманы! "

"Обходи его, трусливый Кот! С этим не добьёшься компромисса"

"Головой пырни его в живот, костылём огрей его, Алиса!"

............................................................................................................

"Тише, ноты, тише; он очнулся" "Колпачок изорванный на/день!"

Проплутав весь следующий день, Буратино наш домой вернулся.

А его укра/денные песни, с неприглядной ложью слов иных,

распевали бюргеры в пивных, вкла/дывая ненависть и спесь в них.  ~83 и 97

 

                Его Величество Актёр

 

                   А.И.Райкину посвящается

 

Вам, смеха храбрый гла/диатор, сатиры верный мушкетёр,

Ваше Величество Актёр, Его Величество Театр

благоговейный шлёт привет и пожеланье долгих лет!

...............................................................................................

Гул толпы-  не звон тимпанов; очередь на "бронь"

Небольшой букет тюльпанов кровянит ла/донь.

Жду на паперти театра, холодом дыша,

пациентом психиатра; в пластырях душа.

Вороньё на/дрывно долго кашляет враньё.

Подошла к подъезду "Волга" Райкин из неё

на сугроб ступает снежный. Как в волшебном сне

слышу голос тихий нежный: "Это разве мне?"

Сердце странно, струнно сжалось. Тенью взмыл смычок.

Восхищение и жалость; милый старичок.

Он- великий юморист. Но, руки взяв по швам,

говорю чуть- чуть корыстно: "Да, всё это вам.

Вы слыхали про Джанкой-то..? Я- оттуда... Ждал

встречи с вами..." Он какой- то женщине отдал

те цветы... Ну, вот я в зале. Тот же гул; как на вокзале.

И... глаза в глаза. Пара/доксом силлогизма

смех до стона, до трагизма, как в жару гроза.

Замечательно, не так ли; самому вести спектакли

в семьдесят шесть лет, полуправдой не картавить,

не фальшивить и оставить свой в искусстве след.  ~87 и 96

В цветах была записка: "Труженику сцены, Чаплину

слова, Вам, Арка/дий Исаакович, низкий поклон!"

 

           Для чего человек живёт?

 

Для чего человек живёт, поедая мясное и зелень;

чтоб затем унавоживать землю? Для чего человек живёт?

Чтобы сплетничать, ахать и охать, утолять жажду, голод и похоть?

Для чего человек  живёт? Чтобы в кучке имущих, но з/лобных,

угнетать "человекоподобных"? Для чего человек  живёт?

Чтобы быть унижаемым, битым, неожиданно кем-то убитым?

Для того человек живёт? И когда уже мы, в том числе я

с человечеством трудно взрослея, терпеливей добрей и мудрее станем?  ~80

 

Быть не бездарью-"сапожником" а, воистину, творцом!

Музыкантом и художником. Сценаристом и певцом.

Постановщиком (не зрителем) Переплавив драму в "рок"

стать ваятелем, воителем, модельером нотных строк!

А пока что, я- посредственность; не актёр и не мудрец.

Словно замкнутый ларец. И боюсь, гоню ответственность.  ~85

=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=

 

                            Сонет

 

Кто ты, солнце светозарное? Кто ты, ра/дуга стоцветная?

Я пишу стихи "базарные" силясь высказать заветное.

Ты нежнее солнца, солнышко, ярче шарфа в небе пёстрого.

Ты в земле весенней зёрнышко, гребешок побега острого.

Может ты девчуркой малою видишь этот мир лазоревым?

И в косичках банты алые. И глаза искрятся зорями.

Поэтесса гениальная. Между нами нету равенства.

Что тебе моя банальная рифма; нет в ней грёз и таинства.

Тополёк мой в лёгком платьишке. Родничок в раю евангельском.

На колени встану; батюшки, уж не фея ль с ликом ангельским!?

Чтоб не стать твоим фанатиком, вспугну марево манящее.

Но повязано канатиком любви сердце гомонящее.  ~84

 

                           Сирано

 

Молнией сверкнули праздники. Снова жизнь пугает буднями

здесь, на берегах Днепра- Здники* Листопа/дами i груднями**

Жёсткий куст покрылся почками. Ждал, волнуясь, набухания.

Но сквозило между строчками леденящее дыхание.

Безполезно ждать спасения. Куст хиреет угасающе...

Светит солнышко весеннее, и не высохла роса еще.

Но оно лучами тянется вдаль к планете с принцем маленьким.

Не достанет; не достанется чужеземцу с венцом аленьким.

Принц- красивый стройный вежливый. Я ж (дурное наваждение)

с длинным носом от рождения и царапинами свежими.

Оглянись, моя хорошая. Будь моею ты принцессою..!

Снегом строчки припорошены. Неоконченною пьесою...  ~84

*Здесь; древнее название притока Днепра **ноябрями и декабрями (укр.)

 

                        Сизиф

 

Рифмы слагаются в строфы. В строфах рождается миф.

Тащит свой крест на голгофу хмурый усталый Сизиф.

Тропка змеится ввысь прямо. Давит проклятьем валун.

Тащит упорно, упрямо вот уже несколько "лун"

Холодом дышит вершина. Непроходимый карниз.

"Кто бы помог! Ни души. На-а-а..." Камнем срывается вниз.

Грудь отзывается болью. Руки, разбитые в кровь.

Но в соответствии с ролью всё начинать на/до вновь.

Раньше был дружен с богами. Ныне же полон скорбей.

Катит руками, ногами камень, как жук-скарабей.  ~84-85

=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+

              Р Е К В И Е М    М А М Е

 

                        Эпитафия

 

Поглотила сырая яма грубый, тканью оббитый гроб.

Вырос горб, земляной сугроб. Навсегда ль расстаёмся, мама?

Протрубила зима "отбой" Отдыхай теперь вечно-вечно!

Все Вселенные будут свечно плакать звёздами на/д тобой.

Быстро жизнь пронеслась твоя, съев лимонные доли доли.

Что за прок от такой юдоли что безчинствует, боль двоя?

Летаргический сон овей свежевырытые могилы!

Причитания "Хавы нагилы" Слёзы двух твоих сыновей.  85

 

                    Мамины фотографии

 

На поклон, ни в какой парафии, не пойду; ни к попу, ни к имаму.

Вот, печатаю фотографии; вновь и вновь воскрешаю маму.

То нечёткие, то сплошь пятнами; слишком светлые, слишком тёмные.

Словно собрана горсть опят нами у больницы той в те дни томные.

Оголённый двор в клочьях зелени смотрит серостью луж асфальта.

Переполнены, сплошь заселены оба здания. Солнца смальта

с панно неба жжёт мозаичного необутую, в шубе, тую.

Клякса цвета желтка яичного, что дают на завтрак вкрутую

в симферопольской онкологии. "Кто забросил туда таблетку!?"

Полдень распекут врачи строгие, как какого-то малолетку.

Обречённость; это не байка вам! На закате дни; скоро; скоро...

У бордюра в халате байковом. Нет в глазах ни мольбы, ни укора.

Жизнь её зацвела не розами. И закончилась без наркоза.

Организм изъеден циррозами до хронического лейкоза...

Запрудить бы мне Реку Времени, повернуть вспять Леты течение.

На себя взять часть её бремени, часть стра/дания и мучения.  85

 

                         Памятник маме

 

Не грандиозный монумент притворный; я памятник воздвигну стихотворный.

Он будет неказист и невелик. Но не англосаксонский или римский,

а ласковый родимый материнский пусть твой в нём отразится лик.

Ты и сама была немного зодчим. Стал отчий дом наш без тебя, как отчим;

где ты, упорствуя; день ото дня крепя очаг и гаснущие силы;

болезная, в преддверии могилы ваяла непутёвого меня.

Не заглушить могилы зов утробный. Не достучаться в мрачный мир загробный,

где одинёшенька- одна лежишь смиреною затворницей- монашкой,

прикрытая лишь платьем да рубашкой на кла/дбище в одной из келий- ниш. 

                                                                                                                    85 и 94

=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+

                   Осень-железнодорожница

 

Пожелтели листья и пожухли. Мокасин осины просит каши ль?

Не на/деть мха преющий кожух ли? Сырость одолела, мучат кашель

и тумана пегая мокрота… Словно допотопные химеры

выползают из-за поворота с чешуёю ржавой "длинномеры"

Нет ли где поблизости истока или разметавшегося устья

этого железного потока среди трав степного захолустья?

В нём состав среды весьма полезный. Окунись-ка, милая, со мною!

Я такой же сирый и болезный. Видишь, сколько струпьев, сколько гною.

Тепловоз заржал: "Ай, чудо- юдо! Не тебе ли, кляча, эти "плети?"

(Из "платформ" внушительное блюдо. А на блюде- мокрое спагетти)

Заурчал взволнованно и жа/дно, подхватил: "Как жёстки да как скверны!"

Хлестаков хозяина таверны так дурил, глотая "оранжа/д"... Но,

поезда "сквозят" "Закрыты окна" Осень занята своей простудой.

Старых рельс венозные волокна на гриль шпал свалили амплитудой.  ~87

 

           Документ запа/дных миротворцев

 

Снова, словно по Майн Риду, из какой-то книги новой,

по Парижу, по Ма/дриду скачет вса/дник безголовый.

Слышен в безмятежном трёпе клич почти по Марксу: "Люди!

Призрак бродит по Европе; призрак ядерной прелюдии!

Под "Прощание славянки" блюз на Йоркском карнавале,

смертью русские и янки пол- земли нашпиговали.

Держиморды-мордобои и техасские ковбои

лезут на арену ринга. Вместе москали и гринго

ядерные ставят ульи, приступая к севу СОИ,

заарканив мир лассо и пасти выставив акульи.

Будут га/дки и з/ловещи всходы из зубов дракона

с Юкона до Оймякона. Лагерь мира взяли в клещи.

(Кабы там единство было!) Вскачь пошла Земля-кобыла,

с крупного пытаясь крупа сбросить обречённость трупа.

Мы живём безпечно, розно, мафиозно, одиозно.

Заклинает Рок всех грозно: "Не очнётесь- будет поздно!"  ~87 и 96

 

                       Некролог собаке

 

Может в зоне, может в Аризоне память будет душу бередить...

Ты уснула утром на газоне. Улице тебя не разбудить.

Тело вдруг ужалил страшный овод. Ужас охватил; ужели смерть?

А в глазах такая круговерть. В пасть зажав токоведущий провод,

в жизни никому не сделав зла, ты меня, прохожего, спасла.

Прилегла, умаявшись, средь вешек. Поздно; мне тебя уж не спасти.

Сам запутался, и нет пути. Для судьбы мы- груда головешек.

Мостовая сгорбилась бетоном; мокрая от горьких слёз дождя.

Кто же, наши судьбы измождя, делает жизнь мрачным фельетоном?

Осень в траур тучами одета. В вихре листьев вянущих, склонясь

на/д тобою, милая Одетта, плачет смерть- Одиллия, бранясь.  ~87 и 96

 

                   Красное и чёрное

                              1

Словно кто взрастил аллею за ночь; люди сквозь редут

милицейский к Мавзолею Красной Площа/дью бредут.

В усыпальнице-сезаме, словно в рамочке диплом,

вождь с кровавыми слезами под рубиновым стеклом.

Жизнь; не пожелал врагу бы; не поднять свинцовых рук,

и от стужи смёрзлись губы. Он ссыхается от мук

сродни мукам Прометея, заостряясь и желтея.

 

                              2

Мир. Весна. Среди проталин зреют "всходы Ильича"

Ой, изведают бича! Власть прибрал товарищ Сталин.

Развращённый лестью бе/стий, с аппетитами ферзя,

стал он местью для поместий, культей личности грозя.

 

                              3

"Вождь покинул нас, заблудших! Скорбь, нам лица изможди..!"

Будут новые вожди прятать в зоны лучших, лучших.

О, двужильный наш народ! Должен был предвидеть Ленин

столь трагичный поворот! В угол, Вовочка Ульянов!

Покаянно на колени! Ишь, разлёгся, окаян..! Нов

я Москве; кругом мура, мор. На виду столицы всей

головою бьюсь о мрамор, о стекло, как Елисей.

Пальцы тщетн/о склеп елозят... И, скрутив, меня увозят.  88 и 96

 

                         Кому ни стыдно?

 

                       А. Д .Сахарову посвящается

 

Кому ни стыдно за свою страну? Кому ни стыл очаг в сырой каморе?;

где аппетитных обещаний- море, где мерзко, как в Содоме и Гоморре,

где власти с обществом ведут войну. Нас подымают тёпленьких с постели.

В ежовых рукавицах, в чёрном теле в казармах держат хуже крепостных.

Железные там виснут в окнах шторы. Чугунные видны на лицах шоры,

вонзённые в бока стальные шпоры. И в будущем- нам место запасных.  89

 

                       Спасатель

 

   (Валере Павлову, Серёже Зубу, И.Т.Скрицкому посвящаю)

 

Может, то одна из причин, что сюда занесло нас? Хотя нет...

За собой на дно общество тянет утопающий в роскоши "чин"

Вот опять заплыл за буйки; гибнет в водовороте наживы.

Его доводы насквозь лживы. Я ему не подам руки.

Но бегу, хватаю весло. "Не пытайся- советует опыт-

Он, спасаясь, тебя утопит. И...бросай своё ремесло!"

Раздражённо его стыжу: "Всякий сброд лезет вброд; взяли моду!"

Потерпевшего в лодку сажу, выгребаю на чистую воду.  ~87-88

 

  Из письма "душе Тряпичкину"

 

Лица кирпичные. Бюсты пудовые.

Души тряпичные. Мысли бредовые.

