Свадьбу сыграли в семейном кругу, впятером. По хорошему бы в церковь съездить, да как положено обвенчаться, но время смутное, не до пиров.
Бабка Пелагея свой обряд совершила, заставив молодых одеться в наряды свадебные. Дарьин наряд давно приготовлен был, а на Дмитрия сами с Серафимой, матерью Дарьи, сшили, благо в сундуке добротный кусок ткани нашёлся, а рубахи загодя готовили для Тимофея Степановича, выбрали белёхонькую, барского покроя.
Вышла из горенки Дарья, павой по комнате прошлась. Заколотилось сердце Дмитрия, ничего подобного раньше не испытывал. А Дарья, увидев его в костюме синего цвета, обомлела от радости, что такой муж красавец ей достанется. Статный, роста богатырского, волосы белокурые, волнистые, брови и ресницы смоляные, глазища серые из под них ласково на неё смотрят.
- Смотри, Тимофей, какая ладная пара сложилась, - сказала Серафима, прижавшись к мужу. - Нашу свадьбу помнишь?
- Помню, ласковая моя. Как же забыть такое можно. Первую красавицу увёл из-под носа женихов, табунами бегающих за купеческой дочкой, с большим приданым, от которого я сразу отказался, потому как не хотел быть обязанным твоему отцу. Ох и разозлили мы его тогда. Шубейку среди зимы с тебя снял, а мои родители приняли тебя дочерью, полюбили с первого дня, - тихо ответил Тимофей Степанович, обнимая жену за плечи. - Сегодня их день, их будем чествовать. Прими Дмитрия сердцем, сирота он круглёхонький. Какой год без материнской ласки и тепла. Зови матушку Пелагею с образами. Всё чин по чину сделать надо. Кольца им подари обручальные. Установится власть, тогда и оформим всё по новым правилам. Власть можно ненавидеть, но порядок блюсти.
Смотрел на них Дмитрий и понимал, как ещё молоды они оба. По сорок пять годков накануне исполнилось обоим. Поседел Тимофей Степанович, а красота его от этого ещё ярче заиграла. Серафима смотрелась девицей юной рядом с ним. Сколько годков вместе прожили в любви и согласии.
Пировали целый день. Песни пели. Больно всем голос Дмитрия понравился звучный, с таким голосищем на сцене выступать бы надо. Дарья ему вторила в песнях ладно. Винцом молодых не угощали, впереди первая брачная ночь.
Побежали месяца один за другим. Жили Крюковы тихонько на две семьи. Молодые с Пелагеей на заимке тайной, а Тимофей с Серафимой - в доме у реки. Не пожелала она более его одного отпускать. Дмитрий тайными тропами наведывался к ним раз в неделю. Съестное приносил, рыбкой у них солёной загружал мешок заплечный и в путь. Вот как снег лёг, тяжелее стало. На лыжах след заметный, а без них по сугробам тяжко.
В марте порадовала его Дарьюшка новостью, что затежалела она и к ноябрю родится у них первое дитё. Порадовались за них и родители, услышав от Дмитрия такую новость. Мечтали внука нянчить, а что внук первым родится не сомневались. Только не сбылись их мечты.
В начале мая 1920 года, как только началось движение по реке, полезла всякая нечисть. Кто только не останавливался у дома Крюковых, подплывая к берегу на лодках. Уж и мебелишку всю забрали и то скудное тряпьё, что от других осталось в целости. Не поймёшь какого рода и племени. Банд развелось тьма. Дмитрий настаивал, чтобы родители к ним перебрались, уже и день назначили.
Не забыть ему тот день... Пришёл, а вместо дома головёшки тлеют. Тесть к дереву привязан накрепко, лицо заплывшее, и в упор из ружья прямо в сердце гады стрельнули. Серафима у ног его лежит, поизгалялись над ней и штыком к земле пригвоздили. Впопыхах уходили, своих, убитых, не подобрали. Положил Тимофей Степаныч пятерых, форма на них военная, а не ясно к какой власти они относятся.