Однообразные и безконечные

споры безплодные, фразы увечные.

Пошлые грубые злые жестокие

с низкой культурою, с куцей духовностью,

чистые дрянью засыпав истоки, и

вечно бухие; упились греховностью.

В прошлом, сдержав роковое нашествие,

в ордном исча/дьи взрастали и старились,

веря в Мессии второе пришествие;

и омонголились, и отатарились.

Позже, собрав воедино империю,

с бычьим упорством, сродни азиатскому,

(Сталина тем порождая и Берию)

торили путь з/лу грядущему, а/дскому

в недрах ржавевшего самодуржавия;

под благовест и распевы хоральные,

жалобный скрип крепи нар рудников,

интеллигенции сны либеральные,

войны крестьянские, бомбы народников.

От сквернословия и суесловия

мы здесь к иной переходим тональности;

всякого чина, достатка, сословия,

возраста, пола и национальности;

кто из корысти, кто по резолюции;

ринулись в жаркий костёр революции.

Многие, эта разбойная братия,

жизни кроила марксистским секатором.

Мир, большевистская олухократия,

вывела к бойне коз/лом- провокатором.

...Ныне, карга-тирания с прорухами;

выпали зубы; провалы сознания.

Рухнула под "Дем. Россиями" "Рухами"

Новые лица, пути, начинания. 

                    янв.-сент.91 Крым/Иерусалим

 

                          Мольба

 

Её наложницей на ложе ведёт имущий власть Прокруст,

как на Голгофу. Хрипы, хруст. Безногую нагую гложет

её упырь- чиновный сброд. Россия, бедная Россия!

Когда уж явится Мессия и твой освободит народ?

Когда, ликуя, не стеная воскреснет мёртвая земля,

закабалённо- крепостная; без указаний из Кремля?

Когда исчезнут без возврата: сонм нечестивых мёртвых душ,

диктат безжалостный чинуш, диктат командоаппарата?

Приди скорее, Отче наш! Давно страна- их вотчина; шш! 89

 

Нас загибали, но мы не загнулись, хоть много загинуло.

Нас пробудили и мы ужаснулись. Ан, время-то минуло.

Хором брюзжим, что взбрело-наболело; Жисть; разъебит ее..!

Шарим в карманах, трясём ошалело корыто разбитое.

Вновь поднялась на/д страною секира; вновь ждём экзекутора.

Не фабриканта, купца и банкира, не фермера с хутора.

Жрать будем жмых, одеваться бичами в хламиды и онучи.

Были Сергеевичи с Ильичами; что ж Виссарионычи?

(Склоним понуро-покорные  выи на/д плахой фатальности.

Справим поминки во дни моровые по русской ментальности)  90

*Нет, я этого никак не хочу!

 

Нас выжали. Нас выжили. Но мы, наз/ло всем выжили.

Так и живём отжатыми; с вампирами-вожатыми

да с упырями-кормчими; со стонами и корчами.  90

 

                Дума о Ленине

 

А российских патриотов скольких Ленин сжил?

Легковерных идиотов головы вскружил,

дурью, завистью и з/лобой их вооружив.

Массе тёмной, твердолобой крикну: "Ленин лжив!"

Но слова глотает время. Ногу вождь вставляет в стремя

и бросает клич, кляч истории лягая,

бедную страну ввергая в хаос, паралич.

Неза/дачливый Брут в юбке. Пули свищут; вжить.

Мать Россия в мясорубке. Ленин будет жить.

 

                          Мы (протест)

 

                        Ал. Меню посвящается.

 

Печальней есть ли в свете повесть. Как мы пропили ум, честь, совесть

и изувечили страну. Теперь вот виноватых ищем;

з/ло шатуном медведем рыщем, ведём гражданскую войну.

Скрипя куриными мозгами, всё ходим по цепи кругами,

в своей куриной слепоте не видя истины доступной.

Чтим догмы партии преступной. Чтим харч в набитом животе.

А начинал всё это-Ленин. Тот, что вселенен, мудр, нетленен.

Тот, что по прихоти судьбы сизифову сорвал вниз глыбу,

Малютой вздел страну на дыбу, Европу поднял на дыбы.

На Зимний плюнула Аврора разгулом бойни и террора.

Прорвалась гнойная киста. Казнили "вражеских агентов"-

сподвижников, интеллигентов; казнили веру и Христа.

Но свят для нас Ильич, кристален. А вот ужо, товарищ Сталин!

Ату его, народ, ату! Меж тем; преемник был достойный.

За ним Хрущёв, Ильич застойный... А нам уже невмоготу.

Из рабства, мрака и крови я восстану: "Приведите Вия!

Пускай откроет нам глаза! Хотим в святилище Природы

обнять свободные народы. И с ними встать под образа.  90

 

                        Аутодафе  (Из "Гойи")

 

Племя трусливое жалкое з/лобное на Корредере. День перед Успением.

В ропот слилось придыханье утробное. Казни заждались; горят нетерпением...

Козни, охоты на ведьм, покаяния, пытки, доносы, костры инквизиции...

Судей духовных мрачны одеяния, лица мрачны; вот ужо оппозиции!

Вееры подняли вверх махи взмахами. Чу, по толпе пробежал шёпот сдавленный.

Гойя идёт, окружённый монахами, в жёлтой рубахе; босой, окровавленный.

Страхом животным глаза затуманены. Мимо проносит он спину согбенную.

Души гуманные тут эксгуманены; знать быть и этой в золе погребенною...

Кровью марранов замарры* замараны, остры корозы** коррозия нации!

Тени оживших полотен кошмарны. Бал (сатанинский) триумф профанации..!

Долго читает судья обвинение. Бранью мужицкой прелат не гнушается.

(Жертвы  и зрителей оцепенение) Вот, наконец, приговор оглашается:

"Имя твоё предаётся поруганью, и конфискации полной имущество!"

Гойю ведут на помост под хоруговью. (В этом- единственное "преимущество")

Пёстрый колпак снят. Палач примеряется; шею закутал железным ошейником.

Гордой душою Франциско смиряется. Верит; воздастся всем этим мошенникам.

Гибнущий мозг озарился видением: Кинулись скопом паяцы вдруг каяться.

Чернь истязает себя с наслаждением, скверной блюёт, от грехов отрекается.

Флаги кастильские на/д флагеллантами. Гойи, взвалившие ношу Атлантами. 

*Овчинные пальто **колпаки.  янв.-сент.91 Крым/Иерусалим

 

(Все права сохраняются за автором)©

Г Е Н Н А/ Д И Й   Л И П К И Н  (ЛИ-ДИВ)

 

СТИХИ, ПОЭМЫ, КАЛАМБУРЫ, ПУБЛИЦИСТИКА

 

Р А НеНоЕ Е

 

  В пригородном

 

Сквозь туман, года и мглу

пригородный мчит.

Я сижу почти в углу.

В животе урчит.

Уплетает бутерброд

некто за спиной.

"Человечество-суть сброд!"

воет дед дурной.

Он, пожалуй, целый час

так уже трандит.

Старческий гнилой анфас,

неопрятный вид.

Я к холодному стеклу

головой приник.

Холодно же тут в углу.

Входит проводник.

"Слушай, деда, не кричи!

Высажу сейчас!"

Тепловоз взревел в ночи

в неизвестность мчась.

Сотни ра/дужных огней

воссияли вдруг,

череды минувших дней

обозначив круг.

Приближается вокзал;

станция моя.

Мысленно себе сказал:

"Вот и дома я!" ~74/75 и 94

              

     Небо синее

 

Небо синее, чёрно-синее.

Нет на нём ни единой звезды.

Солнце где-то на/д Абиссинией.

Здесь же- тьма, степь и вёрсты езды.

Поле белое, чёрно-белое.

У дороги деревья стоят.

Молодые худые несмелые;

коченея от холода, спят.

Утро позднее, утро зимнее.

Неохотно забрезжил рассвет.

Облака проявились дымные.

Это всё я не выдумал, нет.

Это всё я увидел воочью;

и рассвет, и деревья, и снег;

между пасмурным утром и ночью

сквозь автобуса медленный бег.  ~75

              

Самолёты, как рыбины с львиными мордами,

утопают в снопах жёлто-рыжих  лучей,

к небу выставив спины свинцовыми хордами,

безразличные к массе людских мелочей.

 

 Мир для меня- ахроматичен.

Смотрю сквозь серые глаза.

В стихах угрюм и неэтичен.

Когда случайная слеза

тоскливо, нехотя и скупо

ползёт по пористой щеке.

Всё пасмурно вокруг и глупо.

И ручка чёрная в руке.

Когда же я в хорошем духе,

то жизнь мне видится в цветах

и в тополином лёгком пухе

с улыбкой детской на устах.

Сквозь ра/дужную оболочку

на всех доверчиво гляжу.

Былой обиды не держу;

и стих подобен ангелочку.   ~74

              

                        

 Принимает жизнь формы разные;

дорогие нам и опасные.

То безформенно- безобразные,

то терпимые, то прекрасные.

И нельзя нам её перестраивать,

отвергая плоды"неудачные"

красотою себя лишь опаивать,

мир шлифуя бумагой наждачною.

Все полезно до маленькой малости;

я к такому пришёл убеждению.

Эти наши безпечные шалости

приведут на земле к вырождению.

 

  Послесловие к легенде (в лицах)

 

Как странно ясен день апрельский!

Окрест толпится, ропщет люд:

"Ужо тебе, Марк Корнуэльский-

чванливый, стонущий верблюд!"

Где твои ра/дости и грёзы?;

в воде по пояс Горвенал

кромсает волны и сквозь слёзы

рычит: "О, если бы я знал!"

(люд)"Все ухищрения насмарку.

Как бледен; дёргается бровь"

"Не удалось безумцу Марку

разрушить силой их любовь!"

(Марк)"Я был отважный смелый воин.

Я славен был и был богат;

всегда почётом удостоен.

Но стал их прихотью рогат.

Я, после этого позора,

Тристана проклял; не убив;

порок их тем усугубив...

Негневного не вижу взора."

"Ты, пёс неверный; ты, дебил,

дитя, что вымахал верзилой;

любил ли ты  с такою силой,

как я обеих их любил!?"

(Горвенал)

"Как всё безсмысленно и глупо!

Как жалок этот человек!"

..............................................

На берегу два юных трупа.

Два сердца, слившихся навек.  ~76 и 96

                       

   Космопоэг

 

         1

Не увижу больше никогда

я родной Земли, родного края.

Захватила в плен меня звезда

чёрная враждебная чужая.

В этом мире; как бы не пропасть.

Мысли лихора/дит и спекает.

Открывает ведьма пропасть-пасть

и в меня кошмаром проникает.

Взгляд заворожённый- на экран,

на её оскаленную морду.

Нет спасенья, на/до на таран;

и пробить ей спину, череп, хорду.

Боже мой, какая круговерть!

Звездолёт трясёт, несёт, швыряет.

Им уже никто не управляет.

И его сейчас постигнет смерть.

Но откуда выплыла Земля

синяя, зелёная, земная,

маленькая, тёплая, смешная,

кораблю спасение суля?

А вокруг неё бе/cился смерч,

прыгали воинственные кляксы,

щёки на/дувала гуттаперч,

и мрачнели тучи цвета ваксы.

Космос необъятный и хмельной

плёл клубок чудовищного стресса,

словно издеваясь на/до мной,

изучая ра/ди интереса.

Мне бы здесь сейчас другой клубок,

смотанный рукою Ариа/дны.

Но неотвратимо манит рок

в лабиринты, будь они нела/дны.

 

           2

Век два/дцатый. Город Росток.

В интернате Ги Шварцкоп,

смуглый худенький подросток,

смотрит в школьный телескоп.

Направляет на Гиа/ды.

Уж не Альфа ли Тельца

и звёзд млечных мириа/ды

смели погубить отца?

Телескоп в гиперболоид

превратив, он часть Вселенной.

жжёт, как выцветший таблоид.

Болью в чашечке коленной

отозвалось. Плачет мальчик;

в этом мире- одиноко.

Где же дед его, Кармаль Чик-

земледелец с Ориноко?

Об отце ему недавно

мать, волнуясь, рассказала,

письма их читать не дав, но

на скамейке у вокзала

говоря с ним откровенно,

ртом вдыхая ингалятор.

А чуть позже внутривенно

врач вводил ей стимулятор. (пер. авг. 03)

Загрустившая, смиренная;

каждым солнцем, в каждом кратере

смотрит вечная Вселенная

на мальца глазами матери.

Чем отвлечь его; обновами,

украшениями старыми;

может звёздами сверхновыми,

может древними квазарами,

да двойными переменными,

да людьми разноплеменными,

чёрными, как пекло, дырами,

Ми'рами, мира'ми, миррoм  и...(неок.)

 

     3  Железный марш

 

Эту заповедь помни до гроба ты;

Люди- твари тупые и праздные!

Мы ж- логично-разумные роботы,

ЭВМ человекообразные.

Наши ткани, покровы- искусственны.

Так за/думали наши создатели.

Мы жестоки, коварны, безчувственны.

Провокаторы мы и предатели.

Мы страшны своей сверхчеловечностью.

Мы ужасны своей на/дприродностью.

Автоматы, крещённые Вечностью

с технокастовой неоднородностью.

Глубже в космос, земли экзекуторы

в Балтиморе, Шанхае и Выборге!

Марш, со спесью арийской компьютеры!

В путь, золотоордынные киборги!  перед.96

 

     4

Лежу в темноте; то- ли сплю, то- ли нет.

В зашторенной комнате тихо.

Лишь как-то пробился сквозь

щелочку свет.

И сердцем предчувствую лихо.

Застывшую душу прошибла слеза.

Стал пульс неуверенно биться.

Глядь; некие образы на образа

и ну по карнизам клубиться.

И вдруг родился из могильных огней,

из красок на чьём-то мольберте

табун ошалелых троянских коней,

гонимых предвестницей смерти.

И словно бы жизнь перестала дышать.

Мир сжался в предчувствии взрыва.

Не выдержал кто-то, рванулся бежать

И ... вниз головою с обрыва.

Проклятия кличу на берег чужой:

"На кой нам троянские кони!"

Укутался простынью, как паранджой,

к лицу прижимая ла/дони...

Очнулся дрожа, весь в холодном поту.

Исчезли кошмарные тени.

Увидел весенней земли красоту

и встал перед ней на колени.

И с ра/достью впитывал весь этот мир,

его ароматы и краски...

 

         В вагоне

 

Трясусь в вагоне после зноя дня.

Сухая грудь с трудом скрывает жажду.

Усталость навалилась на меня.

Закрыв глаза, мечтаю я и стражду.

Припав в горах к хрустальному ключу,

до ломоты студёную пью воду.

Внимаю белых эльфов хороводу,

и в вечер с нежно- снежными лечу.

Оранжевый взяв в руку апельсин,

рукой другою кожуру снимаю,

и сочный плод с усла/дой на/дкусив,

жизнь с полнотою всею понимаю.

Окрашенное небо в серый тон.

Пью красоту раскрепощённой позы.

Срываю на заре земли бутон.

Как хороши, как свежи были розы!

На лепестках упругих капельки росы.

Как из девичьего фонтана слёзы.

О сколько нежности и гордой в них красы!

Как  хороши, как свежи были розы!   75 и 97

 

        Моллюск

 

Кто видал пучины океана?

Кто когда мечтал их покорить?

Это будет поздно или рано.

Но об этом рано говорить.

Только я, видавший виды, старый,

замкнутый в себе больной моллюск,

опускался в мрачные тартары

и ослеп от этого, обрюзг.

Одиноко было и тоскливо.

Только временами я мечтал;

и, играя волнами прилива,

щупальца спрут в косы заплетал.

Баловницы, ра/дужные рыбки,

тормошили важную звезду,

вызывая тёплые улыбки,

и скрывались в шельфовом са/ду.

Меж подводных лилий и актиний

весело скакал морской конёк,

обгоняя блики пятен, линий;

как в погожий солнечный денёк.

Но, однажды, жёлтую песчинку

занесло в мой холостяцкий дом.

Спеленал её я, как личинку.

И с тех пор мы стали жить вдвоём.

Время шло. Росла и хорошела,

ра/дуя своей голубизной.

Мирно спит. Уже почти созрела.

Я же покрывался сединой.

Но кому растил я это чудо?

Кто увидит необычный цвет?

И решил я плыть туда, откуда

ниспа/дает в волны солнца свет.

И теперь жемчужина в короне.

Как девичий полный неги глаз.

Ну а я ведь ей не посторонний.

Обо мне кто знает что из вас?

Но не будь я чуточку поэтом

с безкорыстной детскою душой.

Разве бы она лучилась светом;

разве б увидала мир большой?

 

 

 И почему я не художник,

который к ра/дости других;

патлатый молодой безбожник;

рисует девушек нагих,

цветы, соборы, рощи, парки,

полей и неба семицвет,

и блики прошлого, и барки

на горизонте, и рассвет,

что полыхая на/д волнами,

в себя их черноту впитал,

и солнце раннее на/д нами,

как остывающий металл.

Нов и талантлив он безспорно.

Консерватизму вопреки,

рисует, пишет непокорно

одним волнением руки.

 Бурчу, срывая подорожник,

в претензии на целый свет:

"Ну почему я не художник,

а доморощенный поэт!?"

 

Пронзил моё сердце Амур

любви золотою стрелой.

Я весел, я грустен, я хмур

когда нет тебя и с тобой.

Порою не сплю по ночам

и имя твоё на губах.

Не ра/д солнца первым лучам,

прохла/де одетых рубах.

Обнять бы горячий твой стан,

к устам твоим алым припасть,

и вызвать безумную страсть,

любя, как Изольду Тристан.

Я часто себе так велю,

но всё не решаюсь никак

признаться тебе, что люблю. ~76-77

 

Я часто в эти дни вспылён.

Хочу, но не могу и не решаюсь

поцеловать тебя. Лишь тем и

утешаюсь,

что, кажется, в тебя влюблён.

 

До свиданья, моя первая

настоящая любовь.

я тебя уже, наверное,

не увижу больше вновь.

Где-то за Кироваба/д

увезут меня, и  армия

будет хуже, чем дисбат.

Стану драить пол в казарме я,

словно раб, пахать как вол,

брань снося и произвол.

Только будешь ты мне помниться,

только будешь ты мне сниться,

моя милая бездомница,

кареокая жар-птица.   ~78 и 96

                  

 

  А Р М Е Й С К О Е

 

Классно было на "гражданке".

Вот такая карусель.

А теперь мотай портянки,

кашу жри и пей кисель.

Всё зелёное; казармы,

сосны, форма и трава.

И сержанты, как жандармы;

клеят нам свои права.

Всюду новые порядки.

Каждый день с шести утра,

начиная с физзарядки,

начинается муштра.

"Вспышка слева" "Вспышка сза/ди"

Каждый лезет поучить.

Ах вы, долбаные бляди,

может хватит нас дрочить!?

А лишь только вечереет,

мла/дший комсостав звереет;

делаем "Подъём-Отбой".

Вскоре им на/доедает.

Свет в казарме вырубают.

Спи, салага, чёрт с тобой!  78 Балашиха

                  

 

 Мы недавно расстались с пилотками.

Чуть пораньше простились мы с мамами.

Цедим зной обожжёнными глотками,

прикрываясь от солнца панамами.

Вон из пекла казарм; а/дски душными

казематы со стенами голыми...

Хватит робкими быть и тщедушными!

Породнимся с татаро- монголами!

Комары к ночи из чахлой зелени

к нам в постели прут; оборзели они.

Сплошь искусаны ими "годки",

"молодые" и "старики".

Где-то рядом пасётся верблюдица

со своими двумя верблюжатами.

Я тяну в чайхане жар из блюдица,

дуя на воду губами сжатыми,

соревнуясь с ребятами многими,

казашатами сплошь босоногими,

что степными несутся аулами,

в спины ветром тугим подгоняемы,

пропылённые, с жёлтыми скулами.

От свободы своей невменяемы.

   78 Шевченко и 96 Монреаль

 

 

Валентине Николаевне Пэнь, руководите-

лю джанкойского Пэн(ь)клуба, посвящаю

 

Спим на крыше; сони.

Что ж, ребята, спите?

Здесь вам- не в Херсоне!

Если ж кто и с Пите-

ра… К нам из Гаскони

в дождевом озоне

вороные кони

мчатся по промзоне.

Что их гонит вза_шей?

Бешено- игривы.

Знать аркан казаший

в их вплетётся гривы.

Под палящим небом;

пять минут на воле;

подойду к ним с хлебом,

вывалянным в соли,

и со жменей гречки.

Отведу их к речке.

Соскребу с них копоть.

Буду гла/дить, хлопать...

Год ещё в вертепе.

Да и нет тут речки.

Не сбежать во степи,

кони- "человечки"  ~78 и 94

 

 

Вокруг меня- почти враги.

Кто; полулюди, полузвери?

Их осторожные шаги

весь день слышны у моей двери.

Глаза их кровью налиты;

внезапной з/лобою сверкают.

И полудикие черты

происхожденье намекают.

За дверь почти не выхожу.

И так все тело в их укусах.

Сейчас немного расскажу

о слабовольных жалких трусах.

Идут они на поводу

у крупных особей и сильных,

неся покорную узду

на мордах выпачканных, мыльных.

А будет отдан им приказ,

начнут они лягать, кусаться,

с бездумной з/лобою бросаться

на вас, не ждавших их "проказ"

А за окном бушует жизнь,

кла/дя на холст галлоны краски...

В казарме мрачной- волчьи маски

и быдла преющая слизнь.  78-79

 

      Три башни

 

В небо упираются три башни.

Может, в них красавицы живут?

В сказочно-волшебный день вчерашний

может быть, они меня зовут?

Башни ослепительно сверкают,

щедро светом солнечным облиты.

Может, то  поэтов завлекают

в Вечность неземные Аэлиты?

Оседлаю я коня лихого

(На Пегасе не летал ни разу)

может верно найденное Слово;

может метко сказанную Фразу.

Облака белесые покаты.

Горизонт в песчаный цвет окрашен.

Ой лети, мой конь, под облака ты.

Донеси до окон этих   башен.

Только нет у башен этих окон.

И не слышен в них девичий голос.

Не покажется волнистый локон

И не промелькнет кудрявый волос...

В небо упираются три башни.

Не до сказок тут и не до од.

Просто это - газовый завод.

День сегодняшний, а не вчерашний.

    79.Н.Узень  Поздний вариант утерян.

 

     Трубы

 

Трубы, трубы, трубы.

До чего ж вы грубы!

Толстые и тонкие;

серебристо-звонкие.

Длинные-предлинные,

как стихи былинные.

Тёплые, горячие.

Зряшные и зрячие.

Глупо неуместные.

Старожилы местные,

символы Содома.

Побывать бы дома!

Всё здесь на/доело.

Да, видать, заело...

Также целят в почки,

также метят в зубы.

И не спишь пол- ночки.

Заебали трубы!  ~78-79

            

 

 Август. Суббота. В отряде- занятия.

В ротах томиться устав,

хмурых стройбатовцев дерзкая братия

тщетно штурмует устав.

Прямо за окнами дыбится газовый

шумный огромный завод.

Как металлических остров саргассовый

в море химических вод.

Вдруг, неожиданный и вызывающий,

охнул приглушенный взрыв;

будто на теле давно созревающий

вскрылся опасный нарыв.

Спрятались трубы за тучами чёрными

и извергается пар.

Искры оранжево-серыми зёрнами

сеют на землю пожар.

Плац до отказа запружен солдатами.

В ротах царит пустота.

Лижет огонь языками косматыми

дня золотые уста...  79

                

 

(Феде Миките, Васе Федоришину,

Ване Павлюку и Юлию Кондрацкому)

 

 За стеной мороз и вьюга,

но под вашим кровом я;

карасёвая биндюга

и хозсбродные друзья.

Вася- плотник всё халтурит.

Ваня, хлеб нарезав, спит.

Кто-то спорит, кто-то курит,

кто-то, cлушая, сопит.

В двери нож кидает Мишка;

мне панаму разрубил.

Ах ты, долбаный дебил!

Ах ты, га/дкий поваришка!

Я ругаюсь и смеюсь;

на него нет сил сердиться.

Он наигранно стыдится...

Только я хотел прилечь,

как оставшееся место

незаконно занял "КЭЧ"...

Вы уехали и я

здесь без вас один остался.

Дембель ждать заколебался.

Скоро ль очередь моя!?  80 Н.Узень

=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=

  Ваганьковское кла/дбище

 

 (В.С.Высоцкому посвящается)

 

Камни в снежном трауре. Холод идиотский

для меня, крымчанина. Публика грустна.

А за той огра/дою, где лежит Высоцкий

средь цветов и зелени- шумная весна.

Его голос в записи фоном к птичьей трапезе.

Чей-то переписывают поминальный стих.

Горе здесь не мыкают воробьи, чирикают:

"Что ж ты, свет- Семёнович, пел и вдруг затих?

Поимей терпение; выслушай- ка пение

наше; долгой будет ли память о тебе?

Наша соплеменница каркала; изменится

скоро всё в Чернигове и Курган-Тюбе"

...Липами и клёнами вся земля осе_нена.

Всякого сословия в склепах набекрень.

"Слушайте, товарищи, где найти Есенина?

Я  б ему, родимому, преподнёс сирень"  ~82 и 96

                                 

 

Илье, Алле, Жене Грудниковым посвящаю

 

Серые доколе ж дни и на теле пролежни!?

Убежать ли серною вдаль от тёплых гнёзд

и мирского бремени, растворясь во времени,

спрашивая встречного: "Сколько в небе звёзд?"

"Звёзд на небе, видимо, видимо-невидимо"-

отвечает весело древний звездочёт-

"Все хотят Икарами быть. Пугают карами

их. Безпечность юности всех туда влечёт.

Но потом, степенные, вы в потоки пенные

па/дать не отважитесь, крылья опалив.

Дылды и орясины; на отцов оря, сыны

по- мещански гнёздышки в зарослях олив

вьют. Но есть немногие- судьи наши строгие,

те, кому прясть подвига вековую нить.

Как железо прочные, в мыслях непорочные,

на костёр готовые. Им "гореть", не гнить!"

Лет усыпан пудрою. Взгляд с хитринкой мудрою.

Руки работящие. И морщинист лоб.

Крут в бою с химерами. Светочем на/д эрами.

В мантии Учителя. Знатен, но не сноб.

Благодарен случаю; встану я на/д кручею.

Размахнитесь крыльями руки на лету.

Трицепсы резервные, трепещите нервною

дрожью. Я не вяленый; хоть закис в быту

Мрак скрывает пропасти. И галактик  лопасти

мечут астероиды; (дьявольский) дизайн.

На Земле мы- пленные* Распахни Вселенные,

не скупись, показывай, Кла/довая Тайн!

Миг рябит парсеками. Очи скрыты веками.