Двое в доме сгорели, не понять кто есть кто, вполне за Тимофея с Серафимой принять можно.
Хоронил Дмитрий родителей далеко в стороне от дома. Облюбовал сосёнку молодую. Земля под ней мягкая была. Обмыл обоих прямо в реке. На плетне висело старое платье Серафимы, в него и одел её, а Тимофея Степановича в рубаху и штаны, что с себя снял, оставшись в исподнем. Устелил дно лапником, опустил тела, прикрыл своей фуфайкой, сверху лапником и потом уж землицей. Сравнял всё с землёй, листьями прошлогодними укрыл, оставив две зарубки на сосне.
- Простите, родные, пока так. Но наступит день, поставим с Дарьюшкой вам крест, как положено. Обещаю беречь дочь вашу от бед и невзгод, - тихо прошептал своё обещание Дмитрий.
Всю дорогу к заимке рыдал не таясь. При женщинах негоже слабину показывать. Уходил Дмитрий с золотыми кудрями, а вернулся седым, как лунь. Выбежала Дарья на крыльцо и обомлела, увидев мужа в исподнем. В темноте не увидела цвет его волос. Пелагея та сразу всё поняла. Ойкнула, громко заголосив.
Боялся Дмитрий одного, не выдержит Дарья беды такой и не увидит он своего первенца. Пелагея, проплакав день, занялась домашними делами, сказав внучке:
- Не простил бы нас мой Тимофей, ежели мы внука его потеряем. Думай больше о сыночке, Дарьюшка. В память о погибших жить нам надобно. Наречём первенца вашего именем деда. Пусть пробежит он тропами сыночка моего. Жить дальше вам надо с Дмитрием. Вот успокоится немного на земле нашей и переберёмся ближе к людям. Сколько смогу, помогу детишек поднять. Лет мне немало, шестьдесят пять скоро исполнится, но постараюсь пожить ради правнуков. К родным в Тару соваться не станем, а отца Серафимы побеспокоим. Ты, Дмитрий, сам с ним поговоришь. Всё расскажешь про дочь ихнюю. К дому нашему ни ногой, за мертвяков не нам ответ держать. Это хорошо, что двое в доме обгорели. Пепелище с реки видно, никто более не пожелает заезжать, а звери завершат суд над поганью. Не должны мы более с Дарьей Крюковыми зваться. Так вопросов меньше будет. Если сват жив, то поможет, не зверь же он, чтобы внучке и правнуку отказать в куске хлеба.
В конце октября родился сын у молодых. Крепкий бутуз с первой минуты забасил дедовским басом. Весной, собрав самое необходимое, заколотив дом, уводила их Дарья тайными тропами подальше от мест родных. Ценное в схрон спрятали в стороне от заимки. Наступит время и смогут они забрать для своей жизни. А пока и старая одёжка сгодится. Меньше вопросов будет.
Ошиблась Пелагея. Не принял их отец Серафимы, говорить даже не пожелал и на правнука не глянул. О дочери знать ничего не захотел. Зато родственники Дмитрия приютили. Недалеко от города, в селе, у них дом пустовал, вот и разрешили они пожить там семье. Не бесплатно, конечно. Надо было платить продуктами с огорода, который засадить ещё предстояло. Пелагея хорошо подумала и велела отказаться.
- Не надобно вам в кабалу лезть, внуки, хитрят родственники. Домов в селе много пустует, может и продаст кто, а чем платить, так это мне решать. Вот за это золотишко любой купите, - сказала и показала горсть колец и серёжек старинных. - Наше, Крюковское, не ворованное. Из поколения в поколение переходило.
Продолжение следует: Другие произведения автора:
Любить любовь чужую. Глава 13.
Не полюбить...
Тебя должны услышать, Оран Альмог!
Это произведение понравилось:
Новые
Меню