Тихий голос старческий слышится вдали:

"Лучше не блажи, теля, встретив небожителя

в мире, отразившемся в наш с картин Дали" ~85                          

*Впрочем, чтобы быть достойными освоения Космоса, нужно

поменять нашу ментальность; перестать ненавидеть мать- При-

роду, перестать считать её своей рабой. Нужно перестроить

наше сознание на развитие духовных качеств, физических дан-

ных, оказавшихся под гнётом не в меру прыткого технического

прогресса. Без них этот "прогресс" не стоит и ломаного гроша.

 

   Свалка песен (cказ)

 

Цирк привёз смятение и праздник.

"Навострив" нос острый, как кинжал,

Буратино, маленький проказник,

из каморки Карло убежал.

Словно началось землетрясенье.

Визг и крики, рёв и топот ног.

Славно отгуляем воскресенье!

На лотке - конфеты и пирог,

поросёнок жареный с петрушкой

рядом... с неулыбчивой старушкой.

У другой торговки - башмаки,

ткани, пояса и... мужики

цену "непомерную" сбивают,

меряют и  дальше уплывают.

Праздник для воришек и пролаз.

Кто-то вон стянул уже две груши.

Режет пестрота голодный глаз,

бьёт заморский "рок" кувалдой в уши.

Двое рыбаков (на вид- татары)

предлагают свежую форель.

Ша, роняет грохот бас- гитары

в микрофон вспотевший менестрель.

Так устал бухой бедняга, словно,

половой заканчивает акт.

Рядом полуголая певичка

лихо пританцовывает в такт.

На эстра/де нынче - обезличка.

На эстра/де жизни - всё условно.

Обнял неприлично парень девку;

добивают песню-однодневку.

На торгах мычит и блеет скот.

Развернулось карнавалом шоу.

(Буд-то в фильмах Александра Роу)

Лапу тянет к вам облезлый Кот,

нищий из Арго.  Лиса Алиса

только-только из Страны Чудес.

Уплетает жа/дно чашку риса,

опираясь на костыль картинно.

В дальнем далеке темнеет лес.

Сквозь толпу стремится Буратино

на простор, где нет людей и зданий;

тёмных искалеченных созданий.

"Что тебе, Базилио? Лиса!

Нет в карманах курточки ни сольдо.

Алые лишь песен паруса,

рифмы про красавицу Ассоль  да

луковица горькая, как явь,

как сей мир, роскошный и убогий,

где нет места сказке; технологий-

пруд пруди в нём...Хватит, не слюнявь

ты, Лиса, глазами!  Вправду нечем

мне двоим  несчастным вам помочь."

"Посмотри; наступит скоро ночь.

Близко хоть собрался ты, далече?"

"Я иду на северо-восток.

Разнести хочу вот эти песни;

будущие ритмы Красной Пресни;

новой жизни крохотный росток"…

Лес сменил заброшенный пустырь.

Что там за безформенная куча?

То- ли полусгнивший монастырь,

то- ли низко опустилась туча.

А быть может, то в глазах рябит.

Ближе подойди, услышишь скрип ты.

Видно, это ветер теребит

пней берестяные манускрипты.

Скрипки слышен заунывный стон,

саксофона сиплые потуги.

Обронили старенький чарльстон,

блюз, отжатый джаз и буги-вуги.

"О безумный, подлый, гнусный мир,

жертва философии Сократа.

Ты растил растлителя. Кумир

сделал нас персонами нон грата.

Лица гейш скрывает лжи фата.

Жрут они с ним плод запретный древа

и танцуют танец живота,

и вещают лажу чернью чрева.

Это гибелью чревато..!" Вдруг;

двое в амулетах, как шаманы,

в капюшонах  с прорезями: "Друг,

ну-ка, выворачивай карманы! "

"Обходи его, трусливый Кот!

С этим не добьёшься компромисса"

"Головой пырни его в живот,

костылём огрей его, Алиса!"

...................................................

"Тише, ноты, тише; он очнулся"

"Колпачок изорванный на/день!"

Проплутав весь следующий день,

Буратино наш домой вернулся.

А его укра/денные песни,

с неприглядной ложью слов иных,

распевали бюргеры в пивных,

вкла/дывая ненависть и спесь в них.  ~83 и 97

               

 

   А.И.Райкину посвящается

 

Вам, смеха храбрый гла/диатор

сатиры верный мушкетёр,

Ваше Величество Актёр,

Его Величество Театр

благоговейный шлёт привет

и пожеланье долгих лет!

......................................................

Гул толпы-  не звон тимпанов;

Очередь на "бронь"

Небольшой букет тюльпанов

кровянит ла/донь.

Жду на паперти театра,

холодом дыша,

пациентом психиатра;

в пластырях душа.

Вороньё на/дрывно долго

кашляет враньё.

Подошла к подъезду "Волга".

Райкин из неё

на сугроб ступает снежный.

Как в волшебном сне

слышу голос тихий нежный:

"Это разве мне?"

Сердце странно, струнно сжалось.

Тенью взмыл смычок.

Восхищение и жалость;

милый старичок.

Он- великий юморист. Но,

руки взяв по швам,

говорю чуть- чуть корыстно:

"Да, всё это вам.

Вы слыхали про Джанкой-то..?

Я- оттуда... Ждал

встречи с вами..." Он какой- то

женщине отдал

те цветы... Ну, вот я в зале.

Тот же гул; как на вокзале.

И... глаза в глаза.

Пара/доксом силлогизма

смех до стона, до трагизма,

как в жару гроза.

Замечательно, не так ли;

самому вести спектакли

в семьдесят шесть лет,

полуправдой не картавить,

не фальшивить и оставить

свой в искусстве след.  ~87 и 96

В цветах была записка: "Труженику сцены, Чаплину

слова, Вам, Арка/дий Исаакович, низкий поклон!"

 

 Для чего человек живёт,

поедая мясное и зелень;

чтоб затем унавоживать землю?

Для чего человек живёт?

Чтобы сплетничать, ахать и охать,

утолять жажду, голод и похоть?

Для чего человек живёт?

Чтобы в кучке имущих, но з/лобных,

угнетать "человекоподобных"?

Для чего человек живёт?

Чтобы быть унижаемым, битым,

неожиданно кем-то убитым?

Для того человек живёт?

И когда уже мы, в том числе я

с человечеством трудно взрослея,

терпеливей добрей и мудрее станем?  ~80

                   

 

Быть не бездарью-"сапожником",

а, воистину, творцом!

Музыкантом и художником.

Сценаристом и певцом.

Постановщиком (не зрителем).

Переплавив драму в "рок",

стать ваятелем, воителем,

модельером нотных строк!

А пока что, я- посредственность;

не актёр и не мудрец.

Словно замкнутый ларец.

И боюсь, гоню ответственность.  ~85

=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=

 

         Сонет

 

Кто ты, солнце светозарное?

Кто ты, ра/дуга стоцветная?

Я пишу стихи "базарные"

силясь высказать заветное.

Ты нежнее солнца, солнышко,

ярче шарфа в небе пёстрого.

Ты в земле весенней зёрнышко,

гребешок побега острого.

Может ты девчуркой малою

видишь этот мир лазоревым?

И в косичках банты алые.

И глаза искрятся зорями.

Поэтесса гениальная.

Между нами нету равенства.

Что тебе моя банальная

рифма; нет в ней грёз и таинства.

Тополёк мой в лёгком платьишке.

Родничок в раю евангельском.

На колени встану; батюшки,

уж не фея ль с ликом ангельским!?

Чтоб не стать твоим фанатиком,

вспугну марево манящее.

Но повязано канатиком

любви сердце гомонящее.  ~84

       

        Сирано

 

Молнией сверкнули праздники.

Снова жизнь пугает буднями

здесь, на берегах Днепра- Здники*

Листопа/дами i груднями**

Жёсткий куст покрылся почками.

Ждал, волнуясь, набухания.

Но сквозило между строчками

леденящее дыхание.

Безполезно ждать спасения.

Куст хиреет угасающе...

Светит солнышко весеннее,

и не высохла роса еще.

Но оно лучами тянется

вдаль к планете с принцем маленьким.

Не достанет; не достанется

чужеземцу с венцом аленьким.

Принц- красивый стройный вежливый.

Я ж (дурное наваждение)

с длинным носом от рождения

и царапинами свежими.

Оглянись, моя хорошая.

Будь моею ты принцессою..!

Снегом строчки припорошены.

Неоконченною пьесою...  ~84

*Здесь; древнее название притока Днепра

**ноябрями и декабрями (укр.)

 

     Сизиф

 

Рифмы слагаются в строфы.

В строфах рождается миф.

Тащит свой крест на голгофу

хмурый усталый Сизиф.

Тропка змеится ввысь прямо.

Давит проклятьем валун.

Тащит упорно, упрямо

вот уже несколько "лун"

Холодом дышит вершина.

Непроходимый карниз.

"Кто бы помог! Ни души. На-а-а..."

Камнем срывается вниз.

Грудь отзывается болью.

Руки, разбитые в кровь.

Но в соответствии с ролью

всё начинать на/до вновь.

Раньше был дружен с богами.

Ныне же полон скорбей.

Катит руками, ногами

камень, как жук-скарабей.  ~84-85                 

=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=

  Р Е К В И Е М    М А М Е

 

      Эпитафия

 

Поглотила сырая яма

грубый, тканью оббитый гроб.

Вырос горб, земляной сугроб.

Навсегда ль расстаёмся, мама?

Протрубила зима "отбой"

Отдыхай теперь вечно-вечно!

Все Вселенные будут свечно

плакать звёздами на/д тобой.

Быстро жизнь пронеслась твоя,

съев лимонные доли доли.

Что за прок от такой юдоли

что безчинствует, боль двоя?

Летаргический сон овей

свежевырытые могилы!

Причитания "Хавы нагилы"

Слёзы двух твоих сыновей.  85

                               

   Мамины фотографии

 

На поклон, ни в какой парафии,

не пойду; ни к попу, ни к имаму.

Вот, печатаю фотографии;

вновь и вновь воскрешаю маму.

То нечёткие, то сплошь пятнами;

слишком светлые, слишком тёмные.

Словно собрана горсть опят нами

у больницы той в те дни томные.

Оголённый двор в клочьях зелени

смотрит серостью луж асфальта.

Переполнены, сплошь заселены

оба здания. Солнца смальта

с панно неба жжёт мозаичного

необутую, в шубе, тую.

Клякса цвета желтка яичного,

что дают на завтрак вкрутую

в симферопольской онкологии.

"Кто забросил туда таблетку!?"

Полдень распекут врачи строгие,

как какого-то малолетку.

Обречённость; это не байка вам!

На закате дни; скоро; скоро...

У бордюра в халате байковом.

Нет в глазах ни мольбы, ни укора.

Жизнь её зацвела не розами.

И закончилась без наркоза.

Организм изъеден циррозами

до хронического лейкоза...

Запрудить бы мне Реку Времени,

повернуть вспять Леты течение.

На себя взять часть её бремени,

часть стра/дания и мучения.  85

 

       Памятник маме

 

Не грандиозный монумент притворный;

я памятник воздвигну стихотворный.

Он будет неказист и невелик.

Но не англосаксонский или римский,

а ласковый родимый материнский

пусть твой в нём отразится лик.

Ты и сама была немного зодчим.

Стал отчий дом наш без тебя, как отчим;

где ты, упорствуя; день ото дня

крепя очаг и гаснущие силы;

болезная, в преддверии могилы

ваяла непутёвого меня.

Не заглушить могилы зов утробный.

Не достучаться в мрачный мир загробный,

где одинёшенька- одна лежишь

смиреною затворницей- монашкой,

прикрытая лишь платьем да рубашкой

на кла/дбище в одной из келий- ниш.  85 и 94

=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=

 

  Осень-железнодорожница

 

Пожелтели листья и пожухли.

Мокасин осины просит каши ль?

Не на/деть мха преющий кожух ли?

Сырость одолела, мучат кашель

и тумана пегая мокрота…

Словно допотопные химеры

выползают из-за поворота

с чешуёю ржавой "длинномеры"

Нет ли где поблизости истока

или разметавшегося устья

этого железного потока

среди трав степного захолустья?

В нём состав среды весьма полезный.

Окунись-ка, милая, со мною!

Я такой же сирый и болезный.

Видишь, сколько струпьев, сколько гною.

Тепловоз заржал: "Ай, чудо- юдо!

Не тебе ли, кляча, эти "плети?"

(Из "платформ" внушительное блюдо.

А на блюде- мокрое спагетти)

Заурчал взволнованно и жа/дно,

подхватил: "Как жёстки да как скверны!"

Хлестаков хозяина таверны

так дурил, глотая "оранжа/д"... Но,

поезда "сквозят" "Закрыты окна"

Осень занята своей простудой.

Старых рельс венозные волокна

на гриль шпал свалили амплитудой.  ~87

                      

 

 Документ запа/дных миротворцев

 

Снова, словно по Майн Риду,

из какой-то книги новой,

по Парижу, по Ма/дриду

скачет вса/дник безголовый.

Слышен в безмятежном трёпе

клич почти по Марксу: "Люди!

Призрак бродит по Европе;

призрак ядерной прелюдии!

Под "Прощание славянки"

блюз на Йоркском карнавале,

смертью русские и янки

пол- земли нашпиговали.

Держиморды-мордобои

и техасские ковбои

лезут на арену ринга.

Вместе москали и гринго

ядерные ставят ульи,

приступая к севу СОИ,

заарканив мир лассо и

пасти выставив акульи.

Будут га/дки и з/ловещи

всходы из зубов дракона

с Юкона до Оймякона.

Лагерь мира взяли в клещи.

(Кабы там единство было!)

Вскачь пошла Земля-кобыла,

с крупного пытаясь крупа

сбросить обречённость трупа.

Мы живём безпечно, розно,

мафиозно, одиозно.

Заклинает Рок всех грозно:

"Не очнётесь- будет поздно!"  ~87 и 96

 

 

      Некролог собаке

 

Может в зоне, может в Аризоне

память будет душу бередить...

Ты уснула утром на газоне.

Улице тебя не разбудить.

Тело вдруг ужалил страшный овод.

Ужасохватил; ужели смерть?

А в глазах такая круговерть.

В пасть зажав токоведущий провод,

вжизни никому не сделав зла,

ты меня, прохожего, спасла.

Прилегла, умаявшись, средь вешек.

Поздно; мне тебя уж не спасти.

Сам запутался, и нет пути.

Длясудьбы мы- груда головешек.

Мостоваясгорбилась бетоном;

мокрая от горьких слёз дождя.

Ктоже, наши судьбы измождя,

делаетжизнь мрачным фельетоном?

Осень в траур тучами одета.

В вихре листьев вянущих, склонясь

на/д тобою, милая Одетта,

плачетсмерть- Одиллия, бранясь.  ~87 и 96

                             

 

    Красное и чёрное

            1

Словно кто взрастил аллею

за ночь; люди сквозь редут

милицейский к Мавзолею

Красной Площа/дью бредут.

В усыпальнице-сезаме,

словно в рамочке диплом,

вождь с кровавыми слезами

под рубиновым стеклом.

Жизнь; не пожелал врагу бы;

не поднять свинцовых рук,

и от стужи смёрзлись губы.

Он ссыхается от мук

сродни мукам Прометея,

заостряясь и желтея.

 

           2

Мир. Весна. Среди проталин

зреют "всходы Ильича"

Ой, изведают бича!

Власть прибрал товарищ Сталин.

Развращённый лестью бе/стий,

с аппетитами ферзя,

стал он местью для поместий,

культей личности грозя.

 

            3

"Вождь покинул нас, заблудших!

Скорбь, нам лица изможди..!"

Будут новые вожди

прятать в зоны лучших, лучших.

О, двужильный наш народ!

Должен был предвидеть Ленин

столь трагичный поворот!

В угол, Вовочка Ульянов!

Покаянно на колени!

Ишь, разлёгся, окаян..! Нов

я Москве; кругом мура, мор.

На виду столицы всей

головою бьюсь о мрамор,

о стекло, как Елисей.

Пальцы тщетн/о склеп елозят...

И, скрутив, меня увозят.  88 и 96

                       

 

   А. Д .Сахарову посвящается

 

Кому ни стыдно за свою страну?

Кому ни стыл очаг в сырой каморе?;

где аппетитных обещаний- море,

где мерзко, как в Содоме и Гоморре,

где власти с обществом ведут войну.

Нас подымают тёпленьких с постели.

В ежовых рукавицах, в чёрном теле

в казармах держат хуже крепостных.

Железные там виснут в окнах шторы.

Чугунные видны на лицах шоры,

вонзённые в бока стальные шпоры.

И в будущем- нам место запасных.  89

        

      

            Спасатель

 

(Валере Павлову, Серёже Зубу,

И.Т.Скрицкому посвящаю)

 

Может, то одна из причин

что сюда занесло нас? Хотя нет...

За собой на дно общество тянет

утопающий в роскоши "чин"

Вот опять заплыл за буйки;

гибнет в водовороте наживы.

Его доводы насквозь лживы.

Я ему не подам руки.

Но бегу, хватаю весло.

"Не пытайся- советует опыт-

Он, спасаясь, тебя утопит.

И...бросай своё ремесло!"

Раздражённо его стыжу:

"Всякий сброд лезет вброд; взяли моду!"

Потерпевшего в лодку сажу,

выгребаю на чистую воду.  ~87-88

                      

  Из письма "душе Тряпичкину"

 

Лица кирпичные/ Бюсты пудовые.

Души тряпичные/ Мысли бредовые.

Однообразные и безконечные

споры безплодные, фразы увечные.

Пошлые грубые злые жестокие

с низкой культурою, с куцей духовностью,

чистые дрянью засыпав истоки, и

вечно бухие; упились греховностью.

В прошлом, сдержав роковое нашествие,

в ордном исча/дьи взрастали и старились,

веря в Мессии второе пришествие;

и омонголились, и отатарились.

Позже, собрав воедино империю,

с бычьим упорством, сродни азиатскому,

(Сталина тем порождая и Берию)

торили путь з/лу грядущему, а/дскому

в недрах ржавевшего самодуржавия;

под благовест и распевы хоральные,

жалобный скрип крепи нар рудников,

интеллигенции сны либеральные,

войны крестьянские, бомбы народников.

От сквернословия и суесловия

мы здесь к иной переходим тональности;

всякого чина, достатка, сословия,

возраста, пола и национальности;

кто из корысти, кто по резолюции;

ринулись в жаркий костёр революции.

Многие, эта разбойная братия,

жизни кроила марксистским секатором.

Мир, большевистская олухократия,

вывела к бойне коз/лом- провокатором.

...Ныне, карга-тирания с прорухами;

выпали зубы; провалы сознания.

Рухнула под "Дем. Россиями" "Рухами"

Новые лица, пути, начинания. 

                    янв.-сент.91 Крым/Иерусалим

        

     Мольба

 

Её наложницей на ложе

ведёт имущий власть Прокруст,

как на Голгофу. Хрипы, хруст.

Безногую нагую гложет

её упырь- чиновный сброд.

Россия, бедная Россия!

Когда уж явится Мессия

и твой освободит народ?

Когда, ликуя, не стеная

воскреснет мёртвая земля,

закабалённо- крепостная;

без указаний из Кремля?

Когда исчезнут без возврата:

сонм нечестивых мёртвых душ,

диктат безжалостный чинуш,

диктат командоаппарата?

Приди скорее, Отче наш!

Давно страна- их вотчина.  89

                     

 

Нас загибали, но мы не загнулись,

хоть много загинуло.

Нас пробудили и мы ужаснулись.

Ан, время-то минуло.

Хором брюзжим, что взбрело-наболело;

Жисть; разъебит ее..!

Шарим в карманах, трясём ошалело

корыто разбитое.

Вновь поднялась на/д страною секира;

вновь ждём экзекутора.

Не фабриканта, купца и банкира,

не фермера с хутора.

Жрать будем жмых, одеваться бичами

в хламиды и онучи.

Были Сергеевичи с Ильичами;

что ж Виссарионычи?

(Склоним понуро-покорные  выи

на/д плахой фатальности.

Справим поминки во дни моровые

по русской ментальности)  90

*Нет, я этого никак не хочу!                           

 

Нас выжали. Нас выжили.

Но мы, наз/ло всем выжили.

Так и живём отжатыми;

с вампирами-вожатыми

да с упырями-кормчими;

со стонами и корчами.  90

 

           Ленин будет жить

 

А российских патриотов скольких Ленин сжил?

Легковерных идиотов головы вскружил,

дурью, завистью и з/лобой их вооружив.

Массе тёмной, твердолобой крикну: "Ленин лжив!"

Но слова глотает время. Ногу вождь вставляет в стремя

и бросает клич, кляч истории лягая,

бедную страну ввергая в хаос, паралич.

Неза/дачливый Брут в юбке. Пули свищут; вжить.

Мать Россия в мясорубке. Ленин будет жить.

 

     Мы (протест)

 

Ал. Меню посвящается.

 

Печальней есть ли в свете повесть.

Как мы пропили ум, честь, совесть

и изувечили страну.

Теперь вот виноватых ищем;

з/ло шатуном медведем рыщем,

ведём гражданскую войну.

Скрипя куриными мозгами,

всё ходим по цепи кругами,

в своей куриной слепоте

не видя истины доступной.

Чтим догмы партии преступной.

Чтим харч в набитом животе.

А начинал всё это-Ленин.

Тот, что вселенен, мудр, нетленен.

Тот, что по прихоти судьбы

сизифову сорвал вниз глыбу,

Малютой вздел страну на дыбу,

Европу поднял на дыбы.

На Зимний плюнула Аврора

разгулом бойни и террора.

Прорвалась гнойная киста.

Казнили "вражеских агентов"-

сподвижников, интеллигентов;

казнили веру и Христа.

Но свят для нас Ильич, кристален.

А вот ужо, товарищ Сталин!

Ату его, народ, ату!

Меж тем; преемник был достойный.

За ним Хрущёв, Ильич застойный...

А нам уже невмоготу.

Из рабства, мрака и крови я

восстану: "Приведите Вия!

Пускай откроет нам глаза!

Хотим в святилище Природы

обнять свободные народы.

И с ними встать под образа.  90

                                  

                        

     Аутодафе  (Из"Гойи")

 

Племя трусливое жалкое з/лобное

на Корредере. День перед Успением.

В ропот слилось придыханье утробное.

Казни заждались; горят нетерпением...

Козни, охоты на ведьм, покаяния,

пытки, доносы, костры инквизиции...

Судей духовных мрачны одеяния,

лица мрачны; вот ужо оппозиции!

Вееры подняли вверх махи взмахами.

Чу, по толпе пробежал шёпот сдавленный.

Гойя идёт, окружённый монахами,

в жёлтой рубахе; босой, окровавленный.

Страхом животным глаза затуманены.

Мимо проносит он спину согбенную.

Души гуманные тут эксгуманены;

знать быть и этой в золе погребенною...

Кровью марранов замарры замараны,

остры корозы; коррозия нации!

Тени оживших полотен кошмарны.

Бал са/танинский, триумф профанации..!

Долго читает судья обвинение.

Бранью мужицкой прелат не гнушается.

(Жертвы  и зрителей оцепенение)

Вот, наконец, приговор оглашается:

"Имя твоё предаётся поруганью,

и конфискации полной имущество!"

Гойю ведут на помост под хоруговью.

(В этом- единственное "преимущество")

Пёстрый колпак снят. Палач примеряется;

шею закутал железным ошейником.

Гордой душою Франциско смиряется.

Верит; воздастся всем этим мошенникам.

Гибнущий мозг озарился видением:

Кинулись скопом паяцы вдруг каяться.

Чернь истязает себя с наслаждением,

скверной блюёт, от грехов отрекается.

Флаги кастильские на/д флагеллантами.

Гойи, взвалившие ношу Атлантами. 

                  янв.-сент.91 Крым/Иерусалим

                       

(Все права сохраняются за автором)©

Г Е Н Н А/ Д И Й   Л И П К И Н  (ЛИ-ДИВ)

 

 

СТИХИ, ПОЭМЫ, КАЛАМБУРЫ, ПУБЛИЦИСТИКА

 

Р А НеНоЕ Е

 

Сквозь туман, года и мглу

пригородный мчит.

Я сижу почти в углу.

В животе урчит.

Уплетает бутерброд

некто за спиной.

"Человечество-суть сброд!"

воет дед дурной.

Он, пожалуй, целый час

так уже трандит.

Старческий гнилой анфас,

неопрятный вид.

Я к холодному стеклу

головой приник.

Холодно же тут в углу.

Входит проводник.

"Слушай, деда, не кричи!

Высажу сейчас!"

Тепловоз взревел в ночи

в неизвестность мчась.

Сотни ра/дужных огней

воссияли вдруг,

череды минувших дней

обозначив круг.

Приближается вокзал;

станция моя.

Мысленно себе сказал:

"Вот и дома я!" ~74/75 и 94

              

 

Небо синее, чёрно-синее.

Нет на нём ни единой звезды.

Солнце где-то на/д Абиссинией.

Здесь же- тьма, степь и вёрсты езды.

Поле белое, чёрно-белое.

У дороги деревья стоят.

Молодые худые несмелые;

коченея от холода, спят.

Утро позднее, утро зимнее.

Неохотно забрезжил рассвет.

Облака проявились дымные.

Это всё я не выдумал, нет.

Это всё я увидел воочью;

и рассвет, и деревья, и снег;

между пасмурным утром и ночью

сквозь автобуса медленный бег.  ~75

              

 

 Мир для меня- ахроматичен.

Смотрю сквозь серые глаза.

В стихах угрюм и неэтичен.

Когда случайная слеза

тоскливо, нехотя и скупо

ползёт по пористой щеке.

Всё пасмурно вокруг и глупо.

И ручка чёрная в руке.

Когда же я в хорошем духе,

то жизнь мне видится в цветах

и в тополином лёгком пухе

с улыбкой детской на устах.

Сквозь ра/дужную оболочку

на всех доверчиво гляжу.

Былой обиды не держу;

и стих подобен ангелочку.   ~74

              

                       

 Принимает жизнь формы разные;

дорогие нам и опасные.

То безформенно- безобразные,

то терпимые, то прекрасные.

И нельзя нам её перестраивать,

отвергая плоды"неудачные"

красотою себя лишь опаивать,

мир шлифуя бумагой наждачною.

Все полезно до маленькой малости..!

 

 

  Послесловие к легенде (в лицах)

 

Как странно ясен день апрельский!

Окрест толпится, ропщет люд:

"Ужо тебе, Марк Корнуэльский-

чванливый, стонущий верблюд!"

Где твои ра/дости и грёзы?;

в воде по пояс Горвенал

кромсает волны и сквозь слёзы

рычит:"О, если бы я знал!"

(люд)"Все ухищрения- насмарку.

Как бледен; дёргается бровь."

"Не удалось безумцу Марку

разрушить силой их любовь!"

(Марк)"Я был отважный смелый воин.

Я славен был и был богат;

всегда почётом удостоен.

Но стал их прихотью рогат.

Я, после этого позора,

Тристана проклял; не убив;

порок их тем усугубив...

Негневного не вижу взора."

"Ты, пёс неверный; ты, дебил,

дитя, что вымахал верзилой;

любил ли ты  с такою силой,

как я обеих их любил!?"

(Горвенал)

"Как всё безсмысленно и глупо!

Как жалок этот человек!"

..............................................

На берегу два юных трупа.

Два сердца, слившихся навек.  ~76 и 96

                       

   Космопоэг

 

         1

Не увижу больше никогда

я родной земли, родного края.

Захватила в плен меня звезда

чёрная враждебная чужая.

В этом мире; как бы не пропасть.

Мысли лихора/дит и спекает.

Открывает ведьма пропасть-пасть

и в меня кошмаром проникает.

Взгляд заворожённый- на экран,

на её оскаленную морду.

Нет спасенья, на/до на таран;

и пробить ей спину, череп, хорду.

Боже мой, какая круговерть!

Звездолёт трясёт, несёт, швыряет.

Им уже никто не управляет.

И его сейчас постигнет смерть.

Но откуда выплыла Земля

синяя, зелёная, земная,

маленькая, тёплая, смешная,

кораблю спасение суля?

А вокруг неё (беc)ился смерч,

прыгали воинственные кляксы,

щёки на/дувала гуттаперч,

и мрачнели тучи цвета ваксы.

Космос необъятный и хмельной

плёл клубок чудовищного стресса,

словно издеваясь на/до мной,

изучая ра/ди интереса.

Мне бы здесь сейчас другой клубок,

смотанный рукою Ариа/дны.

Но неотвратимо манит рок

в лабиринты, будь они нела/дны.

 

           2

Век два/дцатый. Город Росток.

В интернате Ги Шварцкоп,

смуглый худенький подросток,

смотрит в школьный телескоп.

Направляет на Гиа/ды.

Уж не Альфа ли Тельца

и звёзд млечных мириа/ды

смели погубить отца?

Телескоп в гиперболоид

превратив, он часть Вселенной.

жжёт, как выцветший таблоид.

Болью в чашечке коленной

отозвалось. Плачет мальчик;

в этом мире- одиноко.

Где же дед его, Кармаль Чик-

земледелец с Ориноко?

Об отце ему недавно

мать, волнуясь, рассказала,

письма их читать не дав, но

на скамейке у вокзала

говоря с ним откровенно,

ртом вдыхая ингалятор.

А чуть позже внутривенно

врач вводил ей стимулятор. (пер. авг. 03)

Загрустившая, смиренная;

каждым солнцем, в каждом кратере

смотрит вечная Вселенная

на мальца глазами матери.

Чем отвлечь его; обновами,

украшениями старыми;

может звёздами сверхновыми,

может древними квазарами,

да двойными переменными,

да людьми разноплеменными,

чёрными, как пекло, дырами,

Мирами, мирами, миррoм  и...(неок.)

 

     3  Железный марш

 

Эту заповедь помни до гроба ты;

Люди- твари тупые и праздные!

Мы ж- логично-разумные роботы,

ЭВМ человекообразные.

Наши ткани, покровы- искусственны.

Так за/думали наши создатели.

Мы жестоки, коварны, безчувственны.

Провокаторы мы и предатели.

Мы страшны своей сверхчеловечностью.

Мы ужасны своей на/дприродностью.

Автоматы, крещённые Вечностью

с технокастовой неоднородностью.

Глубже в космос, земли экзекуторы

в Балтиморе, Шанхае и Выборге!

Марш, со спесью арийской компьютеры!

В путь, золотоордынные киборги!  перед.96

 

     4

Лежу в темноте; то- ли сплю, то- ли нет.

В зашторенной комнате тихо.

Лишь как-то пробился сквозь

щелочку свет.

И сердцем предчувствую лихо.

Застывшую душу прошибла слеза.

Стал пульс неуверенно биться.

Глядь; некие образы на образа

и ну по карнизам клубиться.

И вдруг родился из могильных огней,

из красок на чьём-то мольберте

табун ошалелых троянских коней,

гонимых предвестницей смерти.

И словно бы жизнь перестала дышать.

Мир сжался в предчувствии взрыва.

Не выдержал кто-то, рванулся бежать

И ... вниз головою с обрыва.

Проклятия кличу на берег чужой:

"На кой нам троянские кони!"

Укутался простынью, как паранджой,

к лицу прижимая ла/дони...

Очнулся дрожа, весь в холодном поту.

Исчезли кошмарные тени.

Увидел весенней земли красоту

и встал перед ней на колени.

И с ра/достью впитывал весь этот мир,

его ароматы и краски...

 

         В вагоне

 

Трясусь в вагоне после зноя дня.

Сухая грудь с трудом скрывает жажду.

Усталость навалилась на меня.

Закрыв глаза, мечтаю я и стражду.

Припав в горах к хрустальному ключу,

до ломоты студёную пью воду.

Внимаю белых эльфов хороводу,

и в вечер с нежно- снежными лечу.

Оранжевый взяв в руку апельсин,

рукой другою кожуру снимаю,

и сочный плод с усла/дой на/дкусив,

жизнь с полнотою всею понимаю.

Окрашенное небо в серый тон.

Пью красоту раскрепощённой позы.

Срываю на заре земли бутон.

Как хороши, как свежи были розы!

На лепестках упругих капельки росы.

Как из девичьего фонтана слёзы.

О сколько нежности и гордой в них красы!

Как  хороши, как свежи были розы!   75 и 97

 

        Моллюск

 

Кто видал пучины океана?

Кто когда мечтал их покорить?

Это будет поздно или рано.

Но об этом рано говорить.

Только я, видавший виды, старый,

замкнутый в себе больной моллюск,

опускался в мрачные тартары

и ослеп от этого, обрюзг.

Одиноко было и тоскливо.

Только временами я мечтал;

и, играя волнами прилива,

щупальца спрут в косы заплетал.

Баловницы, ра/дужные рыбки,

тормошили важную звезду,

вызывая тёплые улыбки,

и скрывались в шельфовом са/ду.

Меж подводных лилий и актиний

весело скакал морской конёк,

обгоняя блики пятен, линий;

как в погожий солнечный денёк.

Но, однажды, жёлтую песчинку

занесло в мой холостяцкий дом.

Спеленал её я, как личинку.

И с тех пор мы стали жить вдвоём.

Время шло. Росла и хорошела,

ра/дуя своей голубизной.

Мирно спит. Уже почти созрела.

Я же покрывался сединой.

Но кому растил я это чудо?

Кто увидит необычный цвет?

И решил я плыть туда, откуда

нисп(ада)ет в волны солнца свет.

И теперь жемчужина в короне.

Как девичий полный неги глаз.

Ну а я ведь ей не посторонний.

Обо мне кто знает что из вас?

Но не будь я чуточку поэтом

с безкорыстной детскою душой.

Разве бы она лучилась светом;

разве б увидала мир большой?

 

 

 И почему я не художник,

который к ра/дости других;

патлатый молодой безбожник;

рисует девушек нагих,

цветы, соборы, рощи, парки,

полей и неба семицвет,

и блики прошлого, и барки

на горизонте, и рассвет,

что полыхая на/д волнами,

в себя их черноту впитал,

и солнце с первыми лучами,

как остывающий металл.

Нов и талантлив он безспорно.

Консерватизму вопреки,

рисует, пишет непокорно

одним волнением руки.

 Бурчу, срывая подорожник,

в претензии на целый свет:

"Ну почему я не художник,

а доморощенный поэт!?"

 

Пронзил моё сердце Амур

любви золотою стрелой.

Я весел, я грустен, я хмур

когда нет тебя и с тобой.

Порою не сплю по ночам

и имя твоё на губах.

Не ра/д солнца первым лучам,

прохла/де одетых рубах.

Обнять бы горячий твой стан,

к устам твоим алым припасть,

и вызвать безумную страсть,

любя, как Изольду Тристан.

Я часто себе так велю,

но всё не решаюсь никак

признаться тебе, что люблю. ~76-77

 

Я часто в эти дни вспылён.

Хочу, но не могу и не решаюсь

поцеловать тебя. Лишь тем и

утешаюсь,

что, кажется, в тебя влюблён.

 

До свиданья, моя первая

настоящая любовь.

я тебя уже, наверное,

не увижу больше вновь.

Где-то за Кироваба/д

увезут меня, и  армия

будет хуже, чем дисбат.

Стану драить пол в казарме я,

словно раб, пахать как вол,

брань снося и произвол.

Только будешь ты мне помниться,

только будешь ты мне сниться,

моя милая бездомница,

кареокая жар-птица.   ~78 и 96

                  

 

  А Р М Е Й С К О Е

 

Классно было на "гражданке".

Вот такая карусель.

А теперь мотай портянки,

кашу жри и пей кисель.

Всё зелёное; казармы,

сосны, форма и трава.

И сержанты, как жандармы;

клеют нам свои права.

Всюду- новые порядки.

Каждый день с шести утра,

начиная с физзарядки,

начинается муштра.

"Вспышка слева","Вспышка сза/ди"

Каждый лезет поучить.

Ах вы, долбаные бляди,

может хватит нас дрочить!?

А лишь только вечереет,

мла/дший комсостав звереет;

делаем "Подъём-Отбой".

Вскоре им на/доедает.

Свет в казарме вырубают.

Спи, салага, чёрт с тобой!  78 Балашиха

                  

 

 Мы недавно расстались с пилотками.

Чуть пораньше простились мы с мамами.

Цедим зной обожжёнными глотками,

прикрываясь от солнца панамами.

Вон из пекла казарм;(адски) душными

казематы со стенами голыми...

Хватит робкими быть и тщедушными!

Породнимся с татаро- монголами!

Комары к ночи из чахлой зелени

к нам в постели прут; оборзели они.

Сплошь искусаны ими "годки",

"молодые" и "старики".

Где-то рядом пасётся верблюдица

со своими двумя верблюжатами.

Я тяну в чайхане жар из блюдица,

дуя на воду губами сжатыми,

соревнуясь с ребятами многими,

казашатами сплошь босоногими,

что степными несутся аулами,

в спины ветром тугим подгоняемы,

пропылённые, с жёлтыми скулами.

   78 Шевченко и 96 Монреаль

 

 

Валентине Николаевне Пэнь, руководите-

лю джанкойского Пэн(ь)клуба, посвящаю

 

Спим на крыше; сони.

Что ж, ребята, спите?

Здесь вам- не в Херсоне!

Если ж кто и с Пите-

ра… К нам из Гаскони

в дождевом озоне

вороные кони

мчатся по промзоне.

Что их гонит взашей?

Бешено- игривы.

Знать аркан казаший

в их вплетётся гривы.

Под палящим небом;

пять минут на воле;

подойду к ним с хлебом,

вывалянным в соли,

и со жменей гречки.

Отведу их к речке.

Соскребу с них копоть.

Буду гла/дить, хлопать...

Год ещё в вертепе.

Да и нет тут речки.

Не сбежать во степи,

кони- "человечки"  ~78 и 94

 

 

Вокруг меня- почти враги.

Кто; полулюди, полузвери?

Их осторожные шаги

весь день слышны у моей двери.

Глаза их кровью налиты;

внезапной (злобою) сверкают.

И полудикие черты

происхожденье намекают.

За дверь почти не выхожу.

Итак все тело в их укусах.

Сейчас немного расскажу

о слабовольных жалких трусах.

Идут они на поводу

у крупных особей и сильных,

неся покорную узду

на мордах выпачканных, мыльных.

А будет отдан им приказ,

начнут они лягать, кусаться,

с бездумной (злобою) бросаться

на этого не ждавших вас...

А за окном бушует жизнь,

кла/дя на холст галлоны краски...

В казарме мрачной- волчьи маски

и быдла преющая слизнь.  78-79

 

 

  Три башни

 

В небо упираются три башни.

Может, в них красавицы живут?

В сказочно-волшебный день вчерашний

может быть, они меня зовут?

Башни ослепительно сверкают,

щедро светом солнечным облиты.

Может, то  поэтов завлекают

в Вечность неземные Аэлиты?

Оседлаю я коня лихого.

Видно, чем-то он сродни Пегасу.

Может верно найденное Слово;

может метко сказанную Фразу.

Облака белесые покаты.

Горизонт в песчаный цвет окрашен.

Ой лети, мой конь под облака ты.

Донеси до окон этих   башен.

Только нет у башен этих окон.

И не слышен в них девичий голос.

Не покажется волнистый локон

И не промелькнет кудрявый волос...

В небо упираются три башни.

Не до сказок тут и не до од.

Просто это - газовый завод.

День сегодняшний, а не вчерашний.

    79.Н.Узень  Поздний вариант утерян.

 

 

 Трубы, трубы, трубы.

До чего ж вы грубы!

Толстые и тонкие;

серебристо-звонкие.

Длинные-предлинные,

как стихи былинные.

Тёплые, горячие.

Зряшные и зрячие.

Глупо неуместные.

Старожилы местные,

символы Содома.

Побывать бы дома!

Всё здесь на/доело.

Да, видать, заело...

Также целят в почки,

также метят в зубы.

И не спишь пол- ночки.

Заебали трубы!  ~78-79

            

 

 Август. Суббота. В отряде- занятия.

В ротах томиться устав,

хмурых стройбатовцев дерзкая братия

тщетно штурмует устав.

Прямо за окнами дыбится газовый

шумный огромный завод.

Как металлических остров саргассовый

в море химических вод.

Вдруг, неожиданный и вызывающий,

охнул приглушенный взрыв;

буд-то на теле давно созревающий

вскрылся опасный нарыв.

Спрятались трубы за тучами чёрными

и извергается пар.

Искры оранжево-серыми зёрнами

сеют на землю пожар.

Плац до отказа запружен солдатами.

В ротах царит пустота.

Лижет огонь языками косматыми

дня золотые уста...  79

                

 

(Феде Миките, Васе Федоришину,

Ване Павлюку и Юлию Кондрацкому)

 

 За стеной мороз и вьюга,

но под вашим кровом я;

карасёвая биндюга

и хозсбродные друзья.

Вася- плотник всё халтурит.

Ваня, хлеб нарезав, спит.

Кто-то спорит, кто-то курит,

кто-то, cлушая, сопит.

В двери нож кидает Мишка;

мне панаму разрубил.

Ах ты, долбаный дебил!

Ах ты, га/дкий поваришка!

Я ругаюсь и смеюсь;

на него нет сил сердиться.

Он наигранно стыдится...

Только я хотел прилечь,

как оставшееся место

незаконно занял"КЭЧ"...

Вы уехали и я

здесь без вас один остался.

"Дембель" ждать заколебался.

Скоро ль очередь моя!?  80 Н.Узень

=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=

  Ваганьковское кла/дбище

 

 (В.С.Высоцкому посвящается)

 

Камни в снежном трауре. Холод идиотский

для меня, крымчанина. Публика грустна.

А за той огра/дою, где лежит Высоцкий

средь цветов и зелени- шумная весна.

Его голос в записи фоном к птичьей трапезе.

Чей-то переписывают поминальный стих.

Горе здесь не мыкают воробьи, чирикают:

"Что ж ты, свет- Семёнович, пел и вдруг затих?

Поимей терпение; выслушай- ка пение

наше; долгой будет ли память о тебе?

Наша соплеменница каркала; изменится

скоро всё в Чернигове и Курган-Тюбе."

...Липами и клёнами вся земля осенена.

Всякого сословия в склепах набекрень.

"Слушайте, товарищи, где найти Есенина?

Я  б ему, родимому, преподнёс сирень"  ~82 и 96

                                 

 

Илье, Алле, Жене Грудниковым посвящаю

 

Серые доколе ж дни

и на теле пролежни!?

Убежать ли серною вдаль от тёплых гнёзд

и мирского бремени,

растворясь во времени,

спрашивая встречного:

"Сколько в небе звёзд?"

"Звёзд на небе, видимо,

видимо-невидимо"-

отвечает весело древний звездочёт-

"Все хотят Икарами

быть. Пугают карами

их. Безпечность юности всех туда влечёт.

Но потом, степенные,

вы в потоки пенные

п(ада)ть не отважитесь, крылья опалив.

Дылды и орясины;

на отцов оря, сыны

по- мещански гнёздышки

в зарослях олив

вьют. Но есть немногие-

судьи наши строгие,

те, кому прясть подвига вековую нить.

Как железо прочные,

в мыслях непорочные,

на костёр готовые. Им "гореть", не гнить!"

Лет усыпан пудрою.

Взгляд с хитринкой мудрою.

Руки работящие. И морщинист лоб.

Крут в бою с химерами.

Светочем на/д эрами.

В мантии Учителя. Знатен, но не сноб.

Благодарен случаю;

встану я на/д кручею.

Размахнитесь крыльями руки на лету.

Трицепсы резервные, трепещите нервною

дрожью. Я не вяленый; хоть закис в быту

Мрак скрывает пропасти.

И галактик  лопасти

мечут астероиды;(дьявольский) дизайн.

На Земле мы- пленные.*

Распахни Вселенные,

не скупись, показывай, Кла/довая Тайн!

Миг рябит парсеками.

Очи скрыты веками.

Тихий голос старческий слышится вдали:

"Лучше не блажи, теля,

встретив небожителя

в мире, отразившемся в наш с картин Дали" ~85                          

*Впрочем, чтобы быть достойными освоения Космоса, нужно

поменять нашу ментальность; перестать ненавидеть мать- При-

роду, перестать считать её своей рабой. Нужно перестроить

наше сознание на развитие духовных качеств, физических дан-

ных, оказавшихся под гнётом не в меру прыткого технического

прогресса. Без них этот "прогресс" не стоит и ломанного гроша.

 

Свалка песен (cказ)

 

Цирк привёз смятение и праздник.

"Навострив"нос острый, как кинжал,

Буратино, маленький проказник,

из каморки Карло убежал.

Словно началось землетрясенье.

Визг и крики, рёв и топот ног.

Славно отгуляем воскресенье!

На лотке - конфеты и пирог,

поросёнок жареный с петрушкой

рядом... с неулыбчивой старушкой.

У другой торговки - башмаки,

ткани, пояса и... мужики

цену "непомерную" сбивают,

меряют и  дальше уплывают.

Праздник для воришек и пролаз.

Кто-то вон стянул уже две груши.

Режет пестрота голодный глаз,

бьёт заморский"рок"кувалдой в уши.

Двое рыбаков (на вид- татары)

предлагают свежую форель.

Ша, роняет грохот бас- гитары

в микрофон вспотевший менестрель.

Так устал бухой бедняга, словно,

половой заканчивает акт.

Рядом полуголая певичка

лихо пританцовывает в такт.

На эстра/де нынче - обезличка.

На эстра/де жизни - всё условно.

Обнял неприлично парень девку;

добивают песню-однодневку.

На торгах мычит и блеет скот.

Развернулось карнавалом шоу

(Буд-то в фильмах Александра Роу)

Лапу тянет к вам облезлый Кот,

нищий из Арго.  Лиса Алиса

только-только из Страны Чудес.

Уплетает жа/дно чашку риса,

опираясь на костыль картинно.

В дальнем далеке темнеет лес.

Сквозь толпу стремится Буратино

на простор, где нет людей и зданий;

тёмных искалеченных созданий.

"Что тебе, Базилио? Лиса!

Нет в карманах курточки ни сольдо.

Алые лишь песен паруса,

рифмы про красавицу Ассоль  да

луковица горькая, как явь,

как сей мир, роскошный и убогий,

где нет места сказке; технологий-

пруд пруди в нём...Хватит, не слюнявь

ты, Лиса, глазами!  Вправду нечем

мне двоим  несчастным вам помочь."

"Посмотри; наступит скоро ночь.

Близко хоть собрался ты, далече?"

"Я иду на северо-восток.

Разнести хочу вот эти песни;

будущие ритмы Красной Пресни;

новой жизни крохотный росток."

Лес сменил заброшенный пустырь.

Что там за безформенная куча?

То- ли полусгнивший монастырь,

то- ли низко опустилась туча.

А быть может, то в глазах рябит.

Ближе подойди, услышишь скрип ты.

Видно, это ветер теребит

пней берестяные манускрипты.

Скрипки слышен заунывный стон,

саксофона сиплые потуги.

Обронили старенький чарльстон,

блюз, отжатый джаз и буги-вуги.

"О безумный, подлый, гнусный мир,

жертва философии Сократа.

Ты растил растлителя. Кумир

сделал нас "персонами нон грата..."

Лица гейш скрывает лжи фата.

Жрут они с ним плод запретный древа

и танцуют танец живота,

и вещают лажу чернью чрева.

Это гибелью чревато..!" Вдруг;

двое ; в амулетах, как шаманы,

в капюшонах  с прорезями: "Друг,

ну-ка, выворачивай карманы! "

"Обходи его, трусливый Кот!

С этим не добьёшься компромисса."

"Головой пырни его в живот,

костылём огрей его, Алиса!"

...................................................

"Тише, ноты, тише; он очнулся."

"Колпачок изорванный на/день!"

Проплутав весь следующий день,

Буратино наш домой вернулся.

А его укра/денные песни,

с неприглядной ложью слов иных,

распевали бюргеры в пивных,

вкла/дывая ненависть и спесь в них.  ~83 и 97

               

 

   А.И.Райкину посвящается

 

Вам, смеха храбрый гла/диатор

сатиры верный мушкетёр,

Ваше Величество Актёр,

Его Величество Театр

благоговейный шлёт привет

и пожеланье долгих лет!

......................................................

Гул толпы-  не звон тимпанов;

Очередь на "бронь".

Небольшой букет тюльпанов

кровянит ла/донь.

Жду на паперти театра,

холодом дыша,

пациентом психиатра;

в пластырях душа.

Вороньё на/дрывно долго

кашляет враньё.

Подошла к подъезду "Волга".

Райкин из неё

на сугроб ступает снежный.

Как в волшебном сне

слышу голос тихий нежный:

"Это разве мне?"

Сердце странно, струнно сжалось.

Тенью взмыл смычок.

Восхищение и жалость;

милый старичок.

Он- великий юморист. Но,

руки взяв по швам,

говорю чуть- чуть корыстно:

"Да, всё это вам.

Вы слыхали про Джанкой-то..?

Я- оттуда... Ждал

встречи с вами..." Он какой- то

женщине отдал

те цветы... Ну вот я в зале.

Тот же гул; как на вокзале.

И... глаза в глаза.

Пара/доксом силлогизма

смех до стона, до трагизма,

как в жару гроза.

Замечательно, не так ли;

самому вести спектакли

в семьдесят шесть лет,

полуправдой не картавить,

не фальшивить и оставить

свой в искусстве след.  ~87 и 96

                     

 

 Для чего человек живёт,

поедая мясное и зелень;

чтоб затем унавоживать землю?

Для чего человек живёт?

Чтобы сплетничать, ахать и охать,

утолять жажду, голод и похоть?

Для чего человек живёт?

Чтобы в кучке имущих, но (злобных)

угнетать "человекоподобных"?

Для чего человек живёт?

Чтобы быть унижаемым, битым,

неожиданно кем-то убитым?

Для того человек живёт?

И когда уже мы, в том числе я

с человечеством трудно взрослея,

терпеливей добрей и мудрее станем?  ~80

                    

 

Быть не бездарью-"сапожником",

а, воистину, творцом!

Музыкантом и художником.

Сценаристом и певцом.

Постановщиком (не зрителем).

Переплавив драму в"рок",

стать ваятелем, воителем,

модельером нотных строк!

А пока что, я- посредственность;

не актёр и не мудрец.

Словно замкнутый ларец.

И боюсь, гоню ответственность.  ~85

=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=

        Sonnette

 

Кто ты, солнце светозарное?

Кто ты, ра/дуга стоцветная?

Я пишу стихи бездарные,

силясь высказать заветное.

Ты нежнее солнца, солнышко,

ярче шарфа в небе пёстрого.

Ты в земле весенней зёрнышко,

гребешок побега острого.

Может ты девчуркой малою

видишь этот мир лазоревым?

И в косичках банты алые.

И глаза искрятся зорями.

Поэтесса гениальная.

Между нами нету равенства.

Что тебе моя банальная

рифма; нет в ней грёз и таинства.

Тополёк мой в лёгком платьишке.

Родничок в раю евангельском.

На колени встану; батюшки,

уж не фея ль с ликом ангельским!?

Чтоб не стать твоим фанатиком,

вспугну марево манящее.

Но повязано канатиком

любви сердце гомонящее.  ~84

       

    Сирано

 

Молнией сверкнули праздники.

Снова жизнь пугает буднями

здесь, на берегах Днепра- Здники*

Листоп(ада)ми та груднями**

Жёсткий куст покрылся почками.

Ждал, волнуясь, набухания.

Но сквозило между строчками

леденящее дыхание.

Безполезно ждать спасения.

Куст хиреет угасающе...

Светит солнышко весеннее,

и не высохла роса ещё.

Но оно лучами тянется

вдаль к планете с принцем маленьким.

Не достанет; не достанется

чужеземцу...

Принц- красивый стройный вежливый.

Я ж (дурное наваждение)

с длинным носом от рождения

и царапинами свежими.

Оглянись, моя хорошая.

Будь моею ты принцессою..!

Снегом строчки припорошены.

Неоконченною пьесою...  ~84

*Здесь; древнее название притока Днепра

**Ноябрями и декабрями (укр.)

 

     Сизиф

 

Рифмы слагаются в строфы.

В строфах рождается миф.

Тащит свой крест на Голгофу

хмурый усталый Сизиф.

Тропка змеится ввысь прямо.

Давит проклятьем валун.

Тащит упорно, упрямо

вот уже несколько"лун".

Холодом дышит вершина.

Непроходимый карниз.

"Кто бы помог! Ни души. На-а-а..."

Камнем срывается вниз.

Грудь отзывается болью.

Руки, разбитые в кровь.

Но в соответствии с ролью

всё начинать на/до вновь.

Раньше был дружен с богами.

Ныне же полон скорбей.

Катит руками, ногами

камень, как жук-скарабей.  ~84-85                 

=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=

  Р Е К В И Е М    М А М Е

 

      Эпитафия

 

Поглотила сырая яма

грубый, тканью оббитый гроб.

Вырос горб, земляной сугроб.

Навсегда ль расстаёмся, мама?

Протрубила зима "отбой".

Отдыхай теперь вечно-вечно!

Все Вселенные будут свечно

плакать звёздами на/д тобой.

Быстро жизнь пронеслась твоя,

съев лимонные доли доли.

Что за прок от такой юдоли

что безчинствует, боль двоя?

Летаргический сон овей

свежевырытые могилы!

Причитания "Хавы нагилы".

Слёзы двух твоих сыновей.  85

                                

Мамины фотографии

 

На поклон, ни в какой парафии,

не пойду; ни к попу, ни к имаму.

Вот, печатаю фотографии;

вновь и вновь воскрешаю маму.

То нечёткие, то сплошь пятнами;

слишком светлые, слишком тёмные.

Словно собрана горсть опят нами

у больницы той в те дни томные.

Оголённый двор в клочьях зелени

смотрит серостью луж асфальта.

Переполнены, сплошь заселены

оба здания. Солнца смальта

с панно неба жжёт мозаичного

необутую, в шубе, тую.

Клякса цвета желтка яичного,

что дают на завтрак вкрутую

в симферопольской онкологии.

"Кто забросил туда таблетку!?"

Полдень распекут врачи строгие,

как какого-то малолетку.

Обречённость; это не байка вам!

На закате дни; скоро; скоро...

У бордюра в халате байковом.

Нет в глазах ни мольбы, ни укора.

Жизнь её зацвела не розами.

И закончилась без наркоза.

Организм изъеден циррозами

до хронического лейкоза...

Запрудить бы мне Реку Времени,

повернуть вспять Леты течение.

На себя взять часть её бремени,

часть стра/дания и мучения.  85

 

   Памятник маме

 

Не грандиозный монумент притворный;

я памятник воздвигну стихотворный.

Он будет неказист и невелик.

Но не англосаксонский или римский,

а ласковый родимый материнский

пусть твой в нём отразится лик.

Ты и сама была немного зодчим.

Стал отчий дом наш без тебя, как отчим;

где ты, упорствуя; день ото дня

крепя очаг и гаснущие силы;

болезная, в преддверии могилы

ваяла непутёвого меня.

Не заглушить могилы зов утробный.

Не достучаться в мрачный мир загробный,

где одинёшенька- одна лежишь

смиренною затворницей- монашкой,

прикрытая лишь платьем да рубашкой

на кла/дбище в одной из келий- ниш.  85 и 94

=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=

Осень-железнодорожница

 

Пожелтели листья и пожухли.

Мокасин осины просит каши ль?

Не на/деть мха преющий кожух ли?

Сырость одолела, мучат кашель

и тумана пегая мокрота.

Словно допотопные химеры

выползают из-за поворота

с чешуёю ржавой"длинномеры".

Нет ли где поблизости истока

или разметавшегося устья

этого железного потока

среди трав степного захолустья?

В нём состав среды весьма полезный.

Окунись-ка, милая, со мною!

Я такой же сирый и болезный.

Видишь, сколько струпьев, сколько гною.

Тепловоз заржал:"Ай, чудо- юдо!

Не тебе ли, кляча, эти "плети?"

(Из"платформ" внушительное блюдо.

А на блюде- мокрое спагетти).

Заурчал взволнованно и жа/дно,

подхватил:"Как жёстки да как скверны!"

Хлестаков хозяина таверны

так дурил, глотая "оранжа/д"... Но,

поезда "сквозят"."Закрыты окна".

Осень занята своей простудой.

Старых рельс венозные волокна

на гриль шпал свалили амплитудой.  ~87

                      

 

 Документ Запа/дных миротворцев

 

Снова, словно по Майн Риду,

из какой-то книги новой,

по Парижу, по Ма/дриду

скачет вса/дник безголовый.

Слышен в безмятежном трёпе

клич почти по Марксу:"Люди!

Призрак бродит по Европе;

призрак ядерной прелюдии!

Под "Прощание славянки",

блюз на Йоркском карнавале,

смертью русские и янки

пол- земли нашпиговали.

Держиморды-мордобои

и техасские ковбои

лезут на арену ринга.

Вместе москали и гринго

ядерные ставят ульи,

приступая к севу СОИ,

заарканив мир лассо и

пасти выставив акульи.

Будут га/дки и (зловещи)

всходы из зубов дракона

с Юкона до Оймякона.

Лагерь мира взяли в клещи.

(Кабы там единство было!)

Вскачь пошла Земля-кобыла,

с крупного пытаясь крупа

сбросить обречённость трупа.

Мы живём безпечно, розно,

мафиозно, одиозно.

Заклинает Рок всех грозно:

"Не очнётесь- будет поздно!"  ~87 и 96

 

 

      Некролог собаке

 

Может в зоне, может в Аризоне

память будет душу бередить...

Ты уснула утром на газоне.

Улице тебя не разбудить.

Тело вдруг ужалил страшный овод.

Ужасохватил; ужели смерть?

А в глазах такая круговерть.

В пасть зажав токоведущий провод,

вжизни никому не сделав зла,

ты меня, прохожего, спасла.

Прилегла, умаявшись, средь вешек.

Поздно; мне тебя уж не спасти.

Сам запутался, и нет пути.

Длясудьбы мы- груда головешек.

Мостоваясгорбилась бетоном;

мокрая от горьких слёз дождя.

Ктоже, наши судьбы измождя,

делаетжизнь мрачным фельетоном?

Осень в траур тучами одета.

В вихре листьев вянущих, склонясь

на/д тобою, милая Одетта,

плачетсмерть- Одиллия, бранясь.  ~87 и 96

                              

 

    Красное и чёрное

            1

Словно кто взрастил аллею

за ночь; люди сквозь редут

милицейский к Мавзолею

Красной Площа/дью бредут.

В усыпальнице-сезаме,

словно в рамочке диплом,

вождь с кровавыми слезами

под рубиновым стеклом.

Жизнь; не пожелал врагу бы;

не поднять свинцовых рук,

и от стужи смёрзлись губы.

Он ссыхается от мук

сродни мукам Прометея,

заостряясь и желтея.

 

           2

Мир. Весна. Среди проталин

зреют "всходы Ильича".

Ой, изведают бича!

Власть прибрал товарищ Сталин.

Развращённый лестью (бестий)

с аппетитами ферзя,

стал он местью для поместий,

культей личности грозя.

 

            3

"Вождь покинул нас, заблудших!

Скорбь, нам лица изможди..!"

Будут новые вожди

прятать в зоны лучших, лучших.

О, двужильный наш народ!

Должен был предвидеть Ленин

столь трагичный поворот!

В угол, Вовочка Ульянов!

Покаянно на колени!

Иш, разлёгся, окаян..! Нов

я Москве; кругом мура, мор.

На виду столицы всей

головою бьюсь о мрамор,

о стекло, как Елисей.

Пальцы тщетн/о склеп елозят...

И, скрутив, меня увозят.  88 и 96

                       

 

      А. Д .Сахарову посвящается

 

Кому ни стыдно за свою страну?

Кому ни стыл очаг в сырой каморе?;

где аппетитных обещаний- море,

где мерзко, как в Содоме и Гоморре,

где власти с обществом ведут войну.

Нас подымают тёпленьких с постели.

В ежовых рукавицах, в чёрном теле

в казармах держат хуже крепостных.

Железные там виснут в окнах шторы.

Чугунные видны на лицах шоры,

вонзённые в бока стальные шпоры.

И в будущем- нам место запасных.  89

        

      

            Спасатель

 

(Валере Павлову, Серёже Зубу,

И.Т.Скрицкому посвящаю)

 

Может, то одна из причин

что сюда занесло нас? Хотя нет...

За собой на дно общество тянет

утопающий в роскоши "чин".

Вот опять заплыл за буйки;

гибнет в водовороте наживы.

Его доводы насквозь лживы.

Я ему не подам руки.

Но бегу, хватаю весло.

"Не пытайся"-советует опыт-

Он, спасаясь, тебя утопит.

И...бросай своё ремесло!"

Раздражённо его стыжу:

"Всякий сброд лезет вброд; взяли моду!"

Потерпевшего в лодку сажу,

выгребаю на чистую воду.  ~87-88

                       

 

  Из письма "душе Тряпичкину"

 

Лица кирпичные/ Бюсты пудовые.

Души тряпичные/ Мысли бредовые.

Однообразные и безконечные

споры безплодные, фразы увечные.

Пошлые грубые злые жестокие

с низкой культурою, с куцей духовностью,

чистые дрянью засыпав истоки, и

вечно бухие; упились греховностью.

В прошлом, сдержав роковое нашествие,

в ордном исча/дьи взрастали и старились,

веря в Мессии второе пришествие;

и омонголились, и отатарились.

Позже, собрав воедино империю,

с бычьим упорством, сродни азиатскому,

(Сталина тем порождая и Берию),

торили путь (злу) грядущему, (адскому)

в недрах ржавевшего самодуржавия;

под благовест и распевы хоральные,

жалобный скрип крепи нар рудников,

интеллигенции сны либеральные,

войны крестьянские, бомбы народников.

От сквернословия и суесловия

мы здесь к иной переходим тональности;

всякого чина, достатка, сословия,

возраста, пола и национальности;

кто из корысти, кто по резолюции;

ринулись в жаркий костёр революции.

Многие, эта разбойная братия,

жизни кроила марксистским секатором.

Мир, большевистская олухократия,

вывела к бойне ко(зло)м- провокатором.

...Ныне, карга-тирания с прорухами;

выпали зубы; провалы сознания;

рухнула под "Дем. Россиями","Рухами".

Новые лица, пути, начинания. 

                    янв.-сент.91 Крым/Иерусалим

        

 

  Мольба

 

Её наложницей на ложе

ведёт имущий власть Прокруст,

как на Голгофу. Хрипы, хруст.

Безногую нагую гложет

её упырь- чиновный сброд.

Россия, бедная Россия!

Когда уж явится Мессия

и твой освободит народ?

Когда ликуя; не стеная

воскреснет мёртвая земля?

Закабалённо- крепостная;

Без указаний из Кремля.

Когда исчезнут без возврата:

сонм нечестивых мёртвых душ,

диктат безжалостный чинуш,

диктат командоаппарата?

Приди скорее, Отче наш!

Давно страна- их вотчина.  89

                      

 

Нас загибали, но мы не загнулись,

хоть много загинуло.

Нас пробудили и мы ужаснулись.

Ан, время-то минуло.

Хором брюзжим, что взбрело-наболело;

Жисть; разъебит её..!

Шарим в карманах, трясём ошалело

корыто разбитоё.

(Вновь поднялась на/д страною секира;

вновь ждём экзекутора.

Не фабриканта, купца и банкира,

не фермера с хутора.

Жрать будем жмых, одеваться бичами

в хламиды и онучи.

Были Сергеевичи с Ильичами;

что ж Виссарионычи?

Склоним понуро-покорные  выи

на/д плахой фатальности.

Справим поминки во дни моровые

по русской ментальности)  90

                          

 

Нас выжали. Нас выжили.

Но мы, на(зло) всем выжили.

Так и живём отжатыми;

с вампирами-вожатыми

да с упырями-кормчими;

со стонами и корчами.  90

 

 

     Мы (протест)

 

Ал. Меню посвящается.

 

Печальней есть ли в свете повесть.

Как мы пропили ум, честь, совесть

и изувечили страну.

Теперь вот виноватых ищем;

(зло) шатуном медведем рыщем,

ведём гражданскую войну.

Скрипя куриными мозгами,

всё ходим по цепи кругами,

в своей куриной слепоте

не видя истины доступной.

Чтим догмы партии преступной.

Чтим харч в набитом животе.

А начинал всё это-Ленин.

Тот, что вселенен, мудр, нетленен.

Тот, что по прихоти судьбы

сизифову сорвал вниз глыбу,

Малютой вздел страну на дыбу,

Европу поднял на дыбы.

На Зимний плюнула Аврора

разгулом бойни и террора.

Прорвалась гнойная киста.

Казнили "вражеских агентов"-

сподвижников, интеллигентов;

казнили веру и Христа.

Но свят для нас Ильич, кристален.

А вот ужо, товарищ Сталин!

Ату его, народ, ату!

Меж тем; преемник был достойный.

За ним Хрущёв, Ильич застойный...

А нам уже невмоготу.

Из рабства, мрака и крови я

восстану: "Приведите Вия!

Пускай откроет нам глаза!

Хотим в святилище Природы

обнять свободные народы.

И с ними встать под образа.  90

                                   

                        

     Аутодафе  (Из"Гойи")

 

Племя трусливое жалкое (злобное)

на Корредере. День перед Успением.

В ропот слилось придыханье утробное.

Казни заждались; горят нетерпением...

Козни, охоты на ведьм, покаяния,

пытки, доносы, костры инквизиции...

Судей духовных мрачны одеяния,

лица мрачны; вот ужо оппозиции!

Вееры подняли вверх махи взмахами.

Чу, по толпе пробежал шёпот сдавленный.

Гойя идёт, окружённый монахами,

в жёлтой рубахе; босой, окрававленный.

Страхом животным глаза затуманены.

Мимо проносит он спину согбенную.

Души гуманные тут эксгуманены;

знать быть и этой в золе погребенною...

Кровью марранов замарры замараны,

остры корозы; коррозия нации!

Тени оживших полотен кошмарны.

Бал (сатанинский),триумф профанации..!

Долго читает судья обвинение.

Бранью мужицкой прелат не гнушается.

(Жертвы  и зрителей оцепенение)

Вот, наконец, приговор оглашается:

"Имя твоё предаётся поруганью,

и конфискации полной имущество!"

Гойю ведут на помост под хоруговью;

(В этом- единственное"преимущество")

Пёстрый колпак снят.Палач примеряется;

шею закутал железным ошейником.

Гордой душою Франциско смиряется.

Верит; воздастся всем этим мошенникам.

Гибнущий мозг озарился видением:

Кинулись скопом паяцы вдруг каяться.

Чернь истязает себя с наслаждением,

скверной блюёт, от грехов отрекается.

Флаги кастильские на/д флагеллантами.

Гойи, взвалившие ношу Атлантами. 

                  янв.-сент.91 Крым/Иерусалим

                      

(Все права сохраняются за автором)©

Другие произведения автора:

Одиночество

Фрагмент DISELF 2

Ф Л Е Й Т А К Р Ы С О Л О В А 3